К 90-летию «Сибирских огней»
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 3, 2012
Владимир ЯРАНЦЕВ
КРАТКАЯ ИСТОРИЯ
ДОЛГОГО ПУТИ
К 90-летию “Сибирских огней”
1. Начало. 1922—1929
Возникновение и длительное существование “толстого” журнала в таком малоосвоенном крае, как Сибирь, является своего рода феноменом. Необходимы были социальные катаклизмы, революция и Гражданская война, чтобы разрозненные литературные силы, безуспешно пытавшиеся наладить здесь лит. процесс, смогли, наконец, объединиться и плодотворно развиваться. В этом смысле появление “Сибирских огней” (далее — СО) можно назвать парадоксальным: журнал издается в ситуации послевоенной разрухи, когда на повестке дня главными были не культурные, а экономические и политические вопросы, и в небольшом сибирском городке Новониколаевске, где не было ни творческой интеллигенции, ни тех, кому адресовано ее творчество.
Таким образом, решающими оказались причины субъективные: в 1921 г. в Новониколаевске, куда решили перенести новую столицу Сибири из Омска, оказались два творческих, пассионарных человека — Валериан Правдухин и Лидия Сейфуллина, которые сумели увлечь идеей сибирского журнала и “красные” власти, и писателей. В свою очередь, эти “временные” сибиряки, уроженцы Урала, педагоги по специальности и сути, обнаружили в себе, благодаря журналу, недюжинные дарования. Создание СО стало их подлинным произведением, явившимся результатом переосмысления сущности и функций Сибгосиздата. В. Правдухин, заведующий этим учреждением, которое было, по выражению Л. Сейфуллиной, “бедным родственником”, зависящим от Сибирского краевого отдела народного образования (Сибнаробраз), считал, что журнал не только поднимет престиж издательства, но и станет местом, способом собирания и воспитания “писательских сил”: “Без такого центра все слова о государственном издательстве будут пустыми”, этот “центр” и есть журнал, который объединит и госструктуры (“Госиздат, Сибпечать, Лито” и т. д.), и будущих авторов. Масштаб задуманного отражается в статусе журнала: во-первых, он будет “общесибирским”, а во-вторых, не просто “литературно-художественным”, но в нем будут участвовать и “литературно-научные силы”.
Стоит понять и оценить эту “дерзкую мечту” (Л. Сейфуллина), энтузиазм, зная бытовые условия, в которых созревала грандиозная идея журнала. Вместо “огромного дома” и большого штата сотрудников в Омске — Сибгосиздат имел в Новониколаевске “угол в библиотеке Сибнаробраза”, с двумя канцелярскими столами и тремя сотрудниками. Правдухин и Сейфуллина жили и спали на своем рабочем месте, тут же находился паек — “мешки с мукой и постное масло”, на подоконнике стояли “стаканы, миски и кастрюли”. В такой обстановке будущих “огнелюбов” заставали будущие авторы журнала, например, Г. Пушкарев, который с сомнением отнесся к начинанию новониколаевцев. Тем не менее редколлегия проектируемого журнала, поддержавшая идеи В. Правдухина, представила в Сиббюро ЦК РКП(б) “докладную записку” — уже официально, с планом издания СО (согласно разным источникам, его автором был либо сам В. Правдухин, либо М. Басов, к тому времени глава Сибгосиздата). Не прошло и недели, как 27 декабря 1921 г. план издания был утвержден.
Очевидно, еще до этого важного события секретарь редакции Л. Сейфуллина налаживала контакты с теми, кого хотели увидеть в числе авторов журнала. Приглашения получили едва ли не все известные писатели из традиционно “писательских” городов Сибири: Л. Лесная, П. Казанский, А. Пиотровский, А. Караваева из Барнаула, в Омск съездила сама Л. Сейфуллина, “просившая об участии” А. Оленича-Гнененко, П. Драверта, Г. Вяткина. “Разыскивали” Н. Изонги и В. Итина, писали в Канск В. Зазубрину, в самом Новониколаевске “договаривались” с И. Ерошиным из клуба поэтов “Костер на снегу” и даже с учрежденскими поэтами К. Соколовым и И. Долматовым. Не могли отказаться от участия в таком “партийном” деле, как “литературно-политический” журнал и коммунисты А. Ширямов, В. Косарев (председатель Новониколаевского губисполкома), работник Сибнаробраза Д. Чудинов, редактор краевой газеты “Советская Сибирь” Д. Тумаркин, И. Ходоровский, и, наконец, сам Е. Ярославский. Секретарь Сиббюро, сыгравший важную роль в появлении журнала, он становится главой, “самым старшим членом нашей редколлегии” (Л. Сейфуллина), редактором (в редакторстве Е. Ярославского, однако, есть вполне резонные сомнения) первых номеров журнала, названного “Сибирские огни”. Удачное название журнала было одним из слагаемых его успеха: оно явилось плодом коллективных усилий, хотя В. Правдухин считал его единственным автором Л. Сейфуллину. Однако эта символика огня, огней, зовущих к светлой цели, лучшему будущему, была популярна еще в произведениях писателей-“народников”, в том числе В. Короленко. Его прозаическую миниатюру “Огни” читает герой ранней пьесы В. Правдухина, цитирует в своей статье о писателе в № 1 СО Г. Вяткин, это слово использует и сам редактор в своей статье “Зародыши коммунизма в Сибири — огни Сибири”.
Уже при рождении и становлении СО в них появилось немало “крамольного”. И. Ходоровский и Д. Чудинов выражали недовольство политикой НЭПа, Ф. Березовский, один из основателей СО, в статье о писателе А. Новоселове цитировал его хвалебный отзыв об эсерах, В. Правдухин в статьях о нарождающейся советской литературе превозносил “стихийность” в революции и искусстве, остро критиковал В. Маяковского. Пожалуй, самым ярким в этом ряду был факт публикации положительной рецензии В. Итина на книгу Н. Гумилева, расстрелянного как контрреволюционера. Но главное, что СО отдалялись от “правильной” линии в художественных произведениях, в немалой степени использующих поэтику и образность дореволюционного модернизма, перешедшего в произведения писателей-“попутчиков”. Например, в стихах В. Итина и И. Ерошина очевидны мотивы Н. Гумилева и С. Есенина, а в прозе лучших авторов журнала, включая Г. Пушкарева, А. Сорокина, Г. Вяткина, К. Урманова, отразились актуальные еще для “старого” реализма натурализм и различные стилизации, например, под “примитив” (А. Сорокин).
Безусловный лидер СО-1922 Л. Сейфуллина, напечатавшая в пяти номерах журнала за этот год четыре произведения, также не миновала влияний массовой литературы недавних лет — Л. Вербицкой, Л. Чарской, М. Арцыбашева и др. Тем не менее лучшие ее произведения — рассказ “Правонарушители” и повесть “Перегной” — явились новым словом в молодой советской литературе, обеспечили известность СО, но и предопределили ее отъезд в Москву в 1923 г. Быстрый взлет Л. Сейфуллиной, еще недавно почтительно смотревшей на “мэтра” Ф. Березовского, который и вдохновил ее на творчество, тем более удивителен, что задолго до 1921 г. она рассталась с мыслью стать писательницей. К числу причин, побудивших Л. Сейфуллину взяться за перо, было и участие В. Правдухина, мужа и талантливого критика, а также журнал “Красная новь”, начавший выходить в Москве летом 1921 г. “Особый темп” новой, советской прозы в “Красной нови” повлиял не только на Л. Сейфуллину, но и на СО, во многом заимствовавших у “москвича” слог, дух, идеологию “попутничества”, вплоть до названий и расположения отделов и рубрик. В знак такой родственной близости СО уже в № 2 напечатали наиболее яркого автора “Красной нови” сибиряка Вс. Иванова (рассказ “Амулет”), а “Красная новь” — “огнелюба” И. Ерошина. Взгляды редактора московского журнала А. Воронского разделял и В. Правдухин, фактический редактор СО в 1922 — начале 1923 г., а художественные принципы, заложенные для “Красной нови” еще А. Горьким, стали основой и для СО не на одно десятилетие.
Выразителем противоположных взглядов, ориентированных на пролетарскую идеологию и литературу, был Ф. Березовский, стоявший у истоков СО. Покинув редакцию еще в начале 1922 г. из-за разногласий с В. Правдухиным, он не раз выступал в печати против избранного редколлегией журнала направления, вплоть до конца 20-х гг. В свою очередь редколлегия подтвердила верность своей платформы, “в основном соответствующей” взглядам Л. Троцкого, уже тогда обозначившего свою оппозиционность. На исходе этой полемики журнал покинули Е. Ярославский и В. Правдухин, вместо которых пришли В. Вегман и В. Зазубрин. Если с деятельностью В. Вегмана, видного партийца-каторжанина, главы Сибистпарта, связано укрепление историко-публицистической части журнала (разделы “Былое”, “Политико-экономический отдел”, “Научный отдел”), то с приходом В. Зазубрина журнал значительно развил свою литературную часть. Назначенный как “председатель и секретарь” СО, автор “первого советского романа” “Два мира” вскоре стал подлинным лидером журнала, авторитетом, особенно для молодых писателей. Отдавая себя целиком СО, В. Зазубрин пожертвовал своим творчеством, успев опубликовать в 1923 г. рассказы “Бледная правда” и “Общежитие” (“Щепка”, хоть и заявлялась, в том числе в Москве, не прошла).
Именно при В. Зазубрине журнал обрел круг постоянных авторов: как опытные прозаики и поэты, так и молодые старались поддерживать уровень своего творчества на достаточно большой высоте. В середине 20-х к “огнелюбам” присоединились И. Гольдберг и А. Караваева, П. Долецкий и А. Коптелов, Н. Дубняк и М. Никитин, Р. Фраерман и А. Каргополов (проза), не считая менее известных. Особенно расцвела поэзия, дав целую плеяду первоклассных авторов с последующей общероссийской славой: Л. Мартынов, М. Скуратов, И. Уткин, С. Марков, П. Васильев, И. Молчанов-Сибирский, а также П. Драверт, Н. Изонги, И. Мухачев, В. Заводчиков и др. При этом немало было универсалов, писавших стихи и прозу, статьи и очерки, среди которых выделялись Г. Вяткин и В. Итин. Росло и количество произведений, популярных у читателей: повесть “Гроб полковника Недочетова” И. Гольдберга, роман “Золотой клюв” А. Караваевой, рассказ А. Коптелова “Антихристово время”, повесть Р. Фраермана “Огневка”, поэма Л. Мартынова “Адмиральский час”, стихи И. Уткина “Партизан”, П. Васильева — “Рыбаки” и “Сибирь”, “поэма” в прозе В. Итина “Каан-Кэрэдэ”, поэма “Сказ о Ермаковом походе” Г. Вяткина. Впечатляли статьи и очерки В. Вегмана на историко-революционные темы (о колчаковской контрреволюции, областничестве, ссылке и т. п.), при отставании критики: наиболее значительными оставались статьи В. Правдухина и ленинградца Я. Брауна, посвященные, однако, общероссийскому лит. процессу. Большую часть отдела занимали рецензии, которые писали, за редким исключением (например, П. Комаров или М. Азадовский), сами писатели — Г. Вяткин, В. Итин, К. Урманов, В. Зазубрин, В. Вегман и др.
Закономерным итогом успешного развития СО, за которым одобрительно следили в Москве и за ее пределами (отзывы А. Луначарского, Н. Асеева, А. Горького, эмигрантского журнала “Воля России”), стало проведение Первого съезда сибирских писателей в марте 1926 г. и образование Союза сибирских писателей под председательством редактора СО В. Зазубрина. Все члены редколлегии журнала — В. Итин, В. Вегман, М. Басов и наиболее известные авторы — Г. Пушкарев, И. Гольдберг, К. Урманов, Г. Вяткин, Н. Изонги, И. Ерошин, А. Коптелов и др. стали не просто делегатами, но и руководителями Союза. Празднование пятилетия основания СО в 1927 г. стало высшей точкой развития журнала в 20-е гг.
Давление на “левопопутнические” СО с позиций обязательного главенства пролетарской идеологии в литературе, оказываемое с начала образования журнала (Ф. Березовский), достигло апогея в 1928—1929 гг. Группа “Настоящее”, в которую входили радикальные сторонники “литературы факта” под руководством А. Курса, являвшиеся также функционерами Сибкрайкома, издававшая одноименный журнал, превратила полемику с СО в настоящую травлю. В итоге В. Зазубрин был снят с поста главного редактора за “серьезные идеологические ошибки” в деятельности СО (“тенденции сменовеховского национализма”, “элементы областничества”, “вредное по своим результатам отражение советской действительности” и т. д.). Несомненно, учитывалось и прошлое В. Зазубрина, служившего в белой армии Колчака, написавшего “Общежитие”, названное московской цензурой “пошлейшим порнографическим пасквилем”, исключенного из партии (правда, всего на три месяца) после партчистки 1925 г. и, наконец, допустившего публикацию таких “вредных” произведений, как “Глухомань” Н. Анова или роман А. Югова “Безумные затеи Ферапонта Ивановича”. Исключенный в очередной раз из партии, В. Зазубрин уехал в Москву и в СО больше не участвовал до своей гибели в 1937 г. в ходе репрессий.
Принявшая в середине 1928 г. журнал редколлегия во главе с В. Итиным (также — А. Ансон и А. Оленич-Гнененко) сделала некоторые уступки особо рьяным критикам из “Настоящего” и его союзнику — набиравшей силу СибАПП, давая больше места в журнале “производственной” тематике и отдельным жанрам, главным образом, очерку. Увлеклись очерком, помимо специалистов, и штатные прозаики, следуя примеру В. Итина, который писал о своих экспедициях по Енисею и Северному морскому пути. Столь же успешны были в этом жанре Л. Мартынов, М. Кравков, М. Никитин, А. Коптелов. Однако, воспользовавшись политической обстановкой — борьбой сталинской РКП(б) с оппозиционными “уклонами” и жесткой линией на фронте “культурной революции”, индустриализации и коллективизации, — СибАПП взяла руководство СО в свои руки. Вслед за ликвидацией “Настоящего” в конце 1929 г. с поста редактора СО (но не из редколлегии) ушел и В. Итин, и с № 1 1930 г. редколлегия выглядела так: “А. Ансон, А. Высоцкий (ответственный редактор), П. Запорожский, В. Итин и Н. Чертова”. То есть значительная часть зазубринских “огнелюбов” из числа “старых” и “новых”, входившая в костяк с 20-х гг., перешла на сторону СибАПП (ССП в том же году был упразднен) и поддержала (по крайней мере, не выступила против) лозунг А. Высоцкого о борьбе с “зазубринщиной” как проявлением “мелкобуржуазности” и “кулацкого” уклона в сибирской литературе.
2. Трудный рост. 1930—1939
Журнал резко изменил содержание и облик: он стал значительно тоньше (от 105 до 120 страниц, даже в сдвоенных номерах) — одной из причин был переход на ежемесячный выпуск (фактически этого не произошло: в 1930 г. вышло 10 номеров, в 1931—32 среди номинальных 12-ти были сдвоенные номера), едва ли не все публикации носили очерково-публицистический характер, включая прозу и поэзию. Это объяснялось в первую очередь политизацией литературы, которая в 30-е гг. перешла, по сути, под руководство компартии: писатели всех амплуа, особенно критики и публицисты, должны были проводить актуальные лозунги, литература превращалась в газету, репортаж с места событий. В годы первых пятилеток такими “местами” были в первую очередь новостройки. Писатели обязывались ездить на предприятия и стройки, и СО регулярно сообщали об этом в специальной рубрике “Хроника”.
Так, после приезда в Новосибирск “бригады РАПП” (А. Караваева, А. Македонов) с целью еще более тесного сближения литературы и производства, “Исполбюро Сибирского отделения федерации советских писателей” (СО ФОСП, куда входили СибАПП, объединения крестьянских и военных писателей, а также “попутническое” ВССП) организовало свои писательские бригады. Были “мобилизованы Н. Кудрявцев (Дубняк), Е. Пермитин, Н. Алексеев, А. Гиршликович и др., которые вошли в состав бригад, посланных партийными и профессиональными организациями на крупнейшие строительства” (1930, № 7). При этом писатель обязан был отчитаться о своей работе, сообщить, какие произведения пишет и готовит к публикации. Особенно усердствовала СибАПП, поддержавшая призыв 5-го пленума вышестоящей структуры “превратить РАПП в массовый производственный коллектив”. Были созданы три “бригады”. В первую, “Накал”, вошли Г. Павлов, Н. Кудрявцев, А. Высоцкий и В. Александров, во вторую — В. Вихлянцев, В. Непомнящих, А. Смердов, в третью — А. Гиршликович, А. Ершов и А. Шугаев. “Накал” отчитывался о том, что “проработаны” рассказ В. Александрова “Второй экзамен” и повесть Г. Павлова “Мистер Интервент”.
Как рабочий или инженер, берущий на себя плановые обязательства, “Накал” сообщал, что “ведется обработка материалов по истории механического цеха № 9 на Кузнецкстрое” (1932, № 1). Все это мало было похоже на творчество, журнал явно снижал свой художественный уровень, публикуя, кроме того, самих рабочих и колхозников, выполняя директиву все того же РАПП о “призыве рабочих и ударников в литературу”. СО в эти годы были наполнены произведениями с характерными названиями: “Колхозные рассказы” и “Плотина” (М. Бубеннов), “Два прорыва” (В. Александров), “Судоремонт” (Г. Кальвари), “Штукатуры” и “Болты” (Н. Кудрявцев), стихи “Изобретатель”, “Соревнование”, “Старый шахтер” (В. Беляев), “Разговор у эстакады” (В. Вихлянцев), “У станка” (Д. Медунин) и др. Художественный отдел сливался с очерково-публицистическим, где были подлинные мастера жанра: П. Стрижков, Е. Минин, Н. Емельянова, Н. Алексеев, Вен. Васильев и др. Происходил своего рода симбиоз, слияние “чистой” литературы и очерковой, “репортажной”, когда проза и очерк менялись местами. Сказывались и особенности сибирской литературы в целом, где важное место занимает “географический” фактор, стремление понять и отразить мощь природы, ее богатства, осваиваемые человеком. Кроме того, поэтика “производственной” прозы и поэзии при ее возникновении имела прелесть новизны, выродившись вскоре в скуку штампов и халтуры. Этим географическо-производственным характером сибирский очерк 30-х гг. и интересен. Кузбасс, Турксиб, Кулунда, Алдан, Сахалин, Камчатка, Чукотка, Ойротия, Горная Шория, многочисленные национальные районы Сибири, Северный морской путь, — такие грандиозные масштабы могут быть только в Сибири, придавая творчеству сибирских писателей особое качество, реализм “особой породы”, суровый, но и эмоциональный, описательно-этнографический, но и образный, с немалой долей мироощущения коренных сибирских народов.
Но все-таки именно “коренные” прозаики и поэты дали лучшие образцы сибирского очерка и “производственных” романов и стихов. Таковы романы А. Коптелова “Светлая кровь” — о строительстве Турксиба, “Великое кочевье” — о коллективизации на Алтае, И. Гольдберга “Поэма о фарфоровой чашке” и “Жизнь начинается сегодня”, “Капкан”, “Когти” и “Враг” Е. Пермитина, “Горькая пена” Н. Чертовой, повести “Стан” М. Никитина и “Трубоуклады” Н. Кудрявцева о строительстве башни из кирпича. Эти же писатели создавали и интересные очерки: “Дорога в Туркестан”, “Рапорт с фронта” (о хлебозаготовках и коллективизации), “Клепка началась” (о домнах Кузнецкстроя), “Встреча бригад” (о соцсоревновании на Кузнецкстрое). Впрочем, за “правильностью” художественных и очерковых произведений внимательно следила критика, сближавшаяся в свою очередь с публицистикой откровенно “проработочного” характера.
Особенно отличался в такой критике А. Высоцкий, напечатавший в СО за два с небольшим года восемь статей, пестревших лозунгами борьбы с пресловутой “зазубринщиной”, т. е. “попытками отдельных писателей протащить в литературу буржуазно-кулацкие идеи” (1930, № 10) — “правой опасностью”, и “настоященством” — “левацкими загибами”, за пролетарскую литературу, т. е. “боевую литературу, которая бы живо откликалась на боевые вопросы социалистического строительства, ежедневно мобилизовывала массы” (1931, № 7). А. Высоцкому вторил П. Запорожский с не менее “боевыми” статьями: “Против оппортунизма и беспринципности”, “Реставрация воронщины” и др. Некоторое время в СО даже существовала рубрика “На литературном посту”, оформленная как “газета СО Западно-Сибирской Ассоциации пролетарских писателей”.
В разгар этой деятельности рапповцев, быстро освоивших командно-директивные методы по отношению к литературе, их организация была ликвидирована партийным Постановлением от 23 апреля 1932 г. В существовании СО, как, впрочем, и всей советской литературы наступила кратковременная оттепель. С середины 1933 по 1935 гг. (до № 3) редактором вновь был В. Итин, и журнал в большой мере вернулся в “зазубринское” время, то есть к прежней периодичности издания (шесть номеров в год) и к предпочтению подлинной, а не “мобилизационной” литературы и крупных лит. жанров “бригадным” произведениям. Характерным признаком новых веяний и надежд, связанных с отменой групповщины и образованием Союза советских писателей (ССП) под руководством А. Горького, стали небывалые до того времени по размерам публикации новых романов А. Коптелова, М. Ошарова, Е. Пермитина. Например, “Великое кочевье” было опубликовано в двух номерах: на с. 1—133 в № 3 1934 г. и с. 7—167 в № 3 1935 г., т. е. занимало почти две трети каждого номера! Вновь стали появляться “нормальные” критические и литературоведческие работы, расширился отдел библиографии, столь скудный в начале 30-х. Возвращались и прежние “зазубринские” авторы, в том числе поэты. И. Ерошин выступил в конце 1933 г. с большим циклом “Песни Алтая”, П. Васильев в 1934 г. опубликовал два своих стихотворения: “Дорога” и “Второе стихотворение в честь Натальи”, Л. Мартынов в том же году напечатал стихи “Северные братья”, “Груз” и поэму “Патрик”, М. Скуратов — поэму “Братский острог”, вновь публиковались Н. Изонги, П. Драверт и др. В том же “оттепельном” 1934-м в СО начала публиковать свои стихи Е. Стюарт.
Важным событием стал Первый съезд советских писателей Западной Сибири в июне 1934 г. Ведущую роль на нем сыграли А. Ансон, председатель краевого Оргкомитета ССП, сменивший на этом посту А. Высоцкого, В. Итин, выступивший с докладом о СО, где, при поддержке А. Горького, брал ориентир на “воспитание областной культурной интеллигенции”. Много говорилось о борьбе с “остатками всяческой групповщины”, высоко оценивались роман А. Коптелова “Великое кочевье”, стихи И. Мухачева и В. Непомнящих, среди молодых поэтов — А. Смердова (опубликовал поэму с эпиграфом из Б. Пастернака). А. Высоцкий не был выбран даже в президиум, выступив всего лишь “по вопросам драматургии и малых форм”. Делегатами на общесоюзный съезд были избраны Ф. Березовский, Н. Чертова, В. Итин, Н. Кудрявцев, А. Коптелов, В. Вегман, К. Урманов.
Но в 1935 г. после убийства С. Кирова политический ветер в очередной раз поменялся. С № 4 (июль-август) ответственным редактором вновь стал А. Высоцкий, а В. Итин вместе с Н. Алексеевым, А. Ансоном, В. Вихлянцевым, А. Коптеловым, Н. Кудрявцевым остался в рядовых членах редколлегии. Без лишних слов и комментариев в “Хронике” сообщалось, что “председатель Западно-Сибирского правления ССП В. Итин выехал в полярное путешествие на пароходе “Анадырь”. Из Владивостока В. Итин проедет Полярным морем в Мурманск” (1935, № 4). Резких перемен как будто не происходило: продолжали печататься “зазубринцы” М. Кравков, К. Урманов, И. Ерошин, Л. Мартынов, широко обсуждалось “Великое кочевье”, появлялись новые яркие таланты — А. Мисюрев, опубликовавший в 1935 г. сразу и стихотворение, и два очерка и ойрот (алтаец) П. Кучияк. Активизировались и А. Высоцкий (некролог на А. Барбюса, “политический” очерк о Л. Толстом, заканчивавшийся здравицей в честь Ленина-Сталина) с П. Запорожским, в № 5 напечатал свою автобиографическую повесть “В плену” их единомышленник Ф. Березовский.
Однако журналу предстояло пережить куда более мрачные времена второй половины 30-х. Эхо политических процессов 1936 г. над Зиновьевым и Каменевым отозвалось в СО призывом к повышению “революционной бдительности”, в результате чего ветеран журнала, один из авторитетнейших членов редколлегии В. Вегман, в 1935 г. еще напечатавший очередную статью, был грубо ошельмован. Всеобщее уважение сменилось презрением и руганью, быстро вошедшей в лексикон обличителей “врагов народа”: “Здесь орудовал и распространял свой зловонный смрад двурушник, контрреволюционер, троцкист, враг народа Вегман” (1936, № 4). Досталось и “троцкистско-зиновьевской шайке Панкрушина, Зверева, Александрова”, печатавшихся в журнале эпизодически. Литературный отдел СО вновь стал тускнеть, о литературе нетенденциозной нужно было надолго забыть. Последние “огнелюбы” зазубринского набора исчезали и творчески, и физически. За полтора года до своей гибели в начале 1938 г. по “делу Трудовой крестьянской партии” Г. Вяткин опубликовал роман “Широко открытыми глазами”, где его автобиографический герой Неручев, бывший белогвардеец, осознает счастье жить в лучшей стране мира, вступающей “в величайшую эру человечества”. Ученик В. Зазубрина А. Коптелов позже, в 1939 г. опубликует два отрывка из романа “На-гора” о молодом шахтере, ставшем стахановцем и разоблачившем целую сеть “вредителей”. В творческой биографии одного из самых известных “огнелюбов” этот роман остался “проходным”: важно, что писатель сумел пройти через мрачные годы репрессий, чтобы затем участвовать в возрождении и процветании журнала.
Между тем СО висели на волоске. Наступали самые трудные 1937—1938 гг. Журнал за это время сменил нескольких редакторов: в начале 1937 г. в очередной (но не в последний) раз был снят А. Высоцкий, №№ 3 и 4 редактировал В. Итин, № 5—6 А. Ансон; № 1 за 1938 г. — И. А. Гольдберг, № 2 — А. Домрачев, с №№ 3—4 и до конца 1939 г. — Г. У. Бузурбаев. Тем не менее журнал выжил благодаря хорошему запасу прочности — молодым талантливым авторам, появившимся еще в начале 30-х гг., и тем, кто прошел через репрессии, унесшие жизни В. Итина, А. Ансона, И. Гольдберга, П. Петрова, П. Казанского, М. Кравкова, П. Гинцеля, расстрелянных в Москве В. Зазубрина и В. Правдухина. “Шли страшные недели. Тянулись тягостные месяцы. А “черный ворон” все рыскал и рыскал… Уже не глубокой ночью, но и среди белого дня”, — вспоминал А. Коптелов. Но несмотря ни на что продолжали писать и публиковаться Н. Алексеев, И. Мухачев, В. Непомнящих, Арт. Ершов, В. Вихлянцев, А. Коптелов, В. Чугунов, Е. Стюарт, П. Кучияк, А. Мисюрев. На волне интереса к истории, фольклору, литературе прошлого — своеобразной отдушине во времена бдительной критики и партийных надзирателей — А. Мисюрев обнаруживает талант в написании сибирских сказов на материале старых преданий, Л. Мартынов создает целый ряд исторических поэм: “Правдивая история об Увенькае…” (1937, № 4), “Рассказ про Федьку-варнака…” (1939, № 4) и др., появляются первые литературоведческие статьи С. Кожевникова о сибирских литераторах прошлого, блоки юбилейных материалов о Пушкине, А. Горьком (к годовщине его смерти), Г. Успенском, В. Маяковском и т. д. Хорошим стимулом послужило обсуждение творчества сибирских писателей — Н. Алексеева, Е. Стюарт, А. Коптелова, И. Мухачева — на заседании правления ССП в начале 1937 г. С докладом выступил В. Итин, о творчестве сибиряков подробно и положительно отозвались Е. Пермитин (уже москвич), А. Барто, П. Антокольский и А. Фадеев, который пожелал писателям “выводить свое творчество… к большим интересам миллионов советских людей”. Это было время, когда “чем страшнее и кровавее была реальность, тем в более радужных и ярких красках была представлена она в журнале” (Л. Якимова), особенно наглядный пример — № 5—6 за 1937 г.
Пожалуй, самым трудным для СО стал 1938 г.: вместо репрессированных редакторов пришел безвестный “вр. и. о. ответ. редактора А. Домрачев”, а затем чуть более известный (опубликовал, например, материал о В. Куйбышеве) Г. Бузурбаев. Номера журнала были наполнены гневными филиппиками в прозе и стихах в адрес троцкистско-зиновьевских “гадов” и “черных палачей”, отравивших А. Горького, популярной сделалась военная тематика, на которую писали сами военные, в отделах прозы и поэзии часто печатались случайные авторы. Известность получили лишь несколько: С. Ламакин, Е. Федоров и особенно С. Сартаков, поместивший в № 5—6 свои первые рассказы-миниатюры. Следующий 1939 г. в СО оказался спокойнее, без ритуальных проклятий в адрес “врагов народа”, но со славословиями Сталину. Самыми активными авторами были А. Мисюрев, А. Коптелов, П. Кучияк, А. Смердов, еще больше печаталось “юбилейных” материалов: отмечались, например, 80-летие смерти П. Беранже, 150-летие сибирской писательницы Е. Авдеевой-Полевой, 50-летие смерти М. Салтыкова-Щедрина, 10-летие смерти самородного поэта И. Тачалова и даже 750-летие Ш. Руставели. Апогея эта “кампания” достигла в № 5 за 1939 г., когда едва ли не на треть номера были напечатаны две статьи подряд — к 1000-летию армянского эпоса о Давиде Сасунском и к 125-летию М. Лермонтова. Чувствовалось, что СО истощены, и, видимо, при последнем дыхании.
3. Сквозь войну. 1940—1953
К счастью, нашелся в сибирской литературе новый “Зазубрин”, даровитый журналист, литературовед, энергичный организатор С. Кожевников, вдохнувший в журнал новую жизнь. Назначенный в 1940 г. главным (“ответственным”, как тогда писали) редактором, он обнаружил, что “редакционный портфель пуст”, “выбыли из строя многие талантливые, опытные литераторы” и невольно “растерялся”. Но вскоре новый редактор сумел организовать и собрать наличные литературные силы, привлек новых авторов и в течение полутора предвоенных лет СО практически вернулись к привычному с 20-х гг. облику и содержанию. Главный признак — появление больших литературных форм — романов и повестей, причем хорошего лит. уровня. “Даурия” К. Седых (отрывки из романа), тогда еще недооцененного критикой, роман А. Герман “Возвращение” о новой советской интеллигенции, главы из романа “На-гора” А. Коптелова и из нового романа И. Шухова, повести П. Маляревского и С. Ламакина, оправившегося после жестокой критики (изображение советской действительности в “черном цвете”) его “Счастливого исхода”, поэмы Л. Мартынова и И. Мухачева, стихи М. Скуратова, Л. Черноморцева, Е. Березницкого, В. Чугунова, новых авторов — И. Рождественского, Л. Кондырева. Вернулись отделы “Былое”, “Публицистика”, обрел былой масштаб отдел “Критика и библиография” и появился новый — “Литература и искусство”.
Однако партийные надзиратели посчитали, что журнал работает недостаточно хорошо. Весной 1940 г. в Новосибирске состоялся целый ряд партийных конференций и заседаний по “вопросам литературы”, где речь шла и о “перестройке работы журнала”. Так, бюро Новосибирского обкома партии указало, что СО “отстают от жизни, от социалистического строительства в Сибири”. В журнале хоть и есть произведения о современности, но они “не могут удовлетворить читателя”: “писание о пустяках”, “о “мелких случаях” (рассказы А. Пугачева, С. Сартакова, Н. Мильмана, И. Урманова), есть перекос в сторону большего количества произведений о прошлом (К. Седых, Г. Кунгуров, Л. Мартынов, А. Мисюрев, К. Урманов и др.). “Ликвидировать эти недостатки” нужно было в “кратчайшие сроки”, что и пообещали писатели на бюро обкома 10 июня. В итоге С. Кожевникову “пришла мысль пригласить в редакцию бывалых людей: геологи, геодезисты, изыскатели, заполнившие редакционный зал, могли рассказать и написать о многом, но готовых рукописей не было”.
В 1941 г. начали было печататься в рубрике “Дела и люди” такие геологическо-изыскательские очерки об освоении Кулундинских степей, реках Ангаре и Уене, очерки И. Зобачева о Кузбассе и большой очерк А. Смердова “В стране Темира” о Кузнецком Алатау, но началась Великая Отечественная война. Уверенный поступательный ход обновленного журнала с новой редколлегией, куда вошли В. Вихлянцев, А. Коптелов, И. Мухачев, Г. Павлов, А. Смердов, был прерван на № 3. С 1942 по 1945 гг. издавались ежегодные альманахи под редакцией И. Гольдберга (1942—1943) и А. Коптелова (1944—1945). Посвященные главным образом военной теме, “необработанные” в полной мере художественно, в них были отклики на события на фронтах. Многие авторы и члены редколлегии сами участвовали в войне. Отдали свои жизни в жертву будущей победе Н. Кудрявцев, Б. Богатков, Е. Березницкий, Г. Доронин, В. Чугунов; вернулись с фронтов А. Куликов и А. Смердов. Нередкими были и выезды на линию фронта в составе писательских бригад, писали во фронтовые газеты, среди которых было и восемь выпусков газеты “Сибирские огни”.
В итоге в альманахе СО появились такие произведения, как стихотворные “Из рассказов о Тарасе Клинкове” А. Смердова, с собирательным образом сибиряка-воина, “отважного и веселого”, бесстрашного и смекалистого разведчика, пулеметчика и снайпера, напоминающего Василия Теркина (№ 3), стихи Е. Стюарт, побывавшей на Северном флоте и печатавшейся во всех шести номерах альманаха, рассказы Н. Мейсака, вернувшегося с войны без обеих ног, “Записки фронтовика” И. Титкова. Но уже с № 4 тематика расширяется, появляются исторические произведения — поэма И. Рождественского “Стражи Мангазеи” (№ 4), очерк Л. Мартынова “Полунощное Лукоморье” (будущая “Повесть о Тобольском воеводстве”) (№ 5), повесть “В Туруханской ссылке” К. Лисовского о Я. Свердлове (№ 6), “Три правды” А. Мисюрева о временах царицы Елизаветы (№ 6) и автобиографическое “Детство” — главы из романа П. Кучияка. Напечатан был и роман, правда, незаконченный, А. Коптелова “Когда ковалась победа” о жизни и людях тыла. С. Кожевников, несмотря на освобождение от армии по здоровью, выехал на фронт добровольцем, опубликовав через год в СО рассказ “Русские парни”, за которым последовал целый цикл “летчицких” рассказов. В № 4 он напечатал исторический очерк “Город на Оби”, закончив его словами: “Новосибирск сражается. 50-летний юбилей свой он встречает в бою за нашу Родину — СССР”.
В 1947 г. Новосибирск отметил 25-летний юбилей СО, которые С. Кожевников возглавлял и после войны, продолжая работу по созданию подлинно сибирского журнала. И вновь, как и в 20-е, в годы расцвета СО, высокий уровень обеспечивали крупные лит. формы — романы, повести, поэмы. Такой формат тогда являлся необходимым способом осмысления эпохи, больших событий, произошедших за слишком короткий, по историческим меркам, отрезок времени и резко менявших судьбы людей. Как в “Даурии” К. Седых, 2-я книга которой печаталась в 1946—48 гг., где прослеживалась жизнь трех поколений забайкальских казаков Улыбиных, вершивших большую историю в ходе Гражданской войны, но которых та же история ломала и переделывала. С другой стороны, слишком крупная форма требовала и соответствующего художественного мастерства и глубины осмысления, чего, в сравнении с “Тихим Доном” М. Шолохова, “Даурия” не достигла. Успешнее, но и “камернее” оказался роман ветерана СО С. Маркова “Юконский ворон” о русской Аляске середины 19 в. и ее герое Лаврентии Загоскине. Не получился роман у дебютанта Ф. Олесова “Прощание молча”: реализм в изображении жизни шахтерского городка оказался слишком описательным и мрачным для соцреализма.
Когда фактов таких “искажений” в первых послевоенных номерах СО накопилось достаточно (усмотрели их в главах из романа “Метель” И. Шухова — идеализация “старого казачьего уклада”, в стихах Л. Кондырева и И. Мухаечва — видна “безыдейность”, а у Е. Стюарт и К. Лисовского “проявляется узко субъективный лиризм”), вслед за Постановлением ЦК ВКП(б) о журналах “Звезда” и “Ленинград” были строго предупреждены и СО. В открытом письме редакции журнала за подписью А. Караваевой было указано на ошибки данных авторов с тем, чтобы устранить их и встретить 25-летие СО “во всеоружии”. Тем не менее юбилей журнала был отмечен многочисленными поздравлениями — от ССП (среди подписавших — А. Фадеев, К. Симонов, Н. Тихонов), журналов “Знамя”, “Звезда”, “Новый мир”, “Огонек”, а также “от первых читателей”, почему-то только поэтов, среди которых были Н. Асеев, М. Исаковский, А. Жаров, А. Твардовский и др. Однако время для подлинной и до конца честной оценки журнала еще не настало: в воспоминаниях Ф. Березовского, Л. Сейфуллиной, А. Караваевой, Н. Чертовой, М. Никитина, Е. Пермитина и др., опубликованных в рубрике “Четверть века СО”, не были упомянуты “крамольные” фамилии репрессированных “отцов” журнала — В. Правдухина, В. Зазубрина, В. Итина, В. Вегмана, Г. Вяткина и др.
В целом послевоенные 40-е и начало 50-х нельзя назвать потерянными для развития СО годами, несмотря на проработочные кампании и одергивания идеологизированных критиков. Вместе с тем такие писательские форумы, как совещание актива писателей Сибири под эгидой ССП (сентябрь 1949), где присутствовали М. Бубеннов и Б. Горбатов и выступил с докладом С. Кожевников, являлись определенным стимулом для потенциальных авторов СО, портфель которых не всегда был достаточно полным. В 1952 г., в продолжение обсуждения проблем лит. процесса, прошли семинары молодых писателей, в результате уже в этом году в журнале появилось еще одно интересное имя — Е. Коронатова. Чуть позже, с 1954 г. начинает публиковаться еще одна будущая знаменитость — поэт А. Кухно. Сам С. Кожевников еще в 1950 г. выступил со статьей за улучшение работы отдела критики и библиографии в СО. Редактор журнала писал, что настоящая критика не может быть без “обобщающих”, обзорных статей, с обязательными “политическими выводами”, а критик должен быть “партийным публицистом” (№ 3). В итоге в отдельных номерах данный раздел доходил до 40 страниц, т. е. одной трети журнала. Эти ожидания новой критики широкого профиля оправдались: в начале 50-х гг. появляются первые публикации выдающегося сибирского критика и литературоведа Н. Яновского, рядом с которым работали Ю. Мостков и Б. Рясенцев.
Выдержали проверку временем и такие произведения, как поэма А. Смердова “Пушкинские горы” (1946, № 1), героическо-приключенческие повести А. Коптелова “Снежный пик” и “Навстречу жизни” (1947—48), “Хребты Саянские” С. Сартакова. Уверенно вошел в “большую” литературу Г. Федосеев, один из тех, кого еще в 1940 г. С. Кожевников собирал на совещание “бывалых людей”. Спустя девять лет Г. Федосеев опубликовал очерки “Мы идем по Восточным Саянам” под рубрикой “Записки бывалых людей” — о маршрутах одной геодезической экспедиции. Успех очерка вдохновил автора на целый ряд произведений, получивших всесоюзную известность: “В теснинах Джугдыра”, “В тисках Джугдыра”, “Смерть меня подождет”, которые будут публиковаться в СО в 1955, 1959 и 1961 гг. Весьма известным и читаемым, отмеченным Сталинской премией в то время был роман А. Волошина “Земля Кузнецкая” (1949, №№ 1—3), рассказывающий о борьбе инженера Рогова за улучшение производства на шахте “Капитальная”. Со временем, однако, стали заметны схематизм, сказывающийся в конфликте с консерватором Дроботом, черты газетности и очеркизма. Сейчас роман остается “памятником трудных славных лет перестройки страны на мирный лад” (А. Никульков). Значительно большего в своем творчестве достиг С. Залыгин, начинавший в СО небольшим циклом “Северные рассказы”. Традиционно сильная в журнале поэзия пополнилась новыми, уже тогда громко прозвучавшими именами: К. Лисовский, И. Луговской, Л. Чикин, и особенно В. Федоров, заявивший себя и лириком, и эпиком (поэмы “Марьевская летопись” (1947) и “За рекою Ключевой” (1952)).
Развивалось и очерковое творчество С. Кожевникова, в котором он нашел свое настоящее призвание: “Белая тайга” (1948) — о березовом лесе в Сибири, “К северу от Томска” (1949) — о поселке Нарым, где отбывал ссылку Сталин, “На Томи-реке” (1948) — о зимнем лесосплаве и др. В области литературоведения редактор СО много отдал теме “Горький и Сибирь”, участвовал в составлении и издании одноименного сборника статей, писем, воспоминаний (1948, 1950, 1961 гг. издания, вместе с А. Коптеловым). На излете пребывания С. Кожевникова на посту редактора в СО произошли еще одно лит. событие: публикация романа М. Алексеева “Солдаты” (1951, №№ 2, 3, 6; 1953, № 1), “одного из первых, целиком посвященных фронтовым будням, героизму советских солдат и офицеров”, а не “попутно, в связи с другими событиями” романа (“Очерки русской литературы Сибири”, 1982, т. 2).
4. Расцвет. 1954—1989
В середине 1953 г., с № 3, редактором СО в третий раз стал А. Высоцкий. В этом же году С. Кожевников был назначен спецкором “Литературной газеты” в Китае. Однако его роль в собирании литературных сил, притягивании и содействии росту молодых талантов трудно переоценить. По сути, А. Высоцкий, отказавшийся в зрелые годы от прямолинейности суждений, выступавший в последние годы в СО в основном с “юбилейными” статьями и мелкими рецензиями, жил капиталом, накопленным С. Кожевниковым, энергией его дел. Сам журнал, как самостоятельный организм, работал с именем и репутацией “старейшего” и лучшего в Сибири.
Во многом невиданно большому притоку новых имен и авторов, давших почву для расцвета СО в 60—80-е гг., способствовала и “оттепель”, связанная со сменой власти и определенной свободой, в том числе и в сфере творчества. Вот неполный перечень появившихся в 50-е гг. новых ярких имен: В. Пухначев, поэт песенного дара, 23-летний Ю. Рытхэу, дебютировавший в СО “Чукотскими рассказами”, В. Сапожников, фронтовик, прозаик, писатель беспощадного реалистического таланта, А. Никульков, автор рассказов и повестей о комсомольской молодежи, разбуженное “оттепелью” лирическое начало сделал основой своей прозы И. Лавров, в 1961 прославившийся своей повестью “Встреча с чудом”, близкий ему по мироощущению и акварельности слова Ю. Магалиф начал свой путь прозаика и поэта в эти же годы. Тогда же публикуются в СО поэт А. Преловский — эпик, лирик, переводчик с языков народов Сибири, А. Черкасов с романом “Хмель”, первой книгой будущей трилогии — “Сказания о людях тайги”, удивил необычным для себя “беспафосным” романом “Сад” А. Коптелов, получивший за него немалую порцию критики. Еще более значительным дебютом стал роман “Повитель” (1958) А. Иванова, где люди сибирской деревни в 20-е и последующие годы показаны и с темной, даже черной стороны, способные и на любовь, и на подлость. “Тени исчезают в полдень” (1963) обнаруживают в писателе немалый эпический дар, мастерство в создании персонажей и характеров на фоне исторических событий.
Однако на стыке “оттепельных” десятилетий 50—60-х гг. наступил черед более “легких” жанров, обращенных уже не к эпохе, а к человеку, его внутреннему миру. Знаменем этого “облегчения”, раскрепощения человека от истории и идеологии стали повести о детстве, например, “Кандаурские мальчишки” (1959) Г. Михасенко, новые повести И. Лаврова и повесть еще одного дебютанта, “шестидесятника” В. Коньякова “Цвет солнечных бликов” (1962), приключенческий жанр пополнили “Рассказы народного следователя” Г. Лосьева (1962). Необходимой и логичной в этой новой ситуации была смена редактора: в начале 1959 г. им стал В. Лаврентьев, известный драматург. Автор “производственных” и героических пьес начала 50-х “Кряжевы” и “Светлая”, со сменой эпох он проявил себя подлинным “шестидесятником”, заинтересованным большими и малыми человеческими страстями, как в комедии-водевиле “Последняя легенда (Принцы любви)” (1958) или в более поздней “Любви незнакомца” (1967). Журнал изменил оформление — появились живые рисунки, особенно в рубрике “Сатира и юмор”, заставки, фотографии, а с 1960 г. по 1964 — цветные рисованные обложки.
Эти подлинные реформы были подготовлены важными событиями: СО с 1958 г. перешли на ежемесячный выпуск, а на Первом съезде был учрежден Союз писателей РСФСР. В докладе его председателя писателя Л. Соболева прозвучала важная мысль о равноправии столичных и провинциальных литератур: “Нет писателей центра и периферии, есть писатели Российской Федерации”. Как написал А. Никульков, делегат съезда, “время вдохновляет на создание произведений, действительно достойных великой эпохи коммунизма”. Важен был, однако, общий эмоциональный подъем, независимо от идеологии. Овеянными этой “оттепельной” свежестью явились, главным образом, поэты и публицисты: иркутяне М. Сергеев и З. Яхнин, новосибирцы Н. Грехова и Л. Иванов, И. Краснов и Н. Перевалов, Л. Решетников и А. Романов, бурят А. Адаров и томич В. Казанцев, красноярцы Р. Солнцев и А. Зябрев. И особенно И. Фоняков, литобъединение которого при газете “Молодость Сибири” дало мощный импульс развитию поэзии в Новосибирске на многие годы вперед. Успех обеспечивало гармоничное сочетание “лирики” и “физики”, подкрепленное постройкой Академгородка в конце 50-х гг., что, несомненно, задавало новый уровень литературе и журналу.
Появляются целые школы и у публицистов — Л. Иванов, В. Зеленский, З. Ибрагимова, Г. Падерин, и у критиков — Ю. Мостков, Л. Баландин, В. Коржев, набирает силу сибирское литературоведение, свои статьи печатают Е. Беленький, В. Трушкин, Ю. Постнов, Л. Якимова, Э. Бальбуров, позже — С. Гимпель, Е. Цейтлин. И редко кто был узким специалистом, большинство работало и в смежных жанрах: например, А. Смердов и А. Никульков были и публицистами, и критиками, и литературоведами, оставаясь поэтами и прозаиками.
Трудно охватить, перечислить, разложить по полочкам все то несметное обилие авторов СО в эти “золотые годы” расцвета журнала, чьи популярность и авторитет были заслужены десятилетиями самоотверженного жертвенного труда на ниве сибирской литературы. Публикация в СО сразу шла со “знаком качества”, означала вхождение в “большую” литературу, и не только сибирскую. Об этой тридцатилетней эпохе в истории журнала следует говорить уже не хронологически, а синхронически, как о течениях внутри общего потока литературы, освободившейся в 60-е гг. от диктата соцреалистического единообразия. “Лирическая” (“артистическая”) и близкая ей “исповедальная” прозы нашли развитие, прежде всего, в произведениях “классика” этих жанров И. Лаврова (“Не покидай меня, любовь!”, “Зарубки на сердце”, “Мои бессонные ночи” и др.), Ю. Магалифа (“Документальное кино”, “Разомкнутая цепь” и др.), О. Хавкина (“Нилка”, “У каменного моста”), В. Коньякова (“Далекие ветры”); “психологическая” проза — это А. Якубовский (“Мшава”, “Браконьеры”, “Нивлянский бык”, рассказы), В. Жигалкин (“Взрывник”, рассказы), В. Сапожников (“Без лицензии”, “Повесть о последней охоте”, рассказы), А. Черноусов (“Экипажи готовить надо”, “Практикант”, рассказы), Э. Бурмакин (“Балкон без перил”, “К морю” и др.); “историческая” и “историко-революционная” — А. Коптелов (“Большой зачин”, “Возгорится пламя”, “Точка опоры”), Ф. Таурин (“Каторжный завод”, “Байкальские крутые берега”), В. Шалагинов (“Помощник присяжного поверенного”), А. Никульков (“На планете малооборудованной”); “фантастическая, приключенческая, детективная” — Г. Лосьев (“Вексельное право”, “Сибирская Вандея”), Л. Квин (“Ржавый капкан на зеленом поле”), Г. Федосеев (“Последний костер”), М. Черненок (“Следствием установлено”, “Кухтеринские бриллианты”, “Ставка на проигрыш”); “деревенская” — П. Дедов (“Березовая елка”, рассказы), П. Муравьев (“Живая вода”, “Тарбаган”), В. Колыхалов (“Вешние потоки”), П. Проскурин (“Горькие травы”, “Исход”); “молодежная” (“городская”) — Г. Немченко, А. Лой, И. Картушин и др.
В определенной степени деления эти условные, пересекающиеся, так как произведения настоящего таланта являются синтезом многих черт, мысль и душу писателя-мастера занимает вся жизнь во всем ее многообразии. Такими явились в СО В. Астафьев (“Кража”, рассказы), В. Распутин (“Деньги для Марии”), В. Шукшин (“Любавины”, “Я пришел дать вам волю”, рассказы) в ту пору (конец 60-х — начало 70-х), когда их известность только набирала подлинную силу. Тем показательней их публикация в журнале — как признание высокого уровня СО в целом. Этот факт заставил критику сравнить СО с “Новым миром” в 60-е гг.: так же, как в журнале А. Твардовского, в сибирском журнале нашлись свои вольнодумцы, и главным из них был Н. Яновский — автор целого ряда литературных портретов писателей 20-х гг., считавшихся “крамольными”. В итоге известный не только в Сибири критик и литературовед, ставший в середине 60-х зам. редактора, был отстранен от должности в СО в 1971 г. В специальном постановлении Обкома КПСС того же года были подвергнуты нещадной критике и другие авторы и произведения СО: роман “У каменного моста” О. Хавкина, подборка стихов Р. Солнцева, в приложениях к документу осуждались также произведения М. Назаренко, Ю. Магалифа, В. Колыхалова, повести Г. Немченко “Конец первой серии” и Н. Волокитина “На реке да на Кети” за “отрицательную оценку действительности”, “убогую философию жизни”, “идейную близорукость” и т. п. Показателем “близорукости” самих партфункционеров и сочувствовавших им “рядовых” читателей было осуждение повести В. Распутина “Деньги для Марии” как сосредоточенной на отрицательных явлениях, “мрачноватой”.
Не выдержали идеологических требований и произведения Н. Самохина и В. Сапожникова. Между тем оба писателя стали вскоре подлинными “огнелюбами”, одними из тех, кто обеспечил расцвет СО в 70—80-е гг. Их творчество трудно вместить в рамки определенных литературных направлений и течений, как и всю истинно сибирскую прозу и поэзию. Грустный юмор Н. Самохина, заставляющий задуматься над серьезными проблемами, и правдолюбие, часто исступленное, “астафьевское”, реализма В. Сапожникова — это те черты СО, которые составляют лицо журнала.
Характерно, что Н. Самохин был ответственным секретарем СО в 70-е гг., когда А. Смердова, редактора в 1964—1975 гг., сменил А. Никульков, при котором журнал вступил в “перестроечные” годы, породившие как большие надежды, так и немалые разочарования. Накануне этого всеобщего смятения в отечественном сознании и отражающей его литературе — в “застойное” десятилетие середины 70-х — середины 80-х гг., в лидерах оказалась поэзия. По яркости и громкости имен, при удачном сосуществовании поэтов старшего поколения — Е. Стюарт, И. Ветлугин, А. Смердов, К. Лисовский, среднего — Н. Перевалов, Л. Решетников, Н. Созинова, А. Преловский, А. Кухно, А. Романов и талантливого молодого, поэзия оказалась на голову выше прозы, подутратившей в свежести сюжетов, идей и образов. Молодым поэтам удалось сохранить “оттепельную” пассионарность, ритм, слог, пластику языка, тонкость и дерзость мысли, не боящейся сложных тем, “философии”. Гражданственность и пафос социалистического строительства, “производственная”, “деревенская”, “городская”, “военная” тематики, классичность содержания и формы, за которой культура стиха, поэтические традиции — все это молодая поэзия воспринимала в общем потоке жизни, с точки зрения единства человека и мира.
И если о предыдущем поколении поэтов можно сказать, что одни были более “гражданственными” или “военными” (И. Ветлугин, Л. Чикин, Л. Решетников), “производственными” или “деревенскими” (А. Романов, А. Преловский, В. Балачан) или даже типично лиричными (А. Кухно) или “женскими” (Н. Созинова), то новые поэты были более универсальными, синтетичными в своем мироощущении. Одним из лидеров здесь оказался А. Плитченко, который был еще прозаиком, очеркистом, критиком, а также ответственным секретарем СО. Много явилось и поэтов “обыденного” мира, но углубленных в человека и человеческое: Г. Карпунин, Н. Закусина, Г. Прашкевич; В. Башунов и В. Баянов смотрели на человека, Россию и их истоки сквозь призму деревенского “космоса”. Главной фигурой в то время оставалась Е. Стюарт, диапазон тем, сюжетов, образов которой, ее классичность, ее известность и авторитет в Сибири и Москве подавали хороший пример молодым. Именно в 70-е гг. она опубликовала в СО такие свои известные стихи, как “Я работаю на старомодном сырье…”, “Для жизни нужно много света…”, “Лес” и многие другие. И даже после ее смерти в 1984 г., в 90-е СО продолжали печатать ее стихи, оставшиеся в архивах. Знаменателен был и еще один поэт с “шестидесятнической” закваской — И. Фоняков: генерация новых поэтов, проявивших себя в СО в 80—90-е гг., обязана именно его поэтической школе, в которую входили А. Денисенко, В. Малышев, В. Ярцев, А. Соколов, И. Овчинников, Ю. Булатов, дело которых продолжили их младшие современники В. Берязев, Ю. Пивоварова, С. Михайлов и др. В одном строю с ними шли А. Кобенков (Иркутск), Т. Четверикова и В. Макаров (Омск), А. Казанцев и Б. Климычев (Томск), С. Донбай и Б. Бурмистров (Кемерово) и др. Нельзя забывать и о том, что постоянными авторами и поэтических, и прозаических отделов СО всегда были и представители коренных народов Сибири: А. Адаров, Б. Укачин, Б. Дугаров, П. Самык, С. Сарыг-Оол и др., которые, несомненно, влияли на строй, образность, колорит молодых поэтов. К тому же существовала давняя, еще с 20-х гг., традиция переводов с сибирских языков, особенно алтайского, которая была еще одной школой стиха для сибирских поэтов.
Таким образом, накануне “перестройки” СО имели очень широкий круг талантливых, “качественных” авторов, мастеров не только своего амплуа, но и универсалов. В каждом отделе журнала, роде и жанре литературы были свои известные имена и “школы”, и ряды их постоянно пополнялись. Показателем высокого уровня журнала может служить его критический отдел, с которым в СО всегда были большие трудности. С 60-х гг. в журнале работала целая группа квалифицированных лит. критиков, сплав ветеранов и молодых: к Н. Яновскому и Ю. Мосткову присоединились В. Коржев, А. Огнев, А. Клитко, В. Шапошников, Е. Цейтлин, А. Горшенин, В. Перцовский, заглядывали и из других городов и краев: И. Золотусский, В. Курбатов, В. Канторович, Э. Шик, М. Хадаханэ. Другой показатель — проведение представительных лит. форумов в Новосибирске: в июле 1977 г. — Дни советской литературы с участием А. Иванова, Л. Татьяничевой, В. Бокова; в марте 1978 г. — выездное заседание секретариата Правления СП РСФСР “Личность. НТР. Литература” под председательством С. Михалкова; регулярно проходили семинары молодых писателей, в том числе общесибирские, работало авторитетное Западно-Сибирское книжное издательство с жестким компетентным отбором рукописей.
5. Потери и обретения. 1989—1998
Даже после такой “перечислительной” характеристики той мощи, которую набрала сибирская литература в лице СО к середине 80-х, становится ясно, как много затем она потеряла. Первые три года не вселяли особой тревоги: все отделы функционировали, появлялись новые интересные имена, например, И. Картушин или О. Чарушников. Но в некоторых произведениях 1986—87 гг. уже появлялось предчувствие будущей трагедии. Например, в романах В. Сапожникова “Сергей Никонов (Предтечи)”, М. Щукина “Оборони и сохрани”, повести В. Жигалкина “Клубок”, рассказах Н. Самохина, где впервые так остро поднимались политические и социально-нравственные темы. Казалось, что обнажение этих проблем поможет их устранению, что нужно беспрерывно обличать, вскрывать, бичевать и т. п. Естественно, активизировалась публицистика — “экономическая”, “экологическая”, “нравственная”, выступили с актуальными статьями М. Мельников, В. Мурзаков, Г. Фролова, И. Яган, Л. Иванов, М. Готлиб. Удивлял отдел публицистики такими запретными до тех пор именами, как Н. Рерих и В. Шаламов.
Но по-настоящему переломным стал 1989 г., когда новый редактор СО поэт Г. Карпунин, сменивший в 1988 г. А. Никулькова, по-настоящему вступил в свои права. Громом среди ясного неба явилась публикация повести “Щепка” В. Зазубрина (№ 2), еще громче заявил о своих демократических позициях В. Сапожников в “Хождении по Енисею Великому…” (№ 7), острой сатирой пахнуло от посмертных рассказов Н. Самохина, появились письма Е. Рерих и “Колымские рассказы” В. Шаламова, окончательно обозначившие поворот СО к большей открытости и состязательности тем и произведений. Еще одним откровением явились воспоминания старейшего “огнелюба” А. Коптелова, спустя 50 с лишним лет рассказавшего, как уничтожались в Новосибирске литература и литераторы, заклеймившего систему уничтожения во главе со Сталиным.
Дали слово и типичному для того буйного времени ниспровергателю “серости” И. Аристову. Но его “разоблачения” В. Крещика, Н. Созиновой, А. Плитченко, В. Жигалкина, А. Черноусова, М. Щукина оказались скорее “разнузданно-разухабистым фельетоном” (А. Горшенин), наивным наскоком человека, желающего немедленно иметь в Сибири своих Ахматовых, Пастернаков, Булгаковых, Набоковых, виня в недостаточно высоком уровне сибирской литературы ее “непосредственных руководителей” и издателей, т. е. А. Плитченко и Н. Самохина. А. Горшенин в ответной статье справедливо заметил, что сами разоблачители недалеко ушли от лит. “серости”, греша поверхностностью и снобизмом. Эта полемика показала, сколь обманчив тезис о “быстрой” и “полной” правде, способной, однако, обрушить и издательства, и журналы, и литературный процесс в целом.
Фактически СО как полновесный “толстый” журнал со всеми полагающимися отделами и рубриками существовал еще только год — 1990, когда увеличилось количество “разоблачительных”, с немалой долей публицистики, произведений (Е. Коронатова “Сумерки в горах”, “Распятие с бриллиантами” В. Сапожникова) и явились произведения нового типа, философско-экзистенциальные (“Дар Изоры” Т. Набатниковой) или “почвеннические” (М. Щукин, П. Дедов). Но еще печатались “старые” писатели А. Никульков, А. Черноусов, В. Жигалкин, а рядом с ними непривычные для СО фантастика и детективы Г. Прашкевича, А. Шалина, М. Черненка, предпринято было и издание такого раритета, как “Историческое обозрение Сибири” П. Словцова. Но все это было уже “под занавес”. “Лихие” 90-е годы едва не обрушили журнал. Нужно было ждать 1998 г., чтобы СО вновь воскресли, как это бывало уже не раз. И сейчас обновленные СО, оглядываясь на свою долгую и славную историю, могут с гордостью сказать, что она у них весьма богатая и интересная, обязывающая и далее служить литературе, сибирской и российской, новыми авторами и произведениями.