***
Два мальчика, в
снежки играя,
еще не знают, что вот-вот
страна, привычно умирая,
по-настоящему умрет.
Так бабка каждый
день хоронит
себя подряд лет двадцать пять —
вздыхает, охает и стонет,
а все живехонька опять.
Когда ж и впрямь
докончит пряжу
и оборвется скорбный путь,
никак не верит кто-нибудь,
что больше сказку не расскажут.
Уставятся в
ночную сажу
глаза, слепые от тоски:
что больше сказку не расскажут,
не свяжут теплые носки.
***
Страшно в городе
ночном.
Кто-то низенький, как гном,
ковыляет до ларька —
в кулаке полдолларка.
Он обводит
тусклым оком
ряд уснувших, темных окон,
ровно вспомнив что о ком,
и грозит им кулаком.
Память бедная
полна
укоризны, корок, урок,
и луна над ним смутна,
как раздавленный окурок.
***
Как город
крыльями шуршит
Как он ночует где придется
Как он на цыпочках крадется
И воздух бездны ворошит
Как он ночует где придется
Как он теряется в глуши
Как смотрит сказку для души
И в ней теряется и рвется
Как он на цыпочках крадется
Как трудно время шелушит
Как нежно тянется в кувшин
Далекой влагою колодца
И воздух бездны ворошит
И отворив свои воротца
Перестает уже бороться
И просто крыльями шуршит.
***
Например, не выйти
на работу —
утро с белого листа.
Вопреки резону и расчету
Братьев Карамазовых листать.
Например, от
страха отказаться,
небо сердцем оживив,
посредине марта оказаться
лунный наблюдающим налив.
Например, занять
пять сотен баксов
и туда, где пел Гомер, —
побродить тихонько, отдышаться,
да и застрелиться, например.
***
Утром, в брюках, на
покрывале,
приходили в себя, узнавали
страшный мир, тенями сновали,
вечером опять выпивали.
И на ласковое
солнце смотрели,
ангельские слушали трели,
говорили, вспоминали, грустили
о каких-то пустяках, о России.
И, трезвея,
навсегда уходили
от себя, а если и пили,
то бездарно водку с пивом мешая,
небо третьим больше не приглашая.
Победа
меланхолии
Все-то валится из
рук.
Жизнь уходит, вспомнишь вдруг.
И дымит, как пароходик,
еле видимый, — уходит.
Под счастливый
смех купальщиц
ручейком песка сквозь пальцы
убегает — как вода.
— Ненадолго?
— Навсегда.
Как чертой
наискосок —
забракованный листок.
Ветер, волны, брызги, чайки…
— До свидания?
— Прощайте.
***
Бывает, ночью
выйдешь покурить,
А жить уже совсем неинтересно.
Не хочется. А хочется завыть,
чтоб этот воздух паутинкой треснул,
просыпался
расколотым стеклом,
соединясь через мгновенье снова,
но, может, хоть каким-нибудь теплом
пахнет тогда из города ночного.
И кажется, что мир
вместился весь
в одну большую, долгую зевоту;
душа ушла, а ты остался здесь
и, дурачок, надеешься на что-то.