Станислав
Курашев
Для странных
губ и струнных ветра
Станислав
Сергеевич Курашев родился в 1975 г.
в Свердловске. В детстве и юности
жил в Бурятии. В 1992 г. окончил
среднюю школу. В “Урале”
публикуется впервые.
Живет в
Екатеринбурге.
***
А в скучном доме:
на стене — известка.
А в звездной крыше от дождя —
прореха.
Царевна с тряпкой в
“Тишине матросской”
Брезгливо морщится
от камерного смеха.
Ах, ей не хочется
спать всю ночь
В клетке коралла
затонувшей шхуны.
О, когда-то лунная,
богемианская дочь!
О, когда-то любимая
падчерица Нептуна!
Но сейчас в ее
зеркале — понедельник,
На каждом фонаре —
веревкой — мечта.
И раскованные числа
правильных денег
И уменье всякого —
считать до ста.
А после работы она
смывает золу,
Проходная, усталый
дым сигареты.
Одна туфелька на
каком-то балу,
Другая — на полу
трамвайной кареты…
О, ей хочется
стать Медузой Горгоной,
Чтобы каждая любовь
становилась камнем,
Чтобы каждый зрачок
новорожденного масона
В брачной ложе
груди был — тайным…
16.09.98.
***
Разглажу все
складки пожелтевшей тоги
И напишу красным
вином на своей двери:
Господин
преисподней, бог убогих,
Раввин равнин,
министр мистерий…
Но входит ангел
сквозь зеркало вымытое
И говорит, усевшись
на край софы:
— Дурачок, ты все
бьешься над какими-то
Механическими трудностями внутри
строфы.
А ты просто
позабыл какое-то чувство,
Разучился писать
легко и просто,
Съел все буквы в
языке русском
И разгрыз весь
словарный остов.
И каждой ночью у
тебя венчались зима и весна.
Брак: рак души —
барак мозга — война, война…
31.12.99.
***
В дыму безликих
букв и цифр спокойных
Скрыт Мендельсон,
приверженец минора,
Умевший тонкою
иглою сделать больно
Сердцу: Лаура,
Лорелея, Лора…
В истлевшей
паутине рукописных нот
Спит Шуберт, как
паук, живущий кровью
Оглохших дев… О,
что ни новый год,
То музыка усталых
музыкантов Трои.
О, что ни ночь, то
лютня рта молчит,
Душа опять — как
теплая соната пепла.
Allegro molto appassionato всех
обид —
Для странных губ и
струнных ветра…
14.09.98.
***
А подушка любила
— тепло, и Нина
И Риточка не спали
ночью.
Штора была парусом
бригантины,
А кошка —
капитанскою дочью.
Начиналось все в
нежном феврале,
А кончалось под
другой звездой.
Писали мертвым
кольцом на стекле,
И утром буквы
смывал — прибой.
Целовались в
странных масках,
Под черной вуалью —
алый рот.
Огонь Нины всегда
был ласков,
И Риточкин мягкий
лед.
Просыпались две
ведьмы и письма
Недописывали, и
вновь одеяло и шаль
Бормотали о тепле,
любви без смысла
И жаловались на
разбитый хрусталь.
И Нина сжигала
свои корабли,
А Риточка делала
ярче звезды.
И ноги не хотели
касаться земли…
Перевал любви! О,
перевал — грозный!
И из двух сердец
бил — гейзер.
От двойной души был
шок — нервов.
Они жили в доме с
именем Бетельгейзе,
В комнате в пять
звездных метров.
17—18. 11. 98
***
Написал в лифте за
шесть этажей
Справа от кнопок, на
желтом мольберте —
А богини часто
выбирают мужей
Среди самых
обыкновенных смертных.
Вышел в темноту,
посмотрел на звезды
И так и не понял, где
север, где юг.
Подумал: к той идти
слишком поздно,
У этой — новый
сердешный друг.
Господи, видел бы
старик Эхнатон
Этих муравьев в
муравьиных домах,
Солнце, минующее
каждый балкон,
Луну, бесплодную в
детских умах.
О, есть те, сквозь
десятки веков — ближе,
И остальные, пять
минут назад — дальше.
Задыхаешься старой
газетной жижей,
Портишь кашу
масляной фальшью…
Поменял квартиру
на Карла Люксембург
На развалившуюся
гробницу в Луксоре,
И Анубис зашил губы
моих подруг,
Чтобы я мог молча
смотреть на море
Пустыни…
9.01.00.