Рассказ. Перевёл с немецкого Анатолий Гринвальд
Опубликовано в журнале Студия, номер 17, 2013
Я очень боюсь кузнечиков.
Я постоянно думаю о кузнечиках и очень боюсь, а мама не хочет меня понять, она не может этого понять и говорит: кузнечики, говорит она, о Боже, не будь такой дурочкой, они же сами тебя боятся, — говорит она ещё. А я не верю ни одному её слову, потому что я знаю, что кузнечики вообще никого не боятся.
Особенно ночью очень страшно, потому что я знаю, что все уже спят, и мама бы очень рассердилась, если бы я её разбудила и попросила бы выкинуть кузнечика. И отцу это бы совсем не понравилось, конечно, он бы так и сказал: с меня достаточно.
И тогда стояла бы я здесь тупо, потому что я должна идти в мою тёмную комнату и лежать в окружении кузнечиков, которые вот-вот начнут стрекотать.
Если рассказывать о кузнечиках, как они сидят на яркой зелёной траве и нагло смотрят своими маленькими чёрными глазами, мама скажет: подумай о Саре. Вот у кого действительно проблемы. Я думаю тогда о Саре и о серьёзных проблемах, которые у неё, и думаю, что мама права, таких действительно серьёзных проблем как у Сары, у меня на самом деле нет. Но у кого есть такие действительно серьёзные проблемы? Даже у Сары совсем недавно, с того времени как умер её отец, появились действительно такие серьёзные проблемы. С тех пор мама говорит часто: «Сара без отца и ты со своими кузнечиками, с ума можно тут сойти. О Боже»…
Вообще я видела настоящего кузнечика только один раз. Остальное время я просто представляю их себе. Этот один раз, когда я увидела кузнечика, мы были в гостях у родителей Сары. Или точней у матери Сары. Точнее мы пошли к родителям Сары, а когда пришли, была только мама Сары, а её отец умер, и поэтому моя мама плакала, и всё держала смятый платок у лица, я хотела дать ей новый, но она сказала: «Нет, не надо. И – лучше не надо». Сара сидела одна в углу и ничего не говорила, но это не мешало, потому что её мать всё время говорила и хотела нам рассказать эту историю про аварию, но мы не могли никак понять, что она рассказывает или хотела рассказать. Она говорила что-то снова и снова, что я вначале тоже не понимала, а потом всё-таки поняла: не может быть, что такое произошло, говорила она. Не может этого быть, что теперь вот так…
Мы сидели все в саду и внимательно слушали, и моя мама всё надеялась, что я скажу что-то хорошее Саре, или пойду с ней играть в бадминтон. Однако это было невозможно, потому что я вообще не могла сконцентрироваться. А именно – позади Сары сидел кузнечик. До этого я вообще не думала о кузнечиках, как они везде подкарауливают и вдруг могут прыгнуть. И вот он сидел здесь, на спинке её стула, и смотрел на нас так зло. Его глаза были тёмными пятнами и почти такие же большие как голова, а тело едкого, яркого зелёного цвета. Кузнечики известны тем, что они очень быстро могут прыгать с одного места на другое, без подготовки, и вот они уже в другом месте, и ползут вдоль всем своим телом и издают этот стрекочущий звук, и можно по недосмотру их проглотить. Я подробно представила себе это и покрылась мурашками, и прикусила крепко зубы, и сжала губы, чтобы кузнечик не смог прыгнуть мне в рот.
«Что мы должны теперь делать?» — спросила тогда мама Сары у всех. Я думала, моя мама что-то скажет, что-то объяснит, но она ничего не сказала, и я тогда поняла, что теперь всё по-другому, что что-то изменилось и никогда не будет, как было раньше, и я держалась крепко за мой стул, за мой белый стул, и уголками глаз смотрела я на кузнечика, который сидел на спинке стула Сары, возле головы Сары, и думала: может быть он не прыгнет, я не знаю, что я буду делать, если он прыгнет. «Пожалуйста, пожалуйста не прыгай», — думала я.
Перевёл с немецкого Анатолий Гринвальд