Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 10, 2010
Станислав МИНАКОВ
“НЕ ЗАБУДЬ ЖИВОПИСЦА
САВРАСОВА…”
24 мая по новому стилю исполнилось 180 лет со дня рождения русского живописца Саврасова, чья удивительная, тонкая и трогательная картина “Грачи прилетели” (1871) знакома нам с детства. Современные художественные снобы считают ее обыденной, однако, на мой взгляд, это полотно является шедевром русского искусства, значение которого выходит за рамки собственно живописи. А все творчество Алексея Кондратьевича Саврасова (1830—1897) видится выдающимся.
В связи со знаменитой картиной советский поэт фронтовой плеяды Давид Самойлов написал в 1960-х (то есть спустя столетие) замечательное стихотворение, где есть такие строки: “А все же └Грачи прилетели” — / Хорошая очень картина…”
Конечно, хорошая. Столь хорошая, что ее называют визитной карточкой не только самого Саврасова, но и вообще русского лирически-философского пейзажа. Иными словами, эта картина задевает некие русские космические струны, которые невозможно рационально описать, зато можно дать намек на них — например, языком искусства. За полтора века картина по-прежнему воспринимается весьма свежо, дышит пронзительной русской грустью и надеждой. Автор оставил несколько версий этого полотна, самая удачная находится теперь в экспозиции Государственной Третьяковской галереи.
Александр Бенуа, человек весьма критичный, в своей книге “История русской живописи” (1901 г.) в очерке об этой картине Саврасова все же написал высоко и образно: ““Грачи прилетели” — чудесная картина, такая же поэтичная, в одно и то же время тоскливая и радостная, истинно весенняя, как вступление к “Снегурочке” Римского! Еще зима. Мрачный, сизый горизонт, далекая снежная равнина, старинная церковь, жалкие домики, голые деревья, зябнущие в холодной сырости, почти мертвые от долгого тяжелого сна… И вот чувствуется, как по этой сырой и холодной, мертвой, бесконечной мгле проносится первое легкое и мягкое дуновение теплоты, жизни”.
Мало кто знает, что написана эта знаменитая картина была в селе Молвитино Костромской губернии (на реке Шача, в 62 км к северо-востоку от Костромы, теперь на трассе Кострома — Буй), с XVII в. принадлежавшем боярскому роду Салтыковых, а в 1939 г. переименованном в Сусанино, поскольку в нескольких километрах от него, в деревне Деревеньки (которая уже не существует) родился знаменитый герой Отечества крестьянин Иван Осипович Сусанин. Согласно легенде, И. Сусанин был нанят отрядом поляков зимой 1612—1613 гг. в качестве проводника в село Домнино, где скрывался царь Михаил Федорович. Крестьянин завел поляков в болотистый лес, где был ими замучен за отказ указать верный путь. Доказательством реальности подвига Ивана Сусанина является царская грамота о даровании Богдану Сабинину (зятю Сусанина) половины деревни за подвиг покойного тестя. Спустя 330 лет, в феврале 1942 г., подвиг Ивана Сусанина фактически повторил псковский крестьянин Матвей Кузьмин. Историк Н. Костомаров полагал, что такие случаи не единичны в русской истории. Современный памятник герою, установленный на месте д. Деревеньки (а в 1913 г. на месте, где стоял дом И.О. Сусанина, к 300-летию подвига односельчане воздвигли памятную часовню), удачно вписывается в лесной пейзаж: кажется, герой, живой и невредимый, через четыре столетия возвращается к нам из лесу.
Воскресенская церковь XVII в., изображенная на картине Саврасова “Грачи прилетели”, является главной достопримечательностью поселка Cусанино. Сейчас в церкви — музей И. Сусанина. Показалось интересным узнать, как сегодня выглядит увековеченный живописцем храм; и целую серию чудесных снимков, сделанных в разное время года, мне прислал для большого фотоальбома “Храмы великой России” (Москва, ЭКСМО, 2010) житель Сусанино Сергей Берегов — доброхот, любитель своего дивного края.
Искусствоведы верно указывают, что “созвучие интимного с величавым, лирического с эпическим глубоко органично для Саврасова и присуще всем его лучшим произведениям. Оно носит не отвлеченный, а глубоко конкретный характер. Сложно найти картины более скромные и убогие по сюжетам, чем весны Саврасова. Но от них веет таким очарованием, такой Родиной, такой нежной близостью и любовью, что оторваться невозможно”.
Яркий ученик Саврасова К. Коровин, которого справедливо называют первым русским импрессионистом, вспоминал: “Большого роста, с сильной и мощной фигурой, этот величайший артист с умным и добрым лицом производил впечатление отеческой искренности и доброты. Он, как многие русские, любил своих учеников всем сердцем и душой — его мастерская была свободнейшим учреждением всей Школы, он был контрастом строгих классов, фигурного и натурного, преподавателей которых сильно побаивались… Саврасов, этот был отдельно. Часто я его видел в канцелярии, где собирались все преподаватели. Сидит Алексей Кондратьевич, такой большой, похож на доброго доктора — такие бывают. Сидит, сложив как-то робко, неуклюже свои огромные руки, и молчит, а если и скажет что-то — все как-то не про то — про фиалки, которые уже распустились, про то, что вот уже голуби из Москвы в Сокольники летают…”
Разумеется, и до Саврасова Россия видела-перевидела выдающихся мастеров пейзажа. Но справедливо отмечено, что их произведения более походили на копии и аллюзии итальянских, французских и иных пейзажей, тогда как неформулируемый дух русскости не был явлен в такой полноте, даже в их лучших полотнах. И именно Саврасов “первым показал, как прекрасен серый весенний день, грязные русские дороги и мокрые поля”. Художник И. Крамской писал: ““Грачи прилетели” есть лучший, и он действительно прекрасный, хотя тут же и Боголюбов, и барон Клодт, и Шишкин. Но все это деревья, вода, и даже воздух, а душа есть только в “Грачах””…
* * *
Напомним, что А.К. Саврасов родился 12 мая по ст. ст. 1830 г. в семье небогатого торговца-галантерейщика, жившего в Гончарной слободе на Вшивой горке в Москве, и был крещен в приходе церкви великомученика Никиты, за Яузой. Детские годы мальчик провел в Замоскворечье — на Якиманке, на ул. Пятницкой, у Калужской заставы. К 12-летнему возрасту Алексей самоучкой овладел кистью и писал гуашью и акварелью пейзажи с изображениями модных в то время романтических мотивов, вроде “Извержения Везувия” или “Бури на море” (в духе Айвазовского), охотно раскупавшиеся по низким ценам торговцами с Никольской улицы и у Ильинских ворот. Но поступив в 1844 г. в Московское училище живописи и ваяния (МУЖВ), он, по-видимому, из-за болезни матери и протестов отца, желавшего видеть в сыне помощника в купеческом деле и даже выгонявшего его “из квартиры за страсть к живописи, на чердак”, был вынужден прекратить учебу. И только в 1848 г., благодаря помощи соучеников — Александра Зыкова, Сергея Грибкова и преподавателя Карла Рабуса, а также просвещенного обер-полицмейстера Москвы генерал-майора И.Д. Лужина, прослышавшего о “необыкновенных художественных способностях” Алексея, он смог продолжить образование в пейзажном и перспективном классе училища, возглавлявшемся Рабусом.
В 1848 г. молодой живописец был отмечен в отчете Московского художественного общества как ученик, представивший лучшие эскизы. А в 1849 г. по совету Рабуса и на средства мецената И.В. Лихачева он совершил поездку на Украину, и в результате критики заговорили о живописце как о надежде русского искусства. А еще через год Совет Московского художественного общества присвоил Саврасову звание художника — за “Вид Московского Кремля при лунном освещении” (1850, частное собрание, Москва) и “Камень в лесу у Разлива” (1850, ГТГ).
Утверждают, что его работа того периода “Вид в окрестностях Москвы с усадьбой и двумя женскими фигурами” (ГТГ) наглядно свидетельствует о близости художнику традиций Венецианова и его учеников, создававших произведения “тихие и беспорывные, как русская природа” (как сказал Гоголь о “деревенских” стихотворениях Пушкина).
Позднее, создав немалое количество полотен и широко утвердившись как мастер, в качестве главы московской школы пейзажной живописи Саврасов выступил в числе 23-х художников с инициативой организации Товарищества передвижных выставок, сразу прогремевшего на всю Россию.
Искусствоведы сетуют, де, “к сожалению, в массовом сознании Алексей Саврасов так и остался “автором одной картины””. Хотя, и до, и после написания этого великого произведения художником было создано еще множество прекрасных работ — “Проселок”, “Радуга”, “Зима”, “Распутица”, “Оттепель”, “Рожь”, “Закат над болотом”, “Дворик в провинции”.
Это и верно, и не совсем. Для тех, кто любит русское, кто любит русскую живопись, не остались в стороне от сердца многие полотна Алексея Кондратьевича.
Из биографии живописца узнаем, что личная драма художника, случившаяся с ним в последние десятилетия XIX в., во многом отодвинула на второй план и имя мастера, и его произведения. Разрыв с женой, С.К. Герц, ранняя смерть нескольких детей, отход от педагогической деятельности, от друзей и охлаждение со стороны публики, привели художника к глубокому духовному кризису, отчуждению от людей и “развитию алкоголизма до размеров непреодолимого недуга”. Он до последних своих дней оставался одиноким, неудержимо опускался на дно, попал в кабалу к мелким торговцам. Жил годами в абсолютной нищете, и умер в больнице для бедных, если не сказать погиб, тяжело больным — 26 сентября (8 октября) 1897, в 67 лет — в Москве же, где и родился. Среди немногих, провожавших его в последний путь на кладбище, был пейзажист Левитан, коему принадлежат скрижальные слова: “С Саврасова появилась лирика в живописи пейзажа и безграничная любовь к своей родной земле… и эта его несомненная заслуга в области русского художества никогда не будет забыта”.
Вослед Исааку Ильичу Левитану, благодарному и чрезвычайно одаренному ученику А.К. Саврасова, пошлю свое стихотворение марта сего года:
Алексей Саврасов. “Грачи прилетели”
Кто толкует про крах человечества,
кто куёт себе “счастья ключи”…
Только вновь — на гнездовья Отечества
по весне прилетают грачи.
Всё возможно для русского —
Палехи, и Федоскино, и Хохлома,
и молоховы всполохи памяти,
где кровавой слюны бахрома.
Можно дыбить судьбину хитровую,
стыдный сор выносить из избы…
Только всё ж колокольню шатровую —
средь берёз, в облаках — не избыть.
Вспомни церковку ту, Воскресенскую,
меж грачиных пронзительных гнёзд,
синеву Богородцеву женскую,
что сочится на землю из звёзд.
Вспомни тёмные маковки медные,
тени веток на талом снегу.
И крестьянские хижины бедные
не затри в замутнённом мозгу.
Отдыхай, прозревай или ратничай —
поднимай над горбушкой ржаной
за помин Алексея Кондратьича
русской водки стакан крыжаной!
Помрачившийся классово, расово,
мой народ, заплутавший, как тать,
не забудь живописца Саврасова,
что учил Левитана писать.