Рассказ
Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2003
Анна Сергеевна Матюхина родилась в 1979 г. в Свердловске. В 2001 г. окончила филфак УрГУ. Лауреат премий “Золотое перо” и Уральского масс-медиа клуба. Работает на областном телевидении.
Вячеслав был мужчина невысокий, но мужественный, активный, моложавый. Правда, страдал глухотой, склерозом, конъюнктивитом хроническим. Работал Вячеслав не где-нибудь и не кем-нибудь, а топ-менеджером клуба самодеятельной песни “Малиновка”. Три раза в неделю “малиновки”, солидные, укатистые дамы, похожие телосложением на первобытных венер, в длинных юбках и вязаных кофтах до колен, собирались воедино и голосили проникновенные народные песни.
В случае концерта певицы облачались в белые гипюровые кофты с рюшами и повязывали розовые бантики. Они напоминали Вячеславу старых, разъевшихся при кухне кошек. О Вячеславе хористки были высокого мнения, поклонялись ему, как кумиру и идолу. Слушали, выпучив глаза и открыв рты. Каждое слово брали, подобно бусине, нанизывали на длинную нитку памяти, пересказывали друг другу по сто раз, теребили, как четки. Не то что жена. Красивая женщина, выше сантиметров на десять. Даже морщинки у глаз не портили ее, а добавляли лукавства и мудрости. Жена его никогда не слушала, только посмеивалась над ним с подругами. В общем, Вячеслав избегал ее, предпочитая общаться с “малиновками”.
Вячеслав своих “деятельниц искусства” организовывал и пытался рыночно продавать. Выходило, что серьезнее всего “малиновок” воспринимала неученая молодежь, которая приезжала снимать про бабушек телевизионные сюжеты. “Малиновки” вызывали в молодежи неудержимое желание рассмеяться и что-то вроде благоговейного ужаса, поскольку выступали в роли родовой прапамяти.
Вячеслав, как все глуховатые люди, разъяснял “малиновкам” премудрости жизни очень громко, будто рыбу глушил. По именам он своих подопечных не помнил, только солисток.
В то светлое воскресное утро Вячеслав проснулся с тяжелым сердцем. Взял топор, пошел на садовый участок соседей, срубил яблоню. Яблоня была чудесная, вся усыпана крупными плодами, сквозь которые, кажется, свободно проходил августовский свет. Соседи очень ею дорожили — яблоню посадил еще прадед нынешних хозяев сада. У Вячеслава тоже были яблони, но почему-то не плодоносили.
Срубив дерево, Вячеслав походил между чужих грядок, потоптался на морковной, выдернул несколько луковиц и бросил на дорожку. Сорвал горсть малины и съел. Потом потащил яблоню к себе. Тяжелые от яблок ветки метались по дорожке, как косы жены, которые она всегда заплетала на ночь, и это доставило Вячеславу удовольствие. Он положил яблоню во дворике перед их уютным домом с резными наличниками, которые он сам сделал и которые жена называла блажью. Взял топор и начал рубить. Каждый удар отдавался в его сердце. Он чувствовал, что яблоне больно, и это было приятно. От ствола отлетали белые звонкие щепки. Потом пришла жена.
— Что это ты затеял?
— Здравствуй, Ева! — не расслышал Вячеслав. Он вспомнил, как раньше, в молодости, звонил ей на работу, не по делу, а просто от переполнявших чувств, а она так же ехидно спрашивала, что это ему надо, нельзя ли до дома подождать, купил ли он молоко и творог, на что, мол, еще такой муж годится. И было понятно, что все говорится для невидимых подруг, которые там, на другом конце провода, слушают и посмеиваются.
— Ты что, с луны свалился? Какая я тебе Ева? Всю жизнь была Ольга, а теперь Евой заделалась! — возмутилась жена.
— Ева, — кивнул Вячеслав, ожесточенно кромсая свежую яблоневую плоть. И про все его самые интимные болезни у нее на работе знали. Они всегда так — собирались за чаем и обсуждали, у кого какой муж и что у кого болит. И она фыркала небось, что у подруг мужья начальники. А у нее — не начальник, да еще больной. Конъюнктивит хронический, видит неважно. Главное, выгоды своей никогда не видит.
— Дурак, — равнодушно сказала жена.
Тут закипел чайник, и она ушла в дом. Красивая, с сильными стройными ногами.
Вячеслав ее не услышал. Он дорубил яблоню. Ветки вместе с плодами отнес соседям на крыльцо. Здорово же он их запутает! Куски ствола сложил в сарайке — на растопку сгодится. Потом пошел на репетицию “Малиновки”. Когда вернулся, жена объяснялась с соседями. Что она ничего про яблоню не знает, что Вячеслав на такое не способен, малахольный совсем стал, пьет. Он послушал-послушал, надел темные очки, чтобы солнце не мешало и вообще так не заметно, что глаза красные, сел на автобус и уехал в центр.
Погода была чудесная. Листья, уже осенние, падали золотыми чешуйками сказочного дракона, который собрался наконец поменять шкуру. И солнце не слепило по-летнему, ласковое такое… Он сел на скамейке рядом с девушкой. Девушка была совсем молоденькая, с розовыми пухлыми щеками, которых она явно стеснялась, потому что завешивала волосами. Она читала книжку и разговаривала с ней, грызла большое красное яблоко, брызгая соком, что-то шептала, спорила, причмокивала полными самолюбивыми губами, качала круглой коленкой.
Он спросил, не помешает ли ей, и проверил, на нем ли темные очки. Девушка отмахнулась и снова зашептала в книгу. Тогда он начал говорить сам. Про то, что жена не хотела детей, ведь они могли испортить ее красоту. Что, наверное, она не хотела иметь детей от него, а не вообще не хотела. Что до него за нею ухаживал один художник, обещал золотые горы, а потом куда-то исчез, и она поникла, посерела лицом и заметила Вячеслава… Но всегда была какая-то чужая, будто не свое он в жизни взял.
Потом он осмелел и сказал:
— Вот если бы я тогда встретил такую девушку, как вы…
На нос девушки упала пушинка с какого-то дерева. Она чихнула и посмотрела на него глазами только что проснувшегося человека.
— Извините, до свидания, — сказала она, встала, положила книгу в сумочку.
— Не уходите, ну, пожалуйста! — жалобно и беспомощно попросил Вячеслав. — Пожалуйста! Вы куда?
Но она ушла.
Наступил вечер. По темному парку уже никто не гулял. Вячеслав сидел на скамейке в солнцезащитных очках, не шевелился. Он просидел до утра. Когда пошли первые автобусы, приехал на свой садовый участок и сказал соседям, что это он срубил яблоню. Они не поверили.