Антиутопия
Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 3, 2011
Дэн ШОРИН
БХИШМА
Антиутопия
Патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть ни что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти.
Лев Толстой
Восточная Украина. Где-то в степи
Танковая колонна, разбрызгивая гусеницами жидкую грязь, ползла по украинскому бездорожью. Дождь, моросивший вот уже три дня кряду, утих, позволив выбраться на воздух. Сергей, поджав ноги, сидел на башне, рядом со старлеем Саней, командиром экипажа, после Казанского училища успевшим накатать на броне не одну тысячу километров. Ко всем гражданским Саня относился, как и положено, с изрядной долей презрения, а разговор мог поддерживать только на две темы: о войне и о бабах.
— Ну вот скажи мне, как “пиджак” боевому офицеру, что, по-твоему, значит старинная русская поговорка “По одежке встречают, а по уму провожают”?
— Что внешность обманчива, — предположил Сергей.
— Ни хрена, — Саня поднял указательный палец к небу. — Как бы у тебя башка ни варила, бабы все равно на форму смотрят.
Саня, разумеется, имел в виду парадный мундир, концепция дихотомии формы и содержания была для него чем-то абстрактным, следовательно, несуществующим.
— И что? — разговор успел Сергею порядком наскучить, и отвечал он просто по инерции, чтобы занять язык.
— Бабу не проведешь, она нутром чует, где мужик, а где, прости меня, гражданский слизень.
— А это как присунешь, — хохотнул Сергей. — Может почуять, а может, и нет.
— Не вагиной, душой! — старлей сплюнул на землю и достал из кармана сигареты.
Закурили. Ветерок приятно холодил бритую голову Сергея. Вокруг простиралась степь, тяжелая и нескончаемая, она давила пустотой. Привыкший к тайге, тоже по-своему необъятной, но, тем не менее, скрытой от глаз самой своей сутью, Сергей первое время плохо спал ночами, ему все казалось, что вот-вот из-за такого близкого горизонта вынырнут незалежные вертолеты, мелькнут в воздухе хищные контуры ракет, со звонким хлопком сработает “штора” в тщетной попытке сбить летящую смерть с курса… Он от всей души завидовал фатализму Сани, который бесстрастно курил, лениво оглядывая окрестности.
— Да не дергайся ты! — старлей перехватил настороженный взгляд Сергея и усмехнулся. — Никто нас на марше гасить не станет. Авиацию у хохлов в первые дни заварушки подавили. На западе, говорят, еще вертушки случаются. С польских аэродромов взлетают, гниды. А здесь все чисто. Да и не сдюжит связка вертушек против танковой колонны. Знаешь, как этого друга в индийских войсках называют? — Саня похлопал по броне “девяностого”. — Бхишма!
— А это еще что за крендель? — Сергей бросил окурок в жижу и повернул голову.
Саня сто раз на дню рассказывал, как любят Т-90 в Индии, как хорошо он показал себя в локальном конфликте с Пакистаном, когда ядерное оружие применить боялись, а делать что-то надо было. Но такое название всплыло впервые.
— Герой ихнего индостанского эпоса. Шибко крутой, к тому же давший обет безбрачия. Ну, чтобы гадов всяких мочить, на девок не отвлекаясь.
— Не понимаю я такого. Хоть убей, не понимаю, — пожал плечами он. — Девок любить надо. Иначе зачем жить?
— “Пиджак” ты, вот и не въезжаешь, — Саня коротко хохотнул. — Друган у меня был, в Чечне воевал, в Грузии. Говорит: каждый бой — как на бабе. Стреляет по “чуркам”, а у самого колом стоит. Было дело, по заданию ФСБ полевому командиру голову отрезали — ну, знаешь, сразу после смерти Дудаева приказ такой вышел, шишкам чеченским головы резать, если самозванцы налетят, чтобы этот предмет на всеобщее обозрение выставить. Мертвого, разумеется, оприходовали, живьем взять не сумели. Так, говорит, кончил, когда отрезал.
— А может, у него, того, “кукушка” съехала?
— Может быть, — легко согласился Саня. — Во вторую чеченскую заварушка в сто крат хлеще нынешней была, нормальных там мало осталось. Каждый третий выживший — или псих, или гнида. Горы…
Саня вздохнул и достал из пачки очередную сигарету. Его лицо сейчас напоминало каменную маску, и Сергей благоразумно перестал донимать командира экипажа, созерцая унылую растительность по обочинам да вездесущую грязь.
К вечеру нашли место для привала — на возвышенности, где не так много грязи. Четырнадцать танков встали полукругом, готовые отразить любую угрозу. Командир роты подполковник Коровин — невысокий, склонный к полноте славянин — лично расставил дозоры, потом отдал приказ разворачивать полевую кухню. Саня в компании механика-водителя старшего сержанта Пенкина был отправлен за водой для ужина, а Сергей примостился на танке, созерцая постепенно темнеющее глубокое небо.
Где-то вдалеке пели птицы. Сопровождающий танкистов взвод спецназа кучковался под старым дубом, оттуда доносились бородатые анекдоты, изредка перемежаемые взрывами смеха.
Коровин, отдав все распоряжения, уселся на броню рядом с Сергеем:
— Как настроение, капитан?
— Отлично, товарищ подполковник, — ответил он. — Мы уже сутки на Украине, и ни одного боестолкновения. Так мы без потерь и в кратчайшие сроки миротворческую задачу выполним.
— Твои бы слова да богу в уши.
— Бога нет, товарищ подполковник. Есть российская армия и есть Национальная Газовая Корпорация, имущественные интересы которой нарушили украинские партнеры.
Коровин молча кивнул, вынул из кармана офицерского кителя фляжку, отхлебнул, протянул Сергею. Капитан молча принял, сделал глоток. Коньяк обжег горло.
— Лучше расскажи, капитан, как ты в войсках оказался? — подполковник забрал фляжку и спрятал ее в карман.
— Как оказался? Да просто…
Россия. Санкт-Петербург. Неделей раньше…
Президент Национальной Газовой Корпорации Игорь Есипов публичной фигурой не был. Несмотря на свои практически безграничные полномочия, он не светился перед прессой, не изображал из себя пуп Земли, жил гораздо скромнее большинства не сходивших со страниц журнала Forbes коллег. На грани эпох он тихо возглавил стратегическую российскую корпорацию, и так же тихо вел ее на протяжении последних десяти лет, преодолевая одну за другой волны великого кризиса. Узкий круг доверенных лиц мог видеть, как он день за днем проводит в своем кабинете на 12-м этаже питерской штаб-квартиры НГК, подготавливая на рассмотрение совета директоров очередной проект по спасению отрасли. Практически никогда Есипов не снисходил до простых смертных, поэтому, когда в кабинет президента вызвали ведущего специалиста отдела информационной поддержки Сергея Иванова, последний был удивлен.
Есипов сидел в высоком кожаном кресле в рубашке с распахнутым воротом. В кабинете было тепло, пиджак и галстук лежали на журнальном столике, закрывая собой беспорядочно разбросанные финансовые журналы. Секретарша впустила Сергея в кабинет босса, плотно прикрыв дверь снаружи.
— Добрый день, — Есипов встал с кресла, встречая подчиненного. Рукопожатие у него было крепким, а голос уверенным. — Присаживайтесь, Сергей Дмитриевич.
— Чем обязан, Игорь Николаевич? — спросил Сергей.
— Можете считать это маленьким собеседованием. Я задам несколько вопросов, касающихся вашей биографии, а потом, если ответы меня устроят, сделаю вам некоторое предложение.
Сергей опустился на стул. Есипов облокотился на столешницу, рассматривая сотрудника.
— Сколько лет вы работаете на корпорацию?
— Семь, — ответил Сергей. — Я пришел в НГК сразу после университета.
— А что вы заканчивали?
— Тульский государственный университет, горно-строительный факультет.
— Как получилось, что вы с горно-строительным образованием пришли в отдел информационной поддержки?
— Информационные системы — моя вторая специализация. В ТулГУ традиционно сильная кафедра АиУС, через которую я и пришел к своей нынешней должности.
— Вам преподавали современные информационные системы? — бровь Есипова поползла вверх.
— Нам преподавали основы алгоритмизации, фундамент построения любых информационных систем. Понимание основ работы прикладных программ не зависит от года их написания, важнее базис. Именно это нам и давали в институте. А конкретные программы всегда можно изучить, было бы время.
— Насколько хорошо вы разбираетесь в программном обеспечении газоизмерительных станций и интегрированной с ними инфраструктуры?
— Это мой хлеб, Игорь Николаевич, — Сергей поднял взгляд на президента.
— Представьте, что вы террорист, получивший доступ к программной оболочке ГИС. Перед вами стоит цель — нанести максимальный ущерб корпорации. Ваши действия?
— Максимальный ущерб — это подрыв газопровода, работающего в штатном режиме. По всей длине, конечно, не получится, но в нескольких местах — легко. Я заблокирую датчики безопасности и поиграю с давлением. Здесь даже спичка не понадобится, газ воспламенится сам. Достаточно написать пару-тройку грамотных троянских программ.
— Давайте рассмотрим обратную ситуацию. Вам необходимо предотвратить подобную диверсию в максимально сжатые сроки.
— Предполагается, что диверсант имел доступ к программному обеспечению ГИС?
— Да.
— Тогда придется переустанавливать систему. Других способов гарантированно прибить вредоносную программу я не знаю. Слишком высоки ставки.
— Вы сможете это сделать без посторонней помощи?
— Да.
— Тогда еще один вопрос. У вас была военная кафедра?
— Была.
— Командир взвода?
— Зампотех роты.
— В каком вы сейчас звании?
— Старший лейтенант запаса.
— Не желаете отправиться в небольшую командировку? В звании капитана. С очень достойной оплатой и повышением по возвращении до начальника направления.
— Предполагается мое участие в боевых действиях? — голос Сергея слегка дрогнул.
— Да.
— Какая-нибудь из северо-кавказских “демократий”?
— Все гораздо прозаичнее, Сергей Дмитриевич. Наши украинские партнеры потеряли чувство страха. Мало того, что они сами полностью перешли с российского газа на среднеазиатский, так еще и полностью перекрыли европейский транзит, отказываясь пролонгировать договор на наших условиях. Серьезные убытки несет не только корпорация, но и государственный бюджет. Не мне объяснять вам, что в эпоху глобального кризиса нашей стране приставлен нож к горлу.
— И что мы предпримем?
— Через три дня черноморский флот, до сих пор базирующийся в Крыму, будет атакован украинскими националистами. Вооруженные силы России проведут на территории Украины миротворческую операцию, главным результатом которой должен стать полный контроль над газопроводом “Суджа-Ужгород”. Разумеется, о целях операции знаем только мы и военное командование, для общественности это будет ответ на украинскую агрессию. На время миротворческой операции подача газа на Украину будет прекращена. Во избежание терактов. Ваша задача, Сергей Дмитриевич, в том, чтобы, когда мы вновь откроем заслонки, программное обеспечение вверенных вам украинских ГИС не вызывало опасений.
— Так их же…
— Вы не единственный специалист, кого мы посылаем на Украину. Вам будет выдан список объектов, с которыми вы будете работать. Об остальных позаботятся ваши коллеги.
— И в том случае, если меня убьют…
Пронизывающий тяжелый взгляд Есипова уперся в переносицу Сергея.
— Они закончат вашу работу. Не буду скрывать, это будет война, пусть и локальная. А на войне случается всякое.
Восточная Украина. Хутор Мичуринский
На хутор колонна вступила с первыми петухами. Невыспавшиеся танкисты втихую материли Коровина, но все время были начеку, и поэтому, когда в голове колонны глухо бухнула противотанковая мина, военные сработали четко. Башни “девяностых” синхронно нацелились на ближайшие дома, крупнокалиберный пулемет отработал по прижавшемуся к дороге покрытому листовым железом сарайчику, из которого тут же раздалось отчаянное хрюканье.
— Порося подстрелили, — сообщил Сергей, напряженно вглядываясь в тепловизор.
— Не подстрелили, напугали, — возразил Саня. — Если бы подстрелили — визжал бы. Готовься, сейчас будет самое интересное: нас будут жечь.
Тугой комок ушел куда-то в район живота Сергея, но капитан исправно озирал окрестности в поисках неизвестных злоумышленников.
— Не туда смотришь. Фундамент дома.
Там, куда указал старлей, мелькнула едва заметная тень. Сергей потянулся к пулемету.
— Отставить! — Саня ловко хлестанул по рукам. — Своих пристрелишь.
Возле дома происходила возня, потом оттуда появился сержант Фомин, таща какого-то шкета лет двенадцати. Шкет, стиснув зубы, пытался вырваться, но заломленная рука здорово ограничивала его степень свободы. Фомин мотнул головой, показывая, мол, выходите, все чисто.
Сергей выскочил на броню и осторожно спрыгнул на изломанный гусеницами асфальт. Саня последовал за ним.
— Думаешь, это он минировал? — Сергей прищурился.
— Сходи, подбери его ствол, подле дома остался, — коротко ответил Фомин, укладывая пацаненка лицом вниз.
Сергей осторожно прошел к дому и присвистнул. Около фундамента лежал “Вампир”, ручной противотанковый гранатомет РПГ-29. Сергею приходилось орудовать такой штукой во время сборов. Калибр 105 миллиметров, дальность стрельбы до полукилометра. Рядом валялась сумка со стандартными боеприпасами к “Вампиру” — реактивными гранатами ПГ-29В. Он собственными глазами видел, на что способен этот, безобидный на первый взгляд, снаряд. Тандемный по своей сути, он легко поражает все современные виды бронетехники. Передняя, более узкая, часть пробивает защитные экраны и активную броню, а основная часть прожигает саму броню, выжигая всё внутри боевой машины и приводя к детонации боеприпаса. Один выстрел из такой штуки — и танка нет. Сергей подобрал гранатомет, задумчиво покачал его в руке, накинул на плечо сумку с боекомплектом и вернулся к машинам. Там уже стоял подполковник Коровин, которому хватило одного взгляда, после чего он отдал короткое распоряжение:
— Старосту ко мне.
Хуторской “голова” был из регионалов, он даже не пытался скрывать наколки, впрочем, достаточно старые, похоже, сидел еще при Союзе. Заискивающей походкой он приблизился к подполковнику, держа на чистом желто-синем полотенце добрый шмат сала.
— Свежее? — брезгливо спросил подполковник.
— Неделю назад по двору бегало.
Коровин достал откуда-то десантный нож, отрезал кусочек, протянул:
— Ешь.
“Голова” перехватил сало левой рукой, правой аккуратно снял сало с ножа, положил в рот и задвигал челюстями. Когда он проглотил кусок, подполковник забрал сало и кивнул на прижатого к земле мальчишку:
— Ваш?
— Приблудный.
Подполковник кивнул Сане, и старлей достал пистолет. Когда ствол коснулся затылка мальчишки, тот только мелко вздрогнул.
— Кто послал? — спросил Саня.
— Шоб ты здох, москаль, — раздался тонкий юношеский голос.
— Точно не твой? — Коровин испытующим взглядом посмотрел на “голову”.
— Ей-богу не мой, товарищ начальник! — “голова” съежился, не зная, чего ожидать от подполковника.
— Саня, — в голосе Коровина появились стальные нотки.
— Слушаюсь.
До Сергея донесся отчетливый лязг затвора. Коровин глядел прямо в лицо регионалу, и тот не отводил взгляда. Сергей задержал дыхание. Щелчок бойка прозвучал непривычно громко. Выстрела не последовало.
— Теперь верю, что это не твой человек, “голова”, — веско сказал подполковник. — Забирай его и делай что хочешь, но если он еще кого подорвет, я лично сюда вернусь и поставлю тебя к стенке. Понял?
— Все понял, товарищ начальник, все понял!
— Тогда не стой, зови своих, пусть забирают.
Чтобы поставить на место сорванную миной гусеницу головной машины, потребовалось три часа. Все это время Сергей и Саня сидели на броне, напряженно оглядывая окрестности. Где оказался один бандеровец, могло появиться и полноценное бандформирование.
— Как думаешь, что с пацаненком будет? — спросил Сергей боевого товарища.
— Ни хрена себе пацаненок! — окрысился лейтенант. — Ты понимаешь, что он нас чуть не угробил?
— И все-таки?
— Пристрелит его “голова”. Если уже не пристрелил.
— С чего взял?
— Слышал, как Коровин “голове” угрожал?
— Ну.
— Это он специально, чтобы тот рыпнуться не думал. Пристрелит, зуб даю. Может, сначала оттрахает, а потом пристрелит. Регионал.
— А не проще ли было тогда самим? Ну, чтобы не мучался.
Саня повернулся и пристально поглядел на Сергея.
— Не проще. Знаешь, сколько вокруг правозащитников всяких? Это тебе не Россия, тут их ФСБ не отстреливает. Пока не отстреливает.
— Да откуда на хуторе правозащитники? — не поверил Саня.
— Слышал, в сарае что-то хрюкало? Думаешь, кабанчик? А что если правозащитник?
— А если серьезно? Почему ты не выстрелил?
— А если серьезно, не выстрелил, потому что Коровин приказал обойму вынуть. Он и себя, и нас от лишнего геморроя избавил. Представляешь себе заголовки западных газет: российская армия расстреливает украинских детей? И хрен ты им докажешь, что эти дети дороги минируют да “Вампирами” броню жгут.
Сергей почесал голову.
— Так “голова” его же все равно пристрелит.
— То “голова”, а не мы. Мы передали правонарушителя в руки местной власти, а что местная власть его поставит к стенке — это уже их внутренние проблемы. Мы по трубе работаем и к местному правосудию отношения не имеем.
— Слушай, Саня, а ты бы мог убить ребенка?
— Прикажут — убью, — коротко ответил лейтенант.
— Даже если у него не будет “Вампира”?
— А какая, к черту, разница, капитан? — взорвался Саня. — Это ты у нас “пиджак”, на корпорацию работаешь. А я служу Родине, понимаешь? Прикажет Родина — буду детей убивать. Прикажет — буду женщин насиловать. Потому что это Родина, ее не выбирают.
Восточная Украина.
Газоизмерительная станция Нафтогаза
Танковая колонна остановилась около железобетонного забора, увенчанного завитками колючей проволоки. Огромные стальные ворота были распахнуты, одна из створок валялась на земле. Спецназовцы просочились внутрь, начали осматривать здание. Сергей спрыгнул на землю, закурил. Строго говоря, пока осмотр не закончен, покидать броню не полагалось, но снаружи, под прикрытием забора, было ненамного опаснее, чем в танке. Синюю сумку с оборудованием и дисками Сергей предусмотрительно захватил с собой — чтобы не возвращаться. Подошел Коровин, молча вынул из кармана сигареты. Сергей достал зажигалку, подполковник прикурил.
— Вот скажи мне, капитан, для чего мы здесь? — неожиданно спросил Коровин.
— Обеспечить проходимость российского газопровода на украинской территории, — сообщил Сергей, поежившись под взглядом подполковника.
— Дело только в газе?
— Вы должны понимать, товарищ подполковник, бизнес есть бизнес.
— Да, бизнес, — задумчиво произнес Коровин.
— Мы делаем это даже не столько для себя, сколько для Европы. До начала поставок российского газа в европейских городах печки топили. Если сейчас Украину не остановить, Европа просто замерзнет.
— Ты считаешь, это достаточная причина для войны? — подполковник выбросил “бычок” и поежился.
— Это не я так считаю, это руководство корпорации так считает. И российское правительство с ним согласно.
— Все в порядке, в здании ни одной живой души, — доложил молоденький лейтенант в форме спецназа.
— Ну что ж, если так считает правительство, кто мы такие, чтобы оспаривать его мнение? — вздохнул Коровин. — Иди, капитан, работай. Лейтенант, проводите Сергея в операционный зал.
Ни одной живой души на ГИС действительно не было. Только двенадцать трупов, из которых семь женских. Убийцы стреляли в упор, не забыв про контрольные выстрелы.
— Кто это их так? — спросил Сергей, ошеломленный открывшейся картиной. — Наши?
— Регионалы, — ответил лейтенант, не оборачиваясь. — Посмотришь на их работу, и жутко становится. И, главное, за что?
— Бизнес? — предположил Сергей.
— Какой, на хрен, бизнес, — тихо ответил лейтенант. — Это мы бизнесмены, а они кто? Идеалисты, мать твою. Расходный материал. И ведь прекрасно понимают, что именно они умирать будут во благо Великой России, и все равно воздушные замки строят. Пропаганда.
— Так за что они этих? — капитан кивком указал на трупы.
— За идею, товарищ капитан, за идею.
Операционный зал напоминал школьный класс: столы с компьютерами, новенькая жидкокристаллическая доска, предназначенная для отображения газовых потоков, кафедра в углу. Сергей провел по макушке, на которой уже начала отрастать колючая щетина, открыл сумку. Внутри в тонком хлопчатобумажном пакетике лежал хайфис — прорезиненный шлем для полноценного управления компьютером. Он не создавал полного эффекта присутствия, скорее, был продвинутым аналогом мыши — размещенные на внутренней поверхности шлема микродатчики снимали электрические потенциалы коры головного мозга, да расположенные в районе надбровий детекторы отслеживали движение зрачков. Два небольших монитора, выполненные в форме очков, создавали стереоскопическое изображение, обеспечивая надежную обратную связь. Сергей надел хайфис с легким усилием, как натягивают противогаз, достал из сумки флэшку, проверил, что защелка запрещает запись, вставил в USB, соединил шлем с соответствующим гнездом на флэшке. включил сервер, одновременно прижимая клавишу Delete. Выскочил BIOS, Сергей выбрал загрузку с USB, нажал F10. Через минуту шлем ожил, окружающий мир утратил привычную серость, наполнился красками.
Сеть давала Сергею ощущение всевластия. Только здесь он чувствовал себя свободным человеком, творцом, созидателем. Получив доступ к дискам, Сергей запустил форматирование, наблюдая, как исчезают гигабайты информации. Чтобы что-то создать, необходимо разрушить все, что было построено раньше, до этой истины Сергей дошел еще в университете. Нет, он не был революционером, просто, работая с компьютером, рано или поздно проникаешься машинной логикой. Только когда последний файл на жестком диске сервера был окончательно уничтожен, Сергей запустил быструю установку системы. Один за другим начали откликаться датчики, сообщая, что в трубе нет газа.
Когда программная среда была полностью обновлена, и Сергей установил корпоративный пароль, он еще долго сидел, наслаждаясь безмятежностью, царившей в виртуальном пространстве. Не хотелось возвращаться к войне, проходить мимо трупов, карабкаться на скользкую от дождя танковую броню. Сергей не выбирал войну, ему нравилось жить в Питере, изредка выезжая в кратковременные командировки. Впрочем, судьба дала ему шанс отличиться, и он с энтузиазмом принял предначертанное.
Центральная Украина. К югу от Киева.
Два дня спустя
Регулярные части вражеской армии все-таки проявили себя. Несмотря на бомбежки, несмотря на ракетные удары, несмотря на звучащее по всем каналам обращение президента России о восстановлении исторической справедливости, сдаваться украинцы не желали.
О появлении вражеской танковой группировки узнали заранее. Коровину поступили результаты орбитального наблюдения, согласно которому двадцать два украинских танка двигались им наперерез. Время на подготовку было. Подполковник расставил танки под прикрытием цепочки холмов, разместив наверху одного из них наблюдательный пункт. С левого фланга торчал какой-то хуторок, куда Коровин отправил спецназовцев, чтобы жители не имели возможности демаскировать танковые позиции.
Впрочем, засады не получилось. Буквально через полчаса со стороны хутора повалили клубы густого дыма. Перестарался спецназ или местные жители сами предпочли поджечь свои дома — никто не знал, сейчас всех больше тревожили вражеские танки, которые могли появиться с минуты на минуту.
Сергей вздрогнул, когда заверещал коммуникатор. Саня поднес трубку к уху.
— Коровин вызывает, — коротко сказал он через минуту.
— Меня? — переспросил Сергей.
— А ты здесь еще кого-нибудь видишь? Ноги в руки и марш к командному “козлу”.
Когда Сергей спустился с холма, подполковник Коровин материл кого-то по рации, не стесняясь младшего командного состава. Увидев Сергея, он коротко кивнул, мол, подожди, и продолжил эмоциональный разговор. Сергей, ожидая подполковника, прислонился к “уазику”. Небо хмурилось, дул пронизывающий ветер, тусклые лучи солнца с трудом пробивались сквозь тяжелые тучи. Перекрикивая свист ветра, куковала кукушка.
— Кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — флегматично спросил Сергей.
— Глупый вопрос, мы на войне, — подполковник отложил рацию и подошел к Сергею. — Бери “уазик” и дуй на хутор за спецназом. Принимаешь командование и ждешь дальнейших распоряжений. Да, и скажи, чтобы они там больше с огнем не баловались. И так уже демаскировали нас по полной программе. Все понял?
— Так точно, товарищ подполковник.
Когда Сергей на “козле” въезжал на хутор, кукушка и не думала замолкать. Спецназ обнаружился в крайней хате — добротном двухэтажном домине с небольшим садом во дворе и спутниковой тарелкой на крыше. Во дворе дымила бревенчатая баня, трое спецназовцев поливали ее из садового шланга. Капитан Гусев встретил Сергея с кислой миной на лице — кому понравится, когда тобой присылают командовать равного по званию, к тому же “пиджака”.
— Где местные, капитан? — жестко спросил Сергей.
— Нет местных, капитан, — холодно ответил Гусев.
— В смысле?
— Ушли местные. Часов восемь как ушли. На запад.
— Откуда сведения?
— А куда им еще бежать? — Гусев пожал плечами. — На востоке мы, на юге регионалы, на севере — Киев, третий день под бомбежками. До ляхов уйти норовят. Да все одно не дойдут, граница Польши на замке.
— А зачем гражданским вообще бежать? — Сергей сделал шаг вперед и протянул спецназовцу руку. — Сергей.
— Анатолий, — лицо капитана разгладилось. — Слушай, Сергей, ты в Чечне воевал? А в Южной Осетии?
— Нет.
— А представляешь, что там творилось?
— Телевизор смотрел.
— Российские каналы?
— Угу.
— Значит, не представляешь. А вот хохлы представляют. Потому и ушли.
— Так плохо было?
— Гражданским — плохо. В Чечне вообще аулы жгли. За каждого убитого нашего — их аул. Иногда два. Только это и помогало выживать.
— А как же воинская честь?
— А когда понятие воинской чести расходится с прямыми приказами командования — что делать? Сначала нас генералы загоняют в жопу, а потом из этой жопы предстоит выбираться, сохранив воинскую честь? Да плевать я на нее хотел, мне жизни ребят важнее. Командование эту войну просрало, Сергей. Ко-ман-до-ва-ни-е. Я половину взвода в Чечне положил. Горы.
— Слушай, а если местные бежали, кто хутор запалил? — попытался уйти от скользкой темы Сергей.
— Да есть тут одна, гражданка России, мать ее… Говорит, печку топить пыталась. В подвале сейчас сидит. Курва.
Громыхнуло. Задрожали стекла в окнах, затряслись стены. Люстра под потолком начала выписывать восьмерки.
— Землетрясение, что ли? — Сергей попытался выглянуть в окно, но был сбит с ног Анатолием.
— Лежи, не трепыхайся. Какое, к черту, землетрясение? “Град” работает.
— Откуда? — немой вопрос застыл в глазах Сергея. — Нету у нас “Града”.
— У хохлов есть, — прошептал Гусев, и Сергею стало по-настоящему страшно.
— Но они же… не будут по своему хутору…
— Легко, — ответил Гусев. — Они видели дым.
— Что делать? Что же делать?
— Вниз. В подвал. К поджигательнице.
— А ребята?
— Найдут, где схорониться. Не первый год воюют.
Два капитана буквально сползли по узенькой лестнице, Гусев достал из кармана ключ и снял висящий на двери амбарный замок. Еще раз громыхнуло, уже ближе. Подвал оказался узким, но глубоким — идеальное бомбоубежище. В углу на деревянной лавке в цветастом платье сидела девушка.
Сергей сразу узнал Ирку. За прошедшие годы она ничуть не изменилась, такая же молодая, стройная, фигуристая. Вот только морщинки в уголках глаз и отросшие до плеч волосы неумолимо свидетельствовали, что с момента их выпуска прошло семь лет.
— Ну что, привет, Ир, — Сергей сделал шаг в сторону девушки.
Та подняла взгляд, сначала с недоумением, которое сменилось узнаванием и — Сергей мог поклясться — радостью.
— Сережа! — она вскочила на ноги.
Он подошел, крепко обнял девушку.
Россия. Тула. Семь лет назад…
Они были красивой парой. Сережа — один из самых перспективных студентов курса, отличник, которому предвещали большое будущее; и Ирка — староста группы, председатель студсовета, легкая на подъем и отчаянная. Он подходил к любой проблеме основательно, комплексно, а она умела зажигать людей. Он был задумчив, а в ее небесно-голубых глазах горели огоньки. Он мог решить любую проблему, а она умудрялась быть в курсе всего происходящего в университете. Они встречались три года, и никто уже не сомневался, что их брак — вопрос ближайшего будущего. И даже некоторое охлаждение их отношений перед дипломом не брали в расчет — бывает время для гулянок, а бывает для научной работы.
Дипломы они защитили в один день, он — по горным машинам и установкам, она — по организации режима труда в горнодобывающей отрасли. После защиты всем курсом отправились обмывать дипломы в заранее зарезервированный зал “Коммуналки” — одного из недорогих тульских ресторанов, дизайн которого был выполнен в духе советской эпохи. Есть у вчерашних студентов традиция: какая последняя цифра в номере диплома, столько литров водки и покупает свежевыпущенный специалист. Здесь халявы не бывает — если последняя цифра ноль, приходится покупать десять литров водки.
Сережа не пил в принципе. Выставив три литра “Путинки”, он сидел в стороне от набирающего размах веселья. Ирка, как всегда, была душой компании, но алкоголь употребляла умеренно — весь вечер пила красное вино. Когда молодые специалисты затянули: “Тихо плещется вода— голубая лента, вспоминайте иногда вашего студента” — Сережа взглядом показал Ирке в сторону двери и вышел на свежий воздух.
Тишины в центре Тулы не бывает. Даже ночью, когда на улицах безлюдно, а редкие машины проносятся на полной скорости, ничуть не беспокоясь о соблюдении правил движения. Но в эту ночь пели цикады, и стояло какое-то особенное безмолвие, словно город предчувствовал, что должно произойти. Она вышла на крыльцо, облокотилась на мраморные перила, закурила:
— Даже не верится, мы с дипломами и свободны! — ее слова звенели серебряными колокольчиками. — Мы выпустились!
— Мы выпустились, — согласился Сережа. Потом вздохнул, вполоборота повернулся к девушке и достал из кармана обитую красным бархатом коробочку. — Ирка, один этап нашей жизни пройден, начался другой. Давай встретим его вместе.
Ирка с минуту ошеломленно смотрела то на Сережу, то на обручальное кольцо, потом решительно отвела его руку.
— Понимаешь… мне кажется, нам еще рано делать такой ответственный шаг… связывать на всю жизнь судьбы… мы слишком молоды, чтобы расстаться со свободой. Сережа, быт может очень быстро разрушить любые отношения. Даже те, которые сейчас кажутся незыблемыми и вечными… Пока мы живем отдельно — мы в тонусе… чувствуем некоторое волнение… предвкушаем каждую встречу. Это наш выбор — выбор свободы. Сводить все многообразие красок жизни к ужину-телевизору-быстрому-сексу — это не для меня. И не для тебя. Это нас попросту не устроит.
— Но других же устраивает, — глаза у Сережи затуманились.
— Мы — не другие. Не серая масса, а личности. Дипломированные специалисты. Зачем нам оглядываться на других, Сережа? Давай останемся собой?
— Я люблю тебя, Ирка! — привел Сережа последний аргумент.
— Я знаю, — ответила она, чмокнула его в щеку и убежала обратно, в ресторан.
В ту ночь Сережа долго бродил по проспекту, дышал прохладным воздухом, а мысли его были далеко. Это был последний раз, когда он плакал. Кольцо Сережа закинул в мусорный бак, хотел туда же выбросить и диплом, но сдержался.
На следующий день он уехал в Питер, устраиваться в Национальную Газовую Корпорацию. Потом в биографии Сергея было много вех: Уренгой, установка программного обеспечения на крупнейших узлах российской газодобывающей и газотранспортной системы. Вот только Ирки в его жизни больше не было.
Центральная Украина. К югу от Киева
Все-таки российская армия имела опыт боевых действий, а украинская — нет. Часа через три, когда затихла канонада, в подвал спустился Саня. Он не был даже ранен, максимум легкая контузия, хотя довольным его мог назвать только слепой.
— Как дела? — первым делом спросил Сергей.
Ответом ему был отборный мат.
— Лейтенант, отвечайте по уставу, — на помощь Сергею неожиданно пришел капитан Гусев.
— Три танка осталось. Остальные сгорели, — на этом уставные слова у лейтенанта закончились, и опять пошел мат, из которого стало понятно, что предпочитающая нетрадиционный секс установка залпового огня “Град”, принадлежащая незаконнорожденным украинцам, уничтожена путем введения в ее анальное отверстие гладкоствольной пушки 2А46М.
— Что говорит Коровин?
— Коровин ничего не говорит. Отговорился. Прямое попадание.
— Принимаю командование, — четко, как учили много лет назад на военной кафедре, произнес Сергей.
Анатолий просто промолчал, Саня взглянул на Сергея с раздражением:
— Что делать-то будем, товарищ капитан?
— Выполнять поставленную задачу: двигаться вдоль газопровода, поэтапно устанавливая контроль над газоизмерительными станциями.
— А вам не кажется, товарищ капитан, что стартовые условия несколько изменились? — Саня сплюнул на пол, косясь на Ирку.
— Задача не изменилась, — коротко ответил Сергей. — Чем дольше газ не поступает в Европу, тем хуже имидж России.
— Он и так ниже плинтуса, — вполголоса произнес Анатолий.
— Вот мы его и поднимаем, — веско ответил Сергей. — Надо будет — в Чикаго будем поднимать. Танками. И еще, — Сергей подошел к Ирке. — Это Ирина, наша, русская, мы учились вместе. Оставлять ее тут нельзя — убьют. Не бандеровцы, так регионалы, хрен редьки не слаще. Короче, она едет с нами.
— Опасно, — предупредил Саня. — Напоремся на бандеровцев, все ляжем. Три танка осталось.
— Не просто три танка. Три Бхишмы, — поправил Сергей, и лицо Сани сразу просветлело. — Прорвемся. Там, где нас не ждут.
— Это где нас не ждут? На западе, что ли? — спросил Анатолий, с сомнением в голосе.
— Вот поставь себя на место хохлов. Они разгромили нашу колонну. Не спорь, разгромили, хоть и немалой ценой. Чего они от нас ожидают?
— Ну, что к своим прорываться будем, — почесал затылок Анатолий. — Или к регионалам.
— Север, восток или юг, одно из трех, так?
— Ну, так.
— Значит, продолжая выполнять задачу, мы сохраним стратегическую инициативу. Вот такая мотивация у моего решения, о котором я вам уже сообщил. Собираемся. До темноты надо убраться отсюда как можно дальше.
Колонна в составе трех танков и одного “козла” особого почтения не внушала. Но то ли украинцы их потеряли, то ли под Киевом не оказалось свободной техники, однако до Белой Церкви россияне дошли без проблем. Игорь, Анатолий и Ирка вместе с четырьмя спецназовцами тряслись в “козле”, а остальные выжившие бойцы, нахохлившись, как петухи, ехали на броне, боялись, но ничего не делали. Разумеется, кроме стандартных троек экипажей — эти как раз были при деле. Ирка всю дорогу тихо сопела на заднем сиденье, в конце пути она даже заснула, пристроив голову на плечо Сергея.
Покореженная авиабомбой арка с прилепленным на нее гербом города — луком с тремя стрелами и крупной надписью “Б╗ла Церква” — стала сигналом, что пора насторожиться. Спецназ под командованием Анатолия по обочине выдвинулся вперед — проверить дорогу, а основные силы остановились на въезде.
— Ну что, командир, — к “козлу” подскочил Саня, — здесь ночуем?
— Ребята из города вернутся — решим. Зачем здесь, если можно там, с комфортом?
— Под свою авиацию в городе не попадем? Связи нет, мобильные глушатся.
— Не попадем. Город не входит в число приоритетных целей.
Ира проснулась и, как кошка, потянулась, насколько позволяло внутреннее пространство “уазика”, выглянула в окно.
— Жалко, если костел разбомбили, — сказала девушка. — Красивый он. Душу трогает.
— Ты бы о людях думала, вместо религии, — фыркнул Сергей.
— Все равно жалко, — Ирка скорчила упрямую рожицу.
Спецназовцы вернулись через полчаса. Анатолий втиснулся в “козла” и коротко доложил:
— В городе никого нет.
— В смысле, военных? — переспросил Сергей.
— В смысле — никого. Ни единого человека.
— Заминирован?
— Нет. Такое впечатление, что люди просто ушли.
— Там же двести тысяч населения.
— Может, человек сто где-нибудь по подвалам и прячутся — мы специально не искали. Но не больше. Свет нигде не горит, дома пустые.
— Может, засада? — спросил Сергей, не ожидая ответа.
— Просто люди ушли, — сказала Ирка.
— Двести тысяч?
— Двести тысяч, — легко согласилась девушка.
— Но почему? — Сергей не смог скрыть растерянности.
— Понимаешь, во время Второй мировой немцы расстреляли здесь еврейских детей. В отличие от нас, у украинцев крепка историческая память. Они знают, что война, оккупация — это смерть. И уходят, бросая дома, утварь. Жизнь дороже.
— Странные люди. Что мы, фашисты?
— А чем мы лучше фашистов? — вздохнула Ирка. — Пришли на чужую землю, пытаемся наводить здесь свои порядки. Вон президент по радио брешет. Люди, они умнее всех правительств и миротворческих войск. Они понимают, что если армия соседнего государства пересекла границу, нужно бежать. В противоположную сторону.
— Поляки их не пустят, — сказал Сергей.
— Поляки просто не смогут остановить миллионы беженцев. Не стрелять же они по ним будут? К тому же, есть еще Румыния и Словакия.
— Так мы едем или здесь ночуем? — прервал дискуссию Анатолий, не давая ей пересечь незримую черту, за которой начинается государственная измена.
— Едем, — коротко ответил Сергей.
Танки вступали в Белую Церковь.
Центральная Украина. Белая Церковь
Дом культуры был советского образца — облупившийся, обшарпанный, но надежный, из тех зданий, что строятся на века, но уже через десять лет вызывают чувство искреннего сострадания. Именно основательность сооружения и стала основной причиной, почему Сергей решил заночевать здесь. Такую постройку не всякая авиабомба возьмет. Выставив посты, капитан поднялся на второй этаж, в актовый зал. На сцене стоял старенький рояль — Сергей подошел к нему, откинул крышку, прошелся руками по клавишам. Нельзя сказать, что рояль был настроен безукоризненно, но играть на нем было можно вполне. Сергей попытался вспомнить что-нибудь из детства, из музыкальной школы, но память не сохранила ни одного, даже самого простого этюда, а играть одним пальцем чижика-пыжика он считал ниже своего достоинства. Потом откуда-то возникла Девятая симфония Бетховена, какую можно найти в каждом дистрибутиве Windows. В зале была хорошая акустика, и Сергей почти не фальшивил, в результате мелодия потекла, обрела объем, зажила собственной жизнью.
Ирка вошла неслышно, точно приведение. В руках она держала свечи — специальный театральный реквизит, недорогой и эффектный. Поставив свечи на рояль, она обняла Сергея за плечи. Тот накрыл руки девушки своими ладонями.
— Не останавливайся, играй, — прошептала она. — Это Бетховен?
— Да, — руки Сергея вернулись к роялю, музыка потекла, оживляя своды Дворца культуры. — Расскажи мне, зачем ты пряталась на хуторе?
— Меня регионалы ищут. Если поймают — убьют.
— Что ты натворила? — Сергей продолжал играть.
— Сынок их фюрера меня изнасиловать хотел. На улице выловил и в машину затащил. Я ему по яйцам врезала.
— И это все? — Сергей с трудом подавил улыбку. — Они про тебя уже забыли.
— Я как следует врезала. Возможно, он уже никогда никого любить не сможет. Они даже какую-то награду за мою голову объявили.
— Ты не врешь? Уж больно ты на хохляцкую шпионку смахиваешь. Слишком сочувствуешь им.
— Сочувствую. Потому что вы пришли украсть их свободу.
— Свободу? Ты всегда хотела свободы! Довольна? Кругом война, миллионы людей покинули дома — это цена твоей свободы. Сидели бы и не рыпались — жили бы как люди. Так нет, свободу им подавай.
— Свобода многого стоит, Сергей.
Он сбился с ритма, вздрогнул и заиграл, как не играл никогда в жизни — яростно, вдохновенно.
— И крови? — шепотом спросил он.
— И крови, — ответила Ирка. — Своей, не чужой. Потому что это свобода. Помнишь Майдан? То, что у вас заклеймили как диверсию западных шпионов. Люди просто вышли на площадь, чтобы показать власти, что от них, людей, в этой стране еще что-то зависит. Поэтому российское правительство так боится цветных революций. В Кремле понимают, что рано или поздно им придется отвечать за все их беззакония. Когда мы стояли на Майдане, нам раздавали агитационные материалы. Больше всего мне запомнился презерватив в оранжевой упаковке. На пачке было написано: “Не дай себя натянуть”. Украина не дала себя натянуть и за это поплатилась. За что я люблю Украину, здесь люди еще верят в себя, что они не твари дрожащие, а люди. Они верят, что не они зависят от власти, а власть от них. Они верят в себя и в будущее страны, и танками эту веру не задавить. Большинство украинцев скорее умрет, чем встанет на колени. И нет, я не шпионка, Сергей. Да и что у вас можно выведать такого, чего бы не знали еще в первый день войны в каждой хате? Приказ о продвижении вглубь территории? Смешно.
— Ну, например, ты могла бы навести на нас вражеские войска.
— Как? — спросила Ирка.
— Например, ты можешь таскать на себе коротковолновый передатчик.
— Нет у меня никакого передатчика. Если хочешь — обыщи!
Сергей оторвал руки от клавиш, резко встал, повернулся лицом к Ирке.
— И обыщу.
Он скользнул руками по платью, нащупал молнию и резко потянул вниз. Платье упало к ногам Ирки. Сергей прижал девушку к себе, впился в нее губами. Ирка ответила, сначала робко, потом с все нарастающей страстью. В какой-то миг они оказались на полу, подстелив на доски что-то из театрального реквизита. Сергей наслаждался телом девушки, таким манящим и свежим, словно не было вокруг войны и пустынного города-призрака.
— Я люблю тебя, Ирка! — сказал Сергей.
— Я знаю, — просто ответила она.
Центральная Украина. Белоцерковский район
Мемориальный комплекс был виден издали. По одну сторону дороги возвышался огромный, видимый издали крест, по другую — обгоревший сруб церкви и внушительных размеров бюст Ивана Мазепы.
— Вот они герои современной Украины, — Сергей презрительно мотнул головой. — Предатели и отступники.
— Ему почти удалось создать единую, независимую от Москвы, Украину, — возразила Ирка. — Он стремился к тому, к чему мы пришли только сейчас.
— К войне? — хмыкнул Анатолий.
— К государственности.
— Он приносил присягу Петру I, — заметил Сергей. — И перешел на сторону шведов.
— Петр сам предал Украину. Он погнал казаков на войну со шведами, ставя над ними русских и германских военачальников. Украинцы гибли тысячами — на чужой земле, в чужом краю. Это разорвало любые клятвы.
Сергей жестом попросил водителя остановить машину, выпрыгнул на дорогу, подошел к танку.
— Слушай, Сань, пальни по Мазепе.
— На кой?
— Не нравится мне, как он стоит. Он лежать должен. Или на коленях ползать. Такова суть предателей — лежать в земле или ползать на коленях.
— Как скажете, командир.
Мазепу удалось повалить только с третьего выстрела. Он мелко затрясся и косо рухнул на землю, уйдя головой в грунт. Когда Сергей вернулся в машину, Ирка бешено сверкнула глазами:
— Ты знаешь, что ты варвар?
— Я офицер оккупационной армии, — ответил Сергей. — И я пришел сюда, чтобы разрушить хохляцких идолов.
— Ты хотел сказать “идеалы”?
— Разве это не одно и то же?
— Не совсем. Идеалы разрушить немного сложнее, чем идолов.
— Думаешь?
— Знаю. Герострат тому свидетель.
— Нашла свидетеля. Он истлел уже давно.
— Но дело его живет, раз у него есть такие достойные продолжатели в лице российской армии.
— Я сделал это для души, — фыркнул Сергей. — Основная моя работа заключается немного в другом.
Весь оставшийся день Ирка молчала, и только к вечеру, когда впереди показалось здание очередной газоизмерительной станции, девушка немного оживилась. Спецназовцы под командованием Анатолия тщательно обшарили здание, но здесь не было даже трупов. Сергей подхватил сумку с оборудованием, вошел внутрь.
Сергей, Анатолий и Ирка шли по пустующему зданию, и гулкие шаги разносились далеко по коридорам. В операционном зале Сергей открыл сумку, вынул из пакета флэшку с программным обеспечением и приступил к работе. Через несколько минут в тишине глухо щелкнул предохранитель. Сергей бросил беглый взгляд на Ирку.
— Ты ошибся, — негромко произнес Анатолий.
Сергей в недоумении перевел взгляд на капитана. Тот держал пистолет обеими руками, дуло указывало Сергею прямо в лоб.
— Почему? Ты даже не украинец.
— Я не предавал Россию, — хохотнул Анатолий. — У меня свои интересы.
— Свои интересы? — на лбу Сергея выступил пот, а правая рука сползла на несколько сантиметров в сторону кобуры.
— Ты знаешь, что за твою подругу регионалы назначили вознаграждение?
— Я слышал об этом, — Сергей подвинул руку еще чуть-чуть.
— А ты знаешь, сколько платят за ее голову?
— Не интересовался, она наша, гражданка России.
— Ну и дурак. Ее голова стоит двадцать пять миллионов евро.
Рука Сергея скользнула к кобуре, и в тот же момент прозвучал выстрел. Но секундой раньше Ирка бросилась между ними, перекрывая линию огня. Сергей отпихнул девушку и выстрелил в Анатолия, не промахнулся, попал точно между глаз. Потом развернулся к Ирке. Она поймала пулю плечом, кровь уже текла по предплечью, тонкой струей стекая на пол.
— Вот видишь, я пригодилась.
Сергей подошел к Анатолию, наклонился, перевернул труп. В голове крутилась только одна мысль: двадцать пять миллионов евро. Рука сама потянулась к пистолету спецназовца.
— Я люблю тебя, — прошептала Ирка.
— Я знаю, — ответил Сергей и дважды выстрелил в девушку.
Через двадцать минут он вышел на улицу, зажимая под мышкой пухлый и липкий от крови хлопчатобумажный пакет, из которого торчали светлые пряди.