Стихи
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 70, 2011
В порту ветра!
Небесной ваты
Ты ждал с утра,
Бубня под нос:
Для упаковки
Ребячьих грез
И поллитровки.
Тобой возжаждан
Святой глагол,
Но для сограждан
Ты – как сокол:
Ты им не мил,
И хрупкий иней
Посеребрил
Плавник дельфиний…
Цензуры скрежет,
Охранки лязг:
Кастратов нежит
Даритель ласк;
В глазах рябит
От попрошаек –
Кто там пиит
И кто прозаик?
Послать все к черту,
Зарывшись в пух?
Порвать аорту?
Одно из двух.
Твой выбор прост:
Не стать подонком,
Завивши хвост
Под стать болонкам.
Пусть пышет в речи
Тот жар строки,
Что издалече,
Но вопреки:
Покуда в строй
Нас гонят тати
И над страной
Висит проклятье.
Пусть правда колет
Циклопий глаз –
Шепни «шибболет»
За всех за нас.
Вздохнут холмы –
И подкосятся
Колена тьмы:
Шахиды, наци…
Их околесиц
Нам не внушат
Ни полумесяц,
Ни коловрат;
Нет ничего
Родней свободы
Для ключевой
Вселенской коды!
Закат – эпиграф
К сонате сна.
Рычи на тигров,
Седлай слона;
Живи один,
Глазей на Бостон,
Где нас дельфин
Ведет на росстань.
От океанской
Зимы знобит.
Но кафкианский
Прекрасен быт!
Венец тернов.
Хвативши лишку,
Нажав «turn off«,
Захлопни крышку.
SUMMUS SACERDOS1
Я верховный служитель Храма Пустого Звука.
Заложил его мой прапрадед, Рябой Молчун,
кем была разработана тщательнейше наука
о вытягивании жил при настройке струн.
Развивая наш культ, я ввел тяготенье к Аду –
озарив калечащий строй виденьем его
и заставив сверкать забытую было триаду:
славословие, самодурство и быдловство.
На совете старейшин встаю, помавая жезлом,
под бряцанье кимвал держу пространную речь;
садануть бы с размаху по черепам облезлым –
да боюсь, от крокета и мне тогда не убечь…
По традиции, я призываю к бойне: «Держава, –
говорю, – в опасности!» – Своды ж храма в ответ,
согласуясь со строгим каноном: «Держава – ржава!»
«Государь» – и эхом: «ударь». Вариантов нет.
Церемонии и обряды у нас так чинны:
мы издревле проводим шествие по костям –
позади, оскопленные страхом, бредут мужчины,
пропуская вперед, на плаху, прелестных дам.
А в домашнем кругу еще умильней картина:
там господствуют дармоедство и мордобой, –
и поэтому мы, говоря, что дева невинна,
разумеем, что впопыхах досталось не той.
Исповедуем мы с пристрастием – ведь на дыбе
покаянье грешника радостней и светлей:
Ты сперва из заблудшей овцы показанья выбей –
а потом уж кури фимиам да цеди елей!
Оттого и повальная искренность характерна
для народца, бойко читающего меж строк;
потому и взмывает к вершинам славы, как серна,
кто подметных писем освоил высокий слог.
Упиваемся мы безнаказанностью, а блюдо
полюбившееся нам сызмала – грубая лесть;
поговорка даже в ходу у простого люда:
перепить полезней, нежели недоесть!
Хоть за паствою я замечал: чем она худее,
чем стройнее мировоззренье. Не зря страна
извратит любую идею, а нет идеи –
за отсутствие таковой возведет напраслину на…
Инородцев мы топим в крови дежурной сиротки,
проводя по глотке литым мечом-кладенцом:
назначается жертва на общей храмовой сходке,
где присутствуют государь и его главком.
После этого трупик подбрасывают в канаву
близ молельни их нечестивой, реже – в овраг,
а наутро жрецы истошно кличут ораву
и, взывая к небу, навешивают собак.
Ибо пес – наш тотем, незыблемый вечный символ:
Племенной гимнописец, бессменный певчий – и тот,
ударенье сместить не смея с «кимвАл» на «кИмвал»,
пробавляясь тухлятиной, жизнь цепную ведет.
Да и мне опостылели в Храме Пустого Звука
Шелудивая свора и в пасти вонючий кляп…
Ощенилась бы ты поскорей, визгливая сука:
пусть бы первенец принял жезл у меня из лап!..
—————
1 SUMMUS SACERDOS (лат.) – верховный жрец
ПЕСЕНКА ПРАВДОЛЮБЦА
Я нажил злейшего врага
В лице своей судьбы:
Так сирот старая карга
Тягает за чубы,
Так юнгу жирным черпаком
С размаху лупит кок
И так певца гнобит обком
За декадентский слог.
Куда ни ткнусь, меня везде
Ущучить норовят:
Так пляшет на сковороде
Пескарь, попавший в ад;
Так в леопардовых когтях
Предсмертно бьется гну
И стонет греческий монах
У янычар в плену.
Я пред людьми повинен в том,
Что правду говорю:
Так недоволен двор шутом,
Уставшим льстить царю;
Так водовоз строчит со зла
На фельдшера в уезд,
Не ведая, что полсела
Вот-вот холера съест;
Так олигарху прокурор
Наматывает срок –
За то что взяточник и вор
Им названы меж строк,
В то время как валютный шок
Уже грозит стране
И будет стерта в порошок
Она в большой войне…
Порой и рад бы я смолчать –
Да, видно, не дано
На вздор нашлепывать печать
И прятать под сукно.
Готов хоть к черту на рога,
Чуть фальшь – я на дыбы!
И как тут не нажить врага
В лице своей судьбы?
ЭМИГРАЦИЯ
Нашествие заморских блюд.
Попреки, дружеские пытки
Нам предоставивших приют.
Прокрустова кушетка речи.
Блаженство смаковать винцо,
Поплевывая издалече
Преследователям в лицо.
Возможность зваться Бенционом.
Ослабленность семейных уз –
И взрывом информационным
С пелен контуженный бутуз.
Свобода лозунгов и мнений,
Как будто президент – ваш зять,
И под угрозой увольненья –
Желанье босса облизать.
Раздолье для апологета
Любого рода новизны –
И прозябанье в полугетто
Умов, что призракам верны.
Ох, эмиграция, и броско ж
Ты смотришься среди невзгод
Всех тех, кто, порицая роскошь,
Зарылся глубже в огород!
Любительница развалиться
В шезлонге – изо рта аж прет,
Хоть для тебя розоволицей
Вполне естествен запах шпрот, –
Отныне от сортов бордосских
Тебе икать, и поделом:
Не весь же век храпеть на досках,
Чефирить и махать кайлом!
Да, ты – забавный бестиарий:
Сплошные ангелы без крыл.
Твой папа римский без тиары
Сюда за золотом приплыл.
Кастильский флаг вонзая в берег,
Стать нелегалом он не мог –
И открывателю Америк
Из щедрости влепили срок.
И ты вослед ему румянься,
Бровь басурманскую сурьмя
Под звуки дивного романса
О том, что родина – тюрьма.
СЛОВО «РОДИНА»
Нам из Хайфы, Балтимора и Кельна
По-сыновьи бы тебя помянуть…
Ты отделалась от нас – и довольна.
Слово «родина» – а в чем его суть?
В этом шиканье опричнины ражей,
Обступившей пошатнувшийся трон,
Что как прежде промышляет продажей
Громких титулов и честных имен –
И в обмен на непосильную подать
Обещает только вечный покой?
В нежелании руками работать?
В неумении работать башкой?
В «черном золоте», забившем из скважин,
Точно гной из застарелых каверн;
В шельмовании того, кто отважен,
Альбигойскую возглавив Овернь?
В подстрекательстве завистливой черни –
За казенный, разумеется, счет;
В самосуде волооких губерний,
Где по жилам самогонка течет?
В избиении младенцев, что немо
Вопрошают перед тем как упасть,
И в разгоне матерей Вифлеема,
Проклинающих паскудную власть?!
В обличительстве тиранов посмертном –
Балагане для холуйской шпаны;
В песнопениях пророкам и смердам,
Что косматою рукой казнены?
В упованье на карманную церковь,
Синагогу и впридачу мечеть;
В устроении шутих, фейерверков –
Дабы радостно кутилось и впредь?..
Слово редкое в устах инородца,
Перебуквицею рвись из груди!
Лента Мебиуса радостно вьется,
Прочиталось: «…и народ народи…»
Но как пьяную простить повитуху
Неспособна безутешная мать –
Так без верности не букве, а духу
Нам веселья твоего не принять.