Опубликовано в журнале СловоWord, номер 56, 2007
Памяти И. Л.
Сентябрь только начался.
Из школьного двора несся громкий гомон голосов. Это был первый день учебного года, и перед зарядкой ребята, собираясь группами, обменивались летними впечатлениями. Восьмиклассники облюбовали себе место под стройным тополем, единственным на спортивной площадке. Это были уже не дети, а девушки и юноши. Увидев двух приближающихся к ним товарищей, кто-то вполголоса отпустил беззлобное замечание: «А вот и наша неразлучная парочка – Игорь и Ларочка». Они подошли, здороваясь, – оба рослые, под стать друг другу.
Пронзительно и настойчиво зазвенел звонок, заставив учеников построиться в длинные гусеницы шеренг. Зарядку всегда проводил один из лучших атлетов школы или же сам учитель физкультуры. Но сегодня перед детворой появилось совсем незнакомое лицо. Это был загорелый еще молодой мужчина в белой майке и спортивных шароварах.
– Я ваш новый учитель физкультуры – Степан Матвеевич Кардаш, – представился он , широко улыбнувшись всем своим скуластым лицом. Он испытующе обвел взглядом своих подопечных и, еще раз блеснув безукоризненно белыми зубами, тряхнул головой. – Начинаем! Раз, два…
Каждое его движение было четко, как военный шаг, а все его тело играло мускулами.
Не прошло и нескольких недель, как ученики полюбили Степана Кардаша, несмотря на то, что он оказался очень требовательным. Особенно тянулся к нему Игорь Лесницкий, который слыл хорошим спортсменом. Это был статный юноша с задорными глазами цвета меда и волнистыми каштановыми волосами, непослушная прядь которых всегда спадала ему на лоб. Все одноклассницы заглядывались на него. Но он видел только Лару, девушку с толстыми русыми косами и длинными темными ресницами. И она явно отвечала ему взаимностью. При встрече между молодыми людьми как бы проскакивала короткая невидимая молния, зажигая их взгляды. И даже в школу они приходили вместе, хотя он жил недалеко от центра, а девушка – на окраине возле завода, где ее отец был директором.
Вскоре на районных состязаниях Игорь занял первое место по гимнастике. Наградой ему были крепкое рукопожатие учителя и сияющие радостью зеленые глаза Ларисы.
Наступила долгожданная весна. Май проникал в открытое окно физкультурного зала пряным запахом цветущей сирени и влажной, обласканной солнцем земли. Восьмиклассники работали на трапеции. Когда Игорь легко и красиво проделал свои обычные упражнения, Кардаш бросил ему:
– Лесницкий! Останься после урока: я хочу поговорить с тобой.
После звонка он подошел к ученику.
– Слушай меня внимательно, – начал он, – скоро будут областные соревнования. Я тебя к ним подготовлю. Увидишь, мы получим медаль. Поедем вместе в Киев. Хочешь?
– Конечно хочу, – воскликнул юноша, но потом, заколебавшись, неуверенно добавил, – но.., право, не знаю.
– Почему не знаешь? Не уверен в себе? – допытывался Кардаш, – Неуверенность, браток, пройдет. Не святые горшки лепят, как говорит пословица. Я с тобой подзанимаюсь после школы. Постоянная тренировка очень важна. Главное, чтобы ты, браток, к своему заданию отнесся серьезно – Идет?! – он дружески потрепал парня по плечу.
– Да не в том дело, Степан Матвеевич… – замялся Игорь. Теперь вся его фигура излучала смутное беспокойство. Слова учителя вздыбили его мысли, как ветер волны. Когда он пытался осмыслить столь заманчивое предложение, перед его воображением предстал переулок, где жила еврейская беднота, там – их домишко, вросший, как гриб, в землю. В сенях, где летом открыта дверь, всегда сидит его отец, кудлатый человек в очках с худым лицом. С одной стороны его – швейная машина. На столе перед ним хозяйственно разместились в коробочках целые батареи гвоздиков, кусочки кожи и резины, мотки дратвы, а на металлической «лапе» в руках отца всегда чей-то неопрятный башмак…
– Чего молчишь?.. В чем дело? Отвечай же! – настаивал Кардаш уже с ноткой нетерпения в голосе.
Тогда юноша, смущенно отведя взгляд в сторону, произнес:
– У моих родителей очень ограниченные средства. Они не смогут вам платить за дополнительные уроки.
– О! Так вот в чем вся беда, – учитель рассмеялся, – я это буду делать бесплатно.
– А поездка в Киев и спортивное обмундирование?
– Об этом не заботься. Забудь. Мы получим субсидию от спортивного комитета, – каждое его слово было веско и полно оптимизма. – Значит, все! Завтра начинаем подготовку.
Родители Игоря очень обрадовались предложению учителя. Его мать никак не могла нахвалиться перед соседками своим первенцем, очень похожим на нее. А отец, довольно потирая натруженные руки, повторил несколько раз жене:
– Это учтется при поступлении в вуз. Наш мальчик получит образование, не нужны будут ему заказчики с дырявой обувью.
После разговора с Кардашем началась интенсивная тренировка, которая увенчалась полным успехом: юноша получил медаль на состязаниях в Киеве. Победителя встречала на вокзале родного города вся школа с флажками и транспарантами. Это был его звездный час.
Да и сам Кардаш при помощи своего одаренного ученика сделал карьеру, став самым знаменитым тренером в округе: местный институт предложил ему работу.
Десятый класс прошел в упорной подготовке к выпускным экзаменам. Кардаш посоветовал своему способному ученику подать заявление в военное училище, где был очень строгий отбор, и написал ему отличную рекомендацию. И юноша был туда принят. На следующий день после выпускного вечера весь класс провожал его.
Через два дня после отъезда Игоря разразилась война. Фронт несся шквалом по плодородным просторам Украины, разрушая все на своем пути и отбирая жизни у тысяч людей. Начались тяжелые бомбежки. Красная армия отступала. Вскоре почта перестала работать. Игорь и Лара только раз успели обменяться письмами, полными пылких слов и планов на будущее. Следующую весточку-записку юноша получил с оказией. В ней были тревожные строки: «…Из-за постоянных бомбежек, – писала девушка, – я с мамой уезжаю к бабушке в Канев, где пока спокойнее.
Военное училище эвакуировалось в чужой город, который вскоре был захвачен немцами. Ученики рассеялись. Гулкие коридоры опустели. У Игоря за линией фронта на востоке никого не было, и он решил вернуться в родной город. А оттуда до Канева всего 70 километров. Так как у него не было документов для свободного передвижения на оккупированной немцами территории, оставалось только одно: идти ночью и прятаться днем.
Первый привал он сделал в хлеву, где его сразу обнаружила крестьянка, пришедшая поутру выдоить козу.
– Ах! Господи! o – воскликнула она испуганно, наткнувшись на пришельца и сверля его изумленным взглядом. – Перепугал меня насмерть. Кто ты?
– Я ухожу… ухожу… – надорванным полушепотом поспешно промолвил он.
Но уже во дворе крестьянка его окликнула:
– Да куда ты, мальчонка? В военной форме?.. Немцы тебя сразу схватят. Погоди!
Игорь остановился в нерешительности и подошел ближе. Теперь он мог ее лучше рассмотреть. Это была пожилая отдышливая женщина с лицом похожим на вялую картофелину, но с ясными глазами, полными доброжелательности. В хате она посадила его за стол, на котором стоял символ домашнего очага – солонка. Они вместе позавтракали парным козьим молоком и краюхой хлеба. Он рассказал ей о своем училище, и она, слушая о его невзгодах, сочувственно кивала головой, а потом долго рылась в видавшем виды сундуке и, наконец, извлекши оттуда какую-то одежду, подала ему.
Не обессудь уж, – проговорила она, – все старое, но еще пригодное, я тебе помогу, а кто-то, может, поможет в дороге моему сынишке Митюше. Он мне, ненаглядный, каждую ночку-то снится, да не взрослым (какой он сейчас есть), а еще совсем пацаном, все мяч гоняет. Наверно, где-то мается на фронте. Каждый Божий день молюсь за него. Вернулся бы, дай Господи, мой касатик домой поскорее! – У нее горько поджались губы и она вытерла глаза передником.
Игорь переоделся. Фуфайка оказалась немного тесноватой, но вполне приличной.
– Ну, совсем молодцом, – одобрительно улыбнулась она, – поглядеть-то любо. Парень хоть куда.
Пришелец отоспался в хлеву, затем они поужинали «чем Бог послал», и хозяйка сунула ему на дорогу узелок со снедью:
– На, возьми, у меня не шибко с продуктами, но чем богаты, тем и рады. Пригодится в пути.
Игорь, поблагодарив, уже собирался идти, но вспомнил, что в карман его форменной куртки вшита фотография Лары.
– Ишь ты, – подмигнула женщина, рассматривая снимок, – какая красавица писаная. Ну, желаю тебе счастливо добраться до нее, – и она перекрестила его на прощание.
Теперь образ Ларисы возник перед ним с особой ясностью и стал для него путеводной звездой. Недаром говорят, что разлука для большой любви то же самое, что ветер для огня – раздувает еще сильнее. С легким сердцем он отправился в дорогу, заранее выбирая свой маршрут с помощью карты. Ночи были наполнены тишиной. Часто путника сопровождала луна: сначала круглая и спелая, она постепенно истончалась, таяла, превращаясь в ущербную. Днем Игорь спал. Его надежно укрывали на полях скирды соломы и колхозные сеновалы. Иногда обедом ему служили только забытые на огороде кочан капусты или морковка. Когда же голод его совсем одолевал, он, пользуясь интуицией и предварительно оглядевшись, заходил в крайнюю хату села. И пока все обходилось благополучно.
«Мир не без добрых людей,» – когда-то говорила его мать, и действительно теперь он в этом убедился.
На последнем этапе пути, уже в своем районе, Игорь за ночь покрыл большое расстояние. Так конь, почуяв вблизи знакомое стойло, ускоряет шаг. Рано утром он добрался до леса, который, обняв его свежестью хвои, приветствовал ропотом сосен. Хотя до заветной цели оставалось не больше 6-ти километров, юноша не отважился войти днем в родной город, который казался ему теперь совсем незнакомым, таинственным, как бы покрытым зловещей тучей.
Игорь уже собирался сделать привал на весь день, но различил неожиданно на земле две чуть заметные параллельные колеи, покрытые жухлой травой и прошлогодними иглами – следы от колес. И он пошел по ним. Вскоре между сосен что-то забелело. Это оказался небольшой домишко. Юноша постучал. Дверь открыл заспанный мужчина лет тридцати, широкоплечий, плотный, с большим свежим шрамом под глазом. Он встретил незваного раннего гостя с удивлением, но гостеприимно, и назвался Денисом-лесничим.
– Где это вас угодило? – Игорь позже спросил его о шраме.
– Да это меня немец прострелил навылет. Фриц проклятый! – Денис плюнул на пол и смачно выругался, – Теперича я глухой на одно ухо, как пень.
– О, вы, значит, были в армии?!
– Был в армии. Попал в плен. Из плена меня домой отпустили.
– Всех отпускали?! – с недоверием воскликнул юноша, зная о немцах только из советской пропаганды.
– Да где там! Отпускали лишь тех, кто с занятых их армией земель. – А ты, небось, голодный? – спохватился хозяин и начал суетиться, ставя съестное на стол. – Какая жизнь при новой власти в городе? – задал Игорь давно мучивший его вопрос.
– Плохие дела, – безнадежно мотнул головой Денис, и его лицо потускнело. Он повторил, – плохие дела. И голодно, и холодно, и опасно. Вот намедни двух партизан и вора на базарной площади повесили, чтоб другим не было повадно Да, теперича другие порядки завелись. Недавно комендант приказ выдал: все коммунисты, комсомольцы, евреи и местные немцы (их фольксдойчами называют) должны обязательно зарегистрироваться.
– Ну и что? – забежал вперед гость, насторожившись.
– Нашим немцам, поди, лафа. Их подкармливают: выдают особый паек на маслозаводе. А других допрашивают, вылавливают, в тюрьму сажаю, а то еще куда-то вывозят… Вот такие-то страсти у нас…
Он охотно рассказывал о новых порядках и новой жизни, рисуя непривлекательные картины оккупированного города, где торжествовала грубая человеческая воля. Во дворе тюрьмы шли расстрелы , Экзекуция производилась ночью, когда звук выстрелов беспрепятственно катился в глухую даль и отдавался эхом где-то в непроницаемой темноте.
Окончив свой рассказ, лесничий обратился к гостю:
– А ты, парень, днем в город не ходи, коли нужных бумаг у тебя нет, – предупредил он серьезно. – А то тебя на улице за милую душу схватят и за решетку посадят – поминай, как звали! А сейчас валяй-ка в сарай – там отоспишься. В доме опасно.
* * *
После комендантского часа сизая глубина пустынных улиц пугала. Игорь в темноте прокрался через огороды к своему дому. Он вздрогнул от недоброго предчувствия, когда увидел сломанный замок на дверях, которые со ржавым скрипом легко открылись. На полу в сенях валялись кусочки кожи, гвоздики и колесо от детского велосипеда братишки. – Где они все? – больно резанул по его сердцу вопрос о семье. – Где они сейчас?..
Игорь остаток ночи провел на распоротом диване, укрывшись фуфайкой. Спать ему не хотелось. То он думал о семье, гадая, где она сейчас находится, то перед ним возникало улыбчивое лицо любимой девушки. Но мысли всякий раз возвращались к своему безвыходному положению, Что делать?..Как достать нужные документы?..К кому обратиться, хотя бы даже только за добрым советом?.. И он решил попробовать найти Кардаша, который жил недалеко отсюда. Когда рассвело, юноша, приведя себя наскоро в порядок, вышел из дому. Во всем переулке, населенном раньше евреями, не было совсем признаков жизни.
Игорь ускорил шаг. Бежать он боялся, чтоб не обратить на себя внимания и не вызвать подозрения у редких прохожих. Сейчас для него Кардаш стал якорем надежды. Оставалось еще полквартала до заветной цели. Он повернул за угол. И вот впереди вышел из парадного, щелкая каблуками, мужчина – знакомый четкий шаг, военная выправка, черный спортивный костюм. Несомненно это был тот, кто раньше ему покровительствовал и кто теперь станет его спасителем. Он, облегченно вздохнув, догнал своего учителя.
– Лесницкий?! Откуда ты? Как с неба свалился, – удивился тот, и в его темных глазах вспыхнули дружелюбные зайчики.
– Наше училище попало в окружение… – возбужденно заговорил Игорь, чувствуя себя, как усталый пловец, который достиг наконец долгожданного берега. Ах, сколько еще предстояло рассказать! Он был настолько занят своим повествованием, что не заметил, как выражение лица Кардаша стало меняться.
– Хватит! – холодно оборвал последний парня на полуслове. Этот суровый тон подействовал на юношу, как опрокинутый на голову ушат холодной воды, и он как бы впервые разглядел, что на учителе какая-то черная отутюженная, незнакомая ему, форменная куртка и брюки, которые он сначала принял за спортивный костюм, – форма, как он позже узнал, недавно учрежденной немцами местной полиции. И… свершилось непоправимое:
– Пойдем! Ты арестован, – прозвучало глухо, словно сквозь толщу воды. Игорь остолбенел, не в силах осознать, что происходит. Тогда Кардаш (то ли в свое оправдание, то ли чтобы вывести юношу из оцепенения) раздельно проговорил:
– Знаешь, браток, времена меняются.. Пошли! – и предостерегающе добавил даже без злобы, скорее по-деловому. – Не вздумай бежать – буду стрелять.
На Игоря неподвижно уставилось дуло нагана, такое же безучастное и неумолимое, как и глаза полицая.