Опубликовано в журнале СловоWord, номер 46, 2005
 |  |
Слева капрал армии США Куртис Кейт Слева капрал армии США Куртис Кейт
1944-45 гг.
Через 60 лет после завершения великого сражения против фашистской Германии живых участников этой войны осталось совсем немного. Один из них – американский историк и писатель Куртис Кейт, близкий друг недавно скончавшегося князя Алексея Павловича Щербатова, рассказывает нам об эпизодах своей военной службы в Американской Армии в 1944– 1945 гг. Мы публикуем фрагмент его повествования, записанный нами во время беседы в доме Алексея Павловича.
Его рассказ предваряют воспоминания о Куртисе А.П. Щербатова.
А.П. Щербатов.
Куртис Кейт
Летом 44-го, когда я приехал на пароходе»СС Лежён» в Англию и попал в Йовилл, мне повстречался американский офицер, бывший журналист, идеально владевший французским языком, Куртис Кейт. И почти сразу мы расстались: Куртис остался, а меня отправили в 28-ю дивизию, во Францию, где шли серьезные бои в районе Нормандии. Когда я, не добравшись до Нормандии, прибыл в лагерь Тидворд, то снова встретился с Куртисом, чему был несказанно рад.
В январе 45-го начались наши занятия в школе военной разведки в Париже. Оттуда в апреле вместе с нашим начальником, графом Петром Шуваловым, мы уехали на встречу с Советской армией, продвигавшейся с Запада на Восток. В Германии мы разъехались: Кейт с Шуваловым и еще одним русским американцем, лейтенантом 101 дивизии, по фамилии Бабук, отправились вместе. Меня ненадолго отослали в другое место. Очень скоро мы опять служили вместе с Кейтом, теперь в Чехословакии, там мы начали давать большие приемы. В группу наших знакомых добавились и чешские аристократы. У нас встречались граф Жером Колоредо-Мансфельд, князь Фюрстенберг, Роан – князь с женой и дочерью, князь Карл Шварценберг, Штернберг, Чернин и многие представители известных фамилий. Для этих встреч нам требовалось большое количество алкоголя. Куртис оказался ловким малым и делал это потрясающе. Ящики коньяка, виски, шампанского появлялись, как по волшебству, из офицерского склада, регулярно пополнявшегося из Пиексов. (Пиексы – специальные магазины для американских военнослужащих.) Однажды произошел офицерский бунт по поводу того, что наша команда урывает в большом количестве лучшие напитки. Они полагали, что мы их перепродаем, но нам удалось убедительно доказать, что содержимое бутылок идет на элегантные вечеринки, то есть по назначению – налаживание социальных контактов, и мы ни копейки не положили себе в карман. Это была правда. Повезло, что некоторые офицеры 22-го корпуса, изредка удостаивавшиеся чести посещать приемы, подтвердили нашу полнейшую честность. Скандал не разгорелся. Случались, конечно, и неприятные инциденты. Как этот: один приглашенный американский офицер, бывший, кстати, нью-йоркский полицейский, украл у графини Штернберг, урожденной Ревентлоу, дорогой комплект – позолоченную коробку для женских принадлежностей фирмы «Картье». Вечер закончился, мы возвращались из дома Штернберга в свою казарму в Пльзене. Случайно я увидел коробку в руках у полицейского. Спрашиваю:
– Где ты достал эту вещицу?
– Взял у графини в качестве трофея.
– Это не трофей, а воровство. Верни немедленно. Иначе я сообщу начальнику штаба.
– Не кипятись. Верну.
Вернул. Я знал графиню до войны. Красивая и милая в общении, она была приятельницей Штайнхарта, американского посла в Праге. Муж ее, граф Ярослав Штернберг, известный искусствовед, остряк, обаятельный человек, бывший военный австрийской армии, так трогательно любил Россию, хорошо говорил по-русски, и радовался нашим приходам. Было бы крайне неприятно оставить плохое впечатление… Поистине, искажают войны представления о морали.
С Куртисом мы друг друга понимали с полуслова. Уже в Чехословакии оба пришли к выводу, что Америка находится в тупике: любые попытки повлиять на ситуацию в мире оказывались безуспешными, все были против вмешательства этой страны в политику других государств. В результате участия во Второй мировой войне, США ничего не получила для себя. Мудрый мой друг Куртис, как приятно было быть рядом с таким человеком. Жалко, что он уехал из Америки в Париж, где живет и продолжает писать. Исключительный журналист, талантливый писатель Кейт выпустил книги: «Берлинская стена», «Жорж Санд», получив Гонкуровскую премию. Сейчас на выходе его книга о Ницше, поклонником которого он всегда был. Интересно, как сегодняшняя читающая публика встретит это произведение? Куртис – один из блестяще образованных и культурных американцев. Мать его – испанка, отец из бостонской семьи хорошего социального уровня. Кейт воспитывался в Англии, прекрасно владеет французским и немного русским. Испанский и немецкий языки занимают не последнее место в его лингвистическом арсенале.
Закончив, наконец, свою семисотстраничную книгу о Ницше, Куртис в этом году навестил меня в дни православного Рождества. Мы провели несколько славных вечеров с моей новой семьей. Моя жена и падчерица пели цыганские романсы, а мы подпевали их чудным голосам, вспоминали военные истории. Одну из них я хотел бы воспроизвести в оригинальном изложении Куртиса, дабы не потерять чарующего звучания русского языка моего друга. Вот один из них:
«Когда думаю о том, что произошло в Чехословакии в течение второй половины 1945 года, мне приходит в голову особенный день, мне кажется в октябре. После Пльзеня самый важный пункт был для нас поселок Рокицани, где на самом главном шоссе между Прагой и Пльзенем стоял шлагбаум. Наша маленькая американская зона оккупации кончалась западнее шлагбаума, а гораздо более обширная советская зона начиналась к востоку. Шлагбаум был изобретением советских войск, чтобы контролировать движение грузовиков и автомобилей между Пльзенем и Прагой. Там мы устроили группу, в чьи обязанности входило поддержание контактов с советской группой, которая имела право закрывать или открывать шлагбаум. Положение было очень интересное, в том смысле, что первая реакция советской группы, обыкновенно под командованием старшего лейтенанта, была враждебная, но под влиянием ежедневных контактов между членами двух групп, отношения быстро переменились до такой степени, что русские рядовые, и, иногда, даже командующий лейтенант, за две недели стали почти друзьями американских войск. Подарки папирос и шоколадок и т.д. играли, конечно, большую роль в этой перемене расположения бедных красноармейцев, которые жили совсем без западного комфорта, и которые часто для тепла должны были засовывать в сапоги газеты. Задача «соблазнения» русской группы пала на лейтенанта Джорджа Бейли, который в этот день почему-то не был в Рокицани. В пльзеньском штабе нас до этого известили, что знаменитый генерал Паттон, командующий 3-ей американской армией, был приглашен на встречу с президентом Чехословакии Эдвардом Бенешем. Мы знали, что Паттон очень нетерпеливый человек и что он всегда заставлял своих шоферов нестись со скоростью в сто километров в час. Новость о проезде Паттона была немедленно передана русской группе в Рокицани. Но для предотвращения возможной катастрофы, а именно, если при проезде генерала шлагбаум окажется закрытым – как он, как правило, и был – наши высшие чины решили послать Алексея Щербатова, нашего лучшего русско-говорящего, в Рокицани. А я, как шофер «джипа», его сопровождал.
Когда мы приехали к шлагбауму, нас встретила очень трогательная сцена. Новость, что знаменитый генерал Паттон должен проехать в Прагу, произвела такое впечатление на русское высокое командование 5-ой Гвардейской армии, что они к шлагбауму прислали полковника. Не помню, как его звали, но там, на обочине шоссе, стоял малюсенький столик с белой салфеткой, а на ней – шесть рюмок и графин водки. Полковник с нами поздоровался, и сказал, какая для него честь будет познакомиться с генералом Паттоном, блестящим героем войны. Поэтому он решил приготовить маленький прием, чтобы лично принять генерала с традиционным русским гостеприимством.
Если хорошо помню, мы туда приехали к половине десятого, зная, что генерал должен приехать к одиннадцати часам. Шлагбаум находился в горизонтальном положении. Щербатов настаивал, что шлагбаум должен быть в вертикальном положении, и, наконец, русские согласились. Решение, вероятно, было принято женщиной-майором НКВД, которая там тоже присутствовала, и с кем, хорошо помню, Щербатов имел длинный разговор. Он, как и все мы, не носил знаков различия, и многие русские офицеры были убеждены, что, поскольку он так отлично владел русским языком, он был полковник американской секретной службы.
Так мы ждали… ждали… минуты проходили. Недалеко от столика с рюмками русский сержант муштровал почетный отряд из шести солдат брать на караул. Мы, американцы, хорошо знали, что из-за горячего и нетерпеливого темперамента генерала Паттона не было ни одного шанса из тысячи, что он около шлагбаума остановится. Я лично был в австрийском городе Линце, как шофер капитана Шувалова, когда Паттон встретился с генералом Захватским (если хорошо помню). В течение банкета, где, как и всегда бывает в таких случаях, было выпито много тостов, генерал Паттон, чтобы произвести впечатление на русских офицеров, осушил стакан водки, и, говоря, что слышал, что в России обычно бьют стаканы после тостов, он, как американский игрок в бейсбол, швырнул свой пустой стакан над головами присутствующих советских офицеров и разбил большое зеркало в ратуше города. Вот какой был генерал Паттон.
Было почти одиннадцать часов, и полковник начал беспокоиться. Едет генерал или нет? Может быть, планы изменились? Щербатов, сидя на травяном возвышении, продолжал разговор с женщиной-майором. Наконец, что-то произошло. Мы услышали сначала слабый, но быстро усиливающийся шум мощного мотоцикла. Из-за поворота шоссе появился первый мотоциклист в белом шлеме американской военной полиции, который с жутким шумом, проревел мимо нас со скоростью как минимум сто километров в час. Слава Богу, шлагбаум был в вертикальном положении. Сержант и почетный отряд даже не успели встать на караул, когда уже мотоциклист исчез из нашего поля зрения.
Мы все встали. Симпатичный полковник смотрел на нас с недоумением. Мы ждали, может быть, пятнадцать секунд пока не пронесся второй, потом третий мотоцикл, так же стремительно исчезая вдалеке. Потом, по крайней мере, скажем, через пятьсот метров после четвертого мотоцикла, появился, наконец, огромный шумный «мерседес-бенц» с белой звездой американской армии. В считанные доли секунды блеснул зеленый с четырьмя звездами шлем генерала Паттона, который тоже почти не успел отдать честь маленькому почетному караулу. И с той же огромной скоростью, шлем тоже исчез вдалеке. Последовал момент полного остолбенения. Сержант получил приказ прекратить караул. Очевидно, разочарованный бедный полковник, как бы не понимая, что только что произошло, повторял: «Вот какой ваш генерал Паттон! Какой человек!» И, наконец, совсем не знаменитый генерал, а простой сержант Щербатов и еще более незначительный капрал Кейт, осушили графин водки в честь внезапно обретенной американо-русской дружбы».
Я внимал рассказу, предназначавшемуся, в основном, для наших слушательниц, и счастливый смеялся вместе с ними над историей, которая благодаря Куртису теперь выглядела забавной, хотя тогда, в 45-м, нам было совсем не так весело.