Опубликовано в журнале СловоWord, номер 67, 2010
НАШИ ИНТЕРВЬЮ
Вопросы из прошлого к Андрею Терновскому
Светлана Вайс
ВОПРОСЫ ИЗ ПРОШЛОГО К АНДРЕЮ ТЕРНОВСКОМУ
Часть 2
СУПЕРМАРКЕТЫ
Итак, мы вспоминаем про мифы американского быта – вернее так: про то, что для американцев 60-70-х являлось бытом – для нас было мифом. Жизненно важным мифом был супермаркет. Даже само название указывало, что там все "супер". Но что именно – понять и представить было трудно, так как в сознании возникал некий "супергастроном" и было не понятно, как на большой площади равномерно распределить ограниченный ассортимент продуктов. И главное зачем? А какой он был – американский супермаркет середины ХХ века?
– Вся гадость проникла в Америку через супермаркет.
– Вот так да?
– Абсолютно. Вместе с американской мечтой об удобстве всего и вся. Если не ошибаюсь, первые супермаркеты стали появляться после Второй мировой войны, когда всем хотелось скорей зажить покомфортней, радоваться простым семейным ценностям. В большой магазин, где так много всего, где светло и просторно можно придти всей семьей. Реально большой семьей. Стала складываться национальная американская забава: шопинг, причем семейный – при деле все члены семьи. И вот уже выходной день прошел с пользой. А чтобы все это осуществилось, в магазине должно быть максимально удобно. И продуктов должно быть много. Осуществить быстрый товарооборот, при таком потоке, очень сложно: только завез – оно уже начало портиться. Выход логичен: положи в холодильник. Но получился уже совсем другой продукт – замороженный! Все заморозили – мясо, овощи, фрукты, соки. Затем сделали концентраты – уменьшили объемы перевозок и увеличили сроки хранения. Я вот хорошо помню появление замороженного концентрированного сока…
– Какая ж мерзость!
– Да! А преподнесли как феномен в достижениях пищевой промышленности. Мы покупали, разводили, согласно инструкции. С хлебом тоже самое было – вот этот квадратный из ваты – он только вместе с супермаркетами появился. До этого хлебом называли совсем другой продукт. Он тоже был в супермаркетах, но, естественно, быстро черствел. И вдруг, опять феномен, его стали упаковывать в пластиковые пакеты, не пропускающие воздух! И вот батону уже месяц, а он все еще хоть куда. А овощи с фруктами? Уже второе поколение растет на потоке нитратов, который течет к нам в дом прямо с полей и огородов. При этом всячески обрабатывается в пути различными химикатами, чтобы не сгнить к положенному природой сроку.
– Я так понимаю, рекламой вас обрабатывали по полной программе.
– Еще бы! Реклама в своей навязчивости уж очень далеко зашла, но в какой-то момент вышел закон о запрете воздействия на подсознание и внедрились другие формы. В супермаркете есть ключевые точки, например, это полки у кассовых аппаратов – и за них велась, да и сегодня ведется, серьезная борьба между производителями.
– Слушай, а ведь это были времена, когда еще не было электронного сканирования. А купоны, а "берешь два – третий бесплатно" – что-то такое было?
– Были специальные книжки, куда вклеивали марки, выданные за определенную сумму покупки. Когда книжка заполнялась, можно было бесплатно получить, скажем, набор для барбекю, волейбольную сетку, бейсбольные перчатки. Помню, прихожане какой-то церкви сложились вместе этими марками и получили набор уличной мебели для церковного дворика. Люди, вроде понимали, что какая-то фигня, но продолжали вклеивать.
– А вот до супермаркетов, где отоваривались?
– В маленьких специализированных магазинах. Как это было в Европе. Были, да и есть, традиционные виды продуктовых бизнесов. Немцы – это мясо, французы – выпечка, итальянцы – сыр и так далее. Отдельный бизнес был – молоко. Я не помню, кто его держал, но он был развит повсеместно: молоко приносили к дверям, а пустые бутылки забирали. Как почта. Кстати, такая же служба была и с детскими пеленками. Памперсов не было.
– Я в курсе. Это отдельный феномен.
– Так вот хозяйка из магазина в магазин с полными сумками… А тут появились такие маркеты: ты от двери к двери на машине, да еще всей семьей. Всем понравилось.
– А школьники тоже подрабатывали там на каникулах?
– Нет. Это была работа для взрослых – $1,65 в час тогда была минимальная заработная плата. Вообще, в то время, чтобы школьнику подрабатывать, надо было много бумаг собрать. И вот еще помню, кассир – это была отдельная должность, а был еще упаковщик. Даже соревнования устраивали на скорость укладки продуктов по сумкам.
– А вот сколько стоила “покупательская корзина”?
– Это что?
– Ну, тачка с продуктами семье на неделю.
– Помню, что если платили 6-7 долларов, то это было очень много продуктов. Маленький пакет молока стоил 9 центов, полгаллона – 13, а галлон – 20 центов. Но до супермаркетов в галлонах не продавали молоко.
– А вот традиционный нью-йоркский спорт – подворовывать в супермаркетах – был?
– Это всегда было.
КРЕДИТНЫЕ КАРТОЧКИ
Сегодня эти маленькие кусочки пластмассы для многих стали реальным воплощением дьявольского промысла. Такая маленькая и приятная на ощупь вещица жжет руки и уносит семейный покой, становится предметом раздора и приводит к психическим расстройствам. От былой радости обладания у огромного числа людей остался лишь горький привкус.
Вся финансовая подоплека кредитного процесса, в который втянут практический каждый гражданин страны, на сегодняшний момент в общем-то изучена. Объявлено, что во всех бедах виноваты сами граждане, не умеющие сопротивляться худшим человеческим порокам. О том, как законопослушных граждан, еще ничего не знающих о своих пороках, втягивали в кредитно-долговую систему, сказано не меньше. Написаны тома и сняты фильмы. Недавно по самому безобидному телевизионному каналу PBS показали скучнейший, но подробнейший часовой фильм об изобретении и внедрении кредитных карт в жизнь. Нам все объяснили. И мы все поняли. Легче от этого не стало. Расхожей стала старая фраза, ныне подразумевающая новую ситуацию: "Карточные долги" – некогда означало долг чести – сегодня в большей степени она означает долги по кредитным картам.
А когда-то этих маленьких пластиковых монстров не было вовсе. Ну, конечно, финансовое кредитование вещь известная с незапамятных времен, но чтоб вот в такой супер доступной форме – с магнитной лентой и компьютерным обеспечением по всему миру, такое испытание досталось поколению ныне живущих. Мои вопросы к Андрею Терновскому вытекают из чисто бытового интереса.
– Андрей, как в ваш дом попала первая кредитная карточка? И когда.
– Я думаю, что году в 64-м или 65-м. Попала тем же путем, что и сейчас попадают, – по почте. Большого интереса или шока она не вызвала. Ничего не предвещало больших социальных перемен.
– Как она выглядела?
– Точно так же. Конечно, не было магнитной ленты – данные снимали ручной машинкой. Сам вид карточки не был новинкой – в ходу уже были карточки, которые позволяли пользоваться своими собственными финансовыми средствами или банковским кредитом, который не подразумевал дальнейшего обложения процентами. Первые пластиковые карточки, в таком виде как они сейчас и есть, появились в конце 50-х – начале 60-х годов. Я говорю просто про внешний вид, а не про сущность. Такие карточки внедрялись, как это часто бывает, через селебритиз – артистов и спортсменов, тех кто на виду. Кроме этого, у нас были магазинные карточки, пропуска в какие-то клубы – все это выглядело точно так же.
– Поэтому вид этого нового финансового рычага, закинутого в вашу семью через государственную почтовую службу вас не напугал.
– Абсолютно нет. Никто не вертел это чудо в руках, не пробовал на зуб, не пытался согнуть и сломать, как это делали депутаты первого созыва российской государственной Думы с первыми пластиковыми карточками для голосования. Насколько я помню, родители получили конверт и отложили его до следующего семейного обсуждения.
– Но вы поняли, что вы получили?
– Поняли. В стране была реклама. Но мои родители были весьма консервативны – в их сознании не укладывалось, как это можно тратить несуществующие деньги. Мой брат был несколько постарше меня и смекнул сразу, ну, как это и бывает всегда с молодым поколением. Он стал уговаривать родителей воспользоваться, объяснял им что к чему – он-то сразу увидел все привлекательную сторону этого дела. Родители были насторожены и не торопились.
– Но когда-то ведь это произошло?
– Ну, конечно. Как и у всех. Сначала было решено отложить карточку на "черный день", которого по-традиции ждет каждая русская семья. Это показалось вполне логичным. Но через какое-то время мама задумала поменять мебель в столовой. Папа, как и любой другой мужчина на его месте, был против самой идеи в целом, а аргументом было отсутствие лишних средств на сомнительное, с его точки зрения, мероприятие. И вот тут мама вспомнила про кредитную карточку!
– И пошло.
– Ну, конкретно мои родители были весьма щепетильны в финансовых вопросах, а в общем по стране, действительно пошло. Еще как пошло! Потом даже выросла целая культура пользования кредитными карточками, образовались принципиально новые финансовые учреждения, следящие за кредитной историей граждан. Америка изменилась в корне. До этого момента в ходу были чеки. Их выписывали и никому в голову не приходило попросить удостоверения личности для проверки. В голову не приходило! И обманов не было. Водительские права были без фотографии – и если ты говорил, что они твои, то они и были твои. С кредитными картами появились кредитные бюро, не без оснований конечно, но Америка стала терять себя и сегодня она уже другая.
– Ты не помнишь, как эта первая карточка выглядела? Что на ней было написано?
– Сине-желто-белая. Unicard. Уникарта. Это было время всего, так сказать, "уни" – универсального, уникального, в смысле, первого. Насколько я помню, в этот момент в стране было много всего с приставкой "уни". В это время в Нью-Йорке проходила всемирная выставка и был построен памятник, ставший эмблемой, в виде огромного земного шара – так его тоже назвали Унисфера. Не просто земной шар, а Унисфера! Земля будущего! Этот шар с фонтанами вокруг и сейчас там стоит – это в Квинсе. Нас готовили к большому будущему – там все должно было с приставкой "уни". Полагаю, и люди тоже.
– Это, своего рода, светлое будущее что ли вам предлагали? Боже, почти как нам коммунизм, только по ту сторону "унисферы"!
– Похоже, что так. А Уникард должна была стать универсальным проводником в это "уни" будущее. Сейчас бы уже там были.
КОНДИЦИОНЕРЫ
В этом году еще набыло смертельной жары, когда бабушки и дедушки падают у дверей супермаркетов, на успев преодолеть спасительное расстояние от машины до дверей магазина. И тем не менее, температура за 80, помноженная на почти 100%-ую влажность, навевает страшные мысли: а вдруг кондиционеры – везде: в машине, дома, в офисе, в супермаркете – возьмут да и сломаются. Даже, если сломается в каком нибудь одном месте, например, в машине, то цепочка привычного распорядка жизни нарушится и, возможно, кардинально.
Большинство населения уже не может себе представить – как это сидеть в раскаленном офисе или обливаться потом в общественном транспорте. И только пытливые умы иногда рисуют в своем воображении жуткую картину – праздничный обед в душном переполненном ресторане без кондиционера – и содрогаются от ужаса. Сколько же лет понадобилось населению США, чтобы кондиционер стал неотъемлемой частью существования?
– Андрей, вспомни, например, 60-е – были кондиционеры в стране?
– Массово – точно не было, я не помню. Возможно, очень богатые люди и могли себе позволить такую диковину, естественно, дорогую и неэкономичную. Но в квартирах, домах, магазинах – не было.
– А жара была!
– Да, жара бывала под 103 градуса и стопроцентная влажность – вот это, я тебе скажу, сильное ощущение, если живешь и работаешь в Манхеттене! Я помню, что люди по ночам спали на площадках пожарных лестниц. Знаешь, все старые дома оборудованы этими железными лестницами снаружи – вот там между пролетам и и располагались – все-таки на улице, а не в раскаленной квартире. Вентиляторы были, даже, кстати, охлаждающие – предвестники кондиционеров: там воздух проходил не через фреоновые трубки, а над холодной водой. Как-то жили. Мучились, конечно, в этом почти тропическом климате.
– И так было тысячелетиями! Впрочем, во многих местах земного шара и сегодня вопросы кондиционирования жилых помещений еще не являются актуальными – например, неизвестно, есть ли резон охлаждать тростниковые шалаши жителей африканского континента?
– Этот вопрос может тормозиться где угодно, только не в Америке! По двум причинам. Во-первых, все что в мире изобретается, я имею ввиду бытового полезного, очень быстро появляется на американском рынке. Такого не может быть, чтобы где-то было, а американцам было недоступно – ниша заполняется мгновенно: стиральными порошками, шампунями, женскими прокладками, колготками, шариковыми ручками, плоскими телевизорами и т.д. и т.д. Первые экземпляры очень дороги, но они есть – всем доступно посмотреть на них в магазинах, пощупать, прикинуть и, может быть, взять в кредит, если уж очень припрет. Не может быть никакого дефицита.
– Как знакомо мне это слово – спутник моего советского детства.
– Вот-вот. Такого быть не может! Но все знают, что период между первыми дорогими экземплярами и массовым производством в Америке очень короткий. Вот вспомни, совсем еще недавно – был короткий этап, когда плоские телевизоры стоили по 15 тысяч. И кто-то их покупал – такая прослойка населения всегда есть. И буквально через несколько лет этими, даже еще более плоскими, телевизорами все завалено по существенно меньшей цене. Вот то же самое и с кондиционерами – в 60-х это дорогая игрушка, а в 70-х – уже предмет бытовой необходимости среднестатистического гражданина США.
– А вторая причина?
– Вторую породил как раз таки этот самый кондиционер. Ты заметила пристрастие американцев ко всему охлажденному?
– Это уже весь мир знает. Сначала полный стакан льда и только сверху кока-колу. А водка со льдом? Это ж ужас!
– В Америка образовалась, скажу так, "охлажденная культура". Патологическая привязанность ко всему охлажденному. Преимущества кондиционера оценили сразу.
– Ну, удобно! Что тут говорить?
– Правильно. И стали использовать в коммерческих целях. Ты заметила, как холодно летом в супермаркетах?
– Как не заметить?
– Это сделано с определенной целью – в жаркий день заманить людей в магазин – авось что-нибудь и купят. Когда кондиционеры только-только пошли в народ, образовались молы – огромные магазинные площади для семейного времяпрепровождения. У многих еще не было дома кондиционеров, а молы ими оборудовали сразу. Весь уикэнд ты можешь провести в прохладном помещении, причем совершенно бесплатно! При этом, заметь, в супермаркетах значительно холоднее, чем это в общем-то нужно. Это чтобы показать, что наши потенциальные возможности огромны – это как-то на подсознание должно влиять, как все визуально большое, высокое, громадное. Прием в стране отработанный. После магазинов таким же образом людей направили в кинотеатры.
– А общественный транспорт?
– Вот это уже продолжение истории. Привыкнув к преимуществам охлаждаемых помещений, к тому, что это вовсе не роскошь, а простая человеческая потребность – люди приравняли право на охлаждение собственного тела за государственный счет к своим гражданским правам.
– Как это?
– Ну, кому-то стало плохо в автобусе – тому виной жара и духота. Кто виноват? Вернее, кто за лечение платить будет? Автобусное управление – это любой начинающий адвокат докажет. Ну, и так далее. Дешевле стало оборудовать общественный транспорт кондиционерами, чем постоянно судиться.
– А вот такой вопрос: до этого момента народ в транспорте пах?
– Нет. Но это уже другая история.
РУССКИЙ МАГАЗИН – ПЕЛЬМЕНЬ ДО И ПОСЛЕ
Про эмигрантские русские продуктовые магазины можно писать поэмы. Это воплощение изобилия, слияние кухонь всех бывших советских республик плюс еврейской автономии. Это зрелище, овеянное ароматом, в котором верховодит его величество холестерол. Русский магазин – это место встреч и театральных действий и никакая фиксация цен не может исключить из спектакля увлекательные сцены торговли и апробации многочисленных сортов колбасы. Многие ходят в русский магазин, как на экскурсию в музей, где есть постоянная и передвижная выставки.
Весь ассортимент копчено-чесночных продуктов, вместе с ореолом одесского базара, ставшие отличительной особенностью русских эмигрантских супермаркетов и лавок совершенно не соответствуют понятию "русский магазин", в понимании жителя России. Если бы исторически укоренилось – брайтоновский, бруклинский и что-то вроде этого, то было бы понятно, о чем идет речь. В настоящем же виде – это производит шокирующее впечатление. Впрочем, это можно воспринять и как некое явление – магазины-то и в самом деле ломятся от вкусных продуктов и народ туда идет косяком.
Это явление нам подарила третья волна эмиграции. Она привезла свой колорит и тайные знания об управлении предприятиями торговли и общественного питания. На бывшей родине за применение этих знаний давали серьезные сроки. На сегодня количество русских продуктовых магазинов не то, что по стране – по Бруклину-то установить невозможно, мало того, появились Продуктовые базы. И я не удивлюсь, если появятся Кремлевские распределители.
А где же покупали черный хлеб в 50-60-х годах русские эмигранты, к примеру, Нью-Йорка. Что он у них был – нет никаких сомнений: во-первых, есть живые свидетели, а во-вторых, он каким-то чудесным образом появляется везде, где есть русские эмигранты. Удивительно то, что выпекать его трудно – не все знают рецепты, нужны специфические ингредиенты, поэтому его всегда откуда-нибудь везут с невероятным национальным упорством. Откуда? Из магазина.
Какие же были русские магазины, в которые ходили эмигранты первой и второй волны? Какие там были продукты? Был ли русский магазин центром общения, как нынешние магазины, как корейские и пуэрто-риканские лавки? Как всегда, в таких случаях, я спрошу об этом у Андрея Терновского – его детство пришлось на нью-йоркские 60-е, а его семья это как раз и есть та самая вторая волна.
– Андрей, начну с того, что задам наводящий вопрос: вы, вообще, дома готовили что-нибудь из русской кухни?
– В нашей семье было сакральное отношение к пельменям. Мой отец считал, что пельмень, сам по себе, это вершина кулинарного искусства и духовного сознания. Обед с пельменями – это действо: как физическое, так и ментальное. Пельмень создан с абсолютно гармоничным сочетанием продуктов. Это мясо нескольких сортов, небольшое количество теста, которое своей эластичностью удерживает начинку, но не является главным. В результате появляется правильное соотношение белков и карбогидратов. Это лучшая закуска! Как по составляющим, так и по тактико-техническим данным: пельмень насаживается на конец вилки и им легко оперировать.
– Можно рукой взять.
– Я этого не говорил.
– Мы вводили американцев в русское сознание через пельмени.
– А водка?
– Не было русской водки! Это все потом. Но даже, если бы она и появилась, то ее бы назвали "коммунистической" и пить бы не стали ни за что. Водка – это культовый продукт.
– Ты помнишь русские магазины в 60-х?
– Да, конечно. На Вашингтон Хайтс был магазин – там много казаков жило. В Манхеттене на 14-й улице был магазин – его украинцы держали. Мы с ними не очень дружили, но нас сплачивало общее дело – борьба с коммунизмом. А ближайший от нашего дома был в Квинсе – в Ричмонд Хилл на пересечении Джамейка авеню и 111 улицы. Этот магазин, да и все остальные русские магазины, не были похожи на те, которые есть сейчас. Сейчас – это продуктовые дворцы, изобилие всего чего только возможно. Это все привезла третья волна. Раньше было все скромнее. Магазины были маленькие – там негде было расхаживать: полки, холодильник, узкий проход, кассир у входа.
– Как я поняла, это не было центром русской жизни.
– Нет. Центром была церковь – там встречались, обращались через прихожан с просьбами, общались и т.д. Русский магазин – это было нечто более утилитарное.
– А русские газеты?
– Не было русских газет. Новое Русское Слово надо было ловить в газетном киоске. Был еще какой-то парижский вестник, но это где-то в другом месте – никак не в продуктовом магазине.
– Попробуй вспомнить ассортимент.
– Ну, самое главное – была горчица! Настоящая, которая в нос шибает и до позвоночника достает, после которой прозреваешь, как после кокаина. Ее можно было только в русском магазине купить.
– Она у нас во всех столовых бесплатно стояла. Ее "профсоюзным маслом" называли.
– Затем, был, конечно, черный хлеб. Литовский. И вот этих "кирпичиков" не было – их потом завезли, а хлеб был круглый. Крупы были, грибы разные, соленья и консервы.
– Какие консервы?
– Советские на экспорт. Те же, которые у вас в "Березках" были.
– А меня не пускали в "Березку".
– Что совсем?
– Представь себе! Так какие консервы?
– Печень трески. Шпроты. Баклажанная икра. Семечки. Ну, и элитные продукты – черная икра, красная икра.
– А откуда это все бралось?
– В Нью-Джерси был какой-то дистрибьютор – его фамилия на банках была, так через него Советы и торговали.
– С тремя русскими магазинами? Это что за бизнес такой для огромной страны?
– Экспорт-импорт! Я подробностей не знаю, но банки помню.
– А кулинария была?
– Пирожки были с разной начинкой. Блинчики с мясом, с творогом, с грибами. Пирог яблочный – видимо, люди по домам пекли и сдавали. Но никаких изысков – тортов кремовых, пирожных – этого не было. Ну, на Пасху, конечно, куличи и пасхи. Вообще, сейчас даже трудно себе представить, не было упаковки! В том виде, в котором она есть сейчас – контейнеры, баночки, все пластиковое одноразовое. Тогда батон хлеба заворачивали в бумагу.
– А цены? Накладно это было – покупать продукты в русском магазине.
– Мне кажется, это было дороговато. Особенно пельмени. Я точно помню – один фунт стоил 3,50.
– Это почти как сейчас!
– Эксклюзив! И, кстати, купить можно было только сделанные пельмени – не мороженные. Я помню в дальней части магазина сидели женщины и лепили пельмени.
– А дома вы делали пельмени?
– Конечно. Стаканом кружечки из теста вырезали на кухне. Но уже надвигалась другая эра – быстрых продуктов. И третья волна привезла пельмени в пачках. Это, скажу тебе по секрету, одна из причин, за что первые две волны эмиграции не любят все последующие.
НЛО ПРОТИВ УФО
Многие согласятся со мной, когда я скажу, что самые мохрово-застойные советские годы – от конца 60-х и выше, были скрашены завлекательнейшими слухами об НЛО и широкоглазых зеленых пришельцах. Таинственные лекции, машинописные рукописи, магнитофонные пленки и какие-то мутные фотографии с парящими над горизонтом объектами внеземной (а это несомненно!) цивилизации. Потом пошли народные былины о летчиках-испытателях, рангом не ниже подполковника – народ тогда еще уважал дисциплинарные профессии, которые не только видели НЛО, но и преследовали их, пытались вступать в переговоры и даже стрелять в них на поражение боевыми снарядами.
За увлечение НЛО власти не преследовали, менты статью не шили – и народ разгулялся в области неопознанных и необъяснимых явлений: все лекции о космических пришельцах неожиданно стали заканчиваться вновь спустившимся с гор снежным человеком и экстрасенсами с необычайными лекарскими способностями. Граждане приходили на вечерние сходки в маленькие актовые залы при ЖЭКах или НИИ, прослушивали интригующий рассказ очередного землянина, который путешествовал с инопланетянами в созвездие Альфа Центавра, обменивались самиздатовской литературой, узнавали сведения о тех, кто в "отказе" и отходили к ближайшей станции метро группами не больше трех, так как память о тревожных временах накрепко засела в советских людях.
Власти относились ко всему снисходительно, видимо, потому что кое-что человеческое все же было им не чуждо – например, любопытство. Но число "наблюдавших" и "полетавших" росло в геометрической прогрессии. Опасность того, что вместо созвездия Кассиопеи советские люди, следуя по млечному пути, случайно заглянут в страны загнивающего капитализма, на какой-то момент отрезвила спецорганы. Они попытались применить метод публичного охаивания – для чего заставили профессора Капицу устроить сеанс разоблачения по Первому каналу центрального телевидения. Это позорное пятно ему так и не удалось смыть с себя в глазах творческой и технической интеллигенции страны.
Нашествие НЛО на российские просторы прекратилось с Перестройкой. То ли инопланетяне ужаснулись увиденным и зареклись даже пролетать над этими местами, то ли граждане, занявшись делом, перестали без нужды задирать голову и заглядываться в небесные дали. Надо отметить, что масса людей с паранормальными способностями выехала по израильской визе в разные капиталистические страны, а о снежном человеке в этот период забыли вовсе, как о кошмарном сне.
Мне кажется, что всплески интереса ктакого рода явлениям, также как и тяга к развитию художественного искусства, приходится на период заката общественной формации. Общество умирает – созидать нет смысла, и занятия саморазвитием, наблюдение природных явлений, теоретические попытки переустройства мироздания, углубление философских проблем, приход к новым формам искусства – развиваются необычайно. Это все то, что потом назовется Ренессансом, хотя проходит на фоне Угасания.
Прилетали ли НЛО, а вернее UFO, в США в период умирания Советского Союза? Я спрошу у Андрея Терновского – жившего здесь в Нью-Йорке в этот период, среди распадающихся остатков гниющего Запада.
– Андрей, прилетали?
– Прилетали.
– И ты видел?
– Самое смешное, что я действительно видел один раз, но… в Ялте!
– Не надо на наше посягать! На своей территории видел?
– Нет, не довелось. А когда было время голову задирать и в небо смотреть? Все работали. И всем было известно, что УФО прилетают к предвыборным кампаниям в штаты Среднего Запада или когда нечем заполнить время вещания, пустую газетную полосу и т.д. Но в то время не было столько средств массовой информации, не было круглосуточного вещания, такого количества каналов ТВ и радио, газет было меньше – все информационное пространство занимали важные новости, события, их аналитика. Про такие явления вспоминали только при необходимости привлечь внимание к чему-то или кому-то. А вот когда объемы вещания увеличились – образовались пустоты и их стали заполнять слухами, сплетнями и прочей ерундой.
– Но люди ведь знали, что такое явление есть? Откуда это могло идти, если все только и делали, что капитализм строили?
– Как ты понимаешь, никакого самиздата, подпольных лекций у нас быть не могло. Но были научные журналы, которые, вполне возможно, помещали такие сведения на правах природоведения и естествоиспытания. Наверно, где-то даже дискуссии завязывались, обмены информацией, кажется, были какие-то ассоциации или клубы, но массового увлечения этим не было.
– А слухи?
– Слухи были. Говорили, что это секретные разработки Советов! И всем мало не покажется, когда прилетят в боевой готовности.
– У нас говорили все то же самое, но только наоборот.
– По-моему во все времена есть прослойка населения, которая очень хочет верить в нечто необъяснимое и иногда это используется в чьих-то целях.
– А не говорили, что правительство скрывает сбитую летающую тарелку? Где-то держит замороженных инопланетян?
– Конечно, говорили! И даже что-то по телевизору показывали, но серьезности этому не придавали. В это время у нас информации было предостаточно по всем вопросам, которые только могли заинтересовать человека – свобода печати в США – это реальность. Поэтому интерес УФО вызвали только у тех, кто эту информацию искал. А это не большой процент населения. Не стало это такой сенсацией, как у вас. А ты сама-то, конечно, видела?
– Вот суди сам что я видела. Было это в заполярном городе, где половина населения добывает уголь, а вторая половина охраняет государственную границу, до которой 500 км. Вот иду я как-то по городу поздно вечером, это была середина зимы – полярная ночь: небо черное со звездами, сугробы белые – выше головы и мороз градусов 45.
– По Фаренгейту?
– По Цельсию. Так вот, прямо над моей головой, медленно так, пролетает нечто продолговатое с огнями и почти не шумит, хотя летит довольно низко. Я замерла, как соляной столб. Потом говорили, что полгорода так стояло еще очень долго, а один мужик бежал за этой штукой аж до тундры и все кричал: "Слышь, ты! Лестницу сбрось!"
– Страшно должно быть было?
– Страшно не это – страшно другое. Когда я пришла в себя, то сразу же, прям с авоськами, пошла к своему соседу – майору погранвойск и сходу спросила:
– Это ваше?
– Наше.
– И много их у вас?
– До фига!
КВАРТИРА КАК ФИНАНСОВАЯ ФОРМУЛА
Мне неожиданно поступил социальный заказ: один из постоянных читателей попросил узнать у моего частого собеседника Андрея Терновского о проблеме жилья в США в 60-70-х годах минувшего столетия. Это как раз то время, бытовые подробности которого мы обсуждаем с Андреем уже несколько месяцев, сравнивая мое советское детство сего американским. Начиная эту серию интервью, я рассчитывала удивить читателей сопоставлением деталей каждодневного быта, той рутины, из которой, собственно, сама жизнь и складывается. Я не планировала залезать в политические аспекты, расовые проблемы, какие-то слишком глубокие социальные явления.
Но оказалось, что любая бытовая мелочь – это все же, как ни крути, результат социально-политического развития общества, вернее, степени его развития. И пытливый ум моих читателей стал не только сравнивать бытовые плоды двух систем, но и примерять их на себя, пытаясь шагнуть в реку прошлого на другом конце земли. Обескураженные американцы допытываются у меня о том, как можно было покупать сапоги по цене месячной зарплаты – как ни пробуют они это себе представить, ничего не получается. Бывшие советские граждане запросто, но с сожалением о невозвратно ушедших годах, представляют, как бы они ездили на этих машинах, ходили бы в эти супермаркеты, не стояли бы в очередях, ну, и так далее. Но главное, труднее всего представляемое, это собственное жилье в отдельно стоящем доме!
Может, жизнь бы сложилась иначе, если б не эта чертова коммуналка! Или "хрущевка". Объяснить западному человеку, что такое коммуналка практически невозможно – его ум отказывается это понимать. Китаец наверное бы понял, но по этой причине поток эмигрантов в Поднебесную давно угас. Проблема жилья, а вернее, его отсутствие на всем советском пространстве – настолько глубоко засела в людях, что не отпускает до сих пор. Сегодняшнее житейское благополучие все равно не дает покоя бывшему жителю коммунальной квартиры на 20 семей с одним туалетом в конце коридора. Однокомнатная "хрущеба" с сидячей ванной и трех метровой кухней оставила навечно рубцы в сердцах пяти ее жильцов, превратившихся из родственников в кровных врагов.
А вот если бы… и после некоторого передвижения слагаемых, неожиданно обрисовывается вывод: может мы бы и не поехали никуда! Вопрос жилья всегда обсуждается исключительно в негативном контексте и все забывают о маленькой детали, которую нам обеспечила ненавистная советская действительность – жилье было бесплатным. Практически бесплатным, а за полугодовые невыплаты из под крыши на улицу никого не выгоняли и тепло не отключали. Граждане в первую очередь отдавали долг за чехословацкие сапоги на молнии, а уж потом гасили счета за коммунальные услуги. Но мы знали правила игры и играли с государством "в дурака" с переменным успехом.
Оглядевшись в Америке, начинаешь осознавать, что не все советские "хрущебы" были столь безнадежно плохи, особенно, если учитывать, что за них платили символическую сумму. Тот же метраж, с аналогичной идиотической планировкой в городе-герое Бруклине стоит приличных денег. А в Манхеттене, в зависимости от местоположения, может стоить еще более приличных денег. И опять в тяжелые сумрачные дни сомнений встает вопрос: "Ну, и зачем мы уехали?".
Разносортица американского жилья наводит на мысль о некой несправедливости в его распределении. Ведь не секрет, что есть государственное жилье, которое выделяется не за трудовые заслуги, а наоборот, за отсутствие каких-либо навыков к труду. К своему, ужасу когда-то мы узнаем, что не только стоимость квартир варьирует от разных обстоятельств, но и арендная плата отличается в разы: в одном и том же доме при одинаковом метраже и бытовых условиях жильцы платят не адекватные суммы одному и тому же хозяину. Этот разговор не имеет конца, потому что жилищное законодательство мало кто знает и понимает. Но в эмигрантские души зерно сомнения уже посеяно: а вдруг и здесь у граждан были проблемы и жилищный вопрос стоял на повестке дня?
– Андрей, стоял ли в Америке во второй половине ХХ века жилищный вопрос?
– Нет. Такой вопрос не стоял вообще никогда.
– Ну, спасибо, что пришел, ответил на вопросы читателей…
– Вопрос неправильно поставлен: проблемы с жильем, то есть с расселением никогда не было. Была и есть проблема стоимости жилья и адекватности этой стоимости относительно предоставляемых условий. Конечно, комфортное жилье – это составная часть "американской мечты", только в общепринятом варианте это формулируется как – собственный дом. За этим вы все ехали?
– Конечно!
– У многих она сбывается. Америка-то, как мы знаем, одноэтажная! Дома строят, покупают или рентуют. Места много, цены разные, налоги разные, но логика прослеживается. Самая большая интрига в получении кредита. Другое дело – городское жилье! Это целый океан эмоций – в нем можно погрузиться на социальное дно городских "проджектов", а можно сделать состояние на спекуляциях. Но самое удивительное, то что несколько поколений одной семьи может удерживаться на плаву в этом океане, то есть жить в одной и той же прекрасной квартире сто лет, выплачивая одну и ту же очень маленькую фиксированную сумму – долларов по 200 в месяц.
– Это плоды рентконтроля и рентстабилизации?
– Конечно. Я, как мы договаривались, говорю о Нью-Йорке, городе, в котором я вырос. Так вот здесь можно контролировать ситуацию деньгами: покупать квартиры и передавать их по наследству, а можно количеством детей: нарожать кучу и также передавать по наследству, но не квартиры напрямую, а городские привилегии. Нью-Йорк очень либеральный город, я даже не скажу, где еще такое возможно.
– А когда сформировался рынок городского жилья?
– Ну, вот где-то в эти годы, про которые мы говорим. На моей памяти. А до этого квартиры всегда только снимали. Когда покупаешь дом – понятно за что платишь: вот земля, вот здание. А что такое стоимость квартиры? Земли-то под ней нет. У людей от таких предложений был шок. За вид из окна что ли платить?
– Бывает что и так.
– Это сейчас, когда уже все утрясли и связали в одну цепочку. А ведь тогда надо было первых покупателей убедить купить четыре стены за 30-40 тысяч долларов. Было непонятно, зачем выкладывать такую астрономическую сумму, когда можно продолжать платить свои 50 долларов в месяц и спокойно жить. И совсем было непонятно, что месячная плата за общие коммунальные услуги, которой вообще не было, теперь будет обходиться в сотню долларов. Экономике нужен был новый финансовый механизм и придумали формулу отъема денег у населения. Вот тогда и появились кооперативы и кондоминиумы, разработали законы общежития, предусмотрели программы для пенсионеров и малоимущих, возникли рентконтроль и рентстабилизация. Доходило до курьезов: хозяева дома предлагали жильцам, которые не соглашались выкупать квартиры, крупные суммы денег, чтоб только те согласились. В противном случае, квартира попадала под закон о ценовой стабилизации арендной платы и ее уже больше нельзя было сдавать по рыночной цене.
– Эта проблема до сих пор остро стоит в Нью-Йорке. Даже Блумберг ее решить не может. Великим счастьем считается снять квартиру под рентконтролем. Их сдают по блату знакомым и родственникам за вознаграждение.
– И главное, что это еще долго будет продолжаться. У этого вопроса на сегодня нет решения.
– А ты помнишь стоимость съемного жилья в Нью-Йорке?
– За трехспальную квартиру – долларов 60. За газ уходило шесть долларов, за электричество три. Мои родители в 1969 году сняли квартиру во Флашинге – там планировался город будущего. Стекло, бетон, ветка метро, магазины… За три спальни – 75 долларов в месяц они платили. Все знакомые называли моих родителей сумасшедшими. Приходили к нам в гости и стучали кулаками по картонным стенам – за что вы платите? Но это было, как теперь говорят, элитное жилье. А параллельно появились городские проекты, в которых квартиры и продавались и распределялись. Небезызвестный Роберт Мозес строил такие дома. Целые города выросли – например, Лифрак Сити в Квинсе. Все это выглядело как дурдом.
– Левитауны.
– Это за городом. Дома, которые предназначались для солдат, возвращавшихся с фронта. Им, кстати, давали льготные кредиты на жилье. На эти картонные домики. Вообще, все эти архитекторы – Мозес, Лифрак, Леви – им ваш Лужков в подметки не годится по объему освоенных в свою сторону государственных денег.
А в заключение, чтобы совсем сбить с толку читателей, приведу занятный факт из собственной биографии. После окончания института в начале 80-х мы встали в Москве в очередь на кооперативную квартиру. Вот уже почти два десятка лет мы живем в США, уже давным-давно нет Советского Союза, на родине сменилось несколько правительств и государственных строев, сама Москва из уютной столицы превратилась в жестокий мегаполис, который поглотил миллионы приезжих, но (!) два года назад подошла наша очередь на кооперативную квартиру! Это уведомление мы храним в рамке под стеклом в своем доме в окрестностях Нью-Йорка, который когда-то был построен в рамках государственной программы осуществления "американской мечты".
Нью-Йорк, 2009 г.