Опубликовано в журнале СловоWord, номер 71, 2011
ЮМОР
Владимир Садовский
ДИПЛОМАТ
Борису Раскину
Мой приятель ехал в поезде Санкт-Петербург – Москва. В вагоне СВ. В купе он был один. Без соседа. Вдруг дверь открылась. В купе ввалился крайне возбужденный взъерошенный мужчина. Он стал тянуть моего приятеля за руку с криком:
– Пойдемте со мной, гражданин! Пойдемте со мной!
– А в чем, собственно, дело?
– В соседнем купе меня назвали евреем.
– И что с того?
– А разве я похож на еврея? Нет, пойдемте все-таки со мной!
Взъерошенный субъект вытянул-таки моего приятеля в коридор, а потом втащил в свое купе. Там он указал на столь же возбужденного человека в военной форме и снова начал визгливо кричать, что указанный назвал его евреем без всяких на то оснований.
Военнослужащий перешел в контратаку и заявил, в свою очередь, что первый начал не он, а как раз вот этот гражданин, сказавший, что в его, военнослужащего, облике есть что-то еврейское.
– Что-о-о-о?! Кто первый сказал?! – громыхало по всему составу.
…Сюжет неумолимо разворачивался в сторону мордобития. Но тут вмешался мой приятель:
– Успокойтесь, ребята! Еврей – это я.
Конфликтующие стороны синхронно повернули головы в сторону сделавшего заявление, весьма внимательно его оглядели, потом посмотрели друг на друга. Лица их из багрово-красных сделались нормального цвета. Они казались удовлетворенными.
1997
СЛУЧАЙ В НЬЮ-ЙОРКЕ
По приезде в США (сейчас пойдет речь о моем первом визите в эту страну) я был немедленно предупрежден родственниками и знакомыми о необходимости мер предосторожности в нью-йоркской подземке. О, там очень опасно!
Поздно, тем более в одиночку, в сабвее находиться нельзя. Там всякий уголовный сброд. Люмпенизированный, наркотизированный. Или подпитый. Или и то и другое одновременно. Преимущественно афроамериканский. Нападут, пырнут, ограбят. Короче, пользоваться метро только днем.
И что же я предпринял? А то, что отправился как-то попозже покататься в нью-йоркском метро. Потому что стало любопытно: неужели там действительно столь опасно? Потому что казалось: преувеличивают. Потому что я не против приключений.
Вот и катаюсь я в подземке. Поздно. Катаюсь, катаюсь – происшествий никаких. В вагон входят, а из него выходят люди на разных станциях. Граждане разного возраста и обоего пола. Белые и с очень темным цветом кожи… Мулаты в придачу.
И граждане – выходцы из азиатских стран. Они стоят и сидят, некоторые в окно смотрят, а иные друг с другом беседуют. А кое-кто, ни за что не поверите, читает. Газеты, журналы. Один негр даже ухитрился книгу читать. Странный, как сейчас принято говорить, афроамериканец. У нас, благодаря долгим годам коммунистической власти и рьяным усилиям шибко патриотически настроенных отдельных представителей очень уж духовной творческой интеллигенции, сложилось представление, что американцы, в подавляющем своем большинстве, люди весьма ограниченные и только и занимаются тем, что делают деньги, заедая этот процесс сэндвичами от «Макдональдс» и запивая кока-колой, а в перерыве между деланьем долларов носятся друг за другом рысью и трусцой с кольтами и криками: «Постой-ка, парень! Сейчас у тебя будут большие неприятности!» А вот этот негр – какой-то эксклюзивный персонаж, книжку читает. Даже скучно мне стало. Собрался я на выход. Выхожу, а стоявший у двери мужчина индейской внешности дружелюбно мне улыбнулся.
Стало быть, вышел я на улицу. Захотелось покурить. Достаю сигареты и зажигалку. Когда начинаю щелкать, обнаруживаю, что кончился бензин. Я поднимаю голову, оглядываюсь и вижу стоящего неподалеку мужчину. Негра. Комплекции огромной. Наружности свирепой боксеро-тяжеловесной. Негр стоит и курит. Я решил пощекотать свою нервную систему, почувствовать, так сказать, драйв. Подхожу к негру и вежливо на английском спрашиваю, не позволит ли огоньку. А негр вдруг взъерошился, хотя волосы имел негритянские кучерявые. Глаза у него квадратными стали. Животный страх в них. Выплюнул свою сигарету и с истошным воплем «Police! Police!» бросился в кромешно-криминальную нью-йоркскую темноту.
1990
ГДЕ ЖИЛ МОЦАРТ?
Вероятно, власти города Венеции ощущают серьезную нехватку денежных средств. Так же как и федеральные власти государства Россия. Потому что венецианские лодочники-гондольеры перестали работать в традиционной национальной одежде – разноцветных расшитых золотом камзолах, кожаных сапожках, причудливых шляпах с загнутыми полями. Стоят себе на кормах своих гондол, одетые кто во что попало, преимущественно в обыкновенные штаны и рубашки, меланхолично водят веслами и безо всякого энтузиазма набурчивают под нос старинные баркаролы. Очень заунывно.
А русские туристы, путешествуя по Венеции на гондолах, устраиваются на скамеечках и частенько начинают жевать что-либо. Весьма быстро. Точно опасаются, что у них выхватят кусок. Представьте себе такую сцену. Проходит гондола по каналу Сан-Марко, по левую руку остается остров Сан-Джорджо-Маджоре, и заходит в Большой канал. Сердцевина Венеции! Казалось бы… Нет, не все столь романтично. Гондольер, одетый в засаленные черные штаны, смотрит вперед тусклым взглядом. В одну точку. Ничего не напевает. Только изредка поднимает весло и, показав на некое здание (глаза при сем неподвижны и на здание это не оборачиваются), произносит: «В этом доме жил Вольфганг Амадей Моцарт», или: «В этом доме останавливался Наполеон Бонапарт». Перед гондольером, лицом к нему, сидит дама из России, сосредоточенно уплетающая порцию мороженого. На сведения о всемирно-исторических личностях, живших или останавливавшихся в Венеции, она реагирует словом «ага», не поднимая головы, изучая остаток вафельного стаканчика. В какой-то момент гондольер излишне резко ударяет веслом по воде, и несколько брызг попадают даме в лицо и на шоколадно-кремовую башенку, поднесенную ко рту. Дама говорит: «Перестаньте брызгаться. В каком там доме жил Моцарт?» Гондольер отвечает, что то здание давно проплыли, а вот в этом, по правую руку, сейчас живет известный стеклодув сеньор Джузеппе.
Гондола медленно выходит в Венецианскую лагуну.