Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2001
Преемники 1919—1922
На протяжении 1919 — 1922 годов определялось место уральского изумруда в системе бюрократических надстроек, создаваемых для обслуживания монопольного права государства на драгоценный камень. Поначалу изумрудные копи были переданы в ведение Главзолота ВСНХ (при Горном совете ВСНХ), затем — Главруды. За изумрудчиками было сохранено право добывать камень. Обработка передавалась в руки Екатеринбургской гранильной фабрики. Торговля — в третьи руки. Набирал силу процесс полного отторжения прав производителя на результат своего труда; отторжение это было произведено директивным путем, без каких-либо договоров с производителем; последний не мог даже проверить правильность расчетов с ним, сопоставить эти расчеты с прибылями, получаемыми третьей стороной. С первых же шагов своих уральское изумрудное дело было поставлено советской властью в условия более худшие, чем те, в которых находилась “Новая Компания Изумрудов”, обираемая фирмой “Леон Бурдье”. Если Компания имела четко оговоренные контрактом 7% от общей стоимости поставляемого сырья, то перед уральскими изумрудчиками никто не нес никаких обязательств. В эти же годы сформировалась многоступенчатая система подчинения, о которой писалось выше и при которой копи получили “семь нянек”, из коих ни одна по-настоящему не отвечала за положение дел. Сильной стороной системы было лишь то, что изумрудные копи оказались под контролем горных ведомств. Стоящие у истоков советского изумрудного дела Ф.И. Кандыкин и К.К. Матвеев уже в эти годы принадлежали к числу ведущих горных инженеров Урала.
1919 год. С 19 марта Екатеринбургская гранильная фабрика бездействовала. На подчиненных ей изумрудных копях была та же картина, с той лишь разницей, что ценности фабрики были спрятаны за замурованной дверью, а камни копей продолжали расхищаться хитниками, ставшими по сути, единственными и бесконтрольными их хозяевами; так продолжалось на протяжении всего года.
16 января 1920 года под давлением дипломатических кругов, сопровождающимся успешными действиями Красной Армии на фронтах, Антанта разрешила обмен товарами с Советской Россией. Однако уже 11 февраля банки Англии, США, Франции и ряда других стран установили золотую блокаду, отказавшись принимать в платежи золото РСФСР, что крайне затруднило торговлю Советской России с капиталистическими странами. Эта золотая блокада продолжалась до 16 марта 1921 года. За этот год, пожалуй, как никогда ранее, было понято значение драгоценного камня, как международного платежного средства, которое могло бы в какой-то степени снять напряженность и пробить брешь в новой изощренной форме экономического давления. Никогда еще в истории России престиж драгоценного камня не былтак велик, как в этот трудный 1920 год.
И все же первые шаги уже делались. 19 апреля 1920 года председатель Райруды Дидковский поручил горному инженеру С.Ф. Длугоборскому приступить к разведке изумрудных копей. Удалось пройти 123 шурфа глубиной до 1,33 сажени. Ими захвачена вся полоса разнообразных сланцев и массивных пород между змеевиками на востоке и гранитом на западе, от южной границы Монетной дачи до параллели Сретенского изумрудного прииска”.
Весной и летом 1921 года разведчики открыли новые прослойки слюдянного сланца с изумрудом в контактах с пегматитами, установили три новых участка, где с успехом могла бы быть поставлена добыча изумруда.Вселялась надежда на скорое возрождение копей. Планируя производственную программу гранильной фабрики на 1921 год К.К. Афанасьев уже запрашивал у Райруды, ни много ни мало, — 200 пудов изумрудного сырья и 50 пудов берилла!
А.Е. Ферсман, посетивший в 1921 году изумрудные копи, писал: “К осени этого же года, по предложению инженера И.И. Калугина, на Изумрудных Копях нарезали маленькие делянки, наподобие Аметистовых копей, и сдали их отдельным лицам”. Работы на этих делянках носили кустарный бессистемный характер, но были еще невелики, а то увеличили бы ущерб, нанесенный копям хитниками и арендаторами 1916 — 1919 годов. Огромные разрезы и шахты “Изумрудных Копей” оставались залитыми водой, обогатительная фабрика на Троицком прииске пребывала в бездействии, но в относительно нормальном состоянии и в любое время могла бы приступить к работе.
Производственный план 1921/22 года (операционный год тогда исчислялся с октября по октябрь), данный копям, выполнен не был. Для его выполнения нужны были 56 рабочих — 40 забойщиков, остальные — квалифицированные слесари, электрики, плотники, которые могли бы восстановить оставшееся от “Новой Компании Изумрудов” оборудование. У него же было 12 забойщиков, один плотник и… надежды на будущее. И все же изумруды добыты были, сохранилось архивное свидетельство, что в течение октября 1922 года на гранильной фабрике в Екатеринбурге, трое гранильщиков огранили три кабошона, несколько крупных камней и партию искр. Источниками этих изумрудов могли быть только старательские работы, которые поощрялись и Райрудой, и Золоторудой, особенно в голодный 1922 год. Часть добытого изумруда покупалась у старателей Золоторудой, на какую-то часть старатели получали разрешение продавать кустарям-гранильщикам. Это последнее обстоятельство оживило старательский промысел, и с осени работы приняли довольно большой размах.
Самыми удачливыми были работы Булгачева; им заложены две шахты и обе дали хороший изумруд; в одной на глубине 11 метров был найден крупный, по преданию около 1 фунта весом, кристалл, приобретенный Золоторудой. В одной из своих рукописей Л.А. Изергин писал о том, что в 1922 году был найден кристалл весом 2520 каратов, оцененный в 500 миллионов советских рублей, возможно это и был камень Булгачева, поскольку ни в преданиях, ни в документах этих лет большей сенсации не встречается. Цена не должна нас удивлять: в этом году коробок спичек стоил 1 миллион рублей.
Изумруды для Тиффани 1923—1930
Эти восемь лет определили судьбу уральских изумрудных копей и уральского изумруда на много лет вперед. В 1923 государственному тресту “Русские самоцветы” были переданы все уральские камнедобывающие предприятия и специальным правительственным декретом предоставлено исключительное право на добычу изумруда на всей территории СССР; разрешалось использовать для этой цели труд старателей; запрещалось свободное обращение изумруда на внутреннем рынке.
4 августа 1923 года Промышленное бюро Президиума Всероссийского Совета Народного Хозяйства (ВСНХ) на Урале постановило вывести
предприятия самоцветной промышленности из ведения треста “Уральская Золоторуда” и передать их тресту “Русские самоцветы”. Окрыленный предоставленной декретом свободой, трест строит планы куда более дерзкие, чем те, что витали в умах К.А. Афанасьева и С.Д. Эрьзи: главное, — экспортировать за рубеж драгоценные и цветные камни, Основная ставка делалась на изумруд; это было усвоено на всех уровнях — от технического аппарата треста до рабочих. В несколько наивной форме, но достаточно определенно об этом было сказано на III Областном съезде горнорабочих, состоявшемся в Свердловске 18 — 23 июня 1925 года, огранщиком изумруда Копыловым (инициалы его источник не называет): “Пока иностранная буржуазия не отказывается от изумрудов мы должны извлечь из торговли ими золотой металл, а получив деньги, поднять на них наше производство”.
1923 — 1930-е годы истории уральского изумруда заслуживают особого внимания еще и потому, что за все время, разделяющее две мировые войны, эти восемь лет были порой довольно устойчивого интереса к изумруду. Правда, интерес этот проявлялся не со стороны аппарата и управленцев, а со стороны ученых и практиков, особенно уральцев. Это были годы настоящей борьбы за “Изумрудные Копи”, — и за предприятие, и за уральскую кладовую. Проблемы изумрудных копей не сходили со страниц уральских журналов; о них писали “Экономический бюллетень Уралвнешторга”,“Товарищ Терентий” (иллюстрированный журнал — приложение к газете “Уральский рабочий”), “Хозяйство Урала” (орган Уральского облисполкома), “Уральский техник” (ежемесячный журнал Уральского областного межсекционного бюро инженерно-технических сил при Уралпрофсовете). Писали об изумруде союзные и общероссийские журналы: “Горный журнал”, “Природа”(популярный естественно-исторический журнал), “Вестник промышленности и торговли” (орган ВСНХ), “Внешняя торговля” (орган Народного комиссариата внешней торговли СССР), “Минеральное сырье”.
Пишет Н.А. Дюкалов (1929): “Уральские изумруды. На мировом рынке эти камни котируются дороже бриллиантов. В настоящее время Урал является почти единственным поставщиком новых изумрудов. Колумбийские копи залиты водой, незначительная часть изумрудов добывается в Бразилии. Однако спрос на изумруды так велик, что мы все время имеем непокрытые предложения. И здесь, вследствие неудовлетворительного финансирования, мы не могли использовать полностью благоприятную конъюнктуру. Экспорт развивается медленно, старательский промысел почти совершенно угас, промышленная добыча ограничена. Необходимо коренным образом изменить существующее положение дела и действительно обратить серьезное внимание на развитие добычи наших уральских самоцветов и в особенности изумрудов, которые до сих пор остаютсякаким-то скрытым от мира потенциальным богатством Урала”.
В 1923 году трест “Русские самоцветы” приступил к эксплуатации изумрудных копей. Поставленная перед трестом задача вывести уральский изумруд на внешний рынок обусловила стратегию его деятельности на копях: внимание было сосредоточено на том, чтобы взять наиболее качественные сорта изумруда.
Главный геолог Малышевского рудоуправления Л.А. Изергин, спустя четверть века после А.Е. Ферсмана, так оценивал хитников на службе у треста: “Для времени восстановления “Изумрудных Копей” как государственного социалистического предприятия, хитники представляли немалую ценность как живая энциклопедия, обладавшая ценнейшей информацией, без которой трудно было бы разобраться в хаотической системе горных работ дореволюционного периода; эти люди в совершенстве знали сложнейшие и совершенно неизученные месторождения. И было чрезвычайно целесообразным использовать этот ценнейший потенциал”.
Первым был охвачен старательскими работами Сретенский прииск
(1923 — 1931). В среде потомственных горщиков “Изумрудных Копей” царила уверенность, что прославленное в прошлом Сретенское месторождение, не тронутое “Новой Компанией Изумрудов” и в скромных размерах разрабатывавшееся Золоторудой, — самое богатое в изумрудоносной полосе. Ссылаясь на прадедов и дедов, рассказывали, что в пору, когда на прииске находилось управление копями, здесь велась сортировка изумруда и вся ненужная порода, из которой отбирались только высокоценные кристаллы, сваливалась в старые шурфы и шахты. Однако в 1930 год Сретенское месторождение вошло с репутацией совершенно безнадежного.
Сенсацию принесли старательские работы на Мариинском месторождении. В июле 1924 года на делянке Скутина, самой южной из Старо-Мариинских копей, в северной части Центральной свиты месторождения, было открыто гнездо, содержащее высокосортные кристаллы изумруда. Из одного кубометра добытой здесь породы было получено ограночного сырья на полмиллиона золотых рублей, — камни высшего класса, густого ровного зеленого тона и редкостной чистоты. Скутинский клад стал главным событием в хронике уральских изумрудных копей первой четверти ХХ века.
Главная особенность старательских работ 1923 — 1930 годов заключалась в том, что они велись под надзором технического руководства “Изумрудных Копей”. Горный отвод (делянка) выделялся единоличникам и старательским артелям на основании арендного договора с администрацией сроком на месяц за небольшую плату — по 1 рублю с десятины. По согласию сторон договор мог быть продлен или расторгнут. Арендаторам предоставлялись некоторые услуги: инвентарь, насосы, при необходимости — налаживалось водоотливное хозяйство. В тресте хорошо понимали, что без материальной и технической помощи старательству не подняться и необходимы затраты прежде, чем промысел начнет давать“товар”.
Летом 1925 года трест ввел новую классификацию, по которой изумрудное сырье разделялось на три группы и шесть марок, от нулевой до пятой:
Группа I.
Марка 0 — “головка” — зелень совершенно прозрачная.
Марка 1 — зелень высокосортная с небольшими дефектами, трещинками и табачностью.
Группа II. Средняя.
Марка 2 — зелень травянистая, чистая.
Марка 3 — зелень травянистая с дефектом.
Группа III. Беляк.
Марка 4 — чистые голубые камни.
Марка 5 — бледно-голубые с дефектом.
Эта классификация продержалась до середины 30-х годов.
С осени 1926 года старательские работы вытесняются государственными (“хозяйскими”). Эти работы были прямой противоположностью старательским; верилось, что только они обеспечат ровное, спокойное развитие производства; худо-бедно, но они планировались, управлялись, а главное, направлялись в нужное русло. Именно с их развитием связывал трест завтрашний день “Изумрудных Копей”.
Поворотными в истории изумрудных копей стали государственные работы на Мариинском месторождении. Они были начаты в 1929 году закладкой в центральной части месторождения шахт “Имени Сталина”, “Имени Кирова” и “Новой”, глубиной от 45 до 75 метров. Тогда же было начато строительство обогатительной фабрики и рабочего поселка.
Вряд ли кто предполагал, что закладываемый рудник станет практически главным, а затем и единственным источником уральского изумруда.
Гранился изумруд на протяжении всего описываемого времени (1923 — 1930) на Екатеринбургской гранильной фабрике. В 1923 году огранка изумруда была единственным занятием гранильщиков фабрики.
Переломными стали март—сентябрь 1924 года, когда с увеличением добычи изумруда гранильщикам удалось перевыполнить программу вдвое, правда, за счет изумрудов низшего сорта (круглые и овальные кабошоны низших марок). Изумруды скутинского клада были вывезены в Москву, минуя фабрику. Более или менее ритмичная поставка сырья побудила создать на фабрике специальную комиссию: трем самым квалифицированным гранильщикам было поручено принимать сырье, очищать его от породы, сортировать, размечать,передавать в огранку и принимать готовые камни. Оценивались граненые изумруды экспертами треста в Москве. На фабрике же велся счет затратам на добычу и огранку (рабочей силы, времени, материалов — карборунда, наждака, сургуча, керосина), средней себестоимости 1 карата обработанного изумруда той или иной марки.
Итогом первого года работ Уральского отделения треста были граненые изумруды на 237 тысяч золотых рублей: на 137 тысяч для внешнего рынка и на 100 тысяч для внутреннего.
Экономика нашего изумрудного дела формировалась стихийно и направлялась совершенно несведущими людьми. И если на первых порах экономическое невежество признавалось и его стыдились, то позднее оно стало обычной нормой. И нет ничего удивительного в том, что изумрудчики добровольно отошли от плодов своего труда; будучи не в силах постичь азбуку экономики рынка драгоценного камня, они охотно передоверили все расчеты Москве. “Реализационную стоимость изумрудов мы назначать воздерживаемся”, — писали Б.Ф. Брезгин и М.А. Гордиенко.
C 18 сентября 1925 года на фабрике взамен шестичасового был введен восьмичасовой рабочий день, и на все виды работ были установлены новые нормы выработки (прежде это были поденщины); появились нормы и на огранку изумруда (разрезка камня в эту норму не включалась). Опыт работы этого года заставил задуматься над тем, что высокие накладные расходы сделали наш изумруд неконкурентноспособным на мировом рынке, несмотря на высокое качество камня и хорошую обработку. В следующем (1926/27) году цены на обработанные изумруды были установлены в соответствии с их сортностью (марками). Продержались эти цены до 1949 года. Один карат экспортных марок стоил 105 рублей, экспортных кабошонов — 6 рублей 30 копеек, килограмм экспортной изумрудной зелени — 20 рублей.
На чаше весов 1931—1951
1931 — 1951 годы выделены мною как трагическое в истории уральского изумрудного дела двадцатилетие. За эти годы уникальные месторождения изумруда превратились в сырьевую базу берилла, молибденита и других редкометалльных минералов. Исключительная ценность изумруда стала пустым звуком перед соображениями “высшего порядка”, культивируемыми военно-промышленным комплексом Советского Союза; уникальная кладовая России была принесена в жертву Молоху. Один за другим были закрыты старые изумрудные прииски; работысосредоточились на одном Мариинском месторождении.
Надо отдать должное усилиям, уральских изумрудчиков, горных инженеров, геологов и ученых, сумевших какое-то время противостоять атмосфере бездумного равнодушия и расточительства, поскольку благодаря им с 1931 по 1939 год добыча изумруда оставалась главной, и технический берилл добывался пока что попутно.
Драгоценный камень отступал перед техническим. Но, как говорят “нет худа без добра”. Перемена интереса необычайно активизировала все стороны жизни на копях. Ширились эксплуатационные работы. Ожили старательские артели, ориентированные на разведку и добычу берилла. Возрос интерес к прошлому копей, правда через призму берилла; каждый из старожилов вспоминал, где, когда и при каких обстоятельствах он находил берилл. Форсируется разведка месторождений. Создаются специализированные геологические службы, геологоразведочные партии, к местным силам подключаются геологи и партии, работающие в окрестностях. Видоизменяются старые методы разведки, складываются новые, осваиваются новейшие, в том числе геофизические и геохимические средства.
В 1951 году добыча изумруда была прекращена. Скромные по масштабам подземные работы, как несоответствующие новым потребностям, были приостановлены. На смену им шли крупные открытые разработки, способные насытить потребности создаваемого на копях промышленным комплексом новейшего горно-обогатительного предприятия.
Не сразу склонилась чаша весов в пользу берилла. Двадцать лет эксплуатировалось Черемшанское месторождение изумруда. За эти годы оно дало немало превосходных камней, в том числе добытые в 1934 году камни в 6000 и 9000 карат, о которых сообщала газета “Правда”. В 1946 году был добыт кристалл, стоимость которого составила полуторамесячную программу “Изумрудных Копей”. Изумрудную зелень предполагалось использовать в отделке парадных залов, строящегося в Москве Дворца Советов. Не угасал интерес к изумруду тех, кто был искренне предан уральскому камню. Закрытие изумрудных рудников архивы объясняют стереотипной, переходящей из документа в документ, фразой: “в связи с депрессией наступившей в сбыте изумруда”. Как велика была эта депрессия, и была ли она вообще, нам неизвестно, но, судя по состоянию внешнего рынка драгоценных камней конца 30-х годов, потребность в изумруде не сокращалась. Относительно Первомайского и Сретенского рудников на копях существует объяснение, что месторождения были отработаны до глубины 75 — 100 метров, но это лишь констатация фактов, из которых вовсе не следует необходимость прекращения работ, — отработать до определенной глубины не означает отработать месторождение вообще.
С началом Великой Отечественной войны, правительственным распоряжением, переданным 30 июля 1941 года по телеграфу Мариинский рудник был поставлен на сухую консервацию, Черемшанский демонтирован и оставлен без водоотлива. Действующим оставался только Красноармейский молибденовый рудник с небольшой обогатительной фабрикой, устроенной летом 1941 года.
Тризной по изумруду стало небольшое послесловие А. Е. Ферсмана к статье горного инженера А. М. Болдырева (“Цветные металлы”. 1939. № 4 — 5): “На смену изумруду, как основному виду ископаемого сырья на изумрудных копях, достижения техники выдвигают берилл как руду. Значение изумрудных копей, таким образом, сводится к превращению их преимущественно в месторождение очень ценных бериллиевых руд, заставляя поэтому с этих новых позиций пересмотреть вопросы технологии и технологические схемы… Дальнейшие исследования совершенно необходимы для развития “Изумрудных Копей”, которые, по мере понижения мировых цен на изумруды, должны неизбежно перейти к использованию как берилла в виде берилловой руды, так и его спутников — плавикового шпата, молибденита и слюдита, применение которого в виде наполнителя или изолятора представляет некоторый интерес. По этим причинам особенно интересно поднять на страницах журнала дискуссию по вопросам обогащения рудных сланцев изумрудных копей”.
С 1939 года изумруд окончательно отходит на второй план, уступив место бериллу, молибдениту.
40-е годы еще менее располагали к исследованиям изумруда. Доступ ученым на копи практически был запрещен. Публикации о них приравнивались к разглашению государственной тайны, немногие центральные и местные газеты довольствовались лишь краткой информацией, а в конце 40-х годов был перекрыт и этот канал. Между тем, добыча изумруда продолжалась, и копи были на редкость щедры.
Скрытое от мира богатство 1952—1970
Документы 1952 — 1970 годов этих лет изобилуют сетованиями на непопулярность изумруда на внутреннем и внешнем рынках, на нерентабельность “Изумрудных Копей”. Ученым и деловым людям мирового изумрудного рынка уральский камень оставался неизвестен. Изумрудчики отдавали все силы берилловому комплексу, надеясь вернуться к изумруду на этой новой основе. С начала 60-х годов спор о приоритетах между “промышленниками” и “изумрудчиками” становился громче, защита изумруда стала своего рода выражением нравственного здоровья производственного климата. Трудному возвращению к изумруду немало способствовал высокий уровень геммологического изучения камня, уральского изумрудоведения.
Мировой рынок изумруда этих лет (1952—1970) был особенно богат сенсациями: замечательными изумрудами и новыми месторождениями, открываемыми в разных уголках света. В 1953 году в Колумбии открыто месторождение Гачала. В 1955 году в Зимбабве (Южно-Африканская республика) открыто месторождение Сандавана. В 1956 году на руднике Сомерсет (ЮАР) найден самый крупный по тем годам изумруд в мире: его размер 14х35 см, вес 24 тысячи каратов. В 1959 году в Южной Африке, в Трансваале найден изумруд в виде окатанной призмы весом 1629,6 каратов. В 1962 году в Бразилии, в округе Салининья (штат Баия) открыто первое месторождение изумруда промышленного значения, — открытие вызвало настоящую изумрудную лихорадку, оказавшую исключительное воздействие на состояние рынка, — никогда прежде в Бразилии не добывалось такого большого количества изумруда. В 1964 году в том же штате Баия, в Карнаибе, найдено новое крупное месторождение; заложенный здесь рудник вывел Бразилию в ряды ведущих поставщиков изумруда. В 1966году в Бразилии открыто новое месторождение изумруда близ города Итабира. В этом же году появилось первое описание изумрудных рудников Бубани-Мухами, (Индия). В 1967 году на руднике Гачала добыт кристалл изумруда, который до 1981 года считался лучшим из известных колумбийских камней: усеченная шестигранная призма размером 5х5х5 см с правильными гладкими гранями, массой 858 каратов, отличается прозрачностью, исключительной по красоте темно-зеленой окраской и блеском. В этом же году в Трансваале найден кристалл изумруда массой 400 каратов. В 1969 году в США, в Северной Каролине (месторождение Гидденайт) найден один из крупнейших изумрудов мира, представляющий собой усеченную призму весом 1438 каратов. В этом же году в Гачала найден изумруд весом 7026 каратов,самый крупный цельный кристалл из когдалибо находимых в Колумбии. В этом же году в Зимбабве добыт изумруд весом 1160 каратов. В 1970 на месторождении Гидденайт (США) добыт изумруд весом 50 каратов с бесцветной сердцевиной, окруженной оболочкой густого зеленого цвета. Мировой рынок изумруда 50 — 60-х годов жил за счет камня Чивор (Колумбия), нескольких рудников Бразилии и ЮАР. Рудники Египта, как и прежде, имели лишь историко-археологическое значение. Изумруд Хабахталя (Австрия) по-прежнему был редок. В крупнейшем международном центре огранки, в Идар-Оберштайне, цены на изумруд летом 1953 года колебались от 20 до 10000 немецких марок за карат. Изумруд высокого качества стоил от 100 до 500 марок за карат, цена одного карата высших сортов доходила до нескольких тысяч марок, — верхняя граница составляла 10000 марок. Рынок не сокращался. Начиная с 50-х годов в Европе складывается диагностическая школа, выходят работы по диагностированию изумруда, защищавшему рынок от участившихся подделок.
Уральский изумруд для ученых Запада и деловых людей его изумрудного рынка был Terra Incognita. В Европе ни о нем, ни об уральских копях еще не знали. Примечательно в этом отношении высказывание такого крупного авторитета в области геммологии, как профессор доктор Вальтер Шуман: “Вначале там (на Урале. — В. С.) велась большая добыча изумруда, но в настоящее время рудник не действует”. Это писалось в конце 60-х годов.
Неутешительный опыт нескольких лет попутного извлечения изумруда на обогатительной фабрике, сопровождавшийся огромными потерями, как в количестве, так и в качестве, заставил признать полную его несостоятельность. К середине 60-х годов уже ни у кого не оставалось сомнений, что попутная добыча изумруда в процессе утвердившейся на копях новой технологии ведет к преступной порче уникального месторождения и способы добычи изумруда высокого качества несовместимы с технологией получения бериллия. “Промышленникам” изумруд мешал прежде всего потому, что за его признанием должно было следовать признание особых форм хозяйствования, где вполне законны были бы и низкая производительность, и ручной труд, и субьективизм оценок. Изумруд был и оставался самым сложным продуктом — самым капризным, как продукт природы, и самым непредсказуемым, как продукт человеческой деятельности.
С 1966 года снова заговорили об исключительном характере уральских месторождений, о необходимости раздельной добычи руды в карьере и обработке ее на фабрике, о создании обособленного изумрудного производства, о самом изумруде. “Промышленники” приняли доводы “изумрудчиков”: обогащение изумруда следует обособить от обогащения берилла; механизируя процесс отделения кристаллов от рудной массы, следует исключить механические разрушения и повреждения кристаллов и найти способы полного извлечения изумруда. В ходе разработки этих программ было признано, что механизировать в изумрудном деле можно только один процесс — дробление руды для извлечения из нее целых кристаллов, при этом технология должна быть таковой, чтобы дробилась рудная масса, кристаллы же оставались целыми, должны быть исключены даже механические повреждения кристаллов. К сожалению, поиски новой технологии обогащения, начатые в 1960-х в этих годах развития не получили.
Не оставляя проблем, связанных с техническим бериллом, специалисты “Изумрудных копей” сосредоточили главное внимание на изумруде — драгоценном камне. Смысл работы виделся в том, чтобы развернуть промышленников лицом к драгоценному камню, и сделать это не риторическими призывами к защите изумруда, а конкретным научно обоснованным предложением организовать раздельную добычу, обогащение и переработку изумрудоносных слюдитовых сланцев и бериллоносных кварц-плагиоклазовых руд. Цель была достигнута. А это значит, что возвращение изумруда, наконец, состоялось.
Путь к рынку
1991 год, юбилейный год: исполнилось 160 лет со дня закладки первого казенного изумрудного рудника России, ознаменовался началом работ в рамках крупномасштабного проекта — вывода уральского изумруда на мировой рынок. Одним из первых шагов в этом направлении стала презентация уральскогокамня на конгрессе Международной ассоциации драгоценных камней 1991 года, где он оказался в центре внимания крупнейших производителей обработанных изумрудов.
К 1990 году уральские изумрудчики стараниями промышленников пришли с самыми современными формами добычи и обогащения изумруда, но с самыми примитивными формами его обработки, с большими запасами скверно обработанных и неконкурентоспособных камней (закономерный итог для производства, изолированного от рынка). Обострившийся к этому времени и ставший жизненно важным для копей вопрос, как продать изумруд по достойным этого камня ценам, десятками лет тонул в нескончаемых тяжбах с контролерами навязанного копям Совмином единственного покупателя — Гохрана, тонет в ворохе бумаг, регламентирующих формы и размеры огранок. Последним эпизодом, как помним, был отказ изумрудчиков гранить камни вообще: с этого момента изумруд стал поставляться в Гохран в необработанном виде. Честь мундира была сохранена, но драма изумрудных копей приобрела новый поворот — сырье, даже изумрудное, ценится в сто крат дешевле граненых камней, и отказ гранить камень грозил копям банкротством.
Работа над историей изумрудных копей близилась к завершению, когда летом 1990 года здесь начался процесс, обещавший вылиться в самую основательную за всю их советскую историю реформу. Двери рудника были открыты для всех, кто захотел бы предложить уральским изумрудчикам свое партнерство с целью вывести их камень на мировой рынок. Была прорвана установленная в 30-х годах блокада строжайшей секретности и молчания, и от этого одного уже захватывало дух. На копи зачастили гости. Свои и иноземные. Предпочтение, как уже говорилось, сразу же было отдано опыту израильских изумрудчиков, широко прославившихся тем, что в короткое время, за пять—десять лет, они создали самую передовую в мире индустрию обработки высококачественных сортов изумруда, установив контроль практически над всем изумрудным рынком. Контакт с ними обещал перенести на уральскую землю их технологии, инструменты, школу огранки и маркетинга изумруда.И, казалось, было бы ошибкой изменить этому выбору. Уральскому изумрудному делу опыт Израиля был нужен в значительно большей степени, чем Израилю уральские изумруды. Израиль привлекли не столько уральские камни, сколько гарантированные запасы месторождений, устойчивая эксплуатация и образцовое ведение горнотехнических работ, служившие гарантом надежности копей. Такого обустройства, с каким израильские гости встретились на уральских копях, действительно не знает ни один изумрудный рудник мира. Ноу-хау израильтян в обработке изумруда компенсировалось ноу-хау уральских добытчиков камня и это делало их партнерство равным и достойным.
13 июля 1990 года были подписаны Договор и Устав совместного предприятия “Эмурал”, призванного обрабатывать по израильским технологиям ежегодно по 700 000 граммов добываемого на копях изумруда и продавать граненые камни на валюту по ценам мирового рынка изумрудов. Доли советской и израильской сторон были равны — по 50 %. Ко всему этому присовокупите впервые появившуюся возможность открыто, без тайн, продавать камень по мировым ценам на валюту.