Юморески
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 50, 2006
Закат литературы
Действующие лица:
P. – деятель культуры и техники, начавший лысеть, но ещё довольно симпатичный, хоть и слегка занудный.
М. – совсем симпатичный человек 7,5 лет.
P. Итак, дорогой мой, сейчас ты будешь читай книгу.
М. А можно потом?
P. (спокойно) Почему потом?
М. Потому что потом лучше, чем сейчас.
Р. (ещё спокойнее) Потом уже будет вечер и ночь. А ты забыл, что надо читать полчаса в день минимум. И учительница так сказала.
М. Я знаааю!
P. (ещё спокойнее) Не кричи, пожалуйста. Недостаточно знать, надо ещё и…
М. Я знаааАААю!
P. (спокойно, как только возможно) Пожалуйста. Возьми. Любую. Книгу. С полки.
М. Сказки… Я не хочу сказки.
P. (ещё спокойнее) Возьми что-нибудь другое. Пойми – читать интересно, читать – это же удовольствие.
М. Нет! Не интересно! Не удовольствие! Нееет, это тяжесть!
P. (спокойно) Нет, удовольствие, радость большая!
М. Нет, скучно и неинтересно!
P. (уже не так спокойно, как раньше) Нет, удовольствие, удовольствие, удовольствие! Радость немереная, книгу вот эту тогда возьми, что у меня в руках, приключение, Конан Дойль, удовольствие, удовольствие, удовольствие!
М. Не хочу приключение, не хочу!
P. Тогду вот эту, про динозавров, удовольствие, удовольствие, удовольствие!
М. Нет, скучно про динозавров! Вот! Вооот! ВоооОООт!
P. Ах, ты книжку пинаешь… ногой! Вот тебе! (Бьёт М. по попе книжкой с динозаврами. Крик, плач. Книга закатывается под диван.)
Сказка про белого бычка
Кормление детей – это национальная идея, национальный спорт и национальная болезнь. Поэтому, придя с работы, Гуревич не удивился, что Сашка привязан к кухонному стулу, а измазанная кашей Люба рыдает у него на плече.
– Он ничего не ест! – крикнула Люба, помолчала немного, пока не осознала смысл сказанного и не зарыдала с новой силой.
Сашка бы, конечно, тоже плакал, но он боялся, что если откроет рот, то ему засунут туда кашу.
Позвонила теща, и Люба трагическим шепотом долго описывала детали борьбы.
Гуревич стал рассказывать сказку о глупом мальчишке, который плохо ел и в результате ослабел настолько, что у него не осталось сил даже переключать ручку телевизора.
Сашка сумел развязаться и сразу побежал к телевизору, проверил свою силу. Пока все было в порядке.
– А мне что можно покушать? – подумав, спросил Гуревич.
– Доешь после него, – сказала Люба.
– Ты же знаешь, – помолчав, сказал Гуревич,– что я не ем кашу.
– Тогда сделай себе сам, – крикнула Люба, – или сходи в кафе напротив.
Подумав, Гуревич рассказал – сыну, конечно – сказку о фее, кофейной фее. Она была так любезна с посетителями, что, с одной стороны, у них вырастали крылья, а с другой стороны – они не хотели лететь из кафе обратно к себе домой.
Люба сразу вспомнила сказку про другую фею – и Золушку, которая весь день была черной от грязи, оставляемой повсюду ее родственниками. Но если Золушке еще удавалось иногда вырваться на бал в новых сапожках, то ей, Любе, после уборки еще надо погладить, постирать, отделить пшеницу от чечевицы…
В этот момент, не вовремя, позвонила теща.
Впрочем, она всегда звонила не вовремя.
– Он что-нибудь ел?
Гуревич ответил, что за пять минут, прошедших с ее последнего звонка, ничего не изменилось… и ничего не изменится за пять минут до ее следующего звонка…
И дальше – уже Сашке, но все-таки в трубку – сказку о Бабе-Яге, которая так часто звонила Кощею Бессмертному, что тот, несмотря на свое имя, долго не протянул.
После этого разговор закончился. В следующий раз к телефону подошла Люба. На обычное приветствие – вопрос мамы Гуревича – она ответила, что в своем доме больше никого кормить не будет.
Тогда мама Гуревича заметила, что она все-таки бабушка, и рассказала сказку, точнее, правдивую историю, о женщине, которую лишили родительских прав.
А Люба ответила сказкой про Красную Шапочку, той ее частью, где бабушку съел Серый Волк.
Сашка спал под телевизором и вздрагивал во сне. Поэтому он не слышал ни сказку Гуревича о женщине, оставшейся у разбитого корыта, ни Любину сказку об Иванушке-дурачке, ни… Много еще сказок было рассказано в тот вечер… но спящего Сашку родители перенесли в кровать вместе.
– У него от голода в животе урчит, – вздохнула Люба.
Гуревич, подумав, посмотрел на нее.
– Я вспомнил еще одну сказку. Про принцессу и принца, которые жили долго и счастливо и умерли в один день.
– Любили, что ли? – спросила Люба.
Тут же наступила ночь… сказочная ночь.
Но с каждой минутой приближалось утро – время очередного завтрака.
Сашка опять ничего не хотел есть.