Афоризм как литературный жанр
Опубликовано в журнале Урал, номер 3, 2002
Андрей Коряковцев — окончил истфак УрГУ, кандидат философских наук, преподаватель истории и философии в художественном училище. Неоднократно публиковался в журнале “Урал”. Выпустил книгу афоризмов.
КАРНАВАЛ ЯЗЫКА
Афоризм как литературный жанр
В России, в стране с монументальной литературной традицией, афоризм — самый подозрительный для издателей и редакторов литературный жанр. Вроде бы да, жанр древний, освященный литературными авторитетами от И. И. Христа до Л. Н. Толстого. А с другой стороны, есть в нем что-то…как бы внелитературное — от философии, что ли, которую, не поймешь, к чему пришить — то ли к науке, то ли к беллетристике…Пишущий же афоризмы — подозрителен вдвойне. Ведь не освоить более крупные формы может либо лентяй, либо графоман. Романист, к примеру, если бездарен, так, по крайней мере, трудяга. Изо дня в день садится за письменный стол. Или поэт. Ходит, бормочет, плетет образы и слова…А афористик? Хлоп! Готово: афоризм. Образов может и не быть, слов не много, смысл нередко тривиален. Не писатель, а записыватель какой-то. Туда, туда его, в “подвал”, на последнюю полосу, в рубрику “Отдыхай!”.
Одна из причин такого отношения — отсутствие общей теории жанра. На сегодняшний день на русском языке имеется только одна научная монография, посвященная ему: Н. Т. Федоренко, Л. И. Сокольская, “Афористика”. — М., “Наука”, 1990. Написанная в советскую эпоху, она свободна от недостатков новейшего литературоведения, зато обременена недостатками прежнего, советского. В первую очередь это касается эстетической концепции авторов, основанной на категории “идейности”. Давая определение предмету своего исследования, они ставят “идейность” во главе угла и смешивают жанровые и содержательные характеристики. Так, важнейшим признаком афоризма они объявляют “глубину мысли”. Однако литературный жанр сам по себе не может быть ни глубоким, ни мелким. Таковыми являются произведения, созданные в его рамках. Глубоким может быть только содержание, а жанр в большой степени есть характеристика формы произведения искусства. Выпячивая пресловутую “идейность”, авторы обнаруживают несостоятельность своей концепции в методологии подбора афоризмов, занимающих примерно две трети всего объема монографии. Вы в ней не найдете высказываний Ф. Ницше, зато в ней имеются речения деятелей КПСС и Советского правительства. И беда даже не в том, что их словеса сейчас звучат довольно экзотически, а в том, что они здесь объявлены “афористическими”, на деле не подпадая даже под определение афоризма, данное авторами монографии (например, в них явно отсутствует такой признак, как “стремление к истине”). Получается, что афоризмом может считаться любое более или менее содержательное высказывание, вырванное из контекста, т. е. цитата. Но в этом случае имеем ли мы дело с литературным жанром, существующим по своим собственным законам?
В 1988 году в Москве
вышла книжка Ильи Шевелева
“Афоризмы, мысли, эмоции”,
объявленная в аннотации “первой
монографией афоризмов
современного отечественного
автора”. Автор, принадлежа к
старшему
поколению советской академической
элиты (он является лауреатом
Авербаховской премии АМН СССР,
профессором), продолжает традицию
моралистической афористики, где
глубина содержания обязательно
связана с серьезностью, поучением и
пафосом. Жанр афоризма здесь
раскрывается в консервативной
ипостаси, напоминая больше его
древнего предка — изречение,
для которого существенно освещение
авторским авторитетом. И. Шевелев
предлагает свою классификацию
афоризмов, остроумно раскрывает
актуальность и специфику жанра,
многие его произведения
действительно очень хороши —
точны, изящны, глубоки. Но при этом
его книга тяжела для восприятия.
Причина в том, что автор не видит
разницы между собственно
афоризмами и просто суждениями,
нередко отягощенными
морализаторской назидательностью.
И среди таких блестящих фраз, как
“Червивые яблоки вызревают
раньше”, мы читаем: “Согласно
современной моде, трехдневная
щетина — символ красоты”. Почему
это замечание уважаемого
профессора попало в книгу
“афоризмов, мыслей, эмоций”,
непонятно, поскольку в нем
отсутствует и эмоция, и мысль, и
завершенность, присущая афоризму. К
сожалению, книга примерно
наполовину состоит из подобного
рода мнений. А иногда
встречаются и просто неудачные
высказывания: “Порой нувориш
прикрывает звериный оскал фиговым
листком благотворительности”.
Фиговый листок надевают на другое
место, профессор!
Причина недостатков книги И. Шевелева, среди всего прочего, — в теоретической запущенности предмета.
В своих заметках я предложу свое понимание афористического жанра. Сразу оговорюсь, что это — не отстраненный взгляд профессионального литературоведа-теоретика, а всего лишь мнение практика (я пишу афоризмы уже более 10 лет), которое может быть ограничено индивидуальным литературным опытом и субъективным видением предмета (имеющимся у каждого пишущего).
Афоризм — жанр универсальный. Он может совмещать в себе психологизм романа, характерную или сюжетную напряженность новеллы, вербальную отточенность стиха, глубину философского трактата, игривость детской считалки, размах эпической поэмы…И все это может быть выражено всего в нескольких словах, как это удавалось сделать героям Ветхого и Нового Завета, К. Марксу, Ф. Ницше, О. Уайльду, С. Е. Лецу или нашим случайным знакомым на трамвайной остановке или в пивной. В этом и заключается парадоксальная суть афористического жанра: содержательное и интонационное многообразие на скудном пространстве выразительных форм. Краткость и предельная смысловая и формальная завершенность (“чеканность”) — вот два наиболее очевидных жанровых признака афоризма, однако, недостаточных. Слова “иди на фиг” звучат кратко и чеканно, но афоризмом не являются.
Третьим
специфическим свойством афоризма
является то, что он более тесно, чем
другие литературные жанры, связан с
человеческой мыслью. В нем
отсутствует та толща
опосредования, которая отделяет
авторскую мысль от читателя в
поэзии, прозе или драматургии —
например, сюжет, персонажи, фабула,
действие и все такое прочее.
Афоризм беспощаднее к своему
автору: если ему нечего сказать,
афоризм покажет это яснее всего.
Малейшее ослабление мысли,
малейшая фальшь или промах в ее
выражении безжалостно обнажится
им. Мысль — “материя” афоризма.
Вот почему он так часто служит
философии. А всякая мысль, как уже
давным-давно известно, —
диалогична, поэтому вышеупомянутая
завершенность афоризма — скорее
формальна. В своих внутренних,
содержательных связях он стремится
наружу, стремится стать репликой.
Можно сказать, что афоризм провокационен
по самой своей сути. Его
сверхзадача — именно
спровоцировать читателя на какое
бы то ни было ответное действие,
будь то поступок или просто
ответная мысль и эмоция. Поэтому
этот жанр расцветает в
революционные эпохи, воплощаясь
нередко в лозунгах политических
битв и идеологических дискуссий, и
мельчает, когда господствует
мещанская успокоенность,
монологичность общественного
сознания как результат
всеоблемлющего и стабильного
контроля со стороны
господствующего класса. Мельчание
афористического жанра проявляется
как раз в
снижении уровня обобщения,
философской напряженности и
повышении в нем доли самоценных
эксцетрических моментов. Что мы и
видим в России на рубеже ХХ —ХХI
веков, когда афоризм как жанр часто
ограничивается словесной
клоунадой, отказываясь от решения
каких бы то ни было
мировоззренческих задач.
Чтобы то или иное суждение, мнение, изречение, предложение стало афоризмом, т. е. фактом литературы, а не обыденной речи, необходимо, чтобы их завершенность была достигнута художественно-стилистическими средствами.
Эти средства весьма специфичны. Я их перечислять не буду. Они описаны профессиональными литературоведами Н. Т. Федоренко и Л. И. Сокольской (там же, с. 83). Афоризм подобен средневековому западноевропейскому городку: крохотное пространство, окруженное глухими стенами (стенами жанровой идентичности), внутри которых обитает некий смысл. И афористик, чтобы выразить его, не вправе разрушать эти тесные стены. Ему остается только одно: использовать ресурсы внутреннего пространства языка. Язык в афоризме должен не только служить выражению мысли, но делать это так, чтобы сама форма выражения становилась равноценной выражаемому смыслу. Поэтому в афоризме язык особенно изощряется в выявлении своих богатств. Афоризм — это карнавал языка, праздник его смысловой, операционной и функциональной избыточности.
В афоризме наиболее очевидно проявляется взаимозависимость и взаимопереплетение языка и мышления. Вопрос о первичности одного из них обнаруживает здесь свою схоластичность. Иные мысли, чтобы стать осознанными в свой парадоксальности и новизне, требуют от языка изощренности и оригинальности формы. Так, Гегель, следуя за диалектикой своих рассуждений, вдруг изрекал чеканные афористические формулы, вспыхивавшие над мраком философско-академического стиля. Но нередко сама формальная языковая игра приводит к доселе не выявленным в сознании умозаключениям и наблюдениям за жизнью. Афоризм в этом случае выражает остроумие самого языка. Смысл высказывания может для самого автора обнажиться даже позже, чем красота получившихся звуко- и словосочетаний. И тогда кажется, что язык сам по себе есть некая самостоятельная субстанция (“бог”), независимая от сознания человека, от его социального бытия, от природы. Так, порой водитель, разогнавшись на шоссе, начинает вдруг ощущать “отдельность” своего автомобиля не только от асфальта, но и от своих приказов. Однако такая автомобильная “феноменология”, превратившись из иллюзии водителя в момент его практики поведения на дороге, неизбежно обернется аварией. Языковая феноменология, описывающая язык как нечто внесоциальное, внеисторическое (сиречь внечеловеческое), “божественное” — удел многих современных филологов и литераторов, — ведет также к аварии — языковой: когда знак “съедает” означаемое и становится самоценным. Тогда карнавал живого языка рискует обернуться бессодержательной игрой, в лучшем случае интересной для филологов-профессионалов.
Тесная площадка афоризма сродни рингу, где язык и мышление сталкиваются лицом к лицу. Его пространственная скудость и их противостояние создают необходимое смысловое и формальное напряжение, наличие которого, собственно, и превращает афоризм в факт литературы. У боксеров есть такое понятие — хук. Это короткий, резкий, неожиданный, прямой удар в переносицу противника, из-за которого тот отправляется сразу в нокдаун. Афоризм только тогда можно считать состоявшимся, если он содержит такой “хук”, заставляющий взгляд читателя афоризмов не скользить по ним, как по прозе или стихам, а застревать, спотыкаться на каждом из них. Споткнулся? Остановился. Подумал. Дальше пошел.
Обычно афоризмы делят на две группы: “вставные” — те, что изначально были частью единого текста, и “обособленные”, с самого начала существующие отдельно. Первые могут возникать у любого пишущего субъекта как, порой даже непроизвольный, результат его мыслительной деятельности и манипуляций с языком в рамках самых разнообразных литературных жанров — от научной монографии до стихов, как, например, у А. С. Пушкина или Г.-В.-Ф. Гегеля. Литераторы, пишущие афоризмы целенаправленно, встречаются реже. Для этого необходимо обладать двумя весьма специфическими свойствами. Во-первых, особой отзывчивостью сознания на внешние и внутренние события, — уж коль скоро афоризм “стремится стать репликой”, и особым стилем мышления и письма, когда мысли рождаются в голове не в виде смутных ощущений или образов, а сразу стремятся отлиться в четкие, завершенные формулировки, не требующие обязательного развития.
Можно сказать, что афористик — это несостоявшийся драматург, а собрания его афоризмов — это отрывки пьесы, автор которой поленился представить публике остальные ее составляющие (сюжет, само действие) и ограничился только сентенциями ее персонажей. Пьеса, главный герой которой — сам автор, персонажи — грани его души, а действие — его повседневная жизнь, называется дневником. Наверное, я не слишком ошибусь, если скажу, что любое собрание афоризмов — не что иное, как интимный дневник автора, очищенный им от следов повседневности и в котором осталось только то, что, по его мнению, способно связать эту повседневность с вечностью культуры. Поэтому обособленность отдельного афоризма тоже относительна. Каждое афористическое высказывание имеет скрытый контекст — контекст авторской судьбы, авторского мировоззрения.
Если роман или стихотворение могут существовать в одиночку, то афоризмы — по преимуществу существа стайные и поодиночке не живут. Они, как правило, являются перед читателем либо сразу шумной, разноголосой толпой, либо подползают к нему по одному со страниц задушевно шепчущего дневника, либо выпрыгивают один за другим со строк занудного философского трактата. И благодаря этому своему компанейству они поддерживают друг друга.
Поскольку я вижу в афоризмах концептуальный жанр, я объединяю их в эссе — в произвольное рассуждение на самые разнообразные темы. Жанр дневниковых записок не служит моим целям: он предполагает концентрацию внимания читателя на авторской персоне, а я хотел бы заинтересовать его событиями внешнего мира, частью которого являются и переживания “другого человека”, некоего “дальнего”. Правда, в подобном эссе не все подходит под мое понимание афоризма. Это “фрагменты” или просто отрывочные суждения. Но форма эссе позволяет мне сохранить их здесь, не вытесняя собственно афористические высказывания.
Афоризм невозможно экранизировать, театрализировать, положить на музыку, по его мотивам трудно что-либо изваять или изобразить на полотне. Он поэтому является самым литературным из всех литературных жанров, концентрируя в себе литературность как таковую. Верный признак кризиса литературы — отсутствие хороших афоризмов. И наоборот, появление хороших афоризмов — первый симптом того, что нация начала думать. Это означает, что у нее в мозгах появилось некое содержание, не укладывающееся в устоявшиеся языковые клише. Это означает, что она стала нуждаться в новых языковых формах. Наконец, это означает, что ей скоро потребуются те, кто эти формы творит — поэты и — афористики.
Нашей нации, язык которой до недавнего прошлого на три четверти состоял из партийно-канцелярского новояза, а сейчас забит новоязом базарно-криминальным, до выздоровления (свободного и осознанного определения своей судьбы) еще далеко. Но я надеюсь, что найдется читатель, который будет не прочь прогуляться со мной по тропкам моих афоризмов и размышлений по направлению свободы, познания и силы духа.
МЫСЛИ ВПОПЫХАХ
Философское эссе в афоризмах и фрагментах
1. Что будущее мне
готовит —
Крест, полумесяц, могендовид?
2. Клюв орла для рожденного ползать — это единственное, что его может возвысить.
3. Скука делает человека слабым.
4. Самый простой способ превратить свои достоинства в недостатки — это навязчиво напоминать о них окружающим.
5. В тихом омуте черти молятся.
6. Женщина без
мужчины —
Признак бесовщины.
Мужчина без женщины —
Признак интеллигентщины.
7. Законное разрушение исторических памятников называется археологией.
8. Ковыряться в носу законом не запретишь!
9. Смерть и под дурака косит.
10. Дайте мне подстрочник Библии, и я превращу христианство в язычество!
11. Чем дальше от Земли, тем меньше у нее острых углов.
12. У каждой работы есть отходы. У шахтеров, например, это шлак. А у философов — афоризмы.
13. Нужно вовремя родиться и вовремя умереть. А в промежутке — доказывай, что все это — вовремя.
14. Под развалинами воздушных замков — самое большое количество человеческих жертв.
15. Когда одну и ту же книгу читаешь несколько раз, становишься ее соавтором.
16. Если книгу читают, никакая критика не в силах доказать, что эта книга — плохая.
17. Талантливое эпигонство называется школой.
18. Слишком много молчать о себе — тоже нескромно.
19. Я — человек, и ничто человеческое — мне чуждо.
20. История — это бессмертие человека, опрокинутое в прошлое. Знание истории — это духовное приращение индивида к своему бессмертному социальному телу, а значит, и приобщение к общезначимым ценностям, без чего невозможно творчество как процесс их создания. Знание истории, таким образом, делает человека не столько гражданином, политически ограниченным данной государственностью, но, прежде всего, универсализирует его существование, закрепляя и развивая его творческий потенциал.
21. Смешанный христианский монастырь имени Адама и Евы…
22. Опережая свое время, оглянись назад: может быть, оно — чужое?
23. “Чудачество” — общественно приемлемая форма социального бунтарства; сентиментализация, снимающая его отрицательную силу. Деревенские недотепы В. Шукшина…
24. В современном мире — там, где я нахожу Образование, я не обнаруживаю Свободы. Там, где я обнаруживаю Свободу, не нахожу Образования… Порабощенное знание и свободное невежество…
25. Прошлое прошлого — будущее?
26. Возводя
классику в абсолют, эстет освящает
собственную пассивность в
культуре.
Гуманизм, т. е. учение о назначении и
достоинстве человека, выражаемый в
парадигме антропоцентризма, чреват
инверсией. Потому что человек,
замкнутый в рамках индивидуальной
логики, в своей деятельности
способен лишь разрушать свое
иное — природу, а коль скоро он сам
есть часть ее, он разрушает и самое
себя. Так что истинный гуманизм
есть натурализм или их единство —
органицизм. Антропоцентрический же
гуманизм в ХХ веке вырождается в
эгоцентризм человека, в
инфантильность человеческого
сознания.
27. В юности влюбляются в похожего. В зрелости — в равного.
28. Русско-татарский поэт Восадуллин-Вогородин.
29. Ничтождество.
30. Только тонут всегда в одном направлении.
31. Божий дар — самый небескорыстный. За него приходится расплачиваться собственной судьбой.
32. Отечество
славлю, которому — честь,
Но трижды, — которое судят.
33. Время лечит раны, нанесенные любовью, а любовь — нанесенные временем.
34. Освобождение тех, кто в свободе не нуждается, заканчивается, как правило, порабощением освободителей руками освобожденных.
35. Есть множество способов умирать. Один из них называется счастьем.
35. Не относись серьезно к тому, что не вызывает смеха.
36. Подлинный Будда не знает, что он — Будда. Более того, он и не желает этого знать.
37. Чем глубже в
жопе мы сидим,
Тем зорче в вечность мы глядим!
38. Память мстит нам за забывчивость снами.
39. В социальных науках ХХ века роль Ньютонова яблока выполняли человеческие головы.
40. Не греши против истины, а то она согрешит с тобой.
41. Я согласен: ешьте меня. Но несварение желудка я вам гарантирую.
42. Пастухи, пасущие священных коров, либо умирают с голоду, либо становятся вегетарианцами. То и другое противоестественно.
43. Ложь — это истина вне адекватного ей контекста.
44. По ком звонит колокол? Как правило, по звонарю.
45. Отчаянье — от пустого чаянья.
46. Заглядывай в себя, попеременно меняя прицел на микроскоп.
47. Ничто так не нуждается в лести, как слабость, обладающая властью.
48. Бог не умер. Он просто вспомнил, что его — нет.
49. Долгая жизнь умножает возможности, но обесценивает их.
50. Ум — это результат продуктивно проведенного свободного времени.
51. Антисемитизм до Освенцима был глупостью. После — стал подлостью.
52. Есть только один способ покончить с навязчивыми мыслями, — додумать их до конца.
53. Что происходит
после публикации текста? Он находит
свое завершение в читателе и
обретает новую жизнь. Это “Я”
автора, вышедшее за пределы своего
частного существования в
пространство “другого”, который
совершает такой же выход,
приобщаясь к нему. Они оба
объективируются и обогащаются
новыми связями. Так создается сфера
всеобщего.
Текст завершен в читателе, читатель
его “дописывает”, создает его
социальную судьбу. Для меня, как
автора, это — моя и не моя судьба.
Моя — поскольку это мой текст и я
вложил в него часть себя. Не моя —
потому что моя индивидуальность
представляет собой нечто большее,
чем этот текст. Он выброшен в мир и
слился с “Я” читателей, а мое “Я”
осталось при мне. И мне этот текст
уже неинтересен или недостаточен.
Ведь индивидуальная сфера для меня
существенна, а для текста — нет.
Поэтому опубликованный текст я
воспринимаю чужим и даже боюсь его.
Боюсь, ибо сейчас его судьба от меня
не зависит. Таким образом, автор
оказывается отторгнутым от сферы
всеобщего своим же собственным
созданием. Автор возвращается в
сферу индивидуального благодаря
тому, что текст, им написанный, стал
достоянием
читателя и завершился в нем. Вот
почему “цель творчества —
самоотдача…” — и только она. Но
то, куда возвращается автор, не есть
“частная сфера” в прежнем
понимании. Собственно говоря, ее у
него и не было. Его так называемая
“частная жизнь” — это процесс
создания всеобщих ценностей и
потому также есть всеобщее.
Возвращение из завершенного текста
(из всеобщего) поэтому есть для него
не изоляция, а обратное
развертывание всеобщего. Критика
этого завершенного текста, его
ничто, есть ничто именно этой
завершенности. А потому она состоит
в создании нового всеобщего, в
создании нового произведения.
Такова внешняя диалектика
творчества.
54. Как сохранить молодость без лекарств? Дружить с молодыми!
55. Организация телопроизводства.
56. Тот, кто любит тебя, когда тебе плохо, любит вдвойне.
57. Истине всегда роют самую глубокую могилу. Для того, чтобы был крепок фундамент памятника над ней.
58. Истину убивают вместе с тем, кто ее открыл.
59. Требование добра без создания соответствующей мотивации для его свершения — есть насилие, а стало быть, — зло.
60. Бросай деньги только на попутный ветер!
61. Слава — короткое одеяло: сколько им ни укутывайся, на холоде человеческого равнодушия все равно останется какая-то часть тебя.
62. “Ничто не вечно подо мной”, — попытался скаламбурить Дон Жуан.
63. Профессионализм — это маска, сросшаяся с лицом.
64. Изменяют только тому, кто не меняется.
65. На стенах, как правило, ложь не пишут. Для этого существуют газеты.
66. Привычка — способ преодолевать страх. Человек может привыкнуть к самому ужасному и не бояться его. Но он всегда будет бояться своей собственной смерти, ибо, умирая лишь однажды, он не имеет возможности привыкнуть к ней.
67. Новая метла ищет новый мусор.
68. Народ-самозванец.
69. Мы живем в мире, являющемся бездарным воплощением гениальных идей.
70. Стремление к власти — признак старости. Зачем молодому, здоровому организму эти костыли?
71. Хорони свой талант только в плодородную почву!
72. Кантовская
“Критика чистого разума” — это
детектив, в котором расследуется
преступление оного, заключающееся
в “догматизме” —
попытке познать объективный мир,
сиречь навязать ему свои законы. Но
оказывается, что раскрыть это
преступление следователь может
только весьма странным способом, —
добив корчащуюся в агонии “опыта”
жертву, иначе говоря, превратив
объективный мир в непостижимую
“вещь в себе”. Лишь тогда,
собственно, и возникает сам состав
преступления: познание того, что в
принципе невозможно познать, и лишь
тогда находится преступник —
разум как “высшая способность
познания”. Разум у Канта
становится этаким
гносеологическим Раскольниковым, а
объективный, вещный, абсолютно
отличный от разума мир —
гносеологической
старухой-процентщицей, до того
ничтожной, что гораздо большим
преступлением считается
воспринимать его всерьез (т. е.
познавать), чем превратить в
непознаваемое ничто.
Разум—Раскольников здесь
осуждается не за убийство (нашли
кого жалеть), а за выбор слишком
ничтожного предмета. Оказывается,
что подлинные проблемы Разума
заключены только в нем. И он приговаривается к
заточению в одиночную камеру
апперцепции и к пытке вечного
самокопания, приговаривается к
познанию такого предмета, по поводу
которого он уже не может ошибиться,
потому что этот предмет — он сам.
Если книги Канта написаны в жанре
детектива
(мистико-метафизического), то
Гегель, без всякого сомнения,
работал в жанре fantasy. Детектив —
это интрига с гносеологией, fantasy —
с онтологией.
73. Когда вас бьют истиной по почкам, вы становитесь либо агностиком, либо скептиком — в зависимости от силы удара. Судьба диссидентства советской эпохи.
74. Любовь к природе начинается с любви к телу.
75. Судьба — это карьера sub specia aeternitatis1 .
76. Свергнутые короли становятся хорошими лакеями.
77. Христианин — онтологический ветреник: он изменяет природе с богом.
78. Худшее из зол — необходимость выбирать наименьшее.
79. Смерть люди понимают в двух диаметрально противоположных смыслах: смерть как граница, предел, за которым следует что-то еще, но другое, — т. е. смерть как момент развития некой единой субстанции, и, во-вторых, смерть как абсолютное ничто. Первый смысл внушает надежду, второй — страх. Оба смысла одинаково реальны для человека и соответствуют разным вариантам его судьбы.
80. Философ, знающий историю, и философ, ее не знающий, — это два противоположных типа философа.
81. Красота спасет мир? Если мир спасет Достоевского!
82. Мы не умираем, — мы просто собой удобряем землю.
83. Винни-Пух, Незнайка, Карлсон, Мумми-Тролль, Крокодил Гена и Чебурашка — ангелы атеистической эпохи.
84. У каждого бывшего советского человека сохранился свой маленький Советский Союз.
85. Закат Европы? Да Россия-то здесь при чем?
86. Разум знает, когда ему отсутствовать.
87. Человек — это бог, притворившийся животным.
88. Плох тот афоризм, который не хочет стать репликой.
89. Ловцы человеков, остерегайтесь подделок!
90. Судьба накинула мне на шею петлю, но неоткуда мне спрыгнуть, чтобы на ней повиснуть: я крепко стою на земле.
91. В поисках счастья не растеряй все остальное!
92. Здоровье лошади проверяют по зубам, здоровье нации — по полицейским.
93. В каждой записной книжке — свой сюжет и своя интрига. Любая записная книжка — это конспект романа.
94. Человек — это выкидыш небытия.
95. Потопим корабль современности, если ему не нужен Пушкин!
96. Для настоящего полярника полюс — везде.
97. Ноты для лебединой песни обычно пишет не тот, кто ее поет.
98. Истина приходит к человеку, пританцовывая. Творчество — это танец истины.
99. Непризнанные гении — это их непризнанные читатели.
100. Опубликовать текст — значит спрятать его от себя. Оставить в рукописи — значит продлить свою беседу с ним.
101. Синекура — вот заветная мечта русского интеллигента; не Третий Рим и не какая-нибудь “русская идея”. Получать сносное жалованье за необременительный труд и благодаря этому иметь достаточно свободного времени для мифотворчества — вот действительный предел его мечтаний.
102. Случайно ли у Ф. Мендельсона-Бартольди в сюите “Сон в летнюю ночь” после знаменитого “Свадебного марша” (соч. 61/9) следует “Танец клоунов” (соч. 61/11)?
103. Сытый голодному палец в рот не клади!
104. Сжигая книги, сжигают и их читателей.
105. Фольклор находится вне большой литературы, как находятся вне океана источники питающих его рек.
106. Надежда умирает всегда насильственной смертью.
107. Не любят блаженных нищие духом!
108. Идущий далеко всегда начинает свой путь босиком.
109. Человек — это одноразовый носитель вечных идей.
110. Новые русские — хорошо забытые старые.
111. Кому при совке было по-настоящему плохо и страшно, тому не лучше и после него.
112. Когда горит дом, стены не красят.
113. Когда человек превращается в живую легенду, сам он становится ее опровержением.
114. Во время революции самое безопасное место — на баррикадах.
115. Революция отдыхает на своих детях…
116. Ума палата? Палата № 6.
117. Дегенерал.
118. Кто видел ангелов, — увидит и черта.
119. Срубив капусту, не ссы на грядки.
120. Дом кутежом красен.
121. Не бери в голову то, что можешь взять в свой дом.
122. Утопия — негативный символ реальности.
123. Умри молодым! Даже если тебе за 80.
124. Если хочешь проснуться вовремя, заведи свой будильник на вечность.
125. “Тварь ли я дрожащая или право имею?” — подумала букашка, прежде чем сожрать другую букашку.
126. Тот, кто не способен сделать судьбу, делает карьеру.
127. Лучшая оборона — неучастие.
128. То, что мы любим, отражает нас. Любимый человек, любимая музыка, любимая книга — это зеркала, в которые мы смотримся, но видим всегда больше, чем самих себя.
129. Под личиной
христианства скрываются не одна, а
несколько религий (не конфессий, а
именно — религий), объединенных
лишь внешними признаками, но на
деле разнящихся не меньше, чем
буддизм и верования инков. Сравните
раннее христианство, средневековое
христианство, православие,
католицизм, протестантизм,
старообрядчество…Менялся
верующий, менялась и религия. То,
что оставалось постоянным — это не
суть,
а форма, удовлетворяющая амбиции и
претензии на солидность и
фундаментальность. Нет единого
христианства как мировой религии.
Есть псевдохристианские учения,
созданные в конкретную эпоху
конкретными людьми. Собственно
христианство бытовало некоторое
время в 1—2 веках н. э. на Ближнем
Востоке и в странах Леванта, и
носителями его были маргиналы
античного мира. Иначе говоря,
подлинное христианство — это то,
что говорил исторический Христос и
услышали и записали его ученики. Но
что мы знаем о нем?
130. Я люблю себя неразделенной любовью.
131. Ложь истинна относительно самой себя.
132. Берите на себя ответственность только взаймы.
133. Современное философское вольнодумство заключается лишь в том, что стало извинительно не знать Гегеля и Маркса.
134. Когда ты молод, твои друзья должны быть старше тебя — чтобы учиться у них. Повзрослев, наоборот, ищи молодых друзей. Только так не отстанешь от своего времени.
135. Жизнь — как песня: чем она длинней, тем больше в ней повторяющихся куплетов.
136. Одиночество — это заточение в себя.
137. Искренность всегда свободна.
138. Действительно, “умом Россию не понять”. У самих русских для этой цели служили спина, задница и пятки.
139. Уверуй, боже, в человека. Стань гуманистом!
140. Ирреволюционность.
141. Есть общечеловеческие вопросы, но не существует общечеловеческих ответов.
142. Невежество есть отсутствие обобщающего понятия.
143. Самый близкий человек — тот, который не мешает тебе оставаться одиноким, когда ты этого хочешь.
144. Учения Маркса и Фрейда — это учения о таких условиях творческой деятельности человека, которые делают ее невозможной.
145. Того, кто делает историю, имеет право судить только сама история.
146. Хочешь узнать женщину — отремонтируй вместе с ней свой дом.
147. Судит история, а не историки. Последние лишь подписывают приговор.
148. В смерти не человек кончается для мира, а мир для человека. Только тем она и абсолютна.
149. Музыка аккумулирует прошлое.
150. Хорошая мысль — недосказанная мысль.
151. Не во власти человека абсолютно преодолеть смерть (пока?). Но человек способен определить, что в нем должно умереть и как он должен умереть. В этом смысле проблема смерти — практическая проблема. Смерть — это всегда вопрос, который ставит перед человеком природа. Ответом является его жизнь.
152. Единственный вид любви, по своей сути не предполагающий взаимности — это любовь к жизни.
153. Друг моего друга — мой друг. Но подруга моего друга — увы! — не моя подруга!
154. Если бы бог существовал, он существовал бы инкогнито.
155. Искусство — кладбище эпох.
156. Есть только один вид знания, враждебный человеку, — неполное знание.
157. Из одиночества можно извлечь только одну пользу — творчество.
158. Людоед ел только людей с чистой совестью. Соблюдал диету.
159. Настоящее — это прошлое, забеременевшее будущим.
160. Не путайте философские окаменелости с философским камнем!
161. Мысль изреченная есть нож.
162. Ex unque leonem. Ex fecalium homo.
163. Быть может, аборты — это единственное алиби, которое признают на Страшном суде?
164. Праздность не знает праздников.
165. Спасти леса от вырубания очень просто: надо сделать афоризм господствующим жанром.
166. Угол зрения порой бывает прямо пропорционален углу падения.
167. А что, если после Слова бог поставил знак вопроса?
168. Одиночество напоминает крошечный, но густо населенный остров.
169. Даже если бы индейцы первыми приплыли в Европу, Америка все равно была бы открыта европейцами.
170. Что общего между людоедством и гуманизмом? Они оба высоко ценят человека.
171. В современной России я давно уже ощущаю себя Руматой Эсторским, потерявшим связь с Землей.
172. Сомнения в собственных силах для талантливого человека так же нежелательны, как самоуверенность — для дурака.
173. Не верьте ни одной моей мысли. Сами постарайтесь до них додуматься.
174. Оставайтесь наедине со своим страданием. Только тогда вы поймете друг друга.
175. Когда серая моська лает на розового слона — это называется позитивизмом.
176. Подвиг совершается только при благожелательных свидетелях. Без них он — просто поступок порядочного человека.
177. Не держите светлые мысли в черном теле.
178. Один старый недруг знает тебя лучше десяти новых друзей.
179. Любя истину, не рассчитывайте на взаимность.
180. Сократил автобиографию до точки. Странно: обвинили в нескромности.
181. “А любите ль вы
рок?” — спросили раз ханжу.
“Люблю, — ответил он, — я смысл в
нем нахожу”.
(Подражание К. Пруткову. )
182. Говорят о скором конце света. Как будто человек видел что-то, кроме тьмы.
183. Прожить жизнь так, чтобы имя заменяло собой биографию…
184. Боги поступили бы гуманнее, если бы, поделив меж собой верующих, расселили их на разных планетах.
185. Самокритикой вы опережаете своих недоброжелателей на пути к истине.
186. Бог умер. Но дело его живет (А. П.)
187. Молодым —
везде у нас Голгофа,
Старикам — везде у нас погост. (С.
В.)
188. Всем хорошим в себе я обязан людям.
189. Европа и Азия — это не география, а состояния души.
190. Колесу истории свойственно иногда превращаться в асфальтовый каток.
191. “Это мое прошлое”, — с гордостью сказал навоз, указывая на цветущий клевер. “Это мое будущее”, — с грустью произнес клевер, посмотрев на навоз. И только корова задумчиво молчала, пережевывая пищу и глядя на облака…
192. Боль на выдумки хитра.
193. Чаще люби, поменьше влюбляйся!
194. Чтобы опровергнуть Маркса, нужно читать не “Капитал”, ища в нем ошибки, а учебник истории ХХ века.
195. Интеллект — это не само знание, а способность манипулировать им сообразно принципам, выработанным жизненным опытом человечества.
196. Жить — значит начинать.
197. Мои мысли — это слюни, вырабатываемые моим мозгом при виде духовной пищи.
198. Написав роман, считаешь себя классиком. Сочинив афоризм — революционером.
199. На какую тему вы живете?
200. Нести крест все же лучше, чем быть на нем распятым.
201. Я без веских
оснований
Не бросаюсь вниз со зданий!
202. Человека убивают человеком.
203. Страх смерти прощает самую невыносимую жизнь.
204. Правила игры в футбол на минном поле особенно богаты исключениями.
205. Ничто так не старит, как быстро забытое детство.
206. Каковы враги, таковы и раны.
207. Рожденный ползать — выползет.
208. Россия слишком бедна, чтобы иметь врагов вовне и не иметь их внутри.
209. Лучше спать качественно, а не количественно.
210. Любовь — это поезд, на который невозможно опоздать, но который никогда не ходит по расписанию.
211. Выносит сор из избы только тот, кто им питается.
212. Человек — по природе своей существо неблагодарное: он обязан Земле жизнью, а топчет ее ногами.
213. Семья — это просто одни и те же люди каждый день.
214. Сделай свое счастье экологически чистым!
215. В душу гиганта карлику не доплюнуть.
216. Безумец —
всегда со своими мозгами.
Слепец — всегда со своими глазами.
Любовь — всегда со своей немотой.
А небо — всегда со своей пустотой…
217. Того, кто не боится одиночества, не боится любовь.
218. У русских есть привилегия — оправдывать свою лень своим национальным характером.
219. Пойманный кайф на волю не просится.
220. Под лежачий бок денег не кладут.
221. У свободы — нет плохой погоды.
222. Кто много спит, тот мало живет.
223. В России народ имеет тех правителей, которые его имеют.
224. Страшна не бесстрастная старость, а не насыщенная страстями молодость.
225. — Что
символизирует герб России —
двуглавый орел?
— Два клюва при одном желудке
обозначают вечный голод и
ненасытность.
226. Золотая клетка отпирается изнутри.
227. Самые полезные друзья — врачи и юристы. Самые безобидные враги — философы.
228. …Человек человека любит вручную…
229. Атеизм ничего не говорит против бога. Он просто о нем не говорит.
230. Общие места — самые скользкие.
231. Как жаль, что деньги, выброшенные на ветер, не делают его золотым!
232. …Однажды теряешь надежды… И их никто не найдет…
233. Когда однажды
еле-еле
Забрезжит свет в конце тоннеля,
Не слишком радуйся, мой друг:
Тоннель ведь может сделать круг.
234. Самая большая загадка русской литературы: как мог критический реализм обходиться без мата?
235. Человек гвоздю подобен: чем сильнее по нему бьешь, тем глубже он проникает в суть вещей.
236. Когда мужчина бросает женщину, она чувствует себя старухой. А когда женщина уходит от мужчины, он становится ребенком.
237. Женщину мало уважать и любить. За ней надо признать еще право не быть мужчиной.
238. Женщина в муках рожает ребенка. Мужчина в муках рождает свою женщину.
239. Творчество — это сеть, которой человек ловит самого себя.
240. Общение — хлеб любви.
241. Влюбленность — это яйцо, из которого вылупляется любовь. Чтобы это произошло, необходимо разбить скорлупу внешних впечатлений, составляющих предмет влюбленности. И тогда цыпленок живого чувства оказывается на разреженном воздухе реальности, и — либо умирает, если он слаб, либо вырастает во взрослую птицу, если он силен, — и взлетает…
242. Когда взрослая женщина и девушка 18 лет говорят “я люблю”, они говорят о разных чувствах.
243. Пришел. Увидел. Победил. Но в разных местах.
244. Либералам:
Эпоха сытости
меня все ж миновала:
Я больше съел, чем вы, но этого мне
мало.
245. У счастья нет иного способа научить человека понимать и ценить его, кроме страданья.
246. Хороший поэт — не тот, который не пишет плохих стихов, а тот, кто их не публикует.
247. Хорошая драка становится танцем.
248. Жизнь человеческая — сплошная борьба между “никогда” и “навсегда”.
249. Счастье и горе похожи друг на друга тем, что оба делают человека глупым.
250. Главное лекарство против собственной графомании — писать дальше.
251. Моя добродетель — это контролируемый мною порок.
252. Из сломанных жизней костер не разжечь.
253. Отредактированная правда может стать ложью. Но отредактированная ложь правдой никогда не станет.
254. Паузы — это слова, выполняющие функции знаков препинания.
255. Какой смысл воскресать уже после того, как о тебе забыли?
256. Ответь мне, в каком жанре ты пишешь, и я скажу, каков твой образ жизни.
257. Биография злодея исчерпывается злодейством. Биография гения неисчерпаема.
258. Революции боится больше всего тот, ради чьего благополучия она совершается, — обыватель.
259. Сон разума освобождает не чувства, а инстинкты.
260. Судьбу впрок не настрадаешь!
261. Когда любишь сразу двоих, то обязательно появится третья.
262. Сильный человек с возрастом становится моложе.
263. Отнимите у людей будущее, и вы сделаете их рабами.
264. Чем отличается
бог от Деда Мороза?
— Тем, что не раздает подарки на
халяву. (Ю. Г.)
— Дед Мороз не меняет имидж. (И. И.)
265. “Мужчина — всегда ребенок”. Так говорят женщины, которые сами не повзрослели.
266. Трахаться по государственной санкции столь же нелепо, как умирать по инструкции министерства здравоохранения…Так жениться или не жениться?
267. В России выжить — все равно что выжить из ума.
268. Человек — это дом, в котором подвижны пол и крыша.
269. Не верь верящему, а верь знающему!
270. Кто сказал, что Хармс — юморист? Хармс — поэт, и поэт трагический. Так, как смеется он, смеются только лимонные дольки, опущенные в стакан с мазутом.
271. Мозги не позолотишь!
272. Суждение о боге — это всегда иносказание о человеке.
273. Когда тебя гладят по голове, пожалей, что имеешь ее только одну.
274. Время человеческой жизни — конечно. Границы же пространства, данного человеку, подвижны, зыбки, раздвигаемы самим человеком. Время — то, чего человеку всегда не хватает; пространство — то, чего у человека всегда в избытке (в форме познанного, но неосвоенного). Время — то, что абсолютно невосполнимо. Пространство — то, что можно приобрести вновь. Свобода человеческая измеряется временем. Свобода есть свободное время; время бытийствует как человеческая свобода или несвобода. Свобода выражается во временных формах. Пространственная форма свободы второстепенна. Зачем человеку мир, если он потерял свободную душу? Вот почему “главное богатство человека — это его свободное время” (К. Маркс). Порабощение человека — это сокращение его свободного времени, что означает сокращение его жизни, в каких бы формах это порабощение ни происходило бы — в политических ли, в экономических ли…Порабощение человека — это в любом случае раскол времени его жизни на свободное и несвободное, где первое — экстенсивно и иллюзорно, поскольку имеет своим условием второе…Следовательно, освобождение человека — есть преодоление этого раскола, превращение свободного времени в единое время его жизни, в интенсивное, поскольку теперь оно становится условием себя. В этом случае жизнь непосредственно противостоит смерти, тогда как раньше их противостояние маскировалось под противостояние двух форм жизни: свободной и несвободной, праведной и неправедной, телесной и духовной…Теперь непосредственно, откровенно и зримо выступит глобальная проблема человеческого существования как противоречие между универсализмом творческого бытия всего человечества и каждого человека в отдельности — с одной стороны, а с другой — ограниченностью временных рамок человеческой жизни. Но именно со смертью, а не со своими собственными формами тогда и начнет бороться жизнь, используя весь комплекс находящихся в ее власти средств науки и искусства.
275. Начинающего писателя ведет тема. Мастера — язык.
276. Надежда — признак безысходности.
277. Почему русские оставляют ложку в чашке, когда пьют чай? А чтобы казалось, что в чашке больше чая, чем на самом деле.
278. Когда человек сделал себе имя, имя переделывает человека.
279. Женщина — это интересно!
280. Сценка в продуктовом магазине на окраине Екатеринбурга. Злая ругань между покупательницей и продавщицей. Та, что за прилавком: “А пошла ты на хуй!” “Да я на хую бываю чаще, чем ты — на свежем воздухе!” — отвечает ей дородная баба лет 35-ти.
281. Иная ложь — черновик истины.
282. Опровержение закона гравитации: тяжелые для понимания идеи порой долго витают в воздухе…
283. Попробуй это не забыть, когда заботами повязан: Поэтом можешь ты не быть, но умереть ты им обязан.
284. Для карьериста рай подобен аду. Он разочарован: выше уже не пустят.
285. Библиотека — единственный храм, где в роли бога — человеческая мысль.
286. Гений не злодействует. Он провоцирует.
287. Чем горше правда, тем слаще ложь.
288. Вероятно, слова “смерть” и “смех” — однокоренные; они оба обозначают человеческое инобытие.
289. У хороших стихов — длинные ноги: чем стихи лучше, тем дальше они убегают от автора.
290. Вот разница между хорошими и плохими книгами: у хороших книг — хорошие читатели, у плохих — плохие.
291. Афоризмы не “сочиняют”. Их наживают.
292. Любовь к жизни и любовь к женщине — это одно и то же чувство.
293. Новизна выражения — это такая мелочь, которой великие мысли могут пренебречь.
294. Если красота мужчины заключается в уме, то красота женщины в том, чтобы его ценить.
295. Если глаза и уши — ворота любви, то гениталии — ее дымоход.
296. Если бога нет, то ему все дозволено.
297. Быть может, бог создал атеистов для самокритики?
298. Если бы верующие задумались о том, что они на самом деле имеют в виду, произнося слово “бог”, они бы предпочли о нем молчать.
299. В поэзии ошибки — абсолютный тупик. В науке — отправная точка последующего движения мысли.
300. Даже падать учись у звезд: ярко, молниеносно и без последствий для свидетелей.
301. Как и стихи, поэт для полного понимания его современниками должен отлежаться.
302. Человек слова чаще молчит.
303. Мужчина, не став отцом, сам становится ребенком.
304. Опыт определяет веру.
305. Старость не приходит. Она всегда только догоняет.
306. Сознанием можно сколько угодно манипулировать, но как вы заставите организм человека не пукать или не выделять слюну при виде пищи? Человеческое тело есть последний форпост свободы человека как его внутренней необходимости. Тот, кто хочет превратить человека в раба, будет убеждать его в том, чтобы он, практикуя разного рода аскезу, враждебно, с недоверием и страхом относился к своему телу. Угнетение тела всегда имеет своей целью порабощение духа. Свободный дух способен угнездиться только в свободном теле. Разрыв между телом и духом, освящаемый христианством и постулируемый философским идеализмом, есть либо выражение ханжества нищих и больных, либо лицемерия и коварства господствующих классов. В любом случае — это то, что враждебно подлинной человеческой свободе. Нездоровье, точнее потворствование ему, — аморально. В здоровом теле — свободный дух.
307. Здоровый человек легче покончит с собой. Больного борьба с болезнью учит ценить жизнь.
308. Всякое выражение свободы — даже в форме графомании — должна вызывать у свободного человека только радость.
309. Ордена вручают не затем, чтобы вас помнили, а затем, чтобы вы помнили тех, кто вам их вручил.
310. Тот, кто считает свой талант индульгенцией своим порокам, тот ценит его слишком низко, а последние — слишком высоко.
311. Счастливая жизнь всегда короче неудавшейся.
312. Не любите, да нелюбимы будете!
313. Крышей едешь — дальше будешь.
314. Больше пишешь — легче дышишь.
315. Друзей нужно иметь и у дьявола, и у бога — ибо не знаешь, к кому попадешь. (Заимствовано русским народом у Марка Твена.)
316. Любовь — это рай, в котором вас мучают, как в аду.
317. Алкоголизм — это зависимость от людей, которые без алкоголя вас не понимают.
318. Классика с точки зрения буржуа — это то, что может приносить доход даже после смерти создавшей ее рабочей силы.
319. Если вас любит только одна женщина — она может заблуждаться относительно вас. Если две — значит, вы просто соблазнительны. Но если три и больше — тогда вы действительно хороший человек.
320. Одиночество — это умножение себя на нуль.
321. Умение быть счастливым включает в себя умение не думать о будущем.
322. Бог, существуя на самом деле, обитал бы на крохотном островке молчания, окруженном бушующим океаном слов, сказанных о нем.
323. Если у вас украл деньги вор-карманник, представьте, что вы заплатили за демонстрацию удивительного фокуса, состоящего в совершенном владении пальцев и эмоций. Жаль только, что некого вызвать на бис: актер скрылся в неизвестном направлении.
324. Антисемиту покончить с собой проще простого: ему достаточно только уверовать в то, что его мать — еврейка.
325. Как сейчас русские любят бога и ненавидят коммунизм! Интересно, что они любят и ненавидят именно то, чего никогда не видели.
326. Самый верный способ избежать старости: делать то, что останется вечно молодым.
327. Поблагодари друга, бросившего тебя в беде: он сказал о себе правду.
328. Деревья дают человеку два урока: стойкости и упрямства — в зависимости от того, что он от них ждет: дрова или свежий воздух.
329. Любить — значит уметь совершать выбор.
330. Хорошая проза превышает поэзию простым количеством точных слов.
331. Есть любовь — восхождение, и любовь — прыжок в бездну. Но в том и другом случае мы рискуем либо пасть духом, либо оказаться на высоте.
332. Как остаться законопослушным гражданином, живя в государстве, которое не соблюдает свои собственные законы?
333. Коли беден пророк, бедность — не порок.
334. Россия — это общежитие, в котором вахтер выполняет обязанности коменданта.
335. Молодость — самая счастливая пора только для того, у кого не удалась зрелость.
336. Мы живем один раз, поделенный на бесчисленное количество пережитых нами жизней и смертей.
337. Общественный транспорт — результат сговора кондукторов с карманными ворами.
338. Истина в вине. Но в чьей?
339. Там, где преступна свобода, на свободе — преступники.
340. Стул, под который подкладывают Библию, должен не просто шататься, он должен падать.
341. Нигде религия так не нужна, как в тюрьме. Конечно, лучше чувствовать себя рабом божьим, чем рабом человеческим. Чем выше сан господина, тем более свободным считает себя раб.
342. Допустим, мне тоже хотелось бы, чтобы бог существовал. Но мне недостает гордыни для того, чтобы обосновывать его бытие исключительно своим желанием.
343. “Человек произошел от обезьяны”, — это действительно звучало бы оскорбительно для человека, если каждый из нас признавал бы себя венцом творения.
344. У меня идеалов нет, — одни прозрения.
345. Всякий ли, кто верит в реинкарнацию, согласится одолжить вам денег до следующ его воплощения?
346. Человеку может присниться все, что угодно, кроме чужого сна.
347. Из двух зол меньшим всегда оказывается то, которое ты не выбрал.
348. Я тоже участвовал в сексуальной революции 60-х. В качестве результата.
349. Страдания не заставили меня поверить в бога, но научили понимать людей, верующих в него.
350. Западный интеллектуал — это русский интеллигент, переставший поклоняться Душе и Разуму и наконец пустивший их в дело.
351. Испытание популярностью необходимо хотя бы затем, чтобы научиться ценить одиночество.
352. У того, кого сделали козлом отпущения, редко сохраняется стадный инстинкт.
353. Чем дороже Родина, тем дешевле человеческая жизнь.
354. Посторонним выход в люди воспрещен!
355. У конца света довольно длительная эрекция.
356. Классик — это писатель, которому дозволено говорить банальности.
357. Простить женщину за измену — значит оскорбить ее.
358. Во многом знании — немалая ответственность.
359. В книге афоризмов точку ставит не автор, а издатель.
360. Как жизнь
возвысить бренную? —
Узнать мы все хотим. —
Обогревать Вселенную
Дыханием своим!