Марина Палей
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2001
Марина Палей
The Immersion
(Погружение)Трагикомедия в 3-х действиях
Марина Анатольевна Палей — родилась в 1955 г. в Ленинграде. В 1978 г. окончила Ленинградский медицинский институт, работала врачом. В 1991 году с отличием окончила Литературный институт (семинар критики). Печатается с 1987 года. Автор книг прозы: “Отделение пропащих” (1991, Московский рабочий), “Месторождение ветра” (1998, Лимбус Пресс), “Long Distance, или Славянский акцент” (2000, Вагриус), “Ланч” (2000, Инапресс). Одноименный роман вошел в Букеровский шортлист-2000. Книги за рубежом: “Die Cabiria vom Umleitungskanal” (Rowholt, 1991), “Herinnerd huis” (Pegasus, 1995), “Cabiria di Pietroburgo” (Il Saggiatore, 1996), “Ruckwartsgang der Sonne” (Droschl, 1997). Переведена на десять зарубежных языков. Переводчик итальянской и нидерландской поэзии. Член Российского и Нидерландского союзов писателей, а также Российского ПЕН-центра. С 1995 г. живет в Нидерландах. В журнале “Урал” публикуется впервые.
Геннадию
Действующие лица:
М и с с и с А й р и н Г р э й, преподавательница, 32 года.
М и с т е р Б а р т М о р р и с, ее ассистент, 25 лет.
М а ш а ф р о м Р а ш а.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и.
Ж а н-Ж а к, оператор парижского телевидения, 28 лет.
Д ж о н Р ы б к и н з о н, владелец итальянского ресторана в Нью-Йорке, 32 года.
П а п а н д о п у л о с, грек.
Р о д ж е р, человек неясных занятий и нерегулярных доходов, 33 года.
Представители объективной реальности, данной в сильных ощущениях.
События происходят в течение трех недель конца II тысячелетия или начала III, нет разницы — в пространстве, изолированном от мира.
Действие первое
Сцена первая
На сцене, в полной темноте, слышен стук в дверь. Красивый мужской голос вкрадчиво произносит: “Get up!.. Get up!..” Никакого ответа. Тишина, темнота.
Снова стук и нежный мужской голос: “Wake up!.. Awake!.. Morning!.. Good morning!..” Напряженная тишина. Резкий стук ногой. Голос усталой женщины: “Да?! Господи… ну… о`кей, о`кей…”
Включение света.
Сцена представляет собой довольно большое, заброшенное, наспех приведенное в порядок помещение. Оно, судя по всему, носило производственный или административный характер, — иначе говоря, оно никогда не было жилым. О былой специализации этого помещения позволяют догадаться надгробные памятники, которые — в виде патетических, немного комичных в своей безвкусице скульптур, камней, обелисков — стаями теснятся по его углам. Mы видим несколько дверей — oни, скорее всего, существовали в период налаженного производства. Кроме них есть еще несколько свежесколоченных дверей, ведущих, судя по всему, в обиталища, совсем недавно выгороженные в том же пространстве. Всего дверей, в общей сложности, десять.
Слева — винтовая металлическая лестница, ведущая наверх.
Справа — открытая дверь, дающая обозреть начало коридора.
Никаких плакатов. Большие окна занавешены шторами очень домашнего характера.
Руку на выключателе задумчиво держит Б а р т М о р р и с. Это молодой человек восхитительной англосаксонской наружности, высокий, прекрасно сложенный, убийственно сексапильный. Хищные птицы, а также представители кошачьих и псовых на удивление корректно и даже взаимовыгодно объединились в этом соблазнительном индивиде.
Барт в прекрасном настроении. Последовательно обходя дверь за дверью, пружиня (и обнаруживая при том природный артистизм), он деликатно стучит в каждую из них.
Б а р т. Good morning! The time to wake up! (За дверью — спокойный и медленный рык медведя: “Хорош”.) Good morning! The time to wake up! (Две кошечки, перебивая друг друга : “I am ready! Thank you!”, “I am ready, too! Thanks!”.) Good morning! The time to wake up! (Тенор, очень старательно, с варварским акцентом: “Сэнк ю! Ай эм геттинг ап райт нау!”) Good morning! The time to wake up! (Задумчивый баритон, хрипло зевая: “А пошли бы вы! Слышу!..”) Good morning! The time to wake up! (Женский волевой голос, четко, быстро и безупречно: “Good morning, sir! A lot of thanks for your service!”) Good morning! The time to wake up!
В предпоследнюю дверь Барт игриво скребется. Низковатый женский голос: “Stop it, please. I didn’t sleep the whole night through”. Некоторое время Барт стоит, неподвижно прислонясь лбом к этой двери. Очнувшись, вспоминает про последнюю дверь. Машинально стучит в нее и, не дожидаясь ответа, направляется назад. Дойдя до противоположного конца помещения, сознает, что за дверью не откликнулись. Возвращается. Официальный, очень формальный стук. Устало-обольстительный голос из предпоследней двери: “Там, кажется, никого нет…” Барт хлопает себя по лбу. Он что-то вспомнил. Подбежав к стайке надгробных скульптур, вытаскивает магнитофон и включает его на полную громкость.
Одновременно с первыми звуками музыки изо всех дверей выскакивают полуодетые мужчины и женщины с полотенцами на плечах, беспорядочно устремляясь на поиск сантехнических оазисов.
Этот эпизод может быть решен в духе мюзикла.
Между тем из магнитофона, приумноженная эхом высокого помещения, во всю мощь раздается армейская распевка американских морских пехотинцев.
Г о л о с. One and two, and three, and four!..
Х о р. One and two, and three, and four!!!
Г о л о с. I do love my Marine Corps!..
Х о р. I do love my Marine Corps!!!
Г о л о с. Five and six, and seven, and eight!..
Х о р. Five and six, and seven, and eight!!!
Г о л о с. Russian soldier I do hate!..
Х о р. Russian soldier I do hate!!!
Г о л о с. Nine and ten, and eleven, and twelve!..
Х о р. Nine and ten, and eleven, and twelve!!!
Г о л о с. With my rifle I protect myself!..
Х о р. With my rifle I protect myself!!!
Г о л о с. Thirteen, fourteen, fifteen, sixteen!..
Х о р. Thirteen, fourteen, fifteen, sixteen!!!
Г о л о с. I am putting my cartrige in!..
Х о р. I am putting my cartrige in!!!
Г о л о с. Seventeen, eighteen, nineteen, twenty!..
Х о р. Seventeen, eighteen, nineteen, twenty!!!
Г о л о с. My strong rifle is never empty!..
Х о р. My strong rifle is never empty!!!
На протяжении этой распевки Барт исполняет свои обязанности. Он вволакивает на середину сцены канцелярский стол. Ставит за ним два кресла. Вносит и расставляет относительно легкие — столовского вида — столики и такие же стулья. Все это он проделывает легко, весело, пританцовывая.
Сцена вторая
Миссис Грэй, одетая в строгий английский костюм, с папкой под мышкой, подходит к канцелярскому столу. На вкус автора, это самая элегантная и обольстительная дама из женского состава персонажей. Особую обольстительность ей придает именно распаляющая воображение холодность, а также изысканная неяркость, коя присуща породе монашек, невзначай губящих целеустремленных паломников. Жестокие чары миссис Грэй вдобавок приумножены той безупречной скромностью костюма, кою умеют достигать только истинные богачки — или те, кто истинно намерен попасть в их ряды. Барт галантно подвигает ей кресло. Миссис Грэй раскладывает бумаги. Когда приготовления закончены, Барт громко звонит в колокольчик. Из-за дверей появляются индивиды и рассаживаются за столиками. Тишина. Торжественная пауза.
М и с с и с Г р э й. Господа, я собрала вас сегодня затем…
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. …чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.
М и с с и с Г р э й (холодно). Это зависит от индивидуальной оценки. Итак. Я собрала вас всех здесь затем, чтобы сообщить: сегодня, на этом собрании, мы говорим по-русски в последний раз. (Голоса: “Как в последний?”, “Как в последний??”) Очень просто: в последний. Если быть совсем точной, я вам об этом напоминаю. Вы все, я надеюсь, прежде чем подписать ваши контракты, детально ознакомились с их содержанием. Тем более оно было изложено по-русски. Далее. Помещения (плавный жест), которые наша фирма рентует для данной программы, являются бывшей собственностью Комбината ритуальных услуг. Иначе говоря, здесь, как вы видите, находились мастерские по изготовлению надгробных памятников. Однако поскольку производство оказалось убыточным…
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. Неужели спрос не поспевает за предложением?
М и с с и с Г р э й (по-учительски). Естественно, поспевает и даже превышает его. Однако отсутствие живой денежной массы у населения…
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. Живой массы?
М и с с и с Г р э й. Живой массы.
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. Живой массы денег в массе едва живого населения?
М и с с и с Г р э й. Я позволю себе более не отклоняться от темы. Вопрос состоит в том, что не все готовые памятники удалось вывезти в срок: проблема с транспортом, проблема со складом, дороги, бензин, смежники. Руководством наших курсов, в том числе мной, по настоянию администрации Комбината, были подписаны и нотариально заверены документы, в которых нами даются стопроцентные гарантии относительно сохранности памятников. Кстати, каждый из вас, подписывая индивидуальный контракт, должен был обратить внимание на соответствующий пункт. Итак, позволю себе напомнить вам устно: никаких надписей на памятниках: ни на английском, ни, конечно, на русском, ни на любых других языках мира. Никаких, прошу вас, картинок — вы, слава Богу, все люди взрослые. И вообще помните, что это чужая материальная собственность и она еще пригодится людям.
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. А если я страдаю пигмалионизмом?
М и с с и с Г р э й (от неожиданности). Pardon?
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. Ну, если я страдаю непреодолимым сексуальным влечением к статуям? Если только с ними я могу получить полноценное сексуальное удовлетворение? Что тогда?
М и с с и с Г р э й. Всех страдающих пигмалионизмом, а также вуайеризмом, содомией, скопофилией и недержанием речи, я попрошу покинуть это помещение немедленно. Деньги будут возвращены в полном объеме.
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. Ну нет. Мое англоязычное будущее мне дороже моего сексуального прошлого. И даже настоящего.
М и с с и с Г р э й. Переходим к следующему пункту. В соответствии с условиями контракта, каждый из вас должен был заранее подготовить так называемую легенду, касающуюся индивидуальной биографии. Так что сейчас я дам возможность всем вам представиться. После этого мы должны будем разработать нашу коллективную легенду, а именно: для чего мы здесь все собрались? Что у нас тут с вами: международный симпозиум… ну, я не знаю… или конференция… если да, то по какому вопросу.. Ну и так далее.
Оживление в рядах.
Ж е н с к и й у с т а л ы й г о л о с. Вы считаете, что система “предлагаемых обстоятельств” — это стопроцентная панацея? Даже для человека, совершенно неспособного к языкам?
М и с с и с Г р э й. Наш метод, по моему истинному убеждению, единственно верен и глубоко прогрессивен. Мы предлагаем игру, а в игре, как известно, дети… и взрослые гораздо легче усваивают материал.
Т е н о р. Да ясно, прогрессивен! Мой приятель один, он тут бомбилой работал, свалил, кагыица, в Японию, замуж вышел за японку, в смысле, женился. А по-японски-то он знал только “банзай” да “японамать”. Ну, японская жена его, кагыица, отмыла там, одела в кимоно, я не знаю, то да се, сакэ-мицубиси, пятое-десятое, а главное, лежит он под сакурой целый день, а она ему, кагыица, почести всякие, как все равно японскому императору. Так он уже на третий день так по-японски зачесал, что ее родня японская, извиняюсь, чуть в штаны не наложила, решила, будто он русский шпион.
Б а р и т о н. Что не исключено.
Т е н о р (философски). А с другой стороны, обращайся с человеком, как со свиньей, так он и хрюкать начнет.
М и с с и с Г р э й (постукивая карандашом). Вот мы, господа, и собрались, чтобы с хрюканья плавно перейти на язык Байрона и Шекспира…
Т е н о р. А с другой стороны, тоже от влияния много зависит, кагыица, от окружающей среды. Вот приводят, это, еврейские родители к батюшке своего киндера и говорят: “Научите нашего Арончика правильному русскому языку! Ничего, кагыица, не пожалеем!” Ну, поп говорит: какие проблемы? нет проблем! Оставьте вашего киндера у меня на год и можете спокойно себе припухать. Ему, грит, в язык погрузиться нужно. Ну вот. Устраивает ему поп погружение, прямо как у нас здесь… честь по чести… частушки там, я не знаю… я б этого киндера, кагыица, погрузил… Приходят еврейские родители через год забирать своего, как его, этого. Ну, звонят попу в дверь. А поп выходит на крыльцо и говорит (кривляясь): “Ви пришли в отношении вашего Арончикааа?..” (Сокрушенно.) Вот тебе, кагыица, и окружающая среда…
М и с с и с Г р э й (хлопая в ладоши). Все, все, господа, время, время! Вот вы, сэр, довольно разговорчивы, с вас и начнем.
Т е н о р (смущенно). Да ну, кагыица, ледиз ферст…
М и с с и с Г р э й. Ну что ж, это верно. Господа, меня зовут миссис Айрин Грэй, я ваша преподавательница. Я закончила романо-германское отделение в Оксфорде, там же защитила Пи Эйч Ди по творчеству Оскара Уайльда. Живу большей частью в Лондоне, где родилась, выросла и преподаю лингвистику в одном из частных колледжей… Периодически провожу также триместровые курсы в университете Колумбуса, штат Огайо, где у меня много друзей… Русский язык я изучала в… ну, это не так важно, он нам вскоре уже не будет нужен. Если есть, может быть, вопросы… пожалуйста.
О д н а и з к о ш е ч е к. А с британским паспортом нужна виза, если летишь в Штаты?
М и с с и с Г р э й. Не нужна. Кстати. Позвольте мне тогда уж представить вам, господа, моего ассистента.
Б а р т ( во весь зев). Hallo!..
М и с с и с Г р э й. Мистер Барт Моррис, аспирант отделений социологии и сравнительной теософии Калифорнийского университета в Сан-Диего. (Meняя тон.) Барт действительно не знает русского языка. Он действительно американский гражданин и нативный спикер. Барт приехал в Россию по частному приглашению, затем друзья рассказали ему о нашей фирме, и он любезно согласился у нас поработать. Я еще раз подчеркиваю, что это не легенда, а реальный факт. Вы можете называть его просто по имени: Барт.
Б а р т. Nice to meet you!..
М и с с и с Г р э й. А теперь, ladies and gentlemen, ваша очередь. So, ladiеs first! (К одной из кошечек.) You please. What is your name?
К о ш е ч к а. Маша.
М и с с и с Г р э й. Masha?..
М а ш а. Маша.
М и с с и с Г р э й. Okаy! Excellent! What country are you from?
М а ш а. Фром Раша.
М и с с и с Г р э й. From Russia? Why?..
М а ш а ф р о м Р а ш а. Уай нот? Разве на эту… как ее, международную конференцию не может приехать человек из России?
М и с с и с Г р э й. В принципе, может. Конечно, может. Но нам, для более эффективного погружения, надо оборвать абсолютно все прежние связи, вас же предупреждали. Так что лучше как будто не из России… Хотя бы из Польши… Или, ну, я не знаю там, из Румынии какой-нибудь… Хотя, в принципе, и русский человек может… Почему нет? Так стало быть, вы живете в России, а язык вам нужен для… ну, для международных конференций?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Нет, я живу уже в Америке. Год назад я выиграла грин кард. Поселилась во Флориде…
М и с с и с Г р э й. Во Флoриде.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Во Флуриде. Вот живу себе, работаю, получаю велфэр, делаю карьеру, и вот меня посылают на крупное зарубежное мероприятие….
М и с с и с Г р э й. Отлично. (Подытоживая.) Masha from Russia, живет во Флориде, специалист в области…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну, маркетинга. Или клонирования….
М и с с и с Г р э й (записывая). Маркетинга. Now is your turn!
В о л е в а я ж е н щ и н а (отчеканивая). Габи аус Дойчланд!
М и с с и с Г р э й. Что-что?..
В о л е в а я ж е н щ и н а. Простите. Я только что с курсов немецкого языка… My name is Gabie. I am from Germany.
М и с с и с Г р э й. Excellent! Кстати, напоминаю, сейчас мы еще можем говорить по-русски. Если кто-то не все понимает… Ваша профессия, Габи?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (демократично). Я модельер. Живу в Гамбурге. Разведена. Двое детей. Бойфренд. Порше-кабрио. Международные заказы.
М и с с и с Г р э й. Отлично, отлично! Вот так и все остальные постарайтесь отвечать! Ну… Теперь вы…
У с т а л а я ж е н щ и н а. Май нэйм из Ревекка.
М и с с и с Г р э й (педагогически поощрительно). Так. Хорошо. Are you from the Bible?
Р е в е к к а. Я не понимаю.
М и с с и с Г р э й. Вы из библии, Ревекка?
Р е в е к к а. Нет, я с Чукотки.
М и с с и с Г р э й. Sorry?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. С Чукотки.
М и с с и с Г р э й. Почему?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Так получилось. Увидите, почему.
М и с с и с Г р э й. Ну, в принципе… Чукотка — это часть России. И немалая часть… Так что, хотя… происходить из России, как мы говорили… ну, немножко, что ли, нежелательно… но… в принципе, можно… В принципе, конечно, можно… Ваша профессия? если это не секрет?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Я учительница… Учу чукчей литературе…
М и с с и с Г р э й. Чукотской?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Какая разница? Ханты-мансийской.
М и с с и с Г р э й. Надо было чуточку серьезней подготовиться, Ревекка… (К другой из кошечек.) Next, please!
К о ш е ч к а. Меня зовут Жаннетт. Я француженка.
М и с с и с Г р э й. О, из Парижа, наверное?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Естественно.
М и с с и с Г р э й. Ну… a ваши занятия?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. У меня фирма.
М и с с и с Г р э й. Своя?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Естественно.
М и с с и с Г р э й. Какого рода фирма? если это не коммерческая тайна?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Не тайна. Туризм, бартер. Риэлти. Консалтинг. Пиар.
М и с с и с Г р э й. Отлично. Вы очень независимая женщина…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Естественно.
М и с с и с Г р э й. Теперь ваша очередь, gentlemen.
Т е н о р. Меня зовут Жан-Жак. Я, кагыица, оператор парижского телевидения.
М и с с и с Г р э й. Not so bad!.. (Француженке Жаннетт.) He is your compatriot! You are lucky! Excellent! Теперь вы не будете чувствовать nostalgia…
Ж а н-Ж а к. Тут, кагыица, другие проблемы… Французы, они, в массе, плохо шпрехают по-английски… Проверено… (Француженке Жаннетт, возбужденно.) Мне тут один рассказывал… Приходит, значит, один такой, в смысле француз, в Лондоне, в ресторан. И жрать хочет, кагыица, страшно! А он, это, грибы особенно уважает. А как сказать, кагыица, не знает.
М и с с и с Г р э й. Mushrooms.
Ж а н-Ж а к. Ну да, как его… в общем, грибы… И он грит официанту: принеси мне, грит, это, бумагу и ручку… Ну, тот приносит… Ну, этот рисует ему такой (показывает) большо-о-ой-большо-о-ой, кагыица, гриб… Хиросима и Нагасаки, в натуре! А тот чувачок, официант в смысле, тот приносит ему, кагыица, через полчаса на подносе… приносит ему (заходится в смехе)… приносит…
М и с с и с Г р э й. An umbrella.
Ж а н-Ж а к. Никакого не анамбрела! Oн ему зонт приносит, елы, зо-о-онт!..
Долгий одинокий смех. Пауза. Теперь слышно, что за окном затевается метель.
Вот такой, кагыица, идиот француз.
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. А по-моему, идиот кто-то другой.
Ж а н-Ж а к. Кто?
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н (помолчав). Официант.
Б а р т (миссис Грэй). What are they talkling about?
М и с с и с Г р э й. Just chatting… joking… (Хлопая в ладоши.) Так, господа, продолжим, продолжим. You, sir.
З а д у м ч и в ы й б а р и т о н. Меня зовут Джон… Джон Рыбкинзон.
Ж а н-Ж а к. И Рыбкин, и зон! Уж что-нибудь бы, кагыица, одно!
М и с с и с Г р э й. Дайте человеку сказать!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Я владелец итальянского ресторана в Нью-Йорке.
М и с с и с Г р э й. Так вы итальянец?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Ну, на самом деле я не итальянец…. Я только владелец итальянского ресторана…
М и с с и с Г р э й. А зачем вам английский?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Так я же не американец!
М и с с и с Г р э й. А, ну да! Господа, это отлично! (Джону Рыбкинзону.) Я надеюсь, если мы к вам как-нибудь заглянем, вы нас угостите?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Я постараюсь.
М и с с и с Г р э й. Отлично! Запомните: я больше всего люблю tagliatelle alla Bolognese. Запомнили?
Д ж о н Р ы б к и н з о н (выдержав паузу, со значением). Tagliatelle alla Bolognese. Запомнил.
М и с с и с Г р э й. Ну и… теперь вы.
С п о к о й н ы й б а с. Папандопулос.
М и с с и с Г р э й (записывая). Па… пан… до… пу… лос. Что еще?
П а п а н д о п у л о с. Грек.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Древний?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Пауза. Завывание метели.
М и с с и с Г р э й. Хотите что-нибудь добавить?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
М и с с и с Г р э й. А если подумать?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
М и с с и с Г р э й. Так, господа, время, время! Мы с вами не укладываемся… Итак, я повторю: Маша, Габи, Ревекка, Жаннеттт, Жан-Жак, Джон, Папандопулос… Это что, имя?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
М и с с и с Г р э й. Фамилия?
П а п а н д о п у л о с. Да.
М и с с и с Г р э й. А имя? Обычно учащиеся, для психологического комфорта, предпочитают, чтобы их звали по именам. Как вас называть?
П а п а н д о п у л о с. Папандопулос.
Б а р т ( миссис Грэй). It’s time to start a legend, I guess.
М и с с и с Г р э й. Да-да! Итак… Легенда. Сосредоточьтесь, господа. (Медленно оглядев группу.) Где мы все сейчас с вами находимся?
Завывание метели.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Де-юре или де-факто?
Разнобой голосов: “Да перестаньте паясничать!!”, “В Вашингтоне!..”, “В Токио!..”, “Кагыица, в заднице”, “В Рио-де-Жанейро!..”, “Очень глубоко в заднице, кагыица…”, “На острове Борнео!..”, “В виртуальной реальности…”, “Конечно, в заднице…”, “Да прекратите вы!!”, “Сами вы прекратите!!”.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Давайте как будто мы в Риме.
М и с с и с Г р э й. Почему? Обоснуйте.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. В Риме долго жил Гоголь… И у него был там очень счастливый, невероятно плодотворный творческий период…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. А у Набокова хорошо получалось в Берлине. Хотя Германию он не любил. И что дальше?
М и с с и с Г р э й (хлопая в ладоши). Господа, господа! Хочу вам заметить, что большинство престижных международных конференций… таких, как наша… проводятся где-нибудь на природе, в живописной местности (жест в сторону окна), вот в такой, как наша… но, конечно, невдалеке от какого-нибудь культурного центра…
Ж а н-Ж а к. Вот это по кайфу! Тогда мы, кагыица, на пленэре в пригороде Парижа! А это (широкий жест) моя казенная дача от телевидения! Пять звездочек, шесть этажей, гараж с бассейном, павлины, фонтан! Угощаю!..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Сам ты фонтан!
М и с с и с Г р э й. Как же называется этот пригород?
Ж а н-Ж а к (Француженке Жаннетт). А вы бы куда, например, хотели?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (чопорно). Я полагаю, в Елисейские поля.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ты что, по ящику показывали: это не пригород!..
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Для точной аналогии (кивая на памятники) пусть это будет Сен-Женевьев-де-Буа.
Ж а н-Ж а к. Да, точно: мне часто приходится делать там съемки. Ландшафт, кагыица, воздух, зеленые насаждения, а уж отдыхающих — тучи!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да. Нигде так не отдохнешь, как на русском кладбище.
М а ш а ф р о м Р а ш а (задетый патриотизм). Почему это обязательно на русском?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Потому что там русское кладбище.
М и с с и с Г р э й. Господа, время, время! Главное, у вас должно сформироваться и закрепиться осознание того, что вы не в… ну, не в той стране, где говорят по-русски. Конкретное название места можно придумать потом. А сейчас, для наибольшего погружения, нам надо определить… внушить себе тему нашей конференции. (Заглядывая в бумаги.) У меня тут для примера кое-что записано… Экология под угрозой… проституция малолетних… тотальное потепление… коррумпированные правительства… Или вот: новый виток вооружений… рост инцеста… особенности европейского наркобизнеса… легитимные права транссексуалов…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Давайте так: “Проституция малолетних в условиях тотального потепления климата, коррумпированных правительств и повышения легитимных прав транссексуалов”.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Вчера я что-то такое по ящику видела!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Вот это нас и показывали.
Барт тихо говорит с миссис Грэй.
М и с с и с Г р э й. Господа, чуть не забыла. Нам надо также выбрать теперь старосту, то есть моего помощника от учащихся, ответственного за процесс учебы и совместного проживания. По-английски он называется a leader или a monitor. Какие будут предложения?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. A какие могут быть предложения? У нас только один монитор и есть. (Кивок в сторону Жан-Жака.) Руссо этот. Монитор, кагыица, в химически чистом виде.
Ж а н-Ж а к (возбужденно косясь на Француженку Жаннетт). А какие будут мои функции?
М и с с и с Г р э й. Подождите, мы еще не проголосовали…
Ж а н-Ж а к. Сначала надо, кагыица, функции! А то вдруг, если стрясется чего-то экстремистское… в смысле, экстремальное… Человек должен заранее знать.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да ладно, монитор, хорош ломаться. Единогласно.
М и с с и с Г р э й. Староста должен развешивать учебные плакаты… назначать дежурных по уборке в столовой и классе… Ну, вы же все, надеюсь, в школе-то учились… А сейчас мы с вами наконец находимся в некой цивилизованной, законопослушной, спокойной и благоустроеннной стране. Какие же могут быть экстремальности?..
Оглушительный грохот.
Н а и м е н е е с т о й к и е д у х о м. А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а !!!!!!!
Одновременно: паника, общее замешательство.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Подождите! да подождите же вы! это же в дверь стучат.
М и с с и с Г р э й. В дверь?..
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. В дверь.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. А… почему не звонят?
Ж а н-Ж а к. А может, звонок испортился.
М а ш а ф р о м Р а ш а. С чего бы ему испортиться?
Ж а н-Ж а к. А может, света нет.
Га б и а у с Д о й ч л а н д. Как же нет, когда есть!..
Ж а н-Ж а к. А может, для звонка там отдельная проводка, и она….
Удвоенный грохот.
Н а и м е н е е с т о й к и е д у х о м. А-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a !!!!!!!!
Га б и а у с Д о й ч л а н д. Да это не стучат, а высаживают!
М и с с и с Г р э й. Да где же Федотыч?! Там же Федотыч должен быть!..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Какой Федотыч?
М и с с и с Г р э й. Да сторож! Он по условиям контракта должен…
Грохот.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Господи, да это ж ногами!
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Надо все-таки сходить посмотреть…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да ладно, еще всяким там бандюкам…
М и с с и с Г р э й. Да каким там бандюкам! Жан-Жак, сходите, пожалуйста, спросите, кто там. Только не открывайте.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да, монитор, сгоняй.
Ж а н-Ж а к. Да я пожалуйста. (Выходит. Тут же возвращается.) А если они дверь из автомата, кагыица, прошьют? Что тогда?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. А ты их убей словесно. У тебя твой Калашников хорошо подвешен. (Жест у рта, означающий “треп”.)
Остервенелый грохот.
М и с с и с Г р э й. Господа…
Папандопулос встает и быстро выходит в направлении стука.
Ж а н-Ж а к. Зачем стучать, когда можно позвонить?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Так звонок-то, наверное, испортился…
Ж а н-Ж а к. Да я имею в виду, кагыица, по телефону… Здесь будка, кажись, где-то недалеко…
М и с с и с Г р э й. Может быть, у них монеток нет… А может… ну-ка… (Снимает телефонную трубку.) Что за черт?.. (Толкает рычажки.) Черт!! Что за черт?!
Яростно колотит по рычажкам. Пауза. Метель.
(Обреченно.) Отрезали, что ли?..
Ж а н-Ж а к. Кто?
М и с с и с Г р э й. Какая разница!..
Входит Папандопулос.
Ну?! Кто там?!
Папандопулос молча подает ей клочок бумаги.
Что это? (Разглядывает листок.) Записка какая-то… От Федотыча! (Читает.) “Ушел…” Ну и каракули! “Ушел в…” Куда он ушел, Господи?!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Ну-ка, ну-ка…(Заглядывая в записку.) Да, это круто… Разумеется, в Булонский лес, к западу от Парижа… В церковь Нотр-Дам-де-Булонь-сюр-Мер… Совершить оздоровительный променад и заодно исповедаться.
М и с с и с Г р э й. Да перестаньте, Джон! Лучше помогите разобрать…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Это, по-моему, “зэ”…
М а ш а ф р о м Р а ш а. А это “а”… А это, что ли, “эн”? Не пойму… А это, кажется, “о”… И краткое “и” на конце.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. “Заной”!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. “Заной”?.. Звучит вполне по-французски. (Имитируя гида.) Заной!.. Знаменитый своими регулярными парками пригород Парижа. Аллеи… Фонтаны… Каскады и гроты… (Резко меняя тон.) “Запой” здесь написано! За-пой! Совсем другой пригород…
М и с с и с Г р э й (эхом). Другой пригород?..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. “Ушел в запой”! В нормальный человеческий пригород…
М и с с и с Г р э й. То есть как “в нормальный”? Подождите-ка… (Папандопулосу.) Где вы это нашли? (Отвечает взглядом.) Под дверью? (Кивает.) А кто там, за дверью-то? (Неопределенный жест.) Не откликаются?.. А дверь вы открывали? (Мотает головой. Начиная догадываться.) Ключей нет?.. Ключей, что ли, нет?! А вы их искали? Ну да… Чего искать, если по условиям договора они должны быть при стороже… все время… по условиям договора… А может, под дверью все-таки валяются?.. (Уже знакомый громоподобный стук. Теперь стучат не переставая, стараясь перекричать стук.) Напился, как свинья!! а теперь назад просится!! В такую метель!! да назюзюкавшись!! околеешь в два счета! Идите-ка Жан-Жак, откройте ему!!.. Ах, ну да, ключей нет… А вы их поищите получше!! (Жан-Жак выходит, вдогонку.) А не найдете, так пусть он, прохвост, хоть в форточку их забросит!!
Стук прекращается.
(Себе.) А если этот негодяй их посеял?..
Входит Жан-Жак.
Ж а н-Ж а к. А если все-таки из автомата прошьют? В смысле, если, кагыица, это не Федотыч?
М и с с и с Г р э й. Господи Боже мой!..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Спокойно. Сейчас разберемся.
М а ш а ф р о м Р а ш а. И я с вами!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Зачем это?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Оказывать первую помощь! В случае чего…
Д ж о н Р ы б к и н з о н (смеясь, приобнимает ее). Ах ты, санитарка Маша!..
Выходят.
М и с с и с Г р э й (нервно). Господа, все не так плохо… все не так уж и плохо… (Снова пробует телефон.) Черт!.. (Швыряет трубку.) Если бы мы с вами оказались заперты… Например… Ну, допустим, что такое случилось… просто допустим… То это были бы и-де-аль-ны-е условия для погружения!.. Поверьте мне!
Ж а н-Ж а к. То есть как это? А если кому-то надо, кагыица, наружу?
М и с с и с Г р э й. А зачем? (Стараясь бодриться, шутить.) Никакой срочности. Ни в действующую армию, ни в родильный дом, я надеюсь, не надо никому. И потом…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. То есть как это? Что за чушь! Это безобразие!
М и с с и с Г р э й. Кстати, по условиям контракта, вы и не должны никуда выходить. (Заглядывает в бумагу.) Никаких прогулок… Никакого общения с местным населением… (Бодро, от себя.) Все необходимое у нас есть. На три недели… Так что… Разве что сигареты. Что ж, отличный предлог, чтобы бросить курить!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Во блин! Да это полный улет! Полнейший!
Ж а н — Ж а к (к Миссис Грэй) . Но, между прочим, не забывайте, что среди нас находится натуральный иностранный гражданин. (С угрюмой многозначительностью.) Кагыица, крандец.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Абсурд какой-то. Но телефон-то необходим! Мне, например, — лично мне — он необходим!
М и с с и с Г р э й. А по условиям контракта, между прочим, в течение всех трех недель вам говорить по-русски запрещается! Куда вы собрались звонить? Может, в Чикаго?! Или ваша мама собирается говорить с вами по-английски?!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (устало, с достоинством). Круг моих близких в Гамбурге по-английски говорит, разумеется, бегло. Звонить собирались именно они… Кроме того, международные заказы… двое детей… бойфренд… этсетера.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Да подождите вы паниковать! Еще ничего не ясно!..
Завывание вьюги.
М и с с и с Г р э й. Куда они, кстати, делись? Эта сладкая парочка?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (продолжая). И сразу в истерику! “Телефон отрезали”! В такую-то вьюгу еще спасибо, что крышу хоть не снесло!
М и с с и с Г р э й. Типун вам на язык! Ой, простите…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Какая разница, отчего вырубился телефон!
Ж а н — Ж а к (галантно). Не скажите: если кто-то с намерйнием провод перерезал, то…
Явление “сладкой парочки”. Блузка Маши фром Раша надета наизнанку.
М и с с и с Г р э й. Ну?!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Ключей нет.
М а ш а ф р о м Р а ш а. И никого за дверью. Мы уж кликали-кликали…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Оно и видно. (Напористым шепотом.) Эх, Машка, быть тебе битой!..
М а ш а ф р о м Р а ш а (так же). Почему?..
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т Примета. (Показывает на себе.) Блузка у тебя швами наружу.
М а ш а ф р о м Р а ш а (испуганно). Не показывай на себе! Ты что! Тоже ведь битой будешь!
М и с с и с Г р э й (стараясь войти в официальный тон). Господа, я хочу повторить для тех, кто отсутствовал: если мы и заперты, то есть теперь уже максимально изолированы от мира, то это как раз оптимальнейшее условие для погружения. Считайте, что нам повезло! (Пытаясь шутить.) Условия, конечно, не как у Гоголя в Риме, но я уверена, что наша учеба будет проходить более чем плодотворно. Насчет остального беспокоиться не следует: еды и напитков у нас на три недели, даже с запасом… аптечка… бинты… йод… американские видеокассеты… ну, свежих газет я вам не обещаю, так ведь по условиям контракта вам и нельзя читать русских газет. А дверь… В конце концов, ее всегда можно взломать…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Взломать-то без проблем… Чинить кто будет?
Завывание вьюги.
М и с с и с Г р э й. Господа, не забывайте: остается еще окно…
Громкий стук в окно.
Н а и м е н е е с т о й к и е д у х о м. А-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a-a!!!!!
Разноголосица: “Ой, Боже мой!!” “Кто там?! кто?!” “ Ни черта не видно!..” “Эй, эй!..” “Ни черта не слышно!..” и т. п.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (вглядываясь в заоконную тьму). Да подождите вы… Кто-то в тулупе… Ну да… кажется, в тулупе… Выключите свет!
М и с с и с Г р э й ( Жан-Жаку). Выключите свет! (В темноте.) Ну?
Г о л о с Д ж о н а Р ы б к и н з о н а. Кто-то в тулупе… Точно! Оледенелый почти!
Г о л о с М и с с и с Г р э й. Слава Богу! Это Федотыч! Джон, Жан-Жак, откройте же окно! Джентльмены! Папандопулос!
Судя по громкому треску, мужчины пытаются отомкнуть окно. Слышно, что рамы двойные, крепко заклеены, тщательно законопачены и, вдобавок, задубели от холода.
Хорошо, что мы на первом этаже! Человеку хоть по трубе лезть не пришлось! В его-то состоянии! Теперь он дверь сам и взломает, и починит! Как миленький! Протрезвеет и починит! И ключи новые сделает!
Рамы трещат в последнем надсаде… Обстановка, как перед взрывом.
Bart, keep the documents, please!! Save the documents!! Всем отойти!! Отошли все!!
О д и н о к и й г о л о с Р е в е к к и с Ч у к о т к и. Да вы посмотрите, что за окном! Это впускать сюда нельзя! Это впускать сюда нельзя-а-а-а!! Господи! Это впускать сюда нельзя-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!..
Стихия врывается. Грохот, вихрь, хлад.
Сцена третья
Включение света. Фигуры людей прячутся за надгробьями. Возле окна полно снега. Там, завершая закрытие рам, возится Папандопулос. Стулья еще опрокинуты. Только один стул поставлен в обычную позицию. На нем сидит симпатичный м о л о д о й ч е л о в е к, румяный с мороза, с блестящими, очень живыми глазами. Пьяным он не выглядит. Возле него на полу валяется тулуп, кроличья ушанка, варежки, рюкзак.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (выходя из-за памятника). Ну что, друг, в чувства-то приводит, небось, не хуже, чем в вытрезвителе? (Кивок на окно.)
Ж а н — Ж а к. У нас в интернате… в смысле, на телестудии, один, кагыица, свалил вот тоже с ключами, так мы ему темную устроили. И что характерно: он после этого на золотую медаль резко пошел.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Такой облом! За что мы деньги платили?! Дурдом какой-то.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (читая записку). “Ушол в запой”. “Ушёл”, кстати, через “ё” пишется. Хотя смысл, как ни странно, мы уловили довольно быстро.
М о л о д о й ч е л о в е к. Вы уверены?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да звери вы, что ли?! Ему бы чаю горячего! Вам чаю, Федотыч, или, может быть, кофе?
М о л о д о й ч е л о в е к. Кофейку бы. Черненького. С сахаром. Без молока.
Маша фром Раша бросается за дверь.
(Ей вдогонку.) И, если можно, чего-нибудь тверденького!.. Бутерброд с сыром!.. (Остальным.) А почему она назвала меня “Федотыч”? Уместнее было бы наречь меня, ну, например… Элджернон… или Бартоломью… или, там, ну, я не знаю, Эвальд… или уж, на самый худой конец, Уинфред… Но “Федотыч”? почему “Федотыч”? Это что, такой новейший манхэттенский слэнг?..
Замешательство.
А вы что тут — эксклюзивно Федотычам подаете? Потому и двери не отворяли?
М и с с и с Г р э й. Жан-Жак, принесите, пожалуйста, тряпку и вытрите пол.
Ж а н — Ж а к. Йес, ай андерстенд!
М о л о д о й ч е л о в е к. А по телефону вы тоже только Федотычам отвечаете?
Молчание.
Странно… Вот моя квитанция. Я уплатил за курс (читает): “The Immersion”; с условиями контракта ознакомлен. Прошу прощения, что опоздал: вчера никак не мог, а сегодня все электрички из-за этой пурги поотменяли… добирался на попутках…
М и с с и с Г р э й. Вы у меня не записаны.
М о л о д о й ч е л о в е к. Ну так запишите сейчас.
М и с с и с Г р э й. Но у меня план! И есть сроки! а если завтра приезжать начнут! послезавтра! все, кому вздумается!
М о л о д о й ч е л о в е к. Так мы же больше никого не пустим. (К остальным.) Не пустим ведь? А я неприхотлив, могу и на полу спать. Вот подстелю тулупчик (показывает) и буду себе спать. (Из положения лежа.) Но, думаю, пока не придется: когда я платил вчера в вашей конторе, мне сказали, что тут есть еще одна индивидуальная bed-room. Ведь есть же?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Есть.
Входит Маша фром Раша: на подносике изящно сервированный завтрак.
М о л о д о й ч е л о в е к (опершись на локоть.) О! давай сюда, мой цветочек… Здоровьица тебе, рыбка, и женишочка заморского. (Жизнерадостно жуя.) Я не хочу никого задерживать… так что, если насчет легенды… у вас, кстати, уже было собрание? то я готов…(Лежит в позе охотника на привале.)
М и с с и с Г р э й. Bart, ask this gentleman his name please… and so on.
Б а р т. Okay. What is your name?
М о л о д о й ч е л о в е к (с набитым ртом). Well… let it be… Robert.
Б а р т. Like Robert Taylor?
М о л о д о й ч е л о в е к. No. Like Robert de Niro.
Б а р т (записывая). Okay.
М о л о д о й ч е л о в е к. Sorry… Actually my name is Richard.
Б а р т. Like Richard Burton?
М о л о д о й ч е л о в е к. No. Like Richard Gere.
Б а р т (записывая). Okay.
М о л о д о й ч е л о в е к. M-m-m! Sorry again! Terrible sorry!! In fact I have a few names. They are: Arnold like Swartzenegger, Silvester like Stallone, Jean-Claude like van Damme. And so on.
Б а р т. What country are you from?
М о л о д о й ч е л о в е к. Это объяснить немного труднее. Кто-нибудь может помочь? (Габи аус Дойчланд энергично кивает.) Видите ли, я выходец из Светозарной Центропупии.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Как это переводить?
М о л о д о й ч е л о в е к. Умом это, конечно, не перевести. Ну, там, ясно дело, могилы моих отцов, моих матерей, моих э-э-э… шуринов, кумовьев, братушек всяких — родных, единокровных, единоутробных, семиюродных, сводных, — а также сорока тысяч моих ласковых морганатических сестер… Граждане там все поголовно ангелы. Поэтому они и сами особенно не задерживаются на земле грешной, и других не санкционируют. То есть я хочу сказать, что представители населения, в своей подавляющей массе, склеивают коньки, натурально, раньше, чем увядают дикие орхидеи на их головных уборах. Это последние статистические данные ЮНЕСКО… Да, кстати, традиционные головные уборы ангелов, чьи головы, в силу сепаратистских настроений, еще не отделились от туловищ, — это каски, фуражки, пилотки. Так что в настоящий момент у меня тройное гражданство: Лихтенштейн — Монако — Острова Зеленого Мыса. Хотя живу я практически круглый год на острове Врангеля. По годовой визе. Вопросы есть?
На протяжении этого монолога Габи аус Дойчланд шепотом переводит. Барт, придурковато кивая, записывает.
Б а р т. What is your occupation?
М о л о д о й ч е л о в е к. Окьюпэйшэн? Боже избавь! Мой дедушка на оккупированной территории никогда не был. Сроду! Ни один из дедов! Даже при Чингизхане!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Он спрашивает: какова сфера ваших занятий?
М о л о д о й ч е л о в е к. Это действительно трудно объяснить.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Я постараюсь.
М о л о д о й ч е л о в е к. Нет, я лучше покажу. (В один прыжок оказывается возле Барта.) Give me your pen, please.
Барт растерянно медлит.
Mожет, у меня с произношением что-то не то? Учебный материал пятого класса средней школы: “Give me your pen, please”.
Барт, насильственно улыбаясь, отдает ручку.
Take it easy! Take it easy! (Вертит ручку в пальцах: “пассы фокусника”.) Four… three… two… one… Zero!!. (С силой дует на ручку.) Ффууу!!. ффууу!!.
Как сказано у Хармса: ничего не произошло. Ой!
Не исчезла! господа, она не исчезла! вот стыдуха-то, а? не исчезла! вот беда так беда! Что ж мне делать-то теперь? Ой-ой-ой, shame on me да и только, shame on me!..
Б а р т (великодушно похлопывая Молодого человека по плечу). Never mind!.. Just relax!..
М о л о д о й ч е л о в е к (доверительно). Совсем я опростоволосился… Что нужно, то не исчезло… а что не нужно… What is the time now? (Взглянув на пустое запястье, Барт вздрагивает.) Just relax!..У меня, по случаю, есть прекрасные часы. (Достает из-за пазухи часы Барта.) Хорошие, правда? (Демонстрирует Барту.) Золотые. Made in Japan. Долларов за тридцать уступлю. (Габи аус Дойчланд негромко переводит. Барт судорожно хватается за опустевший карман.) И портмоне, что ли, свистнули? Beg your pardon. Я сегодня как-то особенно рассеян… Beg your pardon… (Протягивает Барту его портмоне.) Ну, вот и все о моих занятиях вкратце. Ой, чуть не забыл… нет, я сегодня просто непростительно рассеян… У вас, сэр, была некая, я бы сказал, очень приватная фотография… в переднем внутреннем кармане… да-да, слева… Очень, что называется, деликатного свойства… Am I right? (Барт подавлен.) (Устало). Держите. Don’t worry… be happy…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну это полнейший отпад!
Ж а н — Ж а к. С такими способностями, кагыица, ни один язык мира не нужен!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Я удивляюсь, молодой человек, почему же вы не проникли сюда сквозь закрытую дверь? Как Гарри Гудини?
М о л о д о й ч е л о в е к. Ну, проходить сквозь закрытую дверь — это, по сути, то же, что ее взламывать. А я бы хотел, чтобы двери передо мной отворялись сами. Или хотя бы не захлопывались бы перед самым носом. Как минимум.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Вы не сказали, как вас называть. У вас так много имен, что это уже не католицизм, а просто мусульманство какое-то.
М о л о д о й ч е л о в е к. Верно. Так что называйте меня просто Роджер.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Как кого?..
Р о д ж е р. Как никого. Как меня одного. Роджер.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Габриэла…
М и с с и с Г р э й. Господа, между прочим, давно пора завтракать! ( Роджеру.) Вы-то поели, а другие вам, конечно, безразличны. (К остальным.) Итак. Собрание можно считать законченным. Сразу же после завтрака ни одного русского слова! Объясняйтесь на ломаном английском или жестами, как хотите, но только чтобы ни одного русского слова я здесь больше не слышала! Это понятно? Жан-Жак! Назначьте дежурных по кухне. После завтрака, в десять ноль-ноль, первый урок.
Все потихоньку расходятся.
(Вдогонку.) Да: проверьте еще раз, во что у вас обернуты учебники и книги. Запомните: никаких русских газет! Никаких русских газет!..
Сцена четвертая
Мисис Грэй, с папкой под мышкой, идет по слабо освещенному коридору. Неожиданно, перед самым ее носом, кто-то спрыгивает прямо с потолка.
М и с с и с Г р э й. Ай!!! Господи!!!
Это Роджер. Спрыгнув, он моментально делает стойку на руках и остается так до конца сцены.
Ты что?! Ты что?! Дурак! Да как ты смеешь?! (Топая ногой.) Нет, как ты смеешь?!
Р о д ж е р (пританцовывая на руках). Я уже в Америке, мэм. И там, с той стороны Земли, неотступно думая только о вас, шлю вам приветы, полные искренней преданности и любви.
М и с с и с Г р э й. Как ты сюда попал?!
Р о д ж е р (стоя на одной руке). Оттуда, мэм. (Показывает на потолок.) Приземлился с орбитальной станции. Точнее, сошел с орбиты…
М и с с и с Г р э й. Да, с орбиты ты точно съехал! Боже мой!.. В своем репертуаре!..
Р о д ж е р. Каждый из нас в своем репертуаре…
М и с с и с Г р э й (задыхаясь от гнева). Нет, я спрашиваю: как ты сюда… сюда… (беспомощно, чуть не плача, с ударением на “сюда”) вот сюда… как ты сюда попал?!.
Р о д ж е р. Ира, я же сказал тебе: на попутках. Но не изволь беспокоиться, сие транзитом. Что бывало, то миновало. А что было, то станет мило… Теперь-то я уже да-а-авно нахожусь в… ну, скажем, в городе Арлингтон, штат Южная Дакота. И у меня уже есть (в такт с каждым словом проделывает цирковые па): passport! office! house! income! (Разными голосами.) So! How do you do? I am fine! The weather is wonderful isn’t it?
М и с с и с Г р э й. Дешевый клоун. Шут хронический. И, главное (снова заводясь), любого нормального человека уже давно бы вырвало! Наелся — и вниз головой! Любого бы вывернуло! Нормального! Но не его!
Уходит разгневанная.
Р о д ж е р (поет ей вслед).
O beautiful for spacious skies, For amber waves of grain,
For purple mountain majesties
Above the fruited plain!
America! America!
God shed his grace on thee,
And crown thy good
With brotherhood
From sea to shining sea!
Сцена пятая
Первый урок. Прежнее помещение, переоборудованное в класс. Компьютеры. Школьная доска. В центре — просторное пространство для передвижений.Сейчас там, полукругом, довольно напряженно, стоит вся группа.
М и с с и с Г р э й (выходя вперед, торжественно). The introduction! Part number one! (Прочувствованная пауза.) How to introduce myself? That’s very simple! My name is Irene. Or: my name is Mrs Grey. My name is Irene Grey. I am Irene Grey. (Обращаясь к Габи аус Дойчланд.) Goodafternoon! I am Irene Grey. And you?
Га б и а у с Д о й ч л а н д. I am Gabie Stolz.
М и с с и с Г р э й. Nice to meet you! (К Маше фром Раша.) Could I introduce myself? My name is Irene. And what is your name?
М а ш а ф р о м Р а ш а. My name is Masha.
М и с с и с Г р э й. Oh, very good! (К Джону Рыбкинзону.) How do you do! My name is Mrs Grey.
Д ж о н Р ы б к и н з о н ( с акцентом, но бойко). How do you do! My name is Mr Rybkinzon. (“Голливудский” оскал.) But you can call me just John…
М и с с и с Г р э й. Oh, nice to meet you, John!.. (К Ревекке с Чукотки. ) My name is Mrs Grey.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Ревекка с Чукотки.
М и с с и с Г р э й. No. You should say: “My name is Rebecca”. So. Once again. My name is Mrs Grey! (Протягивает руку. Широкоформатная улыбка.)
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (пожимая ее руку). Ревекка с Чукотки.
М и с с и с Г р э й (холодно). Nice to meet you! (Роджеру, полностью автоматически.) My name is Mrs Grey.
Р о д ж е р (негромко, только для Миссис Грей). Я хотел бы спросить… Дело в том, что, насколько я знаю, “misiz” — это сокращение от “mistress”. Ставится перед фамилией замужней женщины, когда точно известно, что она замужем. Но проблема в том, что это же самое слово, “mistress”, означает “любовница”. Так вы-то что конкретно имели в виду, когда представляли себя? “Замужняя женщина”? или “любовница”? или то и другое?..
М и с с и с Г р е й (громко). Nice to meet you!!. (Остальным, хлопая в ладоши.) Break!! Break!! Thirty minutes break!!.
Магнитофонная запись: распевка американских морских пехотинцев.
Сцена шестая
Административный кабинет Миссис Грэй. Миссис Грэй и Ревекка с Чукотки. Из отдаления, приглушенно доносится ритм распевки.
М и с с и с Г р э й. Простите, что я вызвала вас во время перерыва. Вы, конечно, устали, и вам, может быть, как никому, требуется отдохнуть. Кроме того, я нарушаю свой же запрет на русский язык…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. К чему предисловия?
М и с с и с Г р э й. Дело вот в ч е м, Ревекка Соломоновна… Да-да, я вас сразу узнала: вы были репетитором у моей старшей сестры, когда она поступала в университет. Лет двадцать назад… Помните Серовых? Наш отец был профессором консерватории, а мать…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Помню… конечно…
М и с с и с Г р э й. Я хотела спросить вас, Ревекка Соломоновна… Что с вами происходит?.. Почему вы так упорно бойкотируете… саботируете мой метод?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Я не…
М и с с и с Г р э й. Почему вы так активно игнорируете… вы… вы… вы что, не доверяете его эффективности?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Да я, Ирочка… Простите… Миссис Грэй…
М и с с и с Г р э й. Вы кандидат филологических наук, насколько я знаю из вашей анкеты… У меня ученой степени нет… Может, вы думаете, что…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Ирочка… Ирина Васильевна… Поверьте мне: я не нарочно… Дорогая! Я абсолютно не способна к языкам!Я неспособна! Вот в этом-то вся суть!
М и с с и с Г р э й. То есть как это вы неспособны? Вы же гуманитарий! У вас ученая степень! Сдавали же вы кандидатский минимум?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Ну, минимум… Все мы сдавали понемногу… когда-нибудь… и как-нибудь…
М и с с и с Г р э й. Нет, дело даже не в этом! Как это вы говорите, что вы неспособны к языкам! Вы думаете, я не помню? (Звуковой фон за стеной смолкает.) Мне было двенадцать лет, что я могла тогда брать в толк? Но я сидела под дверью, как приклеенная, я, понимаете, отойти не могла, когда вы занимались с сестрой! я ничего подобного в своей жизни не слышала! Как вы говорили о Чехове!.. Как вы говорили!… Боже мой!.. А папа в своем кабинете играл на рояле…
Несколько отдаленных аккордов: окарикатуренный “Танец маленьких лебедей”.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Так я же на своем родном языке говорила, что тут особенного? Это очень расхожее и очень неверное мнение, что если человек, дескать, способен к своему языку, то он и на остальных, как птица, петь может. Вот как раз ничего подобного! А зачастую ровно наоборот: свой язык вытесняет любые другие. Понимаете? Свое, если у тебя его достаточно много, отторгает любое чужое. Именно от-тор-га-ет. Безоговорочно как-то… Безвозвратно… Ну, это, конечно, если в св ое достаточно глубоко погрузиться…
М и с с и с Г р э й. Я понимаю, что вы не можете, конечно, так же гладко говорить по-английски, как по-русски… И я на это не рассчитываю… Но… все-таки существует просто голая профессиональная память… Почему же вы не можете… или не хотите… запомнить ни одного английского слова?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Милая! я хочу! я стараюсь изо всех сил! Но там (стучит по голове) стоит какой-то барьер… железный занавес! Великая Китайская стена! я не знаю что… Отскакивает от нее, как горох… Видимо, каждый человек рассчитан на вполне определенный объем опыта. И этот отпущенный Богом объем отнюдь не безразмерен! А мой объем уже, видимо, полностью завершен: наполнен, укомплектован… готов к транспортировке… И ни одной новой капли он не вмещает… Ни одной…И потому любая новая капля может оказаться смертельной… “It’s the last straw that breaks the camel’s back”.
М и с с и с Г р э й. Вот видите, помните же, помните!
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Так это же двадцать лет назад было выучено… “Последняя соломинка, что ломает спину верблюду…” Тогда до финала было еще далеко…
М и с с и с Г р э й. Я не смею спрашивать, какие мотивы привели вас в эту группу… Но если вы уже здесь…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Какая разница, милая. Мотивы как мотивы. А способности к своему языку… Так ведь это не “язык” для меня, это я сама. Какие способности нужны, чтобы чувствовать — себя ? защищать свое — в себе? Никаких. Это каждый зверь умеет. Отсюда и узкие свойства профессиональной памяти… Она ведь оттого и профессиональна, что избирательна. Кошка наизусть знает, какие травы ее лечат и от чего, но она не сможет выучить, какая фармаци+я нужна с той же целью соседскому Бобику. Хоть ты ей кол на голове теши.
М и с с и с Г р э й (себе, задумчиво). Америка — это, стало быть, соседский Бобик… Да… А каковы именно ваши травы?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Что, милая?
М и с с и с Г р э й. Я имею в виду: какие травы врачуют конкретно вас?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. А, это. Вам кажется странным, что я не могу запомнить, как по-английски будет “стол”, а ведь я свободно знаю наизусть целые страницы русской прозы… Рассказы, новеллы, главы романов… Как-то сами собой отложились…
М и с с и с Г р э й. А вот помните “Душечку”?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Конечно, милая. А что бы вы хотели оттуда?
М и с с и с Г р э й. Я бы… А вот это, например, как… Может быть, чаю немножко?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. С удовольствием.
Миссис Грэй наливает ей чай (конечно, в стакан с серебряным подстаканником).
Какой фрагмент вас интересует?
М и с с и с Г р э й. А вот этот, как они… как она, в смысле, Оленька, когда уже… ну, когда была замужем за лесоторговцем… как они это… по субботам “рядышком, оба красные…”
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. А, это. Конечно, милая.
Делает глоток чаю и уютно складывает на столе руки. После маленькой необходимой паузы.
“По субботам Пустовалов и она ходили ко всенощной, в праздники к ранней обедне, и, возвращаясь из церкви, шли рядышком, с умиленными лицами, от обоих хорошо пахло, и ее шелковое платье приятно шумело; а дома пили чай со сдобным хлебом и с разными вареньями, потом кушали пирог. Каждый день в полдень во дворе и за воротами вкусно пахло борщом и жареной бараниной или уткой, а в постные дни — рыбой, и мимо ворот нельзя было пройти без того, чтобы не захотелось есть. В конторе всегда кипел самовар, и покупателей угощали чаем с бубликами. Раз в неделю супруги ходили в баню и возвращались оттуда рядышком, оба красные”.
М и с с и с Г р э й (размягченно). Да… да… (закрыв ладонью глаза) да…
Громкий стук в дверь.
(Резко отбросив ладонь.) Да?!
На пороге — Роджер.
Р о д ж е р. Вызывали?
М и с с и с Г р э й. Да. (Не справляясь с собой.) Как… как……как вы смели…. я спрашиваю, как вы посмели… (Кричит.) Как вы смеете говорить по-русски?!!
Ревекка с Чукотки торопливо выходит. В раскрытую на миг дверь врывается — на полную мощь — распевка американских морских пехотинцев. Это сигнал к началу урока.
Сцена седьмая
Снова классная комната. Почти вся группа в сборе. Входят Роджер и Миссис Грэй. Теперь стены комнаты пестрят учебными плакатами. Они иллюстрируют тему родственных отношений. Крупные картинки в детском стиле с подписями: “MOTHER”, “FATHER”, “SISTER”, “BROTHER” и т. д.
М и с с и с Г р э й. Let’s begin. So! (Торжественно оглядываeт собравшихся.) The introduction! Part number two!
Берет за руку Джона Рыбкинзона и подводит его к Роджеру.
(Роджеру.) This is my brother… Could I introduce you my brother? His name is John.
Р о д ж е р (Джону Рыбкинзону). Oh, nice to meet you!
М и с с и с Г р э й. And… (привлекая Габи аус Дойчланд) this is my sister… Could I introduce you my sister? Her name is Gabie.
Р о д ж е р (Габи аус Дойчланд). Nice to meet you!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (Роджеру). Nice to meet you!
М и с с и с Г р э й (всем собравшимся). And so on. Is it clear? Okаy? Nice! Now try yourselves!
Дальнейшая мизансцена решена в музыкальном ключе. Участвуют три пары, которые словно бы исполняют некий куртуазный танец в стиле контраданса.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (Барту). This is my sister… Could I introduce you my sister? Her name is Masha.
Б а р т (Маше фром Раша). Oh, nice to meet you! (Француженке Жаннетт.) And this is m y sister! Her name is Irene.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (Миссис Грэй). Nice to meet you!
М и с с и с Г р э й (Француженке Жаннетт). Nice to meet you!
M а ш а ф р о м Р а ш а (Жан-Жаку). Sorry, could I introduce you my sister? Her name is Jeannette.
Ж а н — Ж а к (Француженке Жаннетт, с жутким акцентом). Найс ту мит ю! Энд… (схватив за рукав Папандопулоса) зис ис май фазер. Хиз нэйм из Папандопулос. Куд ай интродьюс ю май фазер? Хи из… грек! Oй, нет! блин!..
М и с с и с Г р э й (хлопая в ладоши). In English, in English! He is Greek.
Ж а н — Ж а к. Хи из грик.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (Папандопулосу). Nice to meet you! (Подводя Жан-Жака к Миссис Грэй.) This is my brother. His name is Jean-Jaques…
М и с с и с Г р э й ( Жан-Жаку). O, nice to meet you! (Указывая на Барта.) And this is my brother. Could I introduce you m y brother? His name is Bart.
B a r t (пытаясь вовлечь в упражнение новых лиц, Роджеру). This is my sister. Could I introduce you my sister? Her name is Irene.
Р о д ж е р (Миссис Грэй). Oh, nice to meet you! (Барту, взяв Миссис Грэй за руку.) And this is my wife. Could I introduce you my wife? Her name is: Ирина Васильевна Серова.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (смущенно потитрая лоб). Что это — “уайф”?.. (Шепотом, Габи аус Дойчланд.) Напомните мне, пожалуйста…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (негромко, но, как всегда, четко). “Wife” — это жена.
Указывает на соответствующий плакат: “она” в пышно-белом, “он” в мертвенно-черном; оба уже окольцованы. Злато на их перстах бокасто и грузно, как ломти двух тыкв.
М и с с и с Г р э й ( пытаясь обратить все в шутку). Oh, yes! (Показывая на Роджера.) This is my husband! (Подхватывая Ревекку с Чукотки.) Аnd this is my daughter! (Другой рукой привлекая громадного Папандопулоса.) And this is my son! (Кивая на Машу фром Раша.) And this is my grandmother!
Смех, аплодисменты. Миссис Грэй вовлекает всех в хоровод. Группа идет по кругу, благостно и очень фольклорно распевая:
“This is my husband, and this is my wife!.. Oh, nice to meet you! Nice to meet you!
This is my daugter and this is my son!.. Oh, nice to meet you! Nice to meet you!
This is my sister and this is my brother!.. Oh, nice to meet you! Nice to meet you!” и т. д.
В это время Жан-Жак, исполняя обязанности старосты, меняет плакаты.
Сцена восьмая
Продолжение урока. Теперь плакаты иллюстрируют тему: деньги, работа, прием на работу. Может негромко звучать песенка “Money, money…” из фильма “Cabaret”.
Б а р т. For example… You are looking for a good employment agency… And finally you have found it! It’s here! And I am the boss.
Важно усаживается за массивный канцелярский стол.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (Роджеру). Переведите Христа ради.
Р о д ж е р. Он говорит, что, допустим, мы безработные и вот, значит, ищем, ну, скажем… бюро по трудоустройству. Наконец находим. Ну а он, разумеется, босс.
М и с с и с Г р э й ( хлопая в ладоши). Stop it!! Stop it!! Not in Russian!.. Not in Russian!..
Подходит к столу.
(Группе.) Look at the situation.
Садится напротив Барта.
Б а р т. What kind of job are you looking for?
М и с с и с Г р э й. I can do any kind of job. (Оборачиваясь к группе.) Smile! (Демонстрирует.) You should smile! Is it clear? Let’s begin!
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (пользуясь занятостью “училки”). О чем они?
Р о д ж е р (шепотом). “Какую работу вы ищете?” — “Я согласен на любую работу”.
Миссис Грэй садится за стол рядом с Бартом. Учащиеся образуют очередь. Дальнейшее происходит быстро, по-чаплински судорожнo-ритмично. (Возможно, под негромкую распевку американских морских пехотинцев.)
Б а р т. What kind of job are you looking for?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. I can do any kind of job.
М и с с и с Г р э й. Smile!
Б а р т. What kind of job are you looking for?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Ай кэн ду эни кайнд оф джоб.
М и с с и с Г р э й. Smile, smile!!
Б а р т. What kind of job are you looking for?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. I can do any kind of job.
М и с с и с Г р э й. Smile!
Б а р т. What kind of job are you looking for?
М и с с и с Г р э й. Just smile!
М а ш а ф р о м Р а ш а. I can do any kind of job.
Б а р т. What kind of job are you looking for?
М и с с и с Г р э й. Smile, smile!!!
П а п а н д о п у л о с. I. Can. Do. Any. Kind. Of job.
Б а р т. What kind of job are you looking for?
М и с с и с Г р э й. Smile! You should smile!
Ж а н — Ж а к. Айкэнду… эни… кайндофджоб.
Б а р т. What kind of job are you looking for?
М и с с и с Г р э й. Smile, smile, smile!!
Р е в е к к а с Ч у к от к и. Ай… ай… ай… ой… ой… ой…
Б а р т. What kind of job are you looking for?
М и с с и с Г р э й. Smile.
Р о д ж е р (исключительно ей). Yes, mam.
В один прыжок оказывается на ближайшем надгробном камне; делает “ласточку”, одновременно указательными пальцами обеих рук невообразимо растягивая ротовую щель. Зрелище зловещее и, разумеется, притягательное.
М и с с и с Г р э й (хлопая в ладоши). Stop it!! Stop it!! (Демонстративно охорашиваясь, поправляет прическу.) The next exersice is: “I am fine!” (Барту.) How are you?
Б а р т. I am fine! And how are you?
М и с с и с Г р э й. I am fine! Thanks! ( Группе.) Let’s start. (Кивая Барту.) Bart…
Б а р т. Oh, yes!
Ловко пробираясь между памятниками, выносит кувалду. Впрочем, это может быть и откровенно бутафорская кувалда.
М и с с и с Г р э й (Габи аус Дойчланд). How are you?
Барт подходит к Габи аус Дойчланд сзади и с размаху бьет ее кувалдой по голове.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. I am fine!
М и с с и с Г р э й (Джону Рыбкинзону). How are you?
То же самое Барт проделывает и с Джоном Рыбкинзоном.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. I am fine!
М и с с и с Г р э й (Француженке Жаннетт.) How are you?
Удар по голове.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. I am fine!
М и с с и с Г р э й (Маше фром Раша.) How are you?
М а ш а ф р о м Р а ш а. I am fine!
М и с с и с Г р э й (Папандопулосу.) How are you?
Удар по голове. Учитывая телосложение Папандопулоса: еще удар.
П а п а н д о п у л о с. I. Am. Fine.
М и с с и с Г р э й ( Жан-Жаку). How are you?
Ж а н — Ж а к. Кагыица, айэмфайн.
М и с с и с Г р э й (Ревекке с Чукотки). How are you?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Ай… ой!.. эй… эм… Ай эм…
М и с с и с Г р э й. Well, well, go on!..
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. …файн…. I… am… fine….
М и с с и с Г р э й. Great!.. Perfect!.. Excellent!.. (Знак Барту.)
Удар по голове.
М и с с и с Г р э й (Роджеру). How are you?
Р о д ж е р. I am fine…
Барт заносит кувалду. Миссис Грэй жестом его останавливает.
М и с с и с Г р э й (Роджеру). Are you sure?
Р о д ж е р. Yes, mam…
М и с с и с Г р э й. Let’s check it up. Sit down, please.
Роджер садится за стол напротив Миссис Грэй. Она берет дырокол, ловко подхватывает указательный палец Роджера, вставляет его в дырокол и надавливает.
How are you?
Р о д ж е р. I am fine.
М и с с и с Г р э й (надавливая сильнее). And how are you now?
Р о д ж е р. I am fine.
М и с с и с Г р э й (надавливая еще сильнее). And now?
Р о д ж е р. I am fine, mam.
М и с с и с Г р э й (давя на дырокол всем весом тела). And now? How are you feeling now?
Р о д ж е р (после некоторой паузы). I am fine. (Высвобождает поврежденный палец и обвязывает его носовым платком.) К тому же, мэм, я так долго был безработным, а потом работал так долго, в грязи, так физически тяжко, за сущие гроши, что для меня получить, сидячую работу… тфу ты, черт! найти сидячую работу, в чистенькой тихой конторе — это сущий праздник.
М и с с и с Г р э й (от полной растерянности — по-русски). Как вы смеете говорить по-русски? Ведь я вас неоднократно предупреждала! Я всех предупреждала!
Р о д ж е р. Но я не знаю, как это все сказать по-английски.
М и с с и с Г р э й. Тогда покажите! Мы договаривались: если не знаете, как сказать, — просто покажите!
Р о д ж е р. Okay. Willingly.
Роджер, а затем остальная часть группы под музыку показывают Миссис Грэй и Барту, что значит быть безработным, нищим, обремененным семьей, работать в грязи, за гроши, надрываться физически, болеть, изнашивать молодость в мелкой бессмысленной суете и наконец, найдя тихую чистенькую контору, обзавестись безукоризненным пробором, рыбьим выражением глаз и обеспечить себе хорошую пенсию.
Мизансцена решена в духе мюзикла.
Сцена девятая
Миссис Грэй спускается по лестнице. Странный будоражащий звук сзади нее. Это, съезжая по перилам, ее обгоняет Роджер. Он спрыгивает на площадке и, задрав голову, в такой позиции ведет диалог. Миссис Грэй остается стоять выше. Как статуя на постаменте.
М и с с и с Г р э й. Опять. Ты, видимо, хочешь скандала.
Р о д ж е р. Ира, Ирина! С кем ты связалась?! С кем?! Он совсем не тот, за кого себя выдает, разве ты не видишь?
М и с с и с Г р э й. Это тебя не касается.
Р о д ж е р. Нет, это меня в некоторой степени как раз касается. Что будет с нашим сыном? Он же совсем мальчишка!
М и с с и с Г р э й. Разумеется. И что?
Р о д ж е р. Да не сын, а этот, как его… твой аферист…
М и с с и с Г р э й. Не смей его так называть!
Р о д ж е р. Хлюст… хлыщ…
М и с с и с Г р э й. Не смей!
Р о д ж е р. Что будет с нашим сыном?
М и с с и с Г р э й. Что будет? Он в Штатах будет! вот что с ним будет! будет, по крайней мере, жив! у него будущее будет! вот что с ним будет!
Р о д ж е р. Да ведь этот твой, как его, Кларк Гэмбл, я же его насквозь вижу! Какой он, чертовой матери, калифорнийский аспирант! Тоже мне, социолог! теософ! Типичный бармен из какой-нибудь Миннесоты… это в лучшем случае…
М и с с и с Г р э й. Ну, если и бармен, так что! если из Миннесоты, так что! Хоть с Аляски! Хоть… я не знаю откуда, хоть алкаш, изобретатель мази от клопов, дилер, киллер, черт в ступе! Ты — что ты тут можешь мне дать?! А он молод, он красив, он учтив, и, кто бы он там у себя в Штатах ни был, у меня есть шанс, и я не могу сопоставить этот шанс с тем, что здесь… с этим адом… с этим… с этим…
Р о д ж е р. Ирочка, успокойся… Ирочка, ну не надо… Ира, я больше не буду… Ирочка… Ира…
Сцена десятая
В столовой. Поздний вечер. Черные незанавешенные окна. Казарменный порядок. Только что вымытый, еще сыроватый пол. Стулья перевернуты и поставлены на столы. За одном из свободных столов сидят дежурные: Жан-Жак, Джон Рыбкинзон и Ревекка с Чукотки. Из-за стены слабо доносятся звуки “partу”.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (штудируя самоучитель). Бат ит вуд би вэйн ту эттемпт. (Повторяет наизусть.) Бат ит вуд би вэйн ту эттемпт… Бат нотуизстэндинг олл зис…
Ж а н — Ж а к (перебивая). Дернем, что ли? я извиняюсь, конечно…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. У тебя есть?
Ж а н — Ж а к. Есть, кагыица, далеко лезть, а у нас — завсегда при нас. (Многозначительно звякает под столом.)
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да ты, на хрен, фокусник! Не хуже этого, как его… (Ревекке с Чукотки) как этого, нового?..
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Я что-то не помню…
Ж а н — Ж а к (с готовностью). Роджер!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Роджер. Тоже мне, Отелло. Ну увели у тебя бабу, так имей мужество, утрись и заткнись. А потом, еще неизвестно, кому повезло…
Песня.
Ж а н — Ж а к. Думаешь, он и вправду…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. А чего тут думать.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Да перестаньте вы, сплетники! Хуже женщин…
Ж а н — Ж а к. Ревекка, как вас по батюшке? Может, дернете за компанию, хоть ваша нация, кагыица, и не пьющая?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Много вы знаете про нашу нацию. Дерну.
Ж а н — Ж а к. Вот это по-нашему! (Приносит из кухни хлеб и стаканы.) Вот это по-нашему! Я уважаю, чтобы традиции! Святая троица, все такое… А как же? Еще, кагыица, деды наши…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Ваши.
Ж а н — Ж а к. Ну да, наши… На что это вы намекаете?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да кончай ты трендеть! Пока у них там (кивок в направлении шума) вся эта дурота происходит, может, еще и успеем. А потом уж неизвестно когда.
Ж а н — Ж а к (разливая водку). А Рождество ж через неделю. Ихнее, католическое… Ирка сказала…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Так не водку же они в Рождество будут жрать-то! Даже насчет вина сильно сомневаюсь. Будем тут гнить взаперти, как… призраки замка Моррисвиль… Ну, давай, что ли! кончил тянуть!
Ж а н — Ж а к. Ну, что сказать?! (Поднимая стакан.) Вот как у вас, например, что говорят, Ревекка… как вас по батюшке?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. “Следующий год — в Ерусалиме”.
Ж а н — Ж а к. Во! Это, кагыица, точно! “Следующий год — в Ерусалиме!” Поехали.
Пьют.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (утираясь кулаком). Ага, ждали тебя там.
Ж а н — Ж а к. А чего?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да так, ничего. Вот все прямо сейчас бросили — и тебя, горемыку, ждут. Ладно. Шутка. (Погружаясь в самоучитель.) Эз фар эз ай ноу… Каминг… ту презент серкумстэйшенз… Ду нот мизандерстэнд ми… Каминг… бэк ту зе мэйн сабджект…
Ж а н — Ж а к. Хорошо пошла… А они, дураки (кивок в сторону шума), вырядились там животными и думают, кагыица, это им поможет… Ага, поможет… как жмурику клистир. “Я — верблюд…” — “Я — осел…” — “Я — свинья…” — “Я, на хер, — макака…” Иркин метод… Научись, кагыица, в игре… Играть надо было, когда игралось… А теперь, видно, уж поздненько… ох, поздненечко… А жить-то, кагыица, еще надо! Что ж, муть зеленая, делать-то?!
Д ж о н Р ы б к и н з о н (отрываясь от книги). Жить, между прочим, тебя никто не заставляет. Демократия. (Погружаясь.) Ауа клайентс уэлком зи оппортьюнити анд шуд бе глэд ту хэв фулл информэйшн эбаут зе мэгэзинз ин вич ю интенд ту плэйс зеа эдвертисментс… (Наливает в свой стакан.) Предлагаю освежиться.
Ж а н — Ж а к. Вот это обороты! Уважаю… Ну… у нас мастер цеха, бывало, так говорил…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да ладно, хва. И без спичей сойдет. “Из зис олл йо лагидж?” — “Йес, зэт из ол лагидж ай хэв… Ай хэв оунли уан сьюткейз…”
Ж а н — Ж а к. Ревекка, как вас по батюшке… он меня не уважает… мою водку жрет, а не уважает… Вот как у нас на Руси еще водится… А у вашей нации так водится?.. Сомневаюсь. У вас-то все особенное, все. Я, по молодости, лежал, помню, кагыица, в травматологии с одним в палате, из ваших… У нас городок маленький был, 1-я улица Ильича, 2-я улица Ильича, 3-я улица Ильича, и так ровно десять. Шахтеры да шоферня… А тут, в палате-то, этот, из ваших… Ну и услышал я тогда в первый раз про обрезание… Услыхать-то услышал, да как рассек? Я ведь подумал — что? я подумал, он свой член время от времени, кагыица, ножницами себе обрезает, ну, как ногти там или что… раз в месяц там или в два… а то, я думал, если член у него не обрезать легу… регулярно, так он вырастет ого-го! Думал, член у мужчин ваших так и прет постоянно в рост, ну, как волосы, там, или что… шут его знает…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Это у тебя, монитор, все от зависти. Плюс чувство восточнославянской неполноценности. (Погружаясь.) “Хэв ю эни форин куррэнси?” — “Ноу, ай хэв ноу форин куррэнси”. Мммммм… “Ду ай чек ин фор зе флайт ту Нью-Йорк?” (Наливает себе.) Освежимся.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Джон, что же вы делаете?
Дальнейшее происходит на фоне типичных проявлений резкого опьянения всех персонажей, как-то: заплетания языков, хаотизма жестов, икания и прочих физиологизмов, давно и прочно ставших самопародийными. Автор решил не брать на себя труд по их регулярному упоминанию.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. И жить торопится, и чувствовать спешит. “Гуд морнинг, мистер Браун! Уэлком то Нью-Йорк! Дид ю хэв а гуд джорни?” — “Йес, ай риали инджойт май трип! Ит воз грейт!” — “Из ит йо ферст визит хиэр, мистер Браун?” — “Йес, ит из. Бат нот ласт, ай хоуп”.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Моя дочка как раз сейчас в Нью-Йорке… Господи Боже мой! Соня, Сонечка! Она там совсем одна!.. Совсем одна, совсем, Жан-Жак, вы понимаете? Она у меня одна, и я у нее одна. И вот она одна там, а я одна здесь. Почему? Почему только так? Я ее воспитывала одна. Как я ее воспитывала? Чехов — Бунин — Бродский, Маркес — Борхес — Кортасар… A телевизор она у меня вообще не смотрела, она даже не знала, что такая помойка и существует. A что она знала, например, о кино? Она знала, что кино — это Тарковский, кино — это Сокуров, это Иоселиани, Данелия. Вот что такое кино! Фассбиндер, Дзеффирелли, Бергман, де Сантис, Феллини, Росселини… А что есть шварценеггеры всякие, она даже не знала… И что же? И попала она — куда? В Царство Электронных Сортиров. Там, знаете, она пишет, такой богатый набор услуг, в сортирах у них, что можно там, то есть в сортире, и на свет появиться, и креститься, и потом в университете учиться, и трудиться, жениться-плодиться, а потом и пристойно и комфортабельно покинуть мир. И даже не понять, что прожил всю свою жизнь в сортире! Это, кстати, входит в набор услуг.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (“выныривая”). Что именно?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (в пространство). Ну, как бы это сказать… Чтоб человек ничего о себе не понял. Это ведь невероятно удобно для жизни! Поэтому в высокоразвитых странах изобретены уже сотни “наук”, которые успешно разлучают человека с самим собой. Как приласкать ребенка? Запишитесь в очередь к психотерапевту, он объяснит. А как дочери успокоить свою мать, если та плачет? Запишитесь в очередь к другому, за месяц вперед, — он объяснит и это, а потом даже глянцевые брошюры регулярно станет вам посылать, за отдельную плату. Если у вас достаточно дорогая медицинская страховка, вы сможете также пройти практический курс из двадцати трех занятий, с приличной скидкой. Так что мужчина, например, скоро без психотерапевта изначально не будет знать, как ему… простите за резкость, взобраться на женщину. Население там состоит, фифти-фифти, из адвокатов и психотерапевтов. В первую половину дня психотерапевты ходят за услугами к адвокатам: судебные иски, все такое. А после обеда наоборот: адвокаты лечатся у психотерапевтов. Но вы знаете, ни адвокат, ни психотерапевт при этом могут вполне и не услышать ни разу, за всю свою жизнь, имени Джека Лондона. Разве у нас найдешь хоть тебе последнего алкаша, кто бы не услышал ни разу, ну, скажем, имени Чехова?
Ж а н — Ж а к (отрывая голову от стола). Нннне найдешь. Кагыица, и не ищи даже. (Головой об стол. Тупой стук.)
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. И, в целом… (Пытаясь высвободить сжимаемую им бутылку.) Дайте мне, Жан-Жак, я выпью… Нет, нет, я одна выпью, коллектив мне не нужен…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Он потому алкашом и стал, что слишком много про Чехова слышал. “Бердз оф э фэзер флок тугезер.” — “Ши тук зе ронг стрит…” Ммммммммм… “Мэй ай аск ю ту ду ми э фэйвор?”
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. И, в целом, в целом… По сравнению с их среднестатистическим адвокатом любой наш пэтэушник — просто интеллектуал. Вот вы, Жан-Жак! Вы просто интеллектуал, вы слышите?
Ж а н — Ж а к. Ссслышу… и про Чехова… лицо… и душа… и одежда… и обувь… все должно быть…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Что же мне делать?! Мой ребенок там так одинок! Мой ребенок не может создать себе там семью! Что делать? Ведь Соне же замуж нужно! (Как-то очень резко теряя самоконтроль.) Жан-Жак, Жан-Жак, мой хороший, женитесь на ней!! Женитесь, Жан-Жак!.. Она… она очень красивая девочка!.. Вот, посмотрите! (Судорожно достает из кармана и выкладывает на стол фотографии.) Вот!! вот!! смотрите!! смотрите!! вот!!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да, ничего себе девушка… Ммммм… Грудь… кожа… волосы… все такое…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Что вы! она красавица! она просто красавица! вот это ее последнее фото здесь… А это уже там, видите?..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. “Джон Браун из спикинг”. — “Куд ю пут ми тру ту мистер Робертс?” — “Зе лайн из ингэйдж”. (Пытается повторить.) Зе лайн… из ингэйдж… “Кэн ю хоулд он? Мистер Робертс из он зе азер лайн”.
Ж а н — Ж а к. Что же ты, мать, туда, кагыица, лыжи навострила? Ты ж ни хрена, я извиняюсь…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Вот в том-то и дело… Куда же мне ехать? Без языка… Чтобы сесть там своему ребенку на шею?
Ж а н — Ж а к. А поссссс… пссссс… пссссс….
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Пособие! Нищета ей и тут была обеспечена! К чему же было затевать всю эту эквилибристику… всю эту кровавую эквилибристику…
Внезапным ударом Джон Рыбкинзон сметает на пол бутылку, стаканы, хлеб, книгу… В один прыжок он взлетает на стол.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (дико крича в пространство). Я!! через три недели!! уже должен пахать в каком-то ресторане Нью-Йорка!! а я!! даже не знаю!! как будет по-английски “кол-ба-са”!!!
Резко ворвавшись, застывают участники “partу”. Все они в бутафорских костюмах. Верблюды, свиньи, ослы, макаки… Грохот музыки из раскрытых дверей… Немая сцена.
Действие второе
Сцена первая
Комната Маши фром Раша. Маша фром Раша и Француженка Жаннетт.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (покрывая ногти зеленым лаком). …или вот, например, пьешь ты сок, да?
М а ш а ф р о м Р а ш а (сосредоточенно выщипывая брови). Ну. Что за сок?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Какая разница! Апельсиновый. Ну а он, после каждого твоего глотка (покачивая пальцем, назидательно): “Remember, baby! This is not water!” — “Помни, детка! Это тебе не вода!” А если ешь чего-нибудь… ну дома… ну и, например, скажешь: “Ой, как вкусно!” А он, мрачно так: “But this is expensive!” — “Но это дорого!” Или, например, в кафе… Ну, позовет туда… Сам причем позовет, сам! Ну возьмет чего-нибудь… самого простого… Ну а я, конечно: “Ой, как здорово!” А он, обязательно: “А хочешь, я тебе сделаю сюрприз?” Абсолютно всегда так: “А хочешь, я тебе сделаю сюрприз?” А я всегда: “Хочу…” Ну, он: “А платить-то за все будешь ты!” (Передразнивая.) “А платить-то за все будешь ты…” Это у него шутка такая была. Единственная.
М а ш а ф р о м Р а ш а. А кто жe платил-то?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да он! Разве я могу? Это ж он шутил так, я говорю. Ну, или пополам платили…
М а ш а ф р о м Р а ш а. На фига он тебе такой сдался? С твоими способностями!.. Нашла бы себе другого… третьего…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Елки! Так я ж тебе про трех разных и рассказывала! Голландец, шотландец, француз!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ха-ха-ха-ха! Как в анекдоте! Только там обязательно “…и русский”: “Немец, поляк и русский собрались, чтобы…”
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Нет. “И русский” мне не надо. Сохрани Бог.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну так из тех нашла бы себе побогаче…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Машка, ты трахнутая? С дуба, что ли, рухнула? Голландец был владельцем торговой фирмы, шотландец заместителем директора банка, а француз работал в посольстве.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ха-ха-ха-ха! А это, как в другом анекдоте: “В задачнике спрашивается: сколько лет машинисту?”
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Дура ты, Машка! Все бы тебе ржать! И чуть что — анекдот. Тебя с этим, с Жан-Жаком, надо скрестить!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Только не с Жан-Жаком!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (не слушая). То-то бы у вас детки пошли!
М а ш а ф р о м Р а ш а (тихо). Ты как догадалась?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. О чем?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ни о чем… У тебя эпилятор есть? Мой сломался.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Держи. Не, какие-то телодвижения я и после делала… Много всяких было… телодвижений… Вот и сейчас… Надежда умирает последней…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Зря ты на Барта пялишься. Тебя училка со свету сживет.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да я не пялюсь… Условный рефлекс. Под конец-то хоть на мужика посмотреть…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Че это — “под конец”?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Так моему-то Бенджамену восемьдесят семь…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да вас не зарегистрируют!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. А если у нас любовь?! (Дуя на ногти.) Зарегистрируют. Он все устроил.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну так тебя ж его правнуки отравят!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ага. (Выразительнио суша ногти.) Кто кого… Кто кого… (Внезапно роняя руки.) Да он все равно меня переживет. Какая разница…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Че это?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Не знаю. Покажи-ка твою пудру…. Не, мне этот тон не идет. Другого у тебя нет?..
М а ш а ф р о м Р а ш а. Держи на выбор. Бледная ты, Жанка! Думаешь, так сексуальней? Вот персиковый тебе бы пошел…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да ничего я не думаю. Когда мне думать… я до этого Бенджамена-то пока доискалась, так знаешь!.. да чего там!.. побледнеешь… (Истерически рвет на себе блузку.) Куда ты так губы себе обвела!! Куда!! Что ты этими губами делать собираешься!! что!! дура!! тварь!! прошмандовка!!
М а ш а ф р о м Р а ш а (испуганно). Жанна!.. Жанночка!..
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Холодно! почему так холодно, Господи…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Сейчас… сейчас… Ой, а батарея-то ледяная! Как же это? Укройся одеяльцем-то, укройся… (Помогает.) И правда холодно… Заболтались я и не заметила… я сейчас у тебя посмотрю… (В дверях.) Лежи, Жанночка! Я еще твое одеяльце принесу и пальто…
Метель. Через некоторое время за дверью раздаются шаги. Входит Жан-Жак.
Ж а н — Ж а к (еле ворочая языком, но пытаясь выглядеть авантажным). Жаннетта!.. Не помешал? я так и знал, кагыица, что ты у Машки! Уже лежи-и-ишь, моя женщинка!.. Уже в ко-о-о-ечке!.. Вери гуд!…Ты только ноженьки разведи, мулюсинька… мусюбисинька… а я… а уж я… Почувствуйте, кагыица, разницу! И можешь себе на здоровьичко припухать!.. Не отк… не отк… не откажи, ну, в натуре! Или к тебе, блин… надо… с особым “пли-и-изом” подваливать? А, Жанка? Другим-то, небось, и без “плииза” давала… (Сползает по стенке, валится на пол и засыпает.)
Входит Маша фром Раша. В руках у нее ворох теплых вещей: одеяло, пальто… Выходит в коридор и вволакивает другие вещи: чемодан, стопку книг, обувь…
М а ш а ф р о м Р а ш а (заметив Жан-Жака). Ой, что это?… (Хлопотливо раскладывая вещи.) Жанночка, ты не волнуйся, у тебя батарея тепленькая, хорошая… Слава Богу… Слава Богу… Но у тебя там… ты только не бери себе в голову… у тебя там… немножко другое…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (безучастно). Что?
М а ш а ф р о м Р а ш а У тебя там… Чайку попьешь? (Хлопоча с кипятильником.) У тебя… У тебя потолок полностью протек, Жанка! полностью! Того и гляди рухнется! Включаю я свет, а там в плафонах, они у тебя на бокалы похожие… во всех трех бокалах вода стоит до краев! (Смеется.) С подсветкой-то, как шампанское!
При слове “шампанское” Жан-Жак резко садится. До конца сцены так и продолжает сидеть с закрытыми глазами.
И сразу закоротило, теперь и света там нет… Потоп, полный потоп!.. Зато батарея горячая! без проблем! Так что днем кантоваться будем тут — а спать там будем! Сыровато, правда… Там мужской душ сверху… Они, гады, водную феерию с бодуна устроили, видишь… Одичали совсем…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Не все… Только этот (кивок на Жан-Жака) да тот… Робинзон…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ты зря так про Джона… это все монитор подбивает…
Ж а н — Ж а к. Ноу… но-о-о-оу…. Ноу… ит из… нот…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Где они только водку берут…
М а ш а ф р о м Р а ш а (продолжая хлопотать). Где-где! в тумбочке! Монитор-то в окно насобачился лазить… Утром гляжу: лезет… Холоду напустил! Припер авоську водки и кило презервативов. Увидел меня, говорит: ну водку-то я выпью, а презервативами мне что, закусывать? Вот больной на головку….
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Машка, у меня выкидыш случился…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Когда?!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да к тебе когда шла… Захожу в туалет… Мне, знаешь, три месяца назад такое колесо впарили, семьдесят баксов, запьешь, говорят, чайком, потом, значит, через полчасика, в сортирчик посикать сходишь, а это, говорят, заодно… Не заметишь даже. Вот я месяца три ничего и не замечала… А сейчас захожу в туалет… То ли только сегодня подействовало, то ли само…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Так там же готовый ребеночек…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну.
М а ш а ф р о м Р а ш а. А… мальчик или девочка?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Не знаю. Я воду спустила.
Входит группа в рождественских нарядах. Это Миссис Грэй, Барт и Габи аус Дойчланд, переодетые ангелами.
Х о р а н г е л о в.
Merry Christmas to you, Merry Christmas to you,
Merry Christmas, merry Christmas,
Merry Christmas to you!
Silent night, holy night,
All is calm, all is bright,
Round young virgin mother and child…
Holy infant so tender and mild…
Sleep in heavenly peace…
Дальнейший диалог происходит на фоне приглушенных рождественских песнопений.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. У меня, знаешь, теперь кровь сильно идет… я думала, ничего, а теперь, чувствую, хлещет… Что делать? Не останавливается…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Надо бы “скорую” вызвать!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Нет-нет!..
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да я через окно! найду там где-нибудь телефон!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Нет, нет!! До Бенджамена докатится… И курсы… Он же платил… Это же большие бабки…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Тогда знаешь что? Давай попробуем… ты все с себя сними… все, все… все что можешь… давай помогу… Ноги кверху… Вот так… Тут настоящий холодильник… Может подействовать… Очень холодно?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Очень.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Хорошо, Жанночка, хорошо…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. По-моему, все равно идет…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ничего, остановится. А белье я потом застираю.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Все равно идет… (Стуча зубами.) Это, знаешь, пока я до Бенджамена-то доискалась… Один предложил: давай с америкосом познакомлю… за двадцать процентов от того, что он тебе отстегнет… холодно, Маша…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Потерпи, Жанночка, потерпи…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну, думаю, двадцать процентов — это по-божески… Только, говорю, мне ж не деньги нужны, а чтоб забрал отсюда… А он говорит, ты ж не Золушка, едрена мать, чтоб тебя сразу так забирали… он же попробовать должен, как ты ему, ну… Без примерочки, говорит, не берут… Дай чаю хоть, Маша…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Нельзя тебе чаю… наоборот, воды холодной выпей. (Наливает из крана.)
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (стуча зубами о стакан). Ну и, значит, я знаешь, как постаралась? А он ушел потом, и ничего… А этот, кто знакомил, говорит: если он решит что-нибудь насчет тебя, так позвонит… жди… а денег, кстати, тот так и не дал… ну, я не спросила… а этому, кто знакомил, из своих дала… пять баксов… А он говорит: тебе надо с другими пытаться… на одного губу не раскатывай… Ты же вон, говорит, когда работу ищешь, ты же не в одну, а в несколько контор обращаешься?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Солиситация у них называется…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну вот. Я и пыталась… Я так пыталась, если б кто-нибудь видел! “Оскара” запросто могла бы срубить.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Баранки гну. Оказалось, что все они такие же америкосы, как я принцесса бельгийская. Трое, наверное, эти… хачики были, а другие не знаю кто… Все дружки этого, сводника… Деловые компаньоны или кто…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да как же ты акцент-то у них в инглише не просекла?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Так они жe не говорили ничего…
За окном выстрелы. Песнопения резко смолкают.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Что это, Маша?..
М а ш а ф р о м Р а ш а. Это далеко…
А н г е л, к о т о р ы м я в л я е т с я М и с с и с Г р э й (резко подлетая). In English! In English, please! (Маше фром Раша.) How are you?
М а ш а ф р о м Р а ш а. I am fine!
А н г е л, к о т о р ы м я в л я е т с я М и с с и с Г р э й (Француженке Жаннетт). And you?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. I am fine!
А н г е л, к о т о р ы м я в л я е т с я М и с с и с Г р э й (Жан-Жаку). And you? How are you? (Не дожидавшись ответа.) Okay! See you later!
Ангелы уходят.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. И правда, Маша, у нас ведь там урок через десять минут!
М а ш а ф р о м Р а ш а. В Рождество заниматься грех!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Так мы ж православные! Плевать нам на ихнее Рождество!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ты лежи, не двигайся! Тебе нельзя двигаться!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ничего-ничего! Давай хотя бы повторим! Мне пропускать нельзя! Ну давай, начни!
Дальнейший тренинг проходит в тональности неистребимо-тяжелого русского акцента. Чтобы тождественно передать особенность этой и дальнейших мизансцен (подобного рода), применим обратный прием: пусть “английским” — будет именно русский язык, типично окарикатуренный английским (точней говоря, “американским”) акцентом.
М а ш а ф р о м Р а ш а. V Rossii zima dlitsia tri ili shest’ mesiatsev. No inogda zima dlitsia bolee dlinno.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. V SShA yest’ zima tozhe. Zimoy holodno. Zimoy holodneye, chem letom.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Zimoy liudi v Rossii vezde nosiat ih tiopluyu odezhdu.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. V shtate Ayova yest’ mnogo kukuruzy.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Segodnia zharko, ne tak li?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Da, ochen’! A vchera bylo holodno. I vchera byl dozhd’. Pogoda byla polnost’yu uzhasnoy!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ya ne liubliu dozhd’. Kogda dozhd’, to vsegda delayetsia mokro i togda nel’zia horosho zagorat’.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. O da, vy pravy.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Zimoy nel’zia zagorat’ tozhe. No zimoy liudi imeyut ih zimniy sport.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. O da, on zakonchil kursy programmistov i zatem poluchil rabotu v horoshey firme.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Amerikanskie zhencsiny imeyut mnogo volos na nogah. Eto rezul’tat ih zdorovogo pitaniya. I poetomu yest’ mnogo epiliatorov na amerikanskom rynke. A v Rossii vsio naoborot.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Pochemu?..
М а ш а ф р о м Р а ш а. Pochemu?!.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Pochemu?!!
Распевка американских морских пехотинцев.
Сцена вторая
Знакомое помещение с надгробьями, преобразованное в компьютерный класс. Каждый учащийся сидит перед своим экраном. Электронные голоса вразнобой задают вопросы. Учащиеся, в наушниках, отвечают в компьютерные микрофоны. Каждый слушает только себя. Никто никого не слышит.
Э л е к т р о н н ы e г о л о с a р а з н ы х к о м п ь ю т е р о в. What is your name? what is your name? what is your name? what is your name? what is your name?
Р а з р о з н е н н ы е г о л о с а л ю д е й (в пространство, накладываясь друг на друга). Май нэйм из Жан-Жак… Май нэйм из Маша… Май нэйм из Жаннетт… Май нэйм из Роджер… (И т. д.)
Э л е к т р о н н ы e г о л о с a р а з н ы х к о м п ь ю т е р о в. Could you spell it please? could you spell it please? could you spell it please? could you spell it please? could you spell it please?
Р а з р о з н е н н ы е г о л о с а л ю д е й. …эм… джи… эй… джэй… и… ар… оу… эйч… оу… ти… ти… ю… эл… ди… кэй…
На переднем плане, каждый перед своим компьютером, сидят Папандопулос и Ревекка с Чукотки. Ее наушники, ввиду бесполезности, сняты. Она оцепенело смотрит в экран.
П а п а н д о п у л о с ( в свой экран). Меня зовут Папандопулос Юрий Степанович. Мне сорок два года. Закончил Нахимовское училище. Капитан второго ранга в отставке. Разведен. Имею взрослого сына. Сам я из Феодосии. У меня там есть тетка, сад. В Питере у меня двухкомнатая квартира. Я директор совместной российско-британской строительной фирмы. Обеспечен. Физически здоров. Напитков не употребляю. Давайте заберем вашу дочку и будем жить вместе. У меня, кроме того, есть отличная дача в Репино. Соня будет учиться. Я вас обеих обеспечу. Стабильно. Вы не будете ничего бояться. Нуждаться не будете ни в чем. Подумайте. Я вас очень прошу.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (глядя в экран). Нет. Нет… нет… нет… нет… нет…
Сцена третья
Комната Француженки Жаннетт. С потолка со звоном капает в таз. Горит свеча. Француженка Жаннетт и Маша фром Раша.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да я уже по-всякому пробовала. По-всякому. И сама объявления давала и на объявы других реагировала. Не, это дохлый номер. Вот приехал один… Один! Да их сотни было, понимаешь ты, сотни!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Легион.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Не, легион это красиво слишком. Орда татарская?.. Не, и это как-то красивенько. Золото всякое, кони, доспехи… A эти… Как грязи их было. Как грязи…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Лечебной?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Теперь ты хохмишь!.. У тебя, кстати, как это дело… прошло?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Прошло. Кажется…
М а ш а ф р о м Р а ш а (философски). Все проходит. (Расчесывая волосы.) Ну и вот, приехал, к примеру, один… И что характерно: я ж адрес-то свой не указывала, написано было только а/я номер такой-то, и все. Так он приперся на эту почту… уж я не знаю, чем он их там взял… Сунул, наверно, на лапу… Короче, дали ему чучундры эти мой адрес.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Не имели права. Уголовное дело.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну. А он является, а я как раз на больничном, не накрашенная, ничего, ужас. Ну и говорит: вы меня помните? Я такой-то, вам письма из этого… из… как его… под Кандалакшей там у них это… писал… Я бы, говорит, еще позавчера приехал, да у меня обострение геморроя вышло.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Старый, что ли?
М а ш а ф р о м Р а ш а. А хрен его знает. Ну, лет тридцать пять…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Это не старый…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну. От пива, наверное. Присели возле стола, а он и говорит: что вы на меня так смотрите? Вы на баки мои смотрите? Вам нравятся мои баки? Они у меня, говорит, как у Пушкина. Я вообще, говорит, на Пушкина похож. Девушкам это нравится, говорит. И женщинам тоже…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. А какие в смысле были баки-то?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да баки-то баками, а лысина? Ну, я вроде в кухню… думаю, соображу там, как бы его повежливей… Встаю, и он встает. Я к дверям, и он к дверям…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ой.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да не, там другое. И давай меня в угол как-то теснить. Теснит и сопит, теснит и сопит… Прижал в угол совсем… И вдруг выдает: а поглядите-ка на столик! А там у меня столик журнальный как раз в углу. Я вниз гляжу: ничего там на столике, только открытка какая-то за три копейки. А он: это вам от меня подарок, говорит.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Во дебил.
М а ш а ф р о м Р а ш а. А он и говорит: ну, видите, что там на открытке? Ну, я посмотрела: лес там какой-то осенний… желтый такой… природа, короче… А он: а еще что? посмотрите получше. Я говорю: да ничего больше. А он: не-e-ет, посмотрите… Ну, я наклонилась…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. А тут он тебя и…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да погоди… И вижу: там, возле леса, парочка такая с детской коляской… Кро-о-ошечная такая парочка, микроскопическая… А он на меня многозначительно смотрит так — и сопит… смотрит и сопит… Ужас. Чувствую, меня сейчас вывернет, буквально. Тем более я тогда в залете была, на третьем уже, что ли, месяце… короче, запаха мужского не выносила совершенно… И говорит: поженимся здесь, в Питере, да? пропиши меня как своего супруга и как отца наших будущих детей… все для тебя сделаю… у нас, говорит, будет самая образцовая семья во всей Российской Федерации… а там, под Кандалакшей, говорит, как ребенка-то растить? там не вырастишь. Там, говорит, ложку масла не найти, чтоб в кашу ребеночку-то покласть…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Оххх… остопиздело…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Не-e-ет, ты слушай. Так таких же случаев один за одним… Так что абортов-то я понаделывала… несчитано-немеряно… (Всхлипывая.) А ведь это грех, елки-палки, грех!…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ты чего, плачешь, что ли? Кончай…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да я не плачу… Я только… всю жизнь хотела ребеночка… Всю жизнь… Сколько себя помню…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. И в чем проблема?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Да ну, не… здесь рожать исключено. Без вариантов. Здесь не одно, так другое. Не другое, так третье… Жизни, так и так, не было, нет и не будет. (Быстро крестится на иконку.) Слыхала анекдот? Выдали пассажирам самолета свистки, в смысле, если в море рухнут, так чтоб акул отпугивать. А один, чудачок такой, говорит: мне, говорит, это бесполезно: у меня, говорит, либо свисток не сработает, либо, говорит, акула мне попадется глухая…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Н-да…
М а ш а ф р о м Р а ш а. А тут вся страна такая. (Возбужденно, шепотом.) Но теперь, знаешь… все будет устроено… теперь все устроено…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Что устроено-то? У кого?
М а ш а ф р о м Р а ш а. У меня, елки-палки, у меня! Я… я беременна, Жанка! Я беременна! От почти иностранца!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Когда это ты?.. От кого? Ты не говорила…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Только ты никому! Никому, поняла?!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да ну, кому я?..
М а ш а ф р о м Р а ш а. В общем, от Джона… Уже семь дней!.. тринадцать часов… и двадцать четыре минуты.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну ты даешь!!
М а ш а ф р о м Р а ш а. А чего давать-то?! а чего?!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Так он же женат… вроде бы…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Сегодня женат, завтра нет. И потом: любовница-то ему нужна? Нужна. Ну вот.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ты даешь…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Он мне сказал, вызов сделает…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. А потом?
М а ш а ф р о м Р а ш а. А потом фиктивный брак с кем-нибудь сделает… И все-все будет в ажуре. (Зажигая новые свечи.) Я, знаешь, как это вижу? Вот поедем мы, например, в отпуск, в Швейцарию…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Из Штатов?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ну да! Из Штатов в Швейцарию… Девочка будет вся в розовых рюшиках… вся в рюшиках… А мальчик, если мальчик будет… ну, он тоже будет в рюшах, если маленький… в голубых только… И вот поедем мы утром в кабриолете… прямо в горы… рано так, рано утром… Представляешь воздух?!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Какой марки кабриолет-то?
М а ш а ф р о м Р а ш а. А, не знаю. Белый кабриолет… А виды там… сама понимаешь… И вот сделаем остановку… на альпийском лугу… Я ребеночка сначала грудью покормлю… Молока у меня будет — залейся! А Джон будет пока нам завтрак устраивать… Прямо на эдельвейсах… Свежесть кругом такая!… Солнышко, небо… Ребеночка покормлю, потом спать уложу… А птицы поют так громко, знаешь! И он скажет, Джон-то: молоко у тебя должно быть всегда хорошим… наш ребенок обязан полноценно питаться… И скажет: а для этого ты должна сливки пить… Чистые сливки… И даст мне бидон настоящих альпийских сливок… И я, знаешь, буду пить сливки — белые-белые, холодные-холодные, сладкие-сладкие — и глядеть в голубое небо… Сливки, они, знаешь, особенно сладкие, если в голубое небо глядеть…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ух ты, ну и картинки! Ты “Звуки музыки” смотрела? С Джулией Эндрюс?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ясное дело!.. Раз двадцать восемь. У знакомого одного, по видику…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Помнишь, там красотища какая!.. А у этой, у… как ее там по фильму…. аж семеро детей было… Не ее, правда…
М а ш а ф р о м Р а ш а. И у меня будет семеро. Только моих,собственных. (Тихонько запевает.)
Do: a dear, a female dear, Re: a golden drop of sun…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т (подхватывает).
Me: I named, I called myself… Fa: a long-long way to run…
М а ш а ф р о м Р а ш а.
Sol: a neadle, pulling thread… Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т.
La: I know to follow… what? М а ш а ф р о м Р а ш а.
Si: I drink with jam and bread… В м е с т е.
That would bring us back to Do!.. Do, Do, Do!.. Сцена четвертая
Комната Роджера. В окне снегопад. Роджер неотрывно глядит на косо летящий снег… В дверь стучат.
Р о д ж е р. Yes! Come in!
Входит Папандопулос. В руке у него довольно большая сумка.
П а п а н д о п у л о с. С Новым годом.
Р о д ж е р. С новым счастьем. (Подходит к столу.) Садись. Выпить хочешь?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р (наливает вина). А я выпью. (Подняв стакан.) Ну… (Пьет.)
П а п а н д о п у л о с. Я тут принес…
Р о д ж е р. Закуску?
П а п а н д о п у л о с. Дед моей матери, мой прадед, жил в Греции. А греки, знаешь, что в Новый год по традиции украшают?
Р о д ж е р. Пальму, поди ж ты.
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р. Оливковое древо. Не знаю, я, пожалуй, еще выпью. (Наливает и пьет.)
П а п а н д о п у л о с. Подскажу: это не растение.
Р о д ж е р. Все равно не знаю.
П а п а н д о п у л о с (достает что-то изрядное из сумки). Держи.
Р о д ж е р. Что это?
П а п а н д о п у л о с. Разверни.
Р о д ж е р (разворачивая). Нет, что это? А? Тяжелое…
П а п а н д о п у л о с. Осторожно.
Р о д ж е р (развернув). Вот это да! Это да! Ничего себе!!!
У него в руках — предмет размером со skate-board.
П а п а н д о п у л о с. Греки в Новый год украшают корабль. Или кораблик. Вот этот — копия того, на котором я ходил двадцать лет.
Р о д ж е р. Ты что это… сам выпилил?
П а п а н д о п у л о с. Сам.
Р о д ж е р. Неправда.
П а п а н д о п у л о с. Правда. Давай украсим?
Достает из сумки серебристый “дождик”, несколько маленьких елочных шаров… Осторожно приняв из рук Роджера кораблик, любовно его декорирует.
Р о д ж е р. Нет, это… это… Holy shit! А почему ты именно мне его притащил?
П а п а н д о п у л о с. Так.
Р о д ж е р. А, ясно. (Закуривает.) Ясненько. Жалеть меня взялся.
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р. Тогда почему?
П а п а н д о п у л о с. Я сразу после Рождества начал. Пришлось ночью в окно вылезать. Постреливали, кстати… Спилил пенек. Недельку провозился. Успел. Инструментов тут в кладовой — сколько хочешь.
Р о д ж е р. Ты не ответил.
П а п а н д о п у л о с. Я не знаю, что отвечать.
Р о д ж е р. Почему ты не Ревекке это подарил? Ты ведь, небось, для нее старался?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р. Почему?
П а п а н д о п у л о с. Для нее у меня был другой подарок.
Р о д ж е р. Какой?
П а п а н д о п у л о с. Какая разница.
Р о д ж е р. Понравился ей?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р. Нет?
П а п а н д о п у л о с. Нет. (Встает и начинает ходить по комнате.) Почему, не знаю. Она закричала страшно. И убежала. Подарок не взяла…
Р о д ж е р. Так что ты ей намеревался преподнести?
П а п а н д о п у л о с. Ладно, замнем. (Барабаня по стеклу.) Надо немедленно поставить это дело под контроль. Написать ее дочери в Америку. Что у нее здесь больше не будет проблем. Что она может и должна вернуться.
Р о д ж е р (помолчав). Оттуда не возвращаются.
П а п а н д о п у л о с. То есть?
Р о д ж е р. Ну, так.
П а п а н д о п у л о с. Если здесь сделать лучше, чем там, то возвращаются. Как миленькие возвращаются. Я напишу ей. Адрес ее только надо достать.
Р о д ж е р (пьет). Нету там адреса.
П а п а н д о п у л о с. То есть?
Р о д ж е р. У Ревекки нет никакой дочки.
П а п а н д о п у л о с (обрывая стук). Нет дочки?
Р о д ж е р. Нет.
П а п а н д о п у л о с. И… не было, что ли?
Р о д ж е р. Была.
Вьюга.
П а п а н д о п у л о с. Так. Ладно, я пошел.
Резко идет к двери. Берется за ручку. Оборачивается.
Что с ней случилось? Я должен знать.
Р о д ж е р. Выпить хочешь?
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р. А я выпью. (Пьет.) Ревекка была когда-то знакома с моей женой… с бывшей теперь… с Ириной… Жила недалеко от нас, поэтому я и знаю всю эту историю. Случайно услышал… (Себе.) Случайно! Как будто бывают “случайности”!.. (Продолжая.) А Ира до сих пор ничего не знает… Она мне про нее, про Ревекку в смысле, как-то рассказывала… С восторгом, помню, рассказывала. Но они не виделись лет двадцать, здесь только вот встретились… Так что если что-то из реальности до Иры и просочилось — хоть это, разумеется, и запрещено! — то Ира тоже, скорее всего, считает, будто Соня в Америке… (Себе, усмехнувшись.) В такой же, как Свидригайлов.
П а п а н д о п у л о с. Как кто?..
Р о д ж е р. Так, знакомый… Вообще, сказать, что Ревекка из кожи вон вылезла, чтобы дочку выпихнуть, это не сказать ничего. То есть в последние года три до этой отвальной, то есть до того, как билет на “боинг” у дочки уже в сумочке был, хлебанула она, Ревекка Соломоновна, выше крыши, конечно… Красивая она была…
П а п а н д о п у л о с. Она и сейчас…
Р о д ж е р. Нет, ты тогда ее не видал… Так что ей под каждого начальничка ложиться пришлось… Под каждого… А их много было: паспортный стол, ОВИР…
Рванувшись, Папандопулос хватает Роджера за грудки. Напряженное молчание.
Прости меня, Юрий. (Ветер. Дребезжание стекол.) Думаешь, не знаю, почему ты именно ко мне пришел? Я тебе в данной мужской компании, поди, интеллигентом показался. А ты ведь ничего про меня не знаешь. Как и про других…
Высвобождается.
П а п а н д о п у л о с. Меня другие не интересуют. Что случилось с ее дочкой? Я обязан знать.
Р о д ж е р. Ну и… Они в таком старом доме жили… дореволюционной постройки… Я выпью еще. Будешь? (Быстро наливает себе и пьет.)
П а п а н д о п у л о с. Нет.
Р о д ж е р (заметно пьянея). Соседи их потом мне сказали, Соня была такая высокая худая девочка… Светлые волосы… Густые-густые… До сих пор вот… (Ребром ладони делает “зарубку” пониже спины.)
П а п а н д о п у л о с. Знаю. Она фотографии показывала.
Р о д ж е р. И у нее как раз день рождения был…
П а п а н д о п у л о с. Мне эти глаголы прошедшего времени надоели. Короче.
Р о д ж е р. Короче некуда. И одета Соня была в тот день, мне сказали, в такое белое длинное платье… легкое, шелковое. Девятнадцать ей как раз исполнялось. А так как и виза, и билет — все готово уже оказалось, так Ревекка решила день рождения с отвальной скомбинировать. Говорят, весь бывший Сонин класс позвала… Ну, кроме разве отъявленных антисемитов, думаю. Говорят, еще тост сказала: желаю тебе, дочка, сегодня начать совсем новую жизнь — счастливую, светлую… (Резкий стук в дверь.) Yes, come in!
Вваливается пьяный Жан-Жак, язык у него заметно заплетается.
Ж а н — Ж а к . Э хэппи Нью Йиар, джентльмены!.. Ничего, что я с вами по-русски, а? Вы меня еще понимаете? Кагыица, на языке родных осин… Не заложите Ирке, нет? (Икает.) Well… Слушайте сюда объявление. В двадцать два сбор в похоронном зале! Шампанское, игры, сюрпризы! Форма одежды — приличная! Это я вам как староста сообщаю! (Икая, вываливается за дверь. Вваливается.) Ноги, головы, шеи, подмышки — вымыть, кагыица, с мылом!.. Проверю лично!!.
Вываливается опять. Пауза. Метель.
П а п а н д о п у л о с. Ну?
Р о д ж е р. Ну, выпили все шампанского за ее день рождения… за счастливый отъезд… за новую жизнь… вышла Соня глотнуть воздуха на балкон, а он с шестого этажа на асфальт. (Пауза.) Гнилые балки. (Стук в дверь.) Да исчезни ты, монитор, Христа ради!!!
Входит Габи аус Дойчланд. Элегантна, эррогантна, эротична.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Hi!.. May I come in?
Р о д ж е р. Sure.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (Роджеру: многозубо, красногубо, плотоядно). How are you feeling?
Р о д ж е р. I’m fairly well.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (Папандопулосу). And you?
П а п а н д о п у л о с. I am fine.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (Папандопулосу, хлопая в ладоши). Smile, smile! (Роджеру.) Are you going to entertain yourself tonight?
Р о д ж е р. Yes, I am going to the New Year party.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Great!.. (Папандопулосу.) And you?
П а п а н д о п у л о с. Also.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Wonderful!.. (Неловкая пауза.) So… See you later, gentlemen.
Р о д ж е р. See you! (Габи аус Дойчланд выходит.) А у них балкон этот, мне соседи сказали, давно на ладан дышал. Дом такой весь, знаешь, со времен царя Гороха… Соседи сказали, Ревекка, буквально, несколько лет подряд, пороги в жилконторе обивала: укрепите!.. пожалуйста, укрепите!.. А те ей: вы лучше нервы себе укрепите… (Папандопулос бездвижен.) В общем и в целом… (Закуривает.) Представь… Белая ночь такая… Август, но в Питере еще как-то долго светло… Или иначе: еще светло, а уже август… Обморочная такая белая ночь, безлюдье, беззвучие… Юная совсем девушка вышла на балкон и — полетела… белый шелк платья… светлые волосы по ветру… Свет какой-то нездешний… А ударилась обземь — и превратилась в цветок.
П а п а н д о п у л о с. Ты, по-моему, перебрал.
Р о д ж е р. Это к делу не относится. Я через день после этого проходил по той улице… Вижу: участок небольшой асфальта возле одного дома красной лентой огорожен… Вокруг чeго-то набросано, а там, за лентой, кусочек этот асфальта даже вроде помыт… Букеты лежат полуувядшие, кладбищенские такие… А в центре, знаешь, в горшочке с землей, такая белая роза, свежая такая, живая-живая… Ну, тут мне и рассказали…
Папандопулос издает странный горловой звук. Долгое молчание.
П а п а н д о п у л о с (достает что-то из сумки). Вот…
Р о д ж е р (ошалело). Это что?..
У Папандопулоса в руках, в горшочке с землей — белая роза. Свежая, очень живая, жуткая.
Это — что?..
П а п а н д о п у л о с. То, что я хотел подарить Ревекке.
Р о д ж е р. Где ты это достал?!!
П а п а н д о п у л о с. Какая разница. (Хватаясь за голову.) Идиот! Кретин!! Какая не-сураз-ность!! Какая… какая…. Мммм…
Р о д ж е р (беря в руки цветок и разглядывая его). Это ж надо так… В глуши заброшенных селений… Зима!.. что делать нам в деревне?.. Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…
П а п а н д о п у л о с. Мне один местный из города привез. Я ему… короче, я ему часы швейцарские предложил, он отказался… Мне бы, говорит, браунинг марки “Люггер”… Это как минимум… Ну, а я же директор фирмы… так что был у меня с собой, по случаю, мой личный “Байярд”… Такое вот совпадение. Ну и… короче, пришлось отдать.
Р о д ж е р. Ты с ума сошел.
П а п а н д о п у л о с. Возможно.
Вдалеке — беспорядочная стрельба.
Р о д ж е р. А “базуки” у тебя случайно с собой не было? по совпадению? Нам, я смекаю, этот гранатометик будет вскорости совсем не лишним…
П а п а н д о п у л о с. Не веришь в совпадения? (Кивнув на цветок.) А это что?
Р о д ж е р. Только в совпадения и верю. Но они не бывают “случайными”. Совпадения бывают только назначенными. Только безупречно-неизбежными. Видел, как древесный лист в воду падает? Отражение не может не совпасть с оригиналом.
П а п а н д о п у л о с (себе). Бедная она… Теперь, конечно, все кончено. Она уже никогда со мной… И что она тут делает?
Р о д ж е р. Так она же считает, ну… что Соня в Америке. Готовится к отъезду… Письма ей каждый день пишет… (Машинально гладя цветок.) Ну, и ответы получает… Я ей ответы пишу…
П а п а н д о п у л о с. Ты?..
Р о д ж е р. Она меня сама здесь попросила… Игру такую придумала… что-нибудь ей про Америку… Хотя, по-моему, уже и не осознает, игра это или нет. У нее же с психикой… Ты разве не понял?
П а п а н д о п у л о с. В смысле?..
Р о д ж е р. Не помнит ничего как раз с того момента, как рухнул балкон. И абсолютно не в состоянии запомнить ничего нового. Чехова только вот наизусть шпарит. Это все. (Выстрелы.) Ее с работы поэтому и выгнали.
П а п а н д о п у л о с. С работы выгнали?..
Р о д ж е р (себе). А может, это не худший удел. Забыть все, чем, зачем и обо что тебя тут мордовали. Все позабыть вчистую! А Чехова помнить…. А потом, если время еще останется, может быть, понять, что и мордобой-то был благом. Любой, самый невыносимый. Но если только на той стороне земли это понять, на той стороне земли вспоминать свою жизнь — так это ведь как с того света… А я не хочу свою единственную жизнь вспоминать на земле, как с того света! Не хочу! И не буду. (Закуривает.) Вот поэтому я и не уеду никуда. Пусть Ирочка со своим чичисбеем отчаливает, а я… Пару последних деньков с ней на прощание здесь побуду… Насколько это возможно… Сына ужасно жалко! Ужасно!.. Но я его люблю. Наверное, больше, чем она, люблю, поэтому — отпускаю. (Поглаживая кораблик.) Какая великолепная штуковина… А у меня для тебя тоже подарок есть. Ты к стихам вообще как?
П а п а н д о п у л о с. Никак.
Р о д ж е р. Ага. Очень хорошо. Ну, это не просто стихи. (Достает из своей сумки аудиокассету и показывает Папандопулосу.) Не знаю, как определить жанр. (Включая магнитолу.) У меня таких копий несколько… Друг подарил, он на этой кассете как раз сам на гитаре играет… Фантастический гитарист… А кто-то читает текст. (Вставляя кассету.) Кто, я не знаю, друг-то в Чечне погиб, не узнаю теперь… (Повернув голову.) Правда, Испания на Россию похожа?
П а п а н д о п у л о с. Не знаю, не был. В Португалию много раз заходили, а в Испанию…
Р о д ж е р. Ну, слушай тогда.
Фламенко.
Ж е н с к и й г о л о с. Postal a Cуrdoba. Открытка в Кордову.
Ты вряд ли получишь эту открытку, ведь я точно не знаю, где ты живешь.
Кроме того, мои ошибки в испанском исключают возможность твоего понимания.
И все же я шлю тебе слова, причем на кириллице,
что заведомо равна для тебя значкам египетских пирамид.
Сейчас день постепенно выключает все звуки. Пыль от последних машин
делает красным клинок луча, пересекающего пустоту комнаты.
А ты думаешь, только в Кордове так пламенеет пыль на закате?
Пожалуйста, отпусти мое сердце. Пожалуйста, не отпускай.
Я покажу тебе в видеоклипе страну, где меня давно нет,
а потому смотри — летят полустанки —
Тотьма — Княжево — Красный Луг — Семеновка — Никольшино — Броды —
и везде на этом пути бабы прижимают к животам чугунки с вареной картошкой,
пацаны продают семечки, дерутся инвалиды, грохочут встречные поезда,
мелькают свалки, овраги, собачьи свадьбы,
трактора ржавеют посреди цветущих лугов,
плывут себе за окном Большие Опочивалы, —
ох, как силен там запах бани, навоза, какой-то кислотной химии,
горячей хвои июльского леса!
Там дети в больницах дохнут, как мухи,
там школьницы нетверды в подсчете своих абортов,
там очень много стреляют — от водки, тоски, от страха, а чаще — ни от чего.
С бычачьим мясом бывали там перебои,
зато человечьего — сроду навалом,
хотя самцы там отравлены водкой,
а краткость жизни трактуется как отрада,
но у меня было там детство с сияющей перспективой мечты,
и пьяный сказал мне там: “Радости вам, барышня!”
Где еще я услышу такое? понимаешь, о чем я?
понимаешь ты? понимаешь?
Мне не верится,
что и впрямь есть река Гвадалквивир.
Легче представить: плывешь по Свири, чьи берега утопают в цветах…
Гладь зеркал гипнотизирует. Кажется,
сейчас yзришь под вoдами тот придонный сказочный град…
И вдруг, за поворотом, действительно видишь:
тысячи мертвых
выстроились в затылок
на дне,
по всей длине Беломоро-Балтийского канала…
Вот он, град Китеж, в стране моего детства!
А на поверхности, на бережках-лужках —
резвятся телята…
Там у быков
такая же красная кровь, как в Испании,
когда им, живым, вспарывают ножом аорту,
и кровь быстро входит в сухую землю.
А ты думаешь, только в Кордове земля так яростно иссыхает без крови?
Пожалуйста, отпусти мое сердце. Пожалуйста, не отпускай.
Сцена пятая
Помещение, которое Жан-Жак назвал похоронным залом, то есть то же самое, что в начале первого действия. Памятники по-прежнему теснятся в углах, а вот школьной доски, компьютеров и других предметов на светлом пути к знанию уже нет. Сейчас здесь проходит New Year party.
В углу сервирован (и отчасти уже грубо разграблен) стол для фуршета, повсюду сверкают надувные и картонные безделушки (американизированные, в духе Микки Мауса); вообще преобладают ядовито-яркие анилиновые краски — и стиль мультфильмов, где никогда не угадать, какие же именно природные звери пошли на прокорм противоестественным фантазиям карикатуристов. Из динамиков, как говорят, льется песня, — смешиваясь со звуками человечьей болтовни (уже взвинченной градусами). Впрочем, через определенные промежутки времени праздничная программа (по-прежнему сопряженная с практическим обучением) меняется, и тогда фонограммой является как раз “идеальное светское общение” (“small talk”), а песня, по-ученически тщательно, исполняется “живьем”. (Это новогодние старошотландские куплеты, которые, в традиции застолья, дoлжно петь пьяным хором.) И все-таки нелегко отличить, где же “фанера”, а где “естественные человеческие голоса”. Может, их нет? Или они записаны на другую пленку?
Речь является словно бы продолжением “домашнего задания”, кое проделывали Маша фром Раша и Француженка Жаннетт в начале этого действия. Та же степень театральной условности. Вообще издавание звуков происходит не только последовательно или попеременно, но и, разумеется, одновременно, что не передается адекватно на бумаге, но как раз на сцене, к счастью, “работает”.
Дамы (это, видимо, было оговорено в контракте) все до одной в декольте. Мужчины, кроме Барта Морриса, катастрофически им не соответствуют (хотя все до одного в “бабочках”). У пьяного в стельку Жан-Жака “бабочка” нацеплена прямо на голую шею, под костистым кадыком; облачением его торса является застиранная майка (видны грубые волосья подмышек и размашистая татуировка).
Все разогреты, крайне возбуждены; разнотональный гвалт.
Г о л о с. Zavtra budet vtornik i budet bolee teplo. Ona poluchaet posobiye.
Г о л о с. Kakoye bliudo vy predpochitayete? V nashem meniu my imeyem bol’shoy vybor vegetarianskih bliud.
Г о л о с. Zimoy vsegda boleye holodno, chem letom. I poetomu mnogo liudey chasto imeyut problemy s ich zdorov’em.
Г о л о с. Da, eto tak. No eyst’ strany, gde letom inogda byvayet boleye holodno, chem zimoy.
Г о л о с. O, pravda? Eto deystvitel’no interesno!
Г о л о с. Zimoy mnogiye liudi v Rossii katayutsia na kon’kah.
Г о л о с. O, deystvitel’no? Eto polnost’yu neveroyatno! Yesli ne ispol’zovat’ zhareny kartofel’, to mozhno pohudet’ na shest’ funtov v mesiats.
Г о л о с. On sdelal doktorskuyu stepen’ v Garvarde. Teper’ on zhdiot interv’yu.
Г о л о с. Eto ochen’ mnogo frustratsii. Vy dolzhny obsuzhdat’ vashi problemy s drugimi liud’mi, kotorye imeyut takiye zhe problemy, kak vashi.
Г о л о с. Yesli upotrebliat’ ochen’ mnogo shokolada, to eto vredno. Plemiannik moego muzha liubit yest’ ochen’ mnogo chipsov.
Г о л о с. O, pravda? Eto interesno!
Х о р.
Should auld acquaintance be forgot, And never brought to mind?
Should auld acquaintance be forgot,
And days of auld lang syne?
And days of auld lang syne, my dear,
And days of auld lang syne.
Should auld acquaintance be forgot,
And days of auld lang syne?
На авансцену потихоньку пробираются Француженка Жаннетт и Маша фром Раша. Француженка Жаннетт тянет Машу фром Раша за руку. Та заметно шатается. Бочком-бочком, они отделяются от великосветской тусовки и уединяются за памятниками.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Машка, ты как?
М а ш а ф р о м Р а ш а. Хреново. Ооой!.. Блевать тянет…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Не надо было б тебе… Все-таки ты — будущая мать.
М а ш а ф р о м Р а ш а (пьяный ригоризм). Светскую жизнь игнорировать нельзя. От нее вся карьера зависит. Вся жизнь от нее зависит!.. Зависает так… (показывает) и висит… как на сопле… Ой!… (Икает.)
Громкие выстрелы за окном.
Ух ты! (С детским восторгом.) Это че, фей…ерверк? Во бабахает!.. Ух ты!! Ух ты!! Ух ты!!.
Никто, кроме нее, не обращает на выстрелы никакого внимания.
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Щас, прям тебе, хуерверк.
Маша фром Раша продолжает слушать пальбу, хлопать в ладоши и пьяно смеяться.
Машка, слушай, давай свалим. Я что-то здесь ухайдокалась… Накурено!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Как свалим?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Молча. По-английски. Полежим маленько, а без пяти двенадцать вернемся.
М а ш а ф р о м Р а ш а. Че так?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. У меня, знаешь, опять началось…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Кровит, что ли?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну. Сейчас, чувствую, по ногам потечет. Неудобно, Машка, пошли…
М а ш а ф р о м Р а ш а. Так у тебе же все прошло! (Капризно.) Я хочу танцевать! с Джоном! (Зовет.) Джонни!…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Тихо ты!…
М а ш а ф р о м Р а ш а. У тебя же неделю назад все прошло…
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да какое там! Так, подкравливало… а сейчас вдруг ка-а-ак ливанет!… ой, ну потечет же сейчас по ногам… блин! (Пытаясь сменить положение.) По-хорошему-то ведь чистку бы делать надо… ну а уж если вовремя не выскоблишься… Пошли!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Ко мне?
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Да у тебя там холодрыга! Околеть можно!
М а ш а ф р о м Р а ш а. Так тебе и нужна холодрыга!
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. Ну прям! Пошли ко мне. С потолка течет, зато батарея горячая…
М а ш а ф р о м Р а ш а. А как же?..
Ф р а н ц у ж е н к а Ж а н н е т т. А это я полотеничком холодным заткну. Пошли… Пошли кровушку остановим… Пошли… (Уводит.)
Х о р.
We twa hae run aboot the braes And pu’d the gowans fine.
We’ve wandered mony a weary foot,
Sin’ auld lang syne.
Sin’ auld lang syne, my dear,
Sin’ auld lang syne.
We’ve wandered mony a weary foot,
Sin’ auld lang syne.
Г о л о с. U menia horoshaya strahovka. U moyego muzha ne takaya horoshaya strahovka. U moyey docheri takaya zhe horoshaya strahovka, kak u menia. No u moyego syna ne takaya horoshaya strahovka.
Г о л о с. Ya deystvitel’no rada vas videt’! Eto deystvitel’no potriasayusce!
Г о л о с. Pozhilye liudi dolzhny reguliarno zanimat’sia seksom tozhe. Vy uzhe kastrirovali vashu sobaku?
Г о л о с. Ya delala moy tur v Rossiyu odin raz. Russkiye liudi ohen’ horoshiye, ohen’ dobrye, ochen’ obrazovannye, no ochen’ bednye.
Г о л о с. Vy prevoskhodno vygliadite segodnia! U plemiannika zheny moyego brata ochen’ horoshaya strahovka. U nego yest’ ogromnaya ekstra skidka k dantistu.
Г о л о с. Yesli u vas v Rossii proishoiat takiye besporiadki, pochemu zhe vy ne pozoviote politseyskogo? Eto tak glupo!
Г о л о с. Horoshiy otdyh ochen’ vazhen dlia amerikanskih liudey.
Г о л о с. Vo vremia infarkta u vas mogut byt’ problemy s erektsiey. Eto ne dorogo. Skidka sorok protsentov.
В дверях появляются Роджер и Барт. До этого они ненадолго выходили и теперь совместно вносят огромную кастрюлю с надписью “GROG”. Сейчас они проходят по авансцене. Очевидно, кастрюля очень горячая. Внезапно при неловком шаге (Роджер заметно набрался, отсюда нетвердость походки) на его рубашку выплескивает красным.
Р о д ж е р. Черт!! Стой ты!.. Черт!… Вот чертовщина…
Б а р т. Shit! I am sorry!.. I am terribly sorry!…
Р о д ж е р. Прощаю, прощаю.
Осторожно ставят кастрюлю на пол. Садятся.
Я тебя раз и навсегда прощаю. (Осматривая пятно.) По сути-то, сразу простил. При чем здесь ты, дурачок…
Участники “party” не обращают на них никакого внимания. Таким образом, суммарный звуковой фон остается прежним.
Остынуть этому надо, а то… Надо, чтобы остыло… (Барту.) А ты живи, конечно, чего там, не стесняйся…
Б а р т. Pardon?
Р о д ж е р. …только раз ты мою жену забираешь, то должен бы знать ее вкусы. Привычки там, пристрастия… Ведь даже если кошка там или, не дай Бог, собака другому достается, то этот счастливчик обязан, так сказать, учитывать все свойства новоприобретенного существа…
Б а р т. Pardon?..
Р о д ж е р. Ты, конечно, это все в свое время узнаешь (усмехаясь)… но чужой опыт подарит тебе бесценную возможность приберечь свои силы в этой быстротекущей жизни…
Б а р т. Sorry, I do not understand a word!..
Р о д ж е р. Ирина, гениально сочетая в себе доброту и злодейство, любит вещи несовместные. Она любит, к примеру, бесшабашность руссских поэтических мальчиков… откуда-нибудь из-под заснеженного Смоленска… И — мужественную сдержанность классических голливудских гангстеров… Она обожает р-р-русский всесокр-р-рушающий темпер-р-рамент — и ее завораживает нордическая холодность… Тянется к богемной забубенности, души не чает, если видит в ком безоглядную щедрость, — но очень высоко ценит сдержанность отмороженных “деловых людей”…
Б а р т. Sorry, I really do not get you!…
Р о д ж е р. Ей нужна душа нараспашку, море разливанное “чувств” — и в то же время подавай ей строгий английский сьют! Удаль ей, видишь ли, мила, молодечество — но без американской политкорректности она жить просто не может!! Балдеет от артистизма, стихийности, непредсказуемости, — и одновременно, — заметь, одновременно! — вынь ей да положь стабильность, стабильность и еще раз стабильность!! Стабильную непредсказуемость, думаешь ты?! Ошибаешься! Шипы и розы именно отдельно!! Но — всенепременнейше — одновременно!!!
Б а р т. I beg your pardon! I can’t follow you…
Роджер (уже устало). Не волнуйся, я и сам ничего не понимаю… Она тащится от этой — сугубо российской — расхристанной куртуазности (с дырявым карманом, цитатой из Блока и веткой сирени в феврале), — но обеспечьте ее, пожалуйста, и фирменным заокеанским лоском — она прямо млеет от банкетной учтивости этих марионеток, этих манекенов, этих дезодорированных лавочников…
Б а р т. I can’t make hear or tail of it!!
Роджер. Я тоже, дружок, ничего не понимаю, я тоже… Сможешь ты всем этим ее обеспечить? (Трогая кастрюлю.) Кажется, поостыла…
Подают грог к столу. Общее ликование.
Х о р (с нарастающей мощью).
We twa hae sported i’ the burn, From morning sun till dine,
But seas between us braid hae roared
Sin’ auld lang syne!
Sin’ auld lang syne, my dear,
Sin’ auld lang syne!
But seas between us braid hae roared
Sin’ auld lang syne!
Эти песнопения сопровождаются, мягко говоря, очень энергичным хороводовождением, кенгуриными прыжками и слоноподобным топом. Где-то в середине куплета раздается оглушительный грохот, который сливается, впрочем, с нарастающей стрельбой за окном и постепенно стихает к концу куплета.
Г о л о с. V SShA zhensciny poluchili pravo oplodotvoriat’ zhenscin.
Г о л о с. Eto bide. Vy videli kogda-nibud’ bide? Russkiye liudi ispol’zuyut bide ili ne ispol’zuyut?
Г о л о с. Sankt-Peterburg ochen’ krasivy gorod. No na ulice vy mozhete vstretit’ mnogo liudey, kotorye ne ulybayutsia.
Г о л о с. Eto vazhno, chtoby delat’ naslazhdeniye sebe i takzhe delat’ naslazhdeniye partnioru. Ya schitayu, chto orgazm oboih partniorov ochen’ vazhen. A vy kak schitayete?
Г о л о с. Miaso zharenoy indeyki vyzyvayet problemy so zdorov’em. Vybory v Ruande — griazny politichesky triuk.
Г о л о с. V Rossii zhensciny poluchili pravo oplodotvoriat’ muzhchin.
Г о л о с. Yevropeytsy vsegda upotrebliayut mnogo nikotina. Oni polnost’u sumashedshie.
Г о л о с. Yesli orgazm poluchayet tol’ko odin iz partniorov, to eto uscemleniye prav. Vy uzhe obrascalis’ k advokatu?
Г о л о с. Bespodobnaya kniga! vam dzhin s tonikom? viski? vodu? kakuyu? s gazom ili bez? Bespodobnaya kniga! mne so l’dom, mne so l’dom! O, spasibo! Ya poluchila mnogo naslazhdeniya.
В разгаре этой “small talk” появляется Жан-Жак. (Сразу же после куплета он выходил разведать обстановку.) Какое-то время “монитор” тупо глядит на собравшихся, вцепившись в дверной косяк и покачиваясь. Наконец внутри у него словно что-то включается.
Ж а н — Ж а к (нерешительно). Господа! господа, можно я по-руссски скажу? Я по-русски скажу, господа, я не знаю, как это по-английски сказать… (Сильнее хватается за косяк, чтобы не упасть). Господа!… Там Жаннетту и Машеньку, кагыица, насмерть убило… Рухнулся потолок, господа…
Часы начинают бить двенадцать; одновременно вступает хор.
Х о р (ликующе, оглушительно).
And ther’s a hand, my trusty friend, And qie’s a hand o’ thine
We’ll tak’ a cup o’ kindness yet,
For auld lang syne!!!
For auld lang syne, my dear,
For auld lang syne,
We’ll tak’ a cup o’ kindness yet,
For auld lang syne!!!
Стрельба за окном достигает апогея. К ней присоединяется треск пулеметов, взрывы бомб и артиллерийских снарядов, рев самолетов… Воздушной волной вышибает стекло — звон осколков — одновременно гаснет свет.
Дальнейшее освещается заоконными сполохами и лучами прожекторов. Эти новые источники света являют зрителям, собственно говоря, прежнюю картину: все поют, ликуют и пляшут. Прыжки все выше, движения все конвульсивней; кажется, что тела зомбированы. Слитые воедино голоса многократно усилены каким-то потусторонним эхом.
Х о р (эсхатологически мощно, словно пытаясь заглушить все нарастающую стрельбу).
Should auld acquaintance be forgot, And never brought to mind?!!
Should auld acquaintance be forgot,
And days of auld lang syne?!!
And days of auld lang syne, my dear!!!
And days of auld lang syne!!!
Should auld acquaintance be forgot,
And days of auld lang syne?!!
We twa hae sported i’ the burn,
From morning sun till dine,
But seas between us braid hae roared
Sin’ auld lang syne!!!
Sin’ auld lang syne, my dear,
Sin’ auld lang syne!!!
But seas between us braid hae roared
Sin’ auld lang syne!!!
Действие третье
Сцена первая
Знакомый зал. Памятники и надгробья на месте. Однако есть и некоторые изменения. Оконные рамы левого окна заткнуты подушками. Чудом уцелевшие стекла в окнах справа заклеены крест-накрест. В углу, противоположном надгробьям, стоит “буржуйка”. Она раскалена докрасна. Вокруг “буржуйки”, на стульях и в креслах, сидят: Роджер, Жан-Жак, Джон Рыбкинзон и Папандопулос. Каждый из четырех означенных джентльменов облачен в английскую фрачную пару и белоснежную манишку. К “буржуйке”, словно к камину, протянуты четыре пары мужских ног, обутых в остроносые лакированные, прямо скажем, франтоватые туфли. Роджер курит сигару, Джон Рыбкинзон — трубку, Жан-Жак листает “Times”. Папандопулос пьет кофе. На маленьком столике стоит массивная бронзовая пепельница. На подносе — кофейник, чашки, бутылки с минеральной водой, караф с вином, бокалы и рюмки. Впервые за все это время во время пауз за окном — тишина.
Р о д ж е р. По всей вероятности, джентльмены, погода в ближайшие два часа должна полностью смягчить свой суровый нрав и наконец порадовать нас ясными небесами. Каково ваше мнение на этот счет, сэр?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Совершенно согласен с вами, сэр. Тем не менее не стоит огорчаться по поводу той ужасающей вьюги, которая бушевала почти три недели и достигла апогея сегодняшней ночью. В одном научном журнале мне довелось прочитать прелюбопытную статью. Оказывается, джентльмены, медики утверждают, будто именно во время вьюги, пурги, метели, бурана и прочих подобных катаклизмов природы человек спит, как никогда, крепко и это самым благоприятным образом сказывается на всех кондициях его организма!
Р о д ж е р. Что вы говорите, сэр!..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да, джентльмены, это именно так. И, смею утверждать, мой личный опыт полностью подтверждает эту гипотезу! Кстати, как вы сегодня спали, сэр?
Р о д ж е р. Благодарю вас, я спал преотменно. Хотя, надо признаться, под утро меня посетили странные видения… Возможно, это просто результат вынужденного нарушения некоторых моих привычек… однако, джентльмены, я не решился бы со всей безапелляционностью настаивать именно на таком объяснении этого недоразумения… А вы? Надеюсь, вы хорошо сегодня спали, сэр?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Спасибо, сэр. По всей вероятности, у меня нет оснований жаловаться на бессонницу… Однако… Могу ли я попросить вас, сэр, сделать мне одолжение?
Р о д ж е р. О, разумеется!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Я не имел бы ничего против стакана минеральной воды.
Р о д ж е р. Разумеется, сэр. С искренним удовольствием.
Наливает воды и передает бокал. Джон Рыбкинзон делает маленький глоток и ставит бокал на столик.
Простите, сэр, могу ли я попросить чашечку кофе? Если вас это не затруднит?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Нисколько, сэр! Сочту за честь…
Почти зеркальность предыдущего действия.
Р о д ж е р. Итак, сэр, вы, если я не ошибаюсь, изволили только что сделать некоторый намек относительно того, что прошедшая ночь не была для вас… как бы это лучше определить, полностью комфортной. Я позволю себе осведомиться, сэр: не было ли ваше замечание в известной степени вызвано дополнительным шумом, которым русские по традиции сопровождают празднование своего православного Рождества?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Затрудняюсь ответить, сэр. Полагаю, что для выяснения истины в этом вопросе нам следовало бы обратиться также и к остальным нашим друзьям. Вот вы, сэр (Папандопулосу), не соблаговолите ли вы ответить нам на вопрос: хорошо ли вы спали, сэр?
П а п а н д о п у л о с. Если вы имеете в виду, джентльмены, такой параметр, как продолжительность сна, то, благодарю вас, я спал отменно. Однако сон имеет и другие… я бы сказал… существенные характеристики…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Что вы имеете в виду, сэр?
П а п а н д о п у л о с. Я имею в виду, джентльмены, к примеру, наличие или отсутствие сновидений… Вас интересует, насколько я могу догадываться, именно эта характеристика моего сна?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Мы были бы искренне признательны вам, сэр, за подробное изложение любой из указанных характеристик.
П а п а н д о п у л о с. Итак, вас интересует характер моих сновидений… (Джону Рыбкинзону.) Могу ли я предложить вам чашечку кофе?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Да, сэр, если это вас не затруднит… (Принимая чашечку.) Благодарю вас… Лично я никогда не осмелились бы вторгаться в такую глубоко интимную сферу чьего-либо духа и, разумеется, не позволил бы себе даже намеком выказать свой интерес к ней… Однако некоторые странные обстоятельства…
Р о д ж е р. Да, сэр, странные обстоятельства…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. …понуждают меня пытаться пролить свет истины на этот вопрос.
П а п а н д о п у л о с. Однако… неплохо бы нам, джентльмены, узнать на сей счет мнение самого молодого нашего друга… (Жан-Жаку.) Сэр, позвольте мне быть с вами полностью откровенным: хорошо ли вы спали этой ночью?
Ж а н — Ж а к. Благодарю вас, сэр, и вас, джентльмены… Я спал так, как когда-то, очень давно, мне удавалось это делать в имении моих покойных ныне родителей… Я имею в виду непосредственно продолжительность сна… Oднако…
О с т а л ь н ы е (жадно, позабыв все приличия). Что “однако”?
Ж а н — Ж а к. Однако, если бы речь зашла о самом характере сновидений, то боюсь, джентльмены, что мне было бы, скорее всего, нечем похвастаться: мой улов вряд ли показался бы вам очень удачным…
Джентльмены встревоженно переглядываются.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. А не соблаговолите ли вы, сэр, как самый юный и самый… непринужденный наш друг, поделиться с нами… не желаете ли стаканчик минеральной воды?… поделиться с нами, так сказать, основными чертами ваших…
Ж а н — Ж а к. Охотно, джентльмены. Позволите ли вы мне оставить за собой право делать купюры некоторых… деликатных подробностей?
Д ж е н т л ь м е н ы. О, вне всяких сомнений!
Ж а н — Ж а к. Итак. Мне снилось, будто мне необходимо срочно куда-то телефонировать, но телефонный аппарат, к несчастью, неисправен… Может быть, из-за пурги, вой которой я отчетливо слышал, оказался поврежден провод, а может… Не знаю, джентльмены, я не специалист в этом вопросе…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Поразительно!..
Р о д ж е р. Продолжайте, сэр.
Ж а н — Ж а к. В силу неисправности телефонного аппарата я встал перед дилеммой: то ли оставить все как есть, то ли воспользоваться окном… как выходом из помещения, поскольку наружная дверь оказалась заперта, а ключи странным образом исчезли…
П а п а н д о п у л о с. Да, это действительно в высшей степени странно…
Ж а н — Ж а к. Я воспользовался окном. Я шел по безлюдной улице среди разрушенных зданий, — таких, как будто они только что подверглись нещадной бомбардировке… Хотя большинство из них было разрушено не бомбами, а именно временем, не знаю, как это объяснить, во сне такие вещи понятны сами собой… Человеческие жилища стояли, как старые декорации, наружные стены у многих отсутствовали, и тогда я видел комнаты изнутри, как это бывает в театре… Помню, я проходил мимо здания, которое в прежние времена было то ли детским садиком, то ли школой… Все помещения просматривались насквозь… На стене одной из комнат первого этажа я увидел множество плакатов. Все они были на каком-то совершенно незнакомом мне языке. Я никогда не видел таких знаков… Это не были, скажем, иероглифы, нет… я не мог соотнести эти знаки ни с одним из существующих алфавитов Земли… Хотя город с виду был почти европейский… Я имею в виду то, что осталось от города…
Р о д ж е р. Это были словно бы инопланетные знаки.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Откуда вы знаете, сэр?!
Р о д ж е р. Я видел то же самое.
П а п а н д о п у л о с. Продолжайте, сэр.
Ж а н — Ж а к. Однако, в соответствии с законами сна, я сумел прочитать и, что самое интересное, запомнить то, что там было написано. Хотя понять, разумеется, все равно не смог… несмотря даже на законы сна…
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Что же там было написано, сэр?!
Ж а н — Ж а к. Я не уверен, что сумею правильно проартикулировать эти надписи, потому что, разумеется, фонетика этого языка мне, к сожалению, не знакома. Заранее прошу прощения за возможные звуковые неточности, джентльмены… Там было написано…
Р о д ж е р (мрачно).Там было написано: “Vo vremia trapezy ne sopi, ne chavkai, golovy ne cheshi. Ne sosi perstov svoih. Yastva potrebliai umerenno. Kostei ne gryzi. Zelo neprigliadno, yezheli zachniosh iz kostei vokrug bliuda svoego steny vozvodit’”.
Ж а н — Ж а к. В точности так, сэр! Что бы это значило?..
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Что бы это значило?
П а п а н д о п у л о с. Что бы это значило?
Р о д ж е р. Дальше, сэр, дальше…
Ж а н — Ж а к. Дальше город закончился, и я оказался в селениях, у пейзан… То есть в бывших селениях, потому что их ландшафт тоже был обезображен… словно бы недавней бомбардировкой. Жилища, коровники, мельницы, церкви — все было разрушено… Однако пивной киоск, по странной случайности, сохранился… К нему тянулась колоссальная… оchered’. И там… и вот там… я повстречал первых людей…
Р о д ж е р. Первобытных, хотите вы сказать?
Ж а н — Ж а к. Нет, это были, вне сомнения, кроманьонцы: в руках они держали железные топоры…я имею в виду тех, каких я встретил впервые на этих безлюдных пространствах… И вот там я услышал звучание их языка: оно оказалось на редкость мелодичным…
Д ж о н Р ы б к и н з о н (зачарованно). Да-да-да…
П а п а н д о п у л о с. Вы полностью правы, сэр.
Р о д ж е р. Я тоже оказался в большой степени очарован…
Ж а н — Ж а к. Ах, джентльмены, они пели, как птицы (выским переливчатым голосом, с “птичьими” фиоритурами): “ka-nai ot-siu-da, svo-loch’!” да-да, именно так: “ka-nai ot-siu-da, svo-loch’!”
Д ж о н Р ы б к и н з о н (“по-птичьи”). “Vali, murlo!” O, это было слаще соловьиных переливов, свежее трелей жаворонка: vali-murlo, vali-murlo, vali-murlo, murlo-murlo!
Некоторое время: разнотональная птичья перекличка джентльменов.
Ж а н — Ж а к (тенор). Murlo! murlo-murlo!..
П а п а н д о п у л о с (бас). Murlo!..
Р о д ж е р (фальцет). Murlo-murlo-murlo!..
Д ж о н Р ы б к и н з о н (баритон). Murlo-murlo, vali-murlo!.. (Возвращаясь к реальности.) Ах, разве, например, французский язык, джентльмены, язык Флобера, Поля Элюара, может сравниться с языком этих существ?
Р о д ж е р. Что же было дальше, сэр? Возле того пивного ларька? Если вас не затруднит, конечно?
Ж а н — Ж а к. Джентльмены, мне не хотелось бы вас огорчать, но эти сладкоголосые существа применили ко мне меры тяжелого физического воздействия… (общий вопль изумления) а потом и насилия…
Р о д ж е р. Поразительное совпадение, джентльмены!
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Невероятно, невероятно!…
Ж а н — Ж а к . …в этом месте, джентльмены, я и позволю себе сделать купюры.
М и с с и с Г р э й (она все это время стояла за дверью). Отлично! Великолепно! Позвольте сообщить вам, джентльмены: все вы сдали экзамен по английскому языку на самый высокий балл! Примите мои искренние поздравления!
Общее ликование. Джентльмены, придя в себя, вскакивают с мест, галантно предлагая даме присесть.
Нет-нет, джентльмены, к сожалению, я не располагаю временем. Итак, позвольте мне подвести некоторые итоги наших занятий (разгибая пальцы): вы заметно обогатили ваш английский словарь, развили навыки беглой разговорной речи, укрепили правильную интонировку фраз и полностью — я подчеркиваю это: полностью! — освободились oт акцента. (Быстро проставляет оценки в ведомости. Внезапно более чем официально.) На этом наш курс будем считать законченным. Всего вам самого доброго.
Ж а н — Ж а к. Эх и ни хрена себе наезды! Это как понимать — специально или по неопытности?
Сцена вторая
Роджер, Джон Рыбкинзон и Папандопулос, как по команде, срывают фраки и манишки. Под этим великолепием обнаруживается: у Роджера — клетчатая рубашка, у Джона Рыбкинзона — черная футболка, у Папандопулоса, соответственно, тельняшка. Жан-Жак садится в кресло и, оставаясь в прежнем наряде, вольготно закидывает ногу на ногу.
Ж а н — Ж а к (покачивая носком). Не, а я побуду еще человеком! Человеком, кагыица, хочу немного побыть!
Остальные быстро садятся, энергично придвигаясь к вину. Разливают. Все, за исключением Папандопулоса, пьют.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Ничего себе закидоны! А как она отсюда выбираться собралась, хотел бы я знать? И главное, как другие выбираться будут, администрацию, видимо, не интересует? (Передразнивая.) “Этот пункт в контракт не входил”.
Р о д ж е р. Железная дорога, местные говорят, полностью разбомблена…
Ж а н — Ж а к. Шоссейка тоже, кагыица, раскурочена!
П a п а н д о п у л о с. Н-да…
Явление Ревекки с Чукотки. Ее волосы растрепаны, одежда помята. В руках у нее полено, обернутое тряпкой.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (баюкая полено — колыбельной служит смягченная ее голосом распевка американских морских пехотинцев). A-a, a-a, a-a-a… A-a, a-a, a-a-a… Спи, моя доченька, спи крепко… Спи, Соня, спи… мама тебя больше не потревожит… мама не будет тебя больше мучить ни Борхесом… ни Маркесом… ни Пушкиным даже… кому все это нужно, доча моя, правда?..
A-a, a-a, баю-бай… Спи, дочура, засыпай…
Гули-гули-гули-гу…
Гули-гули-гули-гу…
Все некоторое время смотрят в оцепенении. Затем Папандопулос, резко вскочив, кидается к Ревекке.
П а п а н д о п у л о с (пытаясь ее обнять). Ревекка… Ревекка Соломоновна… Пожалуйста… пожалуйста, успокойтесь…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (крепче уцепившись в полено). Я спокойна. Я спокойна. О, как играет музыка! Они уходят от нас, один ушел совсем, совсем навсегда, мы останемся одни, чтобы начать нашу жизнь снова… надо жить… Да, доча? правда? Уи хэв рисентли хэд э митинг уиз мистер Браун ин Нью-Йорк. Уан оф зэ сабджэкт дискасст уоз зи инспекшн…
Выстрелы.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Начинается.
Р о д ж е р. Продолжается.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить… Я так утомилась! Отдохнуть бы… отдохнуть! Я — чайка… Что же делать, надо жить! Мы, дядя Ваня, будем жить. Секондли ауа бэнк риквестс зэт зэ терм оф тен дэйз рифэред ту ин параграф сикс шуд би икстендед ту эт лист твенти фор… Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, зэт из вери кайнд оф ю, сэнк ю вери мач, мы покорно умрем, и там, за гробом, мы скажем, моя мертвая дочка и я, мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами…
П а п а н д о п у л о с. Душно? вам душно? Печка здесь… и накурено… (Жан-Жаку.) Монитор, открой форточку!
Жан-Жак танцующей походкой направляется к окну.
Ж а н — Ж а к. Не, эти шкары, они, в натуре, так сидят… так сидят, ну … ух, конфеточки!… в жизни у меня таких шкар не было…
Открывает форточку — и, резко закашлившись, валится навзничь. Корчится по полу, продолжая кашлять. Из черного квадрата форточки летит редкий снег.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Что-то в горло попало? в горло попало? Надо постучать по спине… он что-то вдохнул не то… ему что-то инородное попало в верхние дыхательные пути…
Становится заметно: белая манишка сочится кровью. Жан-Жак крупно вздрагивает и замирает.
Р о д ж е р. Он — в Америке.
X o р (откуда-то сверху).
Silent night! holy night… All is calm, all is bright…
Round young virgin mother and child,
Sleep in heavenly peace!..
Silent night! holy night!..
Shepherds quake at the sight;
Glories steam from heaven afar,
Heavenly hosts sing Alleluia,
Christ, the Saviour, is born!..
Сцена третья
Роджер один. Вручную он драит в знакомом нам зале пол: пытается отмыть кровь. За окном слышны голоса: санитары погружают на носилки мертвое тело Жан-Жака. Ненормативная лексика, требования спирта, междометия. Вопрос: “У вас тут жмурики гроздьями, что ль, вызревают? Как бананчики?” Хохот. Резкий бас Папандопулоса. Окно, через которое был застрелен Жан-Жак, распахнуто. Закатный свет.
Дверь из коридора открывается. Входит Габи аус Дойчланд. На ней прелестная норковая шубка. В руках у нее дорогой чемодан.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (кивнув на окно). Не простудитесь?
Р о д ж е р. Не успею.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. А-а-а. (Решительно садится.) Так. Опустим предисловия. Я хочу сделать вам предложение.
Р о д ж е р (выжимая тряпку). Брачное?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (невозмутимо). Деловое. Я знаю, что вы гуманитарий…
Р о д ж е р. Бывший.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Возможно, и будущий. Дело в том, что вы мне глубоко симпатичны, поэтому я…
“Полет валькирий”. Непонятно, откуда именно доносятся эти звуки.
О, черт! (Выхватывает из кармана мобильный телефон. Музычка обрывается.) Да! да!.. Да? Так. Так. Да. Так. Окей. Окей. Договорились. Жду! (Выключает телефон.) У меня есть возможность вывезти отсюда вас — и еще двух человек.
Р о д ж е р. По какому принципу…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Не перебивайте. После того, как я вывезу вас отсюда, я могу устроить вас на хорошую работу… К нам… В Москву…
Удаляющиеся шаги и голоса санитаров. Через подоконник перелезает Папандопулос. Он закрывает окно, в мрачном молчании пересекает зал и выходит в коридор. Вынужденная пауза.
(Нетерпеливо заканчивая.) Зарплата по западноевропейским стандартам.
Р о д ж е р. Сколько приблизительно человек в день я должен буду убивать?
“Полет Валькирии”.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Да! Да? Что? Не слышу! Да? Отлично! Четверо. Четверо, считая меня. Отлично! Жду! (Выключает телефон.) У вас хорошая реакция. Именно такие нам и нужны.
Р о д ж е р. Я не умею стрелять.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Перестаньте. Это не остроумно.
Р о д ж е р. Позвольте мне вымыть руки?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Да-да. Конечно.
Роджер выходит в коридор, забирая ведро и тряпку. Дверь остается открытой. Слышны звуки выливаемой воды, шум воды из крана и т. п. Реплики подаются практически через стену.
Бедный малый. Как это его угораздило…
Шум воды из крана.
Р о д ж е р. Да…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Предупреждали же: не подходите во время стрельбы к окнам…
Р о д ж е р. Да…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Ну, сейчас этих уже забрали…
Р о д ж е р. Каких этих?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Ну, тех…
Р о д ж е р. А-а-а. (Роджер возвращается.) Вы не ответили: что же мне надо будет делать.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. То же самое, что и мне…
Рев вертолета. Он так или иначе сопровождает эту сцену до конца. “Полет валькирий”.
(Кричит в трубку.) Да! Да! Почему? Почему сесть не сможете? Что? я знаю, что развалины вокруг, но… Да, и деревья… А где поблизости сможете? Ну, где-нибудь… Ну как? Ну, минутах в пяти ходу… Да мы по этим руинам да по снегу дальше никак не пролезем! Ну посмотрите там… Ага. Жду. (Громко. Пытается заглушить рев вертолета, который, удаляясь, слегка стихает.) Так! я вынуждена быть предельно краткой!.. Немедленно собирайтесь!..
Р о д ж е р ( так же громко). Мне некуда лететь!.. Возьмите, пожалуйста, мою жену и этого, как его!.. Им надо!..
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Подумайте, какой благородный! Я их и так возьму! Ваша жена согласилась на мое пребывание здесь, в группе, хотя цели мои были другие, не связанные с постижением языка Байрона, и она о том знала… Я обещала ей хорошую компенсацию, и я свое слово выполню. (Закуривает.) Послушайте, я журналистка. Работаю в толстенном глянцевом журнале — “Endearment”, не слышали? Сейчас мы раскручиваем совершенно роскошное иллюстрированное приложение: “Таня и Джеральд”. Так что работы — завались. Содержит все это хозяйство один нефтяной магнат… Он вот как раз (кивок вверх) вертолетик прислал. (“Полет валькирий”.) Да! Четверо! все остается в силе. Да! Почему? Не можете? Ну так какое решение? Где? А? Но если вы не можете приземлиться… А-а-а… Хорошо… Хорошо… Попробуйте. Через пять минут. Окей. (Еще более стихающий рев вертолета.) Ой, прошу прощения!.. (Протягивая сигареты.) Я как-то забыла. Хотите?
Р о д ж е р. Нет.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Я, например, пишу по статье в день. Тематика самая разная: ну, типа, “Чем предохранялась Клеопатра” — или, там, “Фидель Кастро: шестой незаконнорожденный сын Папы Римского” — или, ну, я не знаю, “Выведение волос на ногах по Хиллари Клинтон” — или, вот, “Финляндская королева и ее мезальянсы”…
Р о д ж е р. В Финляндии нет королевы.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Какая разница? Значит, будет. Ну и все такое. Про литературу тоже, про искусство… Так вот: нам в отдел нужен мужчина — сочинять письма как бы от читателей-мужчин. Ну, там, к примеру, один москвич, новый русский, 32-х лет, жалуется: дорогая редакция, помогите: супруга вступила в интимную связь со своим ручным бразильским питоном… Ну, то есть вы и само письмо кропаете, и ответ… А ответ — это как бы другое читательское письмо, из Кривого Рога, с советом: держись, братан, моя стерва крутила любовь с нашими кроликами, у нас их одиннадцать… такая беда… ну, я не дурак: сделал то и то, и связь прекратилась.
Р о д ж е р. Что же он сделал?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Рагу. Вы ели когда-нибудь рагу из кроликов?
Приближение вертолета.
Р о д ж е р. Не ел.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (автоматически громче). Вас, конечно, интересует, чем я здесь занималась?
Р о д ж е р (так же). Да нет, не особо!..
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (не обращая внимания). Я выполняла задание редакции! Видите ли, чтобы даже про питона бразильского, к примеру, накрутить, так ведь в кабинете из пальца это не высосешь! Необходимо получать впечатления свежими, в непосредственной близости от людей, ну, или от чего-либо живого!.. И затем — компилировать… У меня сейчас интересное направление: езжу по таким вот курсам! Была уже на французских, немецких!.. Самые разнообразные человеческие судьбы!..
Рев несколько стихает: видимо, вертолет завис на месте. “Полет валькирий”.
(В телефон.) Да!! Не получится? Да! Тогда как? Как вы решили?! Лебедкой?! Нас всех поднимать лебедкой?! А это не опасно? Я спрашиваю: не опасно?! Всех вместе или по отдельности? Да?… Нет, ну лично мне-то как минимум надо остаться живой! Да!… Завтра презентация!.. Да-да-да. Годится. Годится. Еще пять минут? Годится. Чао!..
Р о д ж е р (дождавшись наконец, когда она закончит). Какие судьбы?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Ну вот Жаннетта и Маша, земля будет им пухом. Мне пришел в голову один художественный ход: допустим, они сестры-лесбиянки… (Натыкаясь на взгляд Роджера.) Я не говорю о мертвых плохо, я и не считаю, что лесбийский инцест — это “плохо”, я все-таки в Москве выросла…
На слове “плохо” изображает кавычки пальцами (западный жест).
Р о д ж е р. Но ведь вы оболжете людей.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. В смысле? А, это. Так ведь я настоящих фамилий не укажу… я их, в принципе, и не знаю… И вот, у себя на родине, где-нибудь в селе Нечаевка Самарской губернии, они, допустим, подвергались преследованиям… То есть, разумеется, подвергались. Интервью с Жаннеттой…. Интервью с Машей… Все с детальками, все с деталечками… Ну, вы меня понимаете… Ну и вынуждены поэтому резко отъехать за бугор. Или, вот, к примеру, Ревекка…
По винтовой лестнице, сбоку, спускаются Миссис Грэй и Барт Моррис. Миссис Грэй в котиковой шубке. Барт Моррис в спортивной куртке, в руках у него — два чемодана.
Готовы? Отлично.
Из коридора появляется Ревекка с Чукотки, баюкающая полено. Рядом с ней — Папандопулос. Он одет в ушанку и куртку, за спиной — рюкзак.
Р о д ж е р. Габриэла, я не полечу с вами.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. С кем — с “вами”? Со мной лично? или с нашей группой?
Р о д ж е р. Both. Оба значения.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Почему?
Р о д ж е р. С вашей группой я не полечу, потому что лететь должна Ревекка…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Ну уж нет.
Р о д ж е р. …а лично с вами я не полечу не только потому, что вы мне отвратительны… Это была бы частность… Я не полечу потому, что эта гнуснейшая журналистика… да и мир вообще, как мне кажется… за редчайшим исключением, состоит из таких, как вы. Таких, как вы! И так будет всегда… Ну, а кроме того, от меня, как вам, наверное, известно, уходит жена и забирает сына. Так что за этими стенами у меня никого и ничего нет. Куда мне лететь? Зачем? (Опомнясь.) Простите… (Просяще.) Лететь должна Ревекка. Она очень тяжело больна.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (внешне хладнокровно проглотив все сказанное). Я повторяю: ни в коем случае. Именно потому что больна. Дело в том, что со мной могут полететь еще трое. Вертолет рассчитан всего на четверых пассажиров. Мы должны спасать в первую очередь полноценных, жизнеспособных индивидов. Полезных для социума. (Выразительно смотрит на Папандопулоса.)
П а п а н д о п у л о с. Ты, видно, сбрендила, девочка. (Обняв Ревекку с Чукотки, кивает на нее.) Лететь должна вот она.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Я сказала: нет. А вот, кстати… Спросим у нее самой. (Громко, как с глухой.) Ревекка Соломоновна, вы хотели бы, чтобы вас поднимали лебедкой?! Высоко-высоко в воздух?!
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (испуганно). В воздух? Лебедкой? (Смотрит на Папандопулоса.) Это что?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (в телефон). Алло! Алло! Да! Спускайте трос! (Подходит к окну и распахивает его.)
По винтовой лестнице идет вниз Джон Рыбкинзон. Он одет в унты, какую-то полярного типа шубу и волчью шапку-ушанку. В руках у него рюкзак. Этот джентльмен сейчас очень эффектен.
(Высунув голову и задрав ее.) Ну что там, скоро?
В окне появляется пояс и стальной трос.
Б а р т (к Миссис Грэй). What’s this? What’s up?
М и с с и с Г р э й. It looks like we’ll be lifted up with this… thing.
Б а р т. Оh, man!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (к Ревекке с Чукотки). Ну что? Вам надо будет встать на подоконник… (Слегка подталкивая ее к окну.) Закрепить на себе пояс… Ну и взлететь на высоту десяти метров… (Маленькая пауза; тихо.) Или упасть, не дай Бог, с такой высоты…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Нет, нет! Нет! (Баюкая полено.) Музыка играет так весело, так бодро, и хочется жить! О, Боже мой! Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут наши лица, голоса…
Габи аус Дойчланд пытается отнять у нее полено. Ревекка с Чукотки судорожно сопротивляется.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Вы видели?
Папандопулос, оттолкнув ее, бережно кутает Ревекку с Чукотки в свою куртку.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (с ударением на “я”). Я хочу взлететь на высоту десяти метров.
П а п а н д о п у л о с. Ты этого не сделаешь.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Именно что сделаю. У меня билет в Нью-Йорк на послезавтра.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Хорошо. Пускай “по справедливости”. (Наслаждаясь властью.) Будете тащить жребий.
Победно оглядывает присутствующих.
П а п а н д о п у л о с (с открытой ненавистью). Я не буду.
Р о д ж е р. Я вам уже все сказал. (Отходит в угол и накидывает на себя тулуп.)
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (остальным). А вы — будете. У кого спички?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. У меня.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (берет спички, отворачивается). Итак… (Повернувшись.) Готово. Кому короткая, тот — как кандидатура нашего экипажа — отпадает. I am sorry. (Выбрасывает кулак.)
Б а р т. Sorry, what’s going on?..
М и с с и с Г р э й. Drawing… Casting lots… Try, darling… try… Someone who gets a short match, sould not fly…
Жеребьевка. В силу слабости своих нервов автор опускает душераздирающие детали.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. У кого короткая?
Молчание.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Я спрашиваю: у кого короткая?
Видно по-всему (и это было видно сразу), что короткая спичка досталась Миссис Грэй.
М и с с и с Г р э й. Я… я… но я…
Б а р т. Don’t worry, darling! Relax, please… Just relax…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (внезапно: почти осмысленно ). Я не полечу.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Боитесь? (В лицо.) Боитесь, Ревекка Соломоновна?
За окном снова выстрелы. Кажется, они медленно приближаются. Все инстинктивно отшатываются к стенам. Папандопулос с силой оттягивает Ревекку от окна.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (с прежним выражением). У одной женщины муж служил на подводной лодке. И она за него постоянно боялась. И она, когда попала в сумасшедший дом, она… ну… у всех женщин постоянно спрашивала: у вас муж на подводной лодке работает? у вас муж на подводной лодке работает? И вот так однажды она у одной женщины, новенькой, спрашивает: у вас муж на подводной лодке работает? А та говорит: нет, у меня мужа вообще нет, он погиб. Ну а та, первая, ей говорит: а что же вы здесь тогда делаете?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Это анекдот?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Нет.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Какая связь с моим вопросом?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Никакой. (Баюкая полено.) Я не полечу.
П а п а н д о п у л о с. Ревекка! Ревекка! Я вас… я на колени… я приказываю!!
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (яростно). Отстаньте от меня!! отстаньте!! оставьте меня в покое!!!
“Полет Валькирии”.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (в телефон). Да! Да, уже! Мы готовы! Начинаем! (Выключает “мобильник”. ) Ну-с, господа, милости прошу!
За окном, возможно, в лесу, продолжают стрелять. Первым, осторожно, по стенке, подходит к окну Джон Рыбкинзон. Он уже готов вскочить на подоконник.
(Негромко, но очень властно.) Ф-фу, как некрасиво. В очередь, господа, в очередь. Ladies first!
Миссис Грэй робко подходит к подоконнику. Она уже совсем не похожа на прежнюю Миссис Грэй.
Б а р т (встревоженно). Will you make it, darling?
М и с с и с Г р э й. I’ll try…
Выстрелы приближаются. Роджер подает ей стул.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (тихо). Везет тебе, Ирочка…
Р о д ж е р. Надо выключить свет!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Ни в коем случае.
Р о д ж е р. Вы хотите сделать из нее живую мишень?!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Да Бог с вами… Для мишени она, я бы сказала, несколько мелковата. Во всех отношениях… Начали, начали! Господа, вы сами себя задерживаете.
Миссис Грэй обреченно встает на стул. Роджер ловит за окном ремень и прочно застегивает его на Миссис Грэй.
Желаете что-нибудь сказать друг другу? На прощанье?
М и с с и с Г р э й. How are you?
Р о д ж е р. I am fine, аnd how are you?
М и с с и с Г р э й ( плохо скрываемая дрожь в голосе) . Thank you, I am fine.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (командуя с остервенелым наслаждением). Теперь — на подоконник!
Миссис Грэй покорно встает на подоконник.
Б а р т. Be careful… Look sharp…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Внимание! Руки по швам! Стоять прямо! (В телефон.) Да! Да! (К Миссис Грэй, с ударением на “now”.) Ну что, how are you now?
Б а р т (к Габи аус Дойчланд). Sorry, let’s have done with it…
Одиночные выстрелы. Недолгая, но кажущаяся вечной пауза.
Р о д ж е р (к Габи аус Дойчланд). Умоляю вас. Я умоляю вас. Я умоляю.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (в телефон: спокойно, властно, удовлетворенно). Вира.
Миссис Грэй улетает.
Б а р т ( ей вдогонку). Watch out, darling! Whatch out!..
Г а б и а у с Д о й ч л а н д . Кто следующий?
Короткая потасовка между Бартом и Джоном Рыбкинзоном. Джон Рыбкинзон с легкостью побеждает. Он остаетсяу стены, возле подоконника, в ожидании троса.
Б а р т (Джону Рыбкинзону). You’re lucky. Better luck next time.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. А относительно вас, Джон, мне надо еще подумать.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (настороженно). Что вы имеете в виду?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Я имею в виду: почему вы, к примеру, сейчас снова не уступили очередь даме?
Д ж о н Р ы б к и н з о н (почти испуганно). Я думал, вы хотите нами руководить… до конца…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д . Хотела. А теперь не хочу. Теперь я хочу побыть просто женщиной.
Взрыв. Все вздрагивают.
П а п а н д о п у л о с (с нарочитой двусмысленностью). Я погашу свет?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Ни в коем случае. Если вы это сделаете, я полечу одна.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (Папандопулосу). Ты, не встревай!
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Как бы вы поступили, Джон, если бы, скажем… Некий джентльмен… нанес мне тяжкое моральное оскорбление?
Д ж о н Р ы б к и н з о н (глядя на Роджера, с готовностью к действию). Какого рода?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (себе, как во сне, кружась на месте). Она хотела замуж только в белом, только в белоснежном платье… Это было ее окончательное и бесповоротное условие… (Останавливается и кружится в другую сторону.) А он — вообще не собирался жениться…
Папандопулос, глядя на Габи аус Дойчланд, едва сдерживает усмешку.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Это абсолютно не важно, какого рода. А важно, что оскорбление было нанесено. Так вот: как бы вы поступили с этим джентльменом?
В окне появляются ремень и трос.
Д ж о н Р ы б к и н з о н (глядя Роджеру в глаза). Я бы его убил.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (кокетливо). Да-а-а?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. По крайней мере, вмазал бы ему на всю железку.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (приглашающий жест). Прошу, джентльмены.
Джон Рыбкинзон не двигается с места. Роджер с насмешкой подходит к нему сам.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. А знаете, Габи, я его действительно убью. Несколько позже. По крайней мере, врежу так, что он не оправится. Обещаю.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (в телефон). Да! Да-да! Пару секунд! Пару секунд! (Джону Рыбкинзону.) И когда же это, осмелюсь спросить?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Чу-у-уточку позже. (Смотрит на свои часы.) Минут примерно так через десять.
Внезапно становится слышен характерный, лязгающий гул — ровный ход металлических гусениц. Это приближаются танки.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Вы что, передумали сматываться?
Д ж о н Р ы б к и н з о н (оглядываясь на трос). Ни в коей мере.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Каким же образом вы собираетесь наказать (кивок на Роджера) этого джентльмена?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Мое дело.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Как вас понимать?
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Неважно. Если не выполню это обещание, можете высадить меня из вашего вертолета. Через десять минут. Прямо в лесу.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Что-то плохо верится. Однако, хоть вы и законченное дерьмо… договорились.
Д ж о н Р ы б к и н з о н. Вот и ладушки. (Хватая ремень.) Теперь можно?
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Валяйте.
Джон Рыбкинзон вмиг вскакивает на окно. С фантастической цепкостью закрепляет на животе ремень, затем подхватывает рюкзак…
(В телефон.) Да! да! Вира!..
Джон Рыбкинзон улетает.
(Барту.) It’s your turn now.
В руках у Барта два чемодана: свой и, судя по всему, Миссис Грэй. Он ставит их на подоконник и, снова отойдя к стене, ждет прибытия троса. В это время Габи аус Дойчланд как-то особенно пристально смотрит на Ревекку с Чукотки. Последняя, продолжая баюкать полено, ничего не видит и не слышит, погруженная в свой собственный ад.
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (Папандопулосу). Вы знаете, я передумала. Барт останется здесь. Я сообщу о его местонахождении в американское посольство, пускай они и спасают своего гражданина.
Барт выглядит так, словно он, вне слов, догадался, о чем идет речь. Он бледен и парализован страхом.
Б а р т. What do you take me for?.. I’m fed up with all this shit…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д. Лететь должна действительно Ревекка. Бросать больную женщину, конечно, негуманно. Поскольку она не согласна, я предлагаю ее просто связать.
Вой пожарной сирены, отдаленная канонада. Во время этой невыносимой паузы в окне появляется ремень и трос.
Р о д ж е р (Барту). Relax, just relax… Ишь ты, почти обкакался… (К Габи аус Дойчланд.) Поскольку эта женщина решать за себя не может, будем решать я и вот он. (Кивок на Папандопулоса.) Видите ли. Мы намертво окружены огнем, пищи у нас нет, лекарств нету тоже, и ничего из этого уже не предвидится. Поэтому мы сможем продержаться совсем недолго. Может, даже меньше того, что предполагаем. Мы обречены. Но этот ад, по эту сторону огня, кажется мне все-таки менее жестоким, чем тот, куда летите вы, — чтобы продолжать там царствовать, Королева Помойки. (“Полет валькирий”.) Наш ад короче во времени. Оставьте нас в покое. Иначе я вынужден буду…
Г а б и а у с Д о й ч л а н д (в телефон). Да! Секунда! секунда! (Барту.) Climb up!
В мгновение ока Барт взлетает на подоконник, застегивает ремень, хватает в руку по чемодану… Вид у него, с этими двумя чемоданами, из-за которых он не может держаться за трос, довольно комичный.
(В телефон). Вира!!..
Барт улетает. Пауза. Затишье.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. А почему сейчас зима, почему?
П а п а н д о п у л о с (ласково). А вы бы какой сезон хотели?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Я? Никакой…
Габи аус Дойчланд подходит к выключателю и гасит свет. Полная темнота. “Полет валькирий”. Голос Габи аус Дойчланд: “Алло! Да! Нет. Получите налом. По курсу. Какой бартер? Нет, как договорились. Да, и десять процентов сверху. Форс-мажорные обстоятельства, да, но… Учтите неустойку за прошлый месяц. Именно. Вот и о`кей. Бай”. Снова “Полет валькирий”. Голос: “Да! я готова! Спускайте!” Сполохи за окном освещают Габи аус Дойчланд. Она стоит на подоконнике; трос уже закреплен. Слышен ее голос: “Вира!!!” В момент, когда она взмывает вверх, “Полет валькирий” перерастает во властную, громоподобную, всесокрушающую музыку.
Сцена четвертая
Включение света. То же помещение. Окно уже закрыто и даже зашторено какой-то наспех прилаженной черной тряпкой. Роджер по-прежнему в своем тулупе, Ревекка с Чукотки в куртке Папандопулоса и сам Папандопулос сидят возле столика. Огонь в “буржуйке” погас. Очень тихо. Наверное, ночь. Изредка слышится лай собак.
П а п а н д о п у л о с (Роджеру). Что думаешь делать?
Р о д ж е р. Я? Выпить чаю. И всем советую. А еще я курну… (Рыщет в карманах.) Черт, спичек нет ни одной! У тебя есть?
П а п а н д о п у л о с. Откуда? (Тихо.) Слушай… (Делает жест, означающий, что Ревекку с Чукотки нужно куда-нибудь отослать.)
Р о д ж е р. Ревекка Соломоновна, вы бы не могли чайничек поставить? вам не трудно?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Чая, кажется, нет. (Заглядывает в кофейник.) Кофе тоже нет.
П а п а н д о п у л о с. Ну, кипяточку хотя бы.
Р о д ж е р. Хорошая идея.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (вставая). Фу ты, какая тяжелая у вас куртка… Я прямо устала… Сегодня вторник?
П а п а н д о п у л о с. Почему это для вас так важно?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Что именно?
П а п а н д о п у л о с. Знать, какой сегодня день недели?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Для меня это не важно. Разве я что-то сказала?
Р о д ж е р. Ну хорошо! Ревекка Соломоновна, поставьте, пожалуйста, чайничек и приходите. И спички принесите, пожалуйста!
П а п а н д о п у л о с. Погоди! Куда же она пойдет? Вся кухня в завалах.
Р о д ж е р. Елки, у меня память отшибло!..
П а п а н д о п у л о с. Видно, тем же прямым попаданием.
Р о д ж е р. Точно… Вот что. Мы этот кофе готовили в летнем флигеле, там есть газовый баллон, так?
П а п а н д о п у л о с. Ну так. Ревекка, вы знаете, где летний флигель?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Это по коридору прямо… налево… потом прямо… в самый дальний конец.
П а п а н д о п у л о с. Ну! А говорит, памяти нет! Сходите, а я пока принесу вам пальто.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Я забыла его… где-то на третьем этаже.
П а п а н д о п у л о с (ласково). А говорит, памяти у нее нет!
Ревекка уходит по коридору. В куртке Папандопулоса она выглядит особенно маленькой и беззащитной. Папандопулос взмывает по винтовой лестнице. Роджер один.
Р о д ж е р. Вот так, значит… Вот так, вот так…
Некоторое время сидит, уставясь в одну точку… Потом достает из кармана рубашки листок.
Вот так, вот так… (Читает.) Желты луна и музыка… Царит… смех инструментов в сумраке углов… Я приседаю в танце… мой улов… мозаика прохладных тихих плит… В моей душе ночной печали много… Я лишь скелет в телесном тесном платье… Я приседаю в танце… без проклятья… зрю всеобъемлющее тело Бога… Смотрите на руки мои: вот так, вот так — мир кружит свой бесцельный путь во тьме… Я различаю вещи — и подобья. Вблизи меня фарфор, а дальше мрак, а сверху — ночь с дырой луны, и мне… понятно: под ногой — надгробья.
П а п а н д о п у л о с (спускаясь по лестнице). Сам сочинил?
Р о д ж е р. Нет. Перевел.
П а п а н д о п у л о с. Все равно… неплохо… Слушай, я что тут хотел сказать…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (входя). Там нет спичек! Только пустой коробок! Даже несколько пустых коробков!
Р о д ж е р. Вот те на!
П а п а н д о п у л о с. Ревекка, вот ваше пальто.
Снимает с нее свою куртку и бережно надевает пальто. Она по-прежнему прижимает к груди завернутое в тряпку полено.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Спасибо.
Р о д ж е р (Ревекке с Чукотки). А вода есть? газ?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Вода и газ есть.
Р о д ж е р. И то хорошо.
П а п а н д о п у л о с (натягивая свою куртку). Вот что. Я хотел сделать это незаметно… Ладно, Ревекка, пусть это будет при вас… Дело в том, что я ухожу…
Р о д ж е р. Куда?
П а п а н д о п у л о с. Как “куда”? Пропитание-то нам надо какое-нибудь? А теперь вот и спички… (Одиночные выстрелы.) Что же мне, сложа руки теперь сидеть?! И смотреть, как вы на меня смотрите?!!
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Куда же вы пойдете?
П а п а н д о п у л о с (достает из кармана вязаную спортивную шапку). Я все продумал. (Роджеру.) Tы, пожалуйста, побудь с ней… Я тебя очень прошу…
Р о д ж е р. Это ясно. Но… вот что хреново: браунинг-то ты свой… (Осекается.)
П а п а н д о п у л о с. Есть замена.
Р о д ж е р. Да?
П а п а н д о п у л о с. Да. Это, конечно, не совсем то же самое, но… Вот.
Распахивает полы куртки. К ним изнутри аккуратно прилажены: напильник-заточка, большой кухонный нож и “фомка”.
Так что вот.
Отходит в угол. С большим усилием сдвигает надгробный памятник. Наклоняется — и резко за что-то дергает вверх. В полу открывается крышка.
Р о д ж е р. Как ты это обнаружил?
П а п а н д о п у л о с. Случайно. Это подвал, там склад таких вот булыжников. Из него выход на ту сторону. (Показывает направление, противоположное окну.) Дверь я уже открывал. С той стороны завалов нет. И, главное, танков с той стороны нет. Так что можно проскочить. Может, возле продуктового что-нибудь… (Натягивая шапку.) Пошел.
Спускается на несколько ступеней. Над полом — только его голова и плечи.
П а п а н д о п у л о с (Роджеру). Слушай, дай-ка мне выпить.
Р о д ж е р. Ничего себе.
Наливает рюмочку вина.
П а п а н д о п у л о с. Нет, мне в чашку, пожалуйста.
Роджер переливает вино из рюмочки в чашку и добавляет еще из карафа.
П а п а н д о п у л о с. Слушай, ты в Бога веришь?
Р о д ж е р. Ничего себе. (Протягивает Папандопулосу вино.)
П а п а н д о п у л о с. Ладно. Значит, так. Это мне мой греческий сородич в Крыму рассказывал. (Приподнимает чашку, как для тоста.) Преставился, значит, один чудачок, попал на тот свет, а Бог ему на том свете и говорит: “Я тебе сейчас весь твой путь земной покажу, хочешь?” Ну, тот: “Ясно дело, хочу”. Ну, Бог и говорит: “Вот смотри: видишь ты дорогу такую извилистую?.. Всю в рытвинах и ухабах? Вот. Это твой земной путь”. А чудачок спрашивает: “Почему же, — говорит, — Господи, там рядом с моими следами еще одна пара следов есть?” А Бог отвечает: “Потому что это Я с тобой всегда и везде рядом шел… Всегда и везде…” А чудачок говорит: “А почему же, Господи, вон там… в самом трудном месте дороги… в самом трудном, когда мне было так плохо… я вижу только свои следы? Значит, Ты был со мной не всегда?” А Господь говорит: “Это не твои следы. Это Мои следы… В этом месте дороги Я нес тебя на руках”. (Пьет.) Все. Пошел.
Исчезает. Роджер закрывает крышку.
Р о д ж е р. Ревекка! Ревекка Соломоновна! Нам повезло! Я нашел спичку! Ого! Это, видно, от жеребьевки осталось. Газ, вы говорите, есть?
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. Есть, газ есть.
Р о д ж е р. We are lucky! Мы в сорочке родились! Идите, пожалуйста. Вот, кладу вам ее в карман, чтобы не потеряли. Когда чайник вскипит, газ не выключайте, я приду и как-нибудь перетащу огонь сюда… как в первобытном обществе… затопим печку… Идите, я пока приготовлю топливо.
Р е в е к к а с Ч у к о т к и. А сейчас дни становятся короче? Или уже длиннее?
Р о д ж е р. Уже длиннее… Сегодня русское Рождество… Значит, уже длиннее… (Вдогонку.) Не забудьте: когда чайник вскипит, баллон выключать не надо!
С размаху хватив табуреткой об пол, яростно ее разламывает. Еще пару раз об пол… Треск и грохот, грохот и треск…
Р е в е к к а с Ч у к о т к и (себе или никому, что одно и то же). Кажется, я его и не выключила…. я как-то лежала в больнице. Старуха там одна умирала. Трое детей у нее, а смотрела на фотографию кошки. (Уходит.)
Р о д ж е р (уже погруженный в остругивание деревяшек, напевает под нос). Па-па Карло, па-па Карло… Па-па, па-па, па-па Карло…. Па-па Карло, па-па Карло, па-па, па-па, па-па-па…
Сидя на стуле, он перочинным ножом продолжает лущить ножку от табуретки. Видно, это занятие его как-то отвлекает, даже слегка развеивает. Открывает дверцу “буржуйки”. Бросает туда щепу. Глубоко вздыхает. Вдруг, быстро принюхавшись, вскакивает.
Р о д ж е р. Что это?.. что?.. Господи… Газ!! (Бросается в дверь коридора.) Ревекка!! Ревекка!! Ревекка-а-а-а-а!!
Взрыв.
Сцена пятая
Прежняя сцена. Никого. Несколько минут тишины. Может, покоя? Взрыв, прозвучавший в предыдущей сцене поблизости, но и достаточно далеко, в летнем флигеле, ничем не нарушил вида похоронного зала. Все по-прежнему. Тихо. Затишье перед очередным взрывом? Внезапно в углу, где надгробья, откуда-то из-под пола, раздается тихий стук. Эффект таков, как на кладбище, где вы вдруг слышите обращенный к вам лично, глуховатый голос из-под земли. Не дай Бог, конечно. А стук все отчетливей. Нет, это не галлюцинации. Наконец крышка медленно открывается. (Это та же самая напольная дверь в подвал, где исчез Папандопулос.) Крышка медленно приоткрывается…. вот она откидывается со стуком…. Опять тишина. Наконец снаружи возникает человек: голова, туловище… Куртку его, видимо, рвала стая собак. Вдобавок она вымазана чем-то вроде мазута и крови. Когда пришелец появляется полностью, мы видим, что это Барт. C огромным усилием предельно истощенного человека Барт добирается до стола и, рухнув на стул, сидит неподвижно. Затем наливает в чашку вина и залпом выпивает.
Усиливающийся звук метронома. Или это стучит кровь? Ритм убывания земных секунд. Но где океан, куда они прибывают? Обрыв. Исчезновение звука. Тишина. Шаги в коридоре. Шаги громче. И наконец они громоподобны, как шаги Командора. Появляется Роджер. Он валится на ближайший стул. Так проходит минута. Шорох из угла, где находится Барт.
Р о д ж е р. Кто там?! (Различая Барта.) Ты?! (От неожиданности — по-русски.) Что ты тут делаешь?
Б а р т. Сижу.
Р о д ж е р. Что?!!
Б а р т. Сижу.
Р о д ж е р. Как это — “сижу”?!!
Б а р т. Ну так. Что тут особенного? Сел и сижу. Знаешь, как один грузин в тюрьме сидит, а другой мимо по улице идет. Ну, и он того, что за решеткой, спрашивает (с точным грузинским акцентом): “Гоги, что ты тут дзелаешь, дарагой?” — (Мрачно): “Сижу”. — “А чем они цебя там кормят, слюшай, дарагой?” — (Мрачно): “Хлебам с вадой”. — “Так что же ты, тваю маць, у себя дома все это не мог, что ли, кушат?!”
Р о д ж е р (запоздало). Ты что же, русский язык знаешь?!
Б а р т. Я разные языки знаю.
Р о д ж е р. Чего ж ты ваньку-то, на хрен, выламывал тут?
Б а р т. Как все.
Р о д ж е р. Ревекка погибла.
Б а р т. Понятно. (Шарит в карманах.) Курить есть?
Р о д ж е р. Спичек нет.
Б а р т. Понятно.
Р о д ж е р. Ты же не куришь.
Б а р т. Курю. Когда есть что. Чего смотришь? Они меня высадили. Прямо на лесной полянке. Минут через пять после взлета.
Р о д ж е р. Почему высадили? И чего ты сюда-то явился?
Б а р т. А куда мне? “Кругом пятьсот”… Ну, до города-то, положим, и не пятьсот, а девяносто, но кругом танки… а где не танки, там оцепление. А где не оцепа, там мины. Ну и так далее. Везде руки-ноги отдельно от туловищ валяются. Я такое только в мастерской у скульптора одного видел. Пьянчужка был забубенный, земля ему пухом. Кристальной души человек…
Р о д ж е р (иронически). В Калифорнии?
Б а р т. Не, на Малой Охте. (Пьет). Какой-то мукомольный заводишко они разбомбили… Снег с елей от взрывов весь послетал, но они все ж таки в белом стоят… В пшеничной муке… А на ветвях кишки человечьи висят… требуха всякая… Цвета: белый, красный… Кшиштоф Кисловский какой-то… И еще на флаги на японские очень похоже… Белые такие простыни и пятна крови…
Р о д ж е р. Почему они тебя высадили?
Б а р т. Ну как почему? Джон-то этот, говнюк недодолбанный… Он у меня книжки как-то на рынке покупал, года три назад… Я книжки тогда свои распродавал, мать уже паралич разбил, и я без работы. Я ему: купите, говорю, вот, по дешевке, “Сексуальную патологию”… А он: мне бы “Сексуальную норму” купить… Ну, разговорились… А тут вот и встренулись. Ну, обещал он мне помалкивать в течение курса… Я ему за это сто тридцать баксов отвалил, больше у меня с собой не было. Ну а в вертолете и говорит: молодой человек, “Погружение” закончилось, сейчас у нас уже другой счетчик включился… Ну и рассказал все Ирине…
Р о д ж е р. Так ты зачем ее, гад, динамил? Тебя же убить мало!
Б а р т. Я ее не “динамил”. Фу, какой лексикон. Я любил ее и люблю. А сделать для нее ничего не могу. Так что эти сказки венского леса все равно бы закончились очень быстро — ну не через пять минут, так сразу по приземлении.
Р о д ж е р. Что же теперь? Мне в город теперь надо пробираться! Любой ценой!
Б а р т. Не думаю. Она ведь теперь невеста Джона Рыбкинзона. В пять минут сделалась. Эпоха космических скоростей.
Р о д ж е р. Ах ты, сволочь!
Б а р т. Кто?
Р о д ж е р. Да ты, гад, ты!! Потому что смакуешь!! (С надеждой.) Погоди, так он ведь женат…
Б а р т. Сегодня женат, завтра нет. Послезавтра снова женат. На очередной. (Замечает взгляд Роджера.) Ну что? Врезать мне хочешь? Ты врежь, если легче тебе станет. Хотя я не думаю, что именно я целиком отвечаю за всю эту заваруху… Я все-таки не всесилен, как Люцифер… К сожалению. А ты врежь.
Р о д ж е р. Я и врежу.
Б а р т. Вот и врежь.
Р о д ж е р. Думаешь, не врежу?
Б а р т. Врежь, врежь.
Р о д ж е р (галантно). Врезаю.
Размахивается и со всей силы всаживает Барту в ухо. Барт, отлетая, сшибает по пути стулья, ударается спиной о стену и падает.
Б а р т (рукавом утирая кровь из носа). А знаешь, мне приятно. Встретились, значит, садист и мазохист. Мазохист и просит садиста: “Ну укуси-и-и, ну укуси меня за…” — ну, назовем так: за нос… — “Ну укуси-и-и!..” Пищит, канючит так, значит. А садист накуксился, набычился весь, гад, и, угрожающе так, со злорадством: “А вот и не у-ку-шу!” (Подымаясь по стеночке.) Ну, ты-то гуманней оказался. Спасибо тебе, друже. А я про тебя догадывался, что ты врeзать можешь.
Р о д ж е р. Велика наука… А ты сам где, кстати, учился?
Б а р т. А там же, где и ты, друже. На романо-германской филологии.
Р о д ж е р. В Питере, что ли?
Б а р т. Ясно, не в Стэнфорде. Ровнехонько через восемь лет после тебя.
Р о д ж е р. О! А как там при вас — Лукин-то еще был? Красницкий Петр Сергеевич?..
Б а р т. Сначала оба были, потом оба нет.
Р о д ж е р. Как это — “оба”?
Р о д ж е р. Они не “оба”. Как раз не оба. Лукин спился и умер; Красницкий инфаркт прихватил, потом в Израиль отчалил… Они, кстати, про тебя все уши нам прожужжали, в пример вечно ставили… Звезда университета, гордость университета… Талантливый, перспективный… Бриллиант чистой воды: аспирант Веселов по кличке Веселый.
Р о д ж е р (уточняя). Веселый Роджер.
Б а р т. Я знаю. Будем знакомы. А меня…
Р о д ж е р. А мне не интересно. Ну, Коля, Саша, Вася — что это меняет?
Б а р т. Не скажи. В имени что-то есть. Британцы говорят: “Дайте неправильное имя собаке — и вы можете смело ее повесить”. Так?
Р о д ж е р. Так…
Б а р т. Мне, наверное, неправильное дали… Тебе тоже. Кстати… Мы так и не знаем имени места, где находимся… То есть мы еще на организационном собрании должны были его сочинить, да так и не сочинили, на потом отложили… Вот оно, “потом”… У тебя есть идеи?
Р о д ж е р. Я знаю имя этого места, но я не скажу.
Б а р т. Почему?
Р о д ж е р. Потому что, пока слово не произнесено, надежда еще есть. Крошечная, но есть. А если назвать вещи своими именами: Чернобыль, Грозный, Мясной Бор, Карабах, Мертвый Донец, так даже крошечной лазейки к спасению не останется. Нет, я не назову имени места.
Б а р т. Ну, и не называй. Но какое же для нас может быть спасение? Кроме Царствия Небесного?
Р о д ж е р. Да не кощунствуй ты…
Б а р т. Нет, правда? На земле грешной, я имею в виду? Ведь мы оба с тобой импотенты. (Делает испуганное лицо.) Ну-ну. В социальном смысле, конечно. Какое спасение?
Р о д ж е р. Погружение.
Б а р т. Куда погружение? Во что?
Р о д ж е р. Какая разница? Взлететь не можешь, так хоть нырни. Ты знаешь, что надо делать, чтоб в омуте не погибнуть?
Б а р т. Да я как-то…
Р о д ж е р. А я знаю. Если ты, попавшись в воронку, станешь рыпаться, дергаться, бултыхаться, то гробанешься на все сто процентов. Она тебя, дурня, сломает еще раньше, чем захлебнешься. И силы последние зря потратишь. А надо расслабиться, руки вдоль тела и спокойно идти на дно. Как только достигнешь дна ямы, то есть крайней, предельной точки, воронка сама же тебя и вытолкнет. Выплюнет, точней говоря. Понимаешь? Сама.
Б а р т. А… если не выплюнет?
Р о д ж е р. А тебе-то сейчас не один уже хрен, если честно? По-моему, только б свалить! Хоть куда-нибудь! Из этой плоскости!.. Из этой ловушки!.. (Нащупывая что-то во внутреннем кармане тулупа.) Ты ширялся когда-нибудь?
Б а р т. Я — нет. У меня никогда лишних бабок не было. Да и желания…
Р о д ж е р (доставая из кармана пакет). Я тоже нет. Но на один раз нам хватит. В смысле, на один день. Еще точней: на один час. А доз тут как раз десять. По пять нa нос. Единовременно, я имею в виду.
Б а р т. Ты что, пятикратную дозу — я же разрядник по легкой атлетике!
Р о д ж е р. Ну и окей. Хорошо погрузиться, пока ты еще молодой и красивый. У нас есть уникальная возможность: предельно сконцентрировать зeмной опыт. И проскочить, всего за пару минут, всю горечь этой бренной и смешной жизни.
Б а р т. А вдруг мы привыкнем?
Р о д ж е р (пристально глядя ему в глаза). Мы не успеем. (Приближение танков. Разворачивает пакет.) Вот, купил как-то в запас у знакомых. Я уже и растворил… Божились, что чистый. (Набирает из скляночки в шприц.) Давай, скидывай куртку. (Барт послушно, как под гипнозом, снимает куртку.) Засучи рукав… лучше на правой… теперь подержи… только аккуратненько… (Дает Барту шприц и снимает свой тулуп.) Ну, кто первый: я тебя или ты меня?
Б а р т. А это не очень опасно?.. И потом: я не умею!
Р о д ж е р. Тогда я тебя. (Забирает шприц.)
Б а р т. Но потом все равно же я тебя должен.
Р о д ж е р. Я сам себя.
Б а р т. Тогда ты сам себя первый.
Р о д ж е р. Тогда я в тебя, дурак ты, не попаду! На, прими уж до кучи. (Протягивает ему караф с остатками вина. Барт, обливаясь, пьет.)
Б а р т. Я, главное, самого укола боюсь, понимаешь… самого укола… Я даже из пальца кровь на анализ боялся всегда… Еще с детского садика…
Р о д ж е р. Давай поработаем кулачком… Давай-давай… Хорошие вены, сразу видно: спортсмен. Хорошие вены… (Решительно вводит Барту содержимое шприца. Мягко вытаскивает.) Ты согни руку-то, согни, чтобы кровь не текла… (Набирает жидкости в тот же шприц и быстро вводит себе в предплечье.)
Пульсирующая, словно объемная, квадрофоническая тишина… Она наполняется беззвучным инобытийным эхом… Заливистый, счастливый смех Барта.
Как тихо… как хорошо… как тихо… Господи, какая тишина… какая… она даже звенит… теперь нет… теперь уже не звенит… глухая, мягкая… бархатная тишина… те-о-оплый… тепленький бархат… ба-а-а-р-р-р-х-х-х-а-а-aт… б-а-а-а-р-х-х-а-а-ат… бархан… ка-а-а-айф… ка-а-а-а-айф… ка-а-а-айф… у-гу-у-у… у-гу-у-у… у-гу-у-у… стоп! но они здесь! они все равно здесь! они вокруг! они сжимают в кулаке! о-о-о! мы окружены! они же задушат нас! нет! нет! не надо! умоляю! я не хочу! они везде! let my people go! le-e-et! le-e-et! вы думаете, я не знаю? я знаю! let my people! я все знаю! я вижу! я все вижу! я вижу, вас, гады! смотри! смотри, пидор-р-р!! смотри-и-и!! пусть все видят!! все!!
Роджер бросается головой в стену. Слышен треск, будто рвется бумага. А это и есть бумага. Торжествующе, с маниакальной улыбкой помешанного, Роджер сдирает огромные грубые клочья, обнажая то, что скрывается “за”. Мы видим плотную, словно заснеженную метелью, стену из человеческих тел. Это белые солдаты. Рядовые, облаченные в белые маскхалаты, в белые, скрывающие лица, маски, — абсолютно одинаковые белые солдаты, — с неразличимостью перехода от одного к другому, с четкими автоматами наперевес. Все три стены замкнутого пространства, уже обнаженные Роджером, состоят сплошь из белых солдат. Их ряды стоят ровно, предельно плотно, можно сказать, монолитно от пола до потолка, как в жутком по мощности хоре.
Истерический смех Барта переходит в истерический, усиленный эхом хохот. Грохочущий хохот. Взрывы хохота. Возможно, просто взрывы. Белая стена распадается, оставляя за собой пустоту ночи. Солдаты с топотом рассыпаются по всей сцене, но вдруг замирают. Как по команде, они вынимают яблоки, каждый по большому красному яблоку, и принимаются мирно, с громким хрустом их грызть.
А в это время из подвала (дверца так и осталась открытой) начинают вылезать существа, словно бы иллюстрирующие осовремененный сон Татьяны. Один в рогах с собачьей мордой, другой с петушьей головой, здесь ведьма с козьей бородой, тут остов чопорный и гордый, там карла с хвостиком, а вот полужуравль и полукот. Все они на пуантах, в белоснежных балетных пачках, некоторые в противогазах, иные в униформе различных государственных служб. Вот рак верхом на пауке, череп на гусиной шее… И т. п. “Танец маленьких лебедей” как-то удивительно ладно сливается с распевкой американских морских пехотинцев. Возникает новая, еще не ведомая гармония.
Существа прибывают и прибывают. Толкаясь, лавируя между солдатами, они трогательно выплясывают под американизированного Чайковского. Роджер и Барт растворяются в этой толпе. Лай, хохот, пенье, свист и хлоп, людская молвь и конский топ. Предельная ирреальность происходящего не оставляет надежды: это не сон.
К О Н Е Ц