Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 1, 2010
Гора Суханиха высится над широкими водами Енисея. С её склона видны другие две горы — каменистая Оглахты и цветущий Тепсей — сжимающие вольное течение великой реки. Мы пробираемся узким распадком сквозь высокие травы и колючие кусты наверх, туда, где на отвесных каменных поверхностях древние жители этих мест оставили наскальные изображения. Впереди по камням карабкается археолог Костя Чугунов, позади — мадам Вероника Шильц из Франции, исследовательница скифо-сибирского искусства. Чугунов застыл у большого камня и зовёт к себе. Поднимаюсь, цепляясь за ветки карагана.
— Смотри!
На бурой шершавой стенке выбито небольшое изображение дикого козла. Он стоит, напряжённый, готовый прыгнуть, и, кажется, подсказывает нам, куда дальше взбираться. Через несколько десятков метров встречаем ещё изображение, потом ещё и ещё: козлы, бараны, лошади… И вот, наконец, под самой вершиной — широкое каменное панно, сплошь покрытое разнообразными и разновременными петроглифами. Быки, впряжённые в повозки, лоси и олени с ветвистыми рогами, сцены охоты, всадник с длинным копьём… Что это? Картины или письмена? Мы стоим перед ними, не понимаем их, и в то же время чувствуем: перед нами приоткрывается вход в затерянный мир.
Мы колесим по Сибири в поисках этого исчезнувшего царства. Экспедиция Государственного Эрмитажа: семь человек во главе с Чугуновым. Несколько лет назад он прославился на весь мир раскопками золотого царского кургана Аржан-2 в Туве. Аржанские открытия свидетельствуют о широте и единстве скифского мира Центральной Азии. Теперь наша задача — объехать наиболее выдающиеся памятники скифской эпохи в Саяно-Алтайском регионе, увидеть их как единое целое. Вдохнуть воздух, которым дышали их древние создатели. Сегодня утром мы выехали из Минусинска. Завтра нас ждёт Хакасия. Потом — через Кемерово и Барнаул поедем в пределы степного Алтая, оттуда в Горный Алтай, далее — по неведомым дорожкам через труднопроходимые перевалы в Туву. И вернёмся к исходной точке, очертив магический круг.
Две с половиной тысячи лет назад пространства Центральной Азии и юга Сибири кипели бурной, беспокойной жизнью. Отзвуки здешних страстей докатились до далёкого Запада: ассирийцы, персы и греки узнали о воинственных скифах. Геродот в четвёртой книге своей “Истории” описал их и родственные им народы. Но его рассказ становится всё фантастичнее по мере удаления от Эллады. Где-то на востоке у подножия гор обитают плешивые аргиппеи, выше них живут исседоны и одноглазые аримаспы, за горами — стерегущие золото грифы… Прошли века, и кочевая цивилизация, сотрясавшая Евразию неукротимой энергией, исчезла без следа. Только в наше время из толщи земли стал вновь проступать её образ. Археологические раскопки курганов скифской поры принесли немало сенсаций и необозримое море информации. Чиликтинские курганы в Казахстане, Салбык в Хакасии, Аржан-1 и Аржан-2 в Туве, и конечно, Пазырык, Туэкта, Укок на Алтае.
Как горные ручьи, сливаясь, образуют поток, пробивающий скалы, так Алтай был тем местом, где ручейки повседневности сливались, рождая потоки исторических событий. Три причины благоприятствовали появлению здесь раннекочевнических обществ: узловое положение на путях, соединяющих Средний Восток с Сибирью и центр Азии с Великой степью; плодородие и влажность речных долин, где обилие трав даёт летом и зимой пищу табунам лошадей и отарам овец; наличие удобных для разработки месторождений золота, меди, олова. Для здешних жителей горные хребты не служили непреодолимой преградой, и поэтому единый в своей основе мир ранних кочевников в I тысячелетии до н.э. сложился на Алтае, в Саянах, в прилегающих районах Казахстана, Монголии и Джунгарии. От него не осталось письменных памятников. Следуя Геродоту, этот исчезнувший мир стали называть скифским. Скифы, саки, массагеты, савроматы, юечжи распространили кочевую культуру от Китая до Балкан. Но, похоже, центр оставался где-то здесь. Об этом свидетельствует количество погребальных памятников и колоссальные масштабы некоторых их них.
Вдоль реки Алея, притока Оби, тянутся цепочки озёр; по их берегам — реликтовые “ленточные боры”, светлые и красивые. Место для жизни удобное, почва плодородна, степные травы густы и высоки. Древние кочевники чувствовали себя здесь так же уверенно, как современные земледельцы. Следы их пребывания — курганы (по-местному, “бугры”) высятся там и сям на всхолмленной равнине. Пересекаем ленточный бор; за ближайшей деревней — цепочка огромных земляных курганов, высотой метров по пятнадцать-двадцать. Курганы изрыты со всех сторон давними грабительскими ходами. Карабкаюсь по крутому склону, заросшему колючим шиповником и высоченной, почти в мой рост, травой. Забрался на вершину — и увидел глубокую западину, проникающую до самого сердца кургана. Она густо заросла кустарником; даже несколько берёз из неё тянут ветки к небесам. Эта яма — след трудов бугровщиков.
Бугровщики — старинные знатоки и грабители курганов. Православные потомки русских первопроходцев и телеутских женщин, закалённые суровым сибирским житьём, они не боялись духов мёртвых; древние могильники были для них языческими капищами, которые не грех разорить, добыть оттуда сказочные богатства. По завершении полевых работ целые деревни отправлялись “бугровать”. Работали умело. Чугунов долго ходит вокруг древних грабительских ям и сокрушёно молвит:
— Если бы не знал точно, что научных раскопок здесь не было, подумал бы: работали археологи.
Пётр Великий приказал собирать у местных жителей древние диковины (они составили основу эрмитажной коллекции скифо-сибирского золота), а бугровать запретил. Запрет, однако, оставался на бумаге. Лишь в конце XIX века раскопками курганов занялись учёные. К тому времени неразграбленных погребений здесь практически не осталось. Что скрывали в себе древние могилы — можем только догадываться.
Благополучие древних кочевников покоилось на двух основаниях: на обилии полевых трав, обеспечивавших поголовье скота, и на близости месторождений хороших медных и оловянных руд, пригодных для изготовления прочной бронзы. Предгорный район у границы России и Казахстана называется Рудный Алтай. Недалеко от его центра, города Змеиногорска, откосы каменистых холмов. На склонах, сплошь заросших земляникой, попадаются странные заплывшие ямы: как будто солдаты начали в камне окопы долбить, и бросили. Это, как тут говорят, “чудские копи” — древние рудники. Некоторые из них недавно были исследованы археологами; это сразу заметно по отвалам из мелких разноцветных камушков. Голубой, зелёный, желтый, бурый цвет — свидетельство присутствия металлов. Бродим вокруг, глядим под ноги, руками касаемся той механики, которая позволила скифам, сакам и массагетам с победами дойти до границ Геродотова мира. Костя наклоняется, роется в горке минералов, поднимает один.
— Малахит, между прочим.
Если поискать хорошенько, можно найти камень с желтовато-металлическим отливом, на вес — потяжелее других: медная руда, колчедан. Вокруг валяются похожие на окаменевшую пену кусочки шлака. Значит, и древние плавильные печи должны быть рядом. Возможно, вот те булыжники, слегка оплавленные с одной стороны — и есть фрагменты разрушенной печи. Сооружения эти просты: кладка из булыжника вокруг площадки, куда на древесный уголь складывали кусочки свежедобытой руды, да поддувало — вот и печь. Здесь добывали медь. Неподалёку есть оловянистые породы. Из меди и олова делали прекрасную скифскую бронзу. Из бронзы — оружие, священные кинжалы-акинаки, удила и псалии, зеркала, пряжки, котлы, украшения…
Дорога становится веселее: маячат впереди лесистые горы, из сине-зелёного меха которых торчат разноцветные гребни. Вокруг, в выветрившихся скалах, месторождения поделочных камней. Яшма, мрамор, горный хрусталь, порфир… В обломках этого многоцветья мы покопались, найдя заброшенную каменоломню на берегу Колыванского озера. Путь к озеру похож на путь в сказку. По сторонам дороги — странные чудовища: ящеры, драконы, богатырские головы. Это скальные останцы, результат выветривания гор. Проехали меж ними — и увидели внизу озерное зеркало, сжатое причудливыми скалами. Вода озера прозрачна. По ней, как скорлупки, в которых прячутся эльфы, проплывают на длинных нитях остроконечные плоды чилима — водяного ореха. Змейка проскользнула через тропинку и скрылась в прибрежных кустах. В умягчённом небе и на прокалённых отвесах цветных скал поселилась безмятежность. Отдыхаем после первой недели езды. Над костром бормочет чайник. На завтра великие планы: бросок в горы по дороге, которой нет на карте.
Реки, сбегающие с северных отрогов Алтая, образуют узкие долины, тянущиеся почти параллельно. Между ними пролегают водораздельные хребты, невысокие, но труднопроходимые, поросшие густой тайгой, пронизанные заболоченными ущельями. С Колыванского озера путь наш лежит через горы напрямик к деревне Чинета, что на реке Ине. Пыльная грунтовка постепенно переходит в разбитую колею. Перескочили по камням речку, уже вполне горную: мелкую, быструю и холодную. Крутой подъём по дороге, как бы прорезанной в скале. Ближе к гребню это уже не дорога, а навал камней; машина ползёт по ним, переваливаясь и воя. Сверху ковыляем вниз, и снова вверх на гребень; впереди зелёный дол без признаков человека; следующая гряда вдали. Над всем этим — темно-зелёные хребты с проплешинами-белками. Едем по компасу. Колеи заросли высоченными травами; пыльца злаков забила радиатор. Колёса проваливаются: на склонах дождевые потоки прорыли в колеях ямы в полметра глубиной.
Семьдесят километров за семь часов. Приехали в сумерках. Лагерь археологов стоит в рощице у реки. На том берегу суровые скалы обрываются к воде. Над лагерем — сопка невысокая, на сопке — неожиданные в этих краях сосны и сладкие моря земляники. С этой высоты видна обширная распаханная терраса, а посреди заросшего разнотравьем поля — раскопы. В археологическом плане долина Ини примечательна тем, что здесь разные времена и культуры наслаиваются друг на друга. Здесь жили, умирали и хоронили своих мертвецов древние скифы, саки или агриппеи, и их поздние преемники. В одном раскопе громоздятся каменные выкладки скифских времён, погребения тюрков (на тысячелетие младше), средневековые сооружения кыргызов. Иногда более поздние курганы наползают на остатки древних. В отличие от тех “бугров”, что на равнине, эти курганы невысокие; на распаханном поле, в высокой и густой траве их узрит только намётанный глаз археолога. Это — памятники рядовые, места погребения воинов, но не вождей. Однако могучие “царские” курганы встречаются в соседних долинах.
Таков необычный курганный комплекс на реке Сентелек, там, где долина, выйдя из теснин, образует покатую террасу. Курган каменный, широкий и плоский. Вокруг — кромлех из остро торчащих вертикальных плит, внутри которого кольцо, образованное горизонтальной кладкой. По линии, проведённой от центра кургана строго на восток — семнадцать каменных стел (их было девятнадцать, от двух остались только следы в земле; остальные, поваленные временем, археологи установили на прежнее место). Все они развёрнуты плоскими сторонами на север-юг и на неровном склоне воздвигнуты так, что их верхушки остаются на одном уровне. Самая высокая — метра три с половиной, самая низкая — меньше двух, вровень с курганной насыпью. Строй их указывает точно на скалистую вершину, возвышающуюся над тем берегом. Солнце из-за этой вершины встаёт над курганом в день равноденствия. По тому, как падает от них тень на восходе, можно определить день и месяц. Зная день и месяц, можно определить час. Тела усопших в кургане всегда ориентированы по сторонам света. Не по этой ли каменной дороге уходили на ту гору, к весеннему свету, духи мёртвых?
Издревле дорогами, пронизывавшими Алтай, были мощные реки — Катунь и главный приток её, Чуя. Реки эти проходимы для умелых сплавщиков; вверх же можно подниматься по долинам, преодолевая скалистые теснины. Путь трудный, опасный, но осуществимый. Он и сейчас манит любителей экстремального туризма. В сталинские времена трудами комсомольцев-энтузиастов и подневольных зеков построена была автодорога по Катуни и Чуе — Чуйский тракт. Вдоль тракта и по сторонам — множество археологических памятников. Любопытно: линия стел, идущая от Сентелекского кургана, указывает прямо через непроходимые таёжные хребты в сторону Чуйского тракта.
Начинается тракт от Бийска, минует Горно-Алтайск, поднимается всё выше. У села Туэкта — поле гигантских курганов. После раскопок они выглядят как фантастических размеров кротовины из камня. В западинах растут деревья и дикий крыжовник. Тут, на широких просторах, образованных рекой Урсул, жизнь иная, чем в предгорьях. Сёла Шиба, Ело, Каракол, Боочи, не русские, а преимущественно алтайские по населению, окружены высокотравными степями, где, как в древние времена, пасутся неисчислимые отары овец, табуны прекрасных лошадей. Повсеместно — скопления курганов.
Прежде русские называли местных жителей “телеутами”. Нынешнее самоназвание алтайцев “алтай-кижи” — “люди Алтая”. В обиходе распространены наименования племен. Меркиты, теленгиты, найманы, куманы… Между прочим, половцы, знакомые нам по древнерусским летописям — западная ветвь куманов. Меркиты и найманы воевали ещё с Чингисханом. Воинственные духи курганов по сей день имеют власть над душами жителей этих мест. Когда мы фотографировали огромные курганы у деревни Шибе, к нам подошла девушка по имени Сынару (что значит “чистая душа”), поинтересовалась, что это мы тут делаем, а в заключение беседы сказала нежно, но твёрдо:
— Вы только камни отсюда с собой не берите! — И добавила: — Алтай ведь — святая земля. Тут центр мира. И как вы не боитесь на курганах работать? Страшно! Духи рассердятся!
Чуйский тракт взбирается всё выше. За рекой Яломан, притоком Катуни, дорога бежит по полке, прижатая отвесными скалами. Меняются цвета. До Яломана — всё зелёное, от него — золотисто-бурое. Курганы — там, где горы отходят в стороны, давая место террасам. У места слияния Катуни и Чуи огромным становится масштаб всего — гор, неба, воды, скал. По низу гигантской пятисотметровой скалы вьётся узенькая ленточка — дорога. Вниз от неё обрыв метров сорок, вверх — отвес метров четыреста. Она пошла вверх по Катуни, мы же — налево, по Чуе. Из узкого ущелья выскочили на относительный простор. За рекой лиственничная тайга ползёт по склону; берег обрывист, луга лежат на каменистой террасе, над ними — красновато-ржавые скалы дыбятся, закрывая склон неба.
Одна из этих скал — Калбак-Таш — испещрена петроглифами. Изображения зверей, лучников, геометризованные женские фигуры разбросаны повсюду. Время от времени кричим друг другу: “Смотри! По петроглифам идешь!”. Изображения не всегда заметишь сразу. Техника их выбивки — поверхностная, неглубокая; за тысячелетия они заплыли, поросли лишайником, покрылись пустынным загаром. Некоторые заметны только под определенным углом, при определенном освещении.
Рискуя свернуть шею, карабкаешься по склону, глядь — на отвесном участке скалы взору является лучник. Голова как шляпка гриба, ноги подогнуты, огромный лук со стрелой нацелен туда, где на каменных отвесах можно разглядеть быков с круглыми рогами и забавного волкообразного зверя с длинной выразительной мордой. Поднявшись почти на самый верх, мы застываем перед целым панно, кусок которого давно отвалился и рассыпался, но и уцелевшая часть поражает причудливостью. Разнообразные звери разбросаны по бурой гранитной поверхности, посередине — фигура человека с грибообразной головой. На груди его непонятный прямоугольник, придающий фигуре сходство с телевизором на ножках. Сверху на человека падает зверь, загадочный и огромный; то ли медведь, то ли бегемот с разинутой пастью. Фигура зверя изгибается, повинуясь закруглению камня; задние лапы и хвост лежат на горизонтальной, отполированной временем поверхности. Если залезть туда, то можно найти других зверушек. Барс готовится прыгнуть, подобрался, хвостом бьет; хищник, похожий на кота-манула, вострит когти… Внезапно Вероника замирает перед небольшим изображением: олень с закруглёнными ветвистыми рогами и приподнятым крупом, родной брат того золотого оленя, который украшал царский убор из кургана Аржан-2. Скифский мир — звериная Атлантида.
Горы становятся выше, пространство сжимается. Заметно меньше стало людей и примет цивилизации. За хребтами справа — снежные вершины. А слева, укрытое цепочками гор, тундровыми долинами и таёжными перевалами, таится урочище Пазырык. Там когда-то нашли упокоение вожди племён, господствовавших в высокогорном междуречье Чуи и Чулышмана. Покой их оказался не вечным.
Посетитель Эрмитажа, забредший в залы первобытного искусства, наверняка остановится перед большой витриной, в которой выставлен хорошо сохранившийся остов лошади. Украшения сбруи из дерева, войлока и кожи выглядят почти как новые, а ведь им две с половиной тысячи лет. В витрине напротив — мумифицированная человеческая голова и фрагмент человеческой кожи, сплошь покрытый татуировкой, коей позавидует любитель современного тату. В отдельном зале, лишённом окон, и оттого таинственном, стоит сруб из могучих лиственничных брёвен; поодаль — высокая ажурная повозка. Украшения конского головного убора в виде раскидистых оленьих рогов; изящные и чуть карикатурные войлочные лебеди; ткани с замысловатым орнаментом. Огромный ковёр из разноцветного войлока, по углам которого изображены птицы со львиными лапами и человеческими головами, а в середине — несколько раз повторённая композиция: усатый всадник-воин в епанче; перед ним на престоле величественная фигура, то ли мужчина, то ли женщина, в руке держит сказочный цветок и протягивает его всаднику. Мёртвый владелец этого богатства пребывает тут же: его почерневшая мумия — в витрине напротив.
Это — Пазырыкская экспозиция. История её такова. Обследуя долины Горного Алтая в 20-х годах XX века, археологи М.П. Грязнов и С.И. Руденко обратили внимание на группу больших каменных курганов скифского времени в высокогорном урочище Пазырык. Раскопки первого из них показали: погребения заключены в глыбах льда. Исследования, которые С.И. Руденко смог продолжить только через 20 лет, позволили выяснить механизм образования мерзлоты. Вскоре после погребения курганы были ограблены. Грабители (враги, пришедшие из-за гор?) нарушили покой мёртвых, похитили золото и всё, что им казалось ценным. Через грабительские ходы в могилы натекла вода, замерзла и не растаяла в условиях высокогорья на пятиметровой глубине под теплоизолирующей каменной насыпью. Дерево, изделия из кожи, тканей и войлока прекрасно сохранились во льду, так же, как и человеческие останки. Изучение последних показало: древние пазырыкцы старались сохранить мертвецов от тления. Черепа трепанированы, полости тела вскрыты, мозг, внутренние органы и даже часть мышц вынуты, а на их место помещены консервирующие смолы и травы.
Эти раскопки стали исходной точкой для нового открытия мира скифов. Перед нами не варварская периферия, а центр высокой культуры. В пазырыкских тканях, резных деревянных украшениях, войлочных коврах, в татуировках поражает утончённость, цельность стиля. Изображения зверей, рыб, грифонов и людей загадочны и мудры. В чём-то они близки к стилю и духу петроглифов Суханихи и Калбак-Таша, но сложнее, художественно совершеннее их. Значит, при размахе крыльев скифского мира от Ближнего Востока до Китая, истоки его культурной традиции здесь, в центре Азии.
Вслед за открытием Пазырыка последовали другие центрально-азиатские сюрпризы. Последним из них стал раскопанный в 2000 — 2004 гг. непотревоженный грабителями “царский” курган Аржан-2. Он изумил всех неслыханным количеством и высочайшим качеством золотых изделий. Стало очевидно, что в Сибири состоялось открытие исчезнувшей и забытой цивилизации. Ещё несколько поворотов — и за теми холмами откроется вход в это царство мёртвых.
Путь от посёлка Акташ на Чуйском тракте до селения Балыктуюль, возле которого находятся пазырыкские курганы, дальний. Въезжаем в ущелье, речка по камням бежит, брызги веселятся на утреннем солнце. Ущелье всё уже, уклон круче, горы выше. Поворот, другой — и дорога как будто упирается в высоченную стену красного камня. Тупик? Но машина проползает по узенькой полочке вдоль нижней кромки скальной стены — и перед нами, как вход в иной мир, открываются Красные ворота. Узкий проход, только-только двум машинам разъехаться. По сторонам — два отвесных каменных стража. В соответствии с правилами фортификации, ворота делают небольшой изгиб. Кто их такими выстроил — только ли природа, или человек подсобил? Древние греки сказали бы, что сие сотворили титаны. Лишённая растительности скала по-марсиански красна. Ручей, дающий начало обильной водопадами речке, вдоль коей мы поднимались, вырывается из-под камней.
Тайга густая, темнохвойная, постепенно уступает место тундровой растительности. Мы уже на высоте под две тысячи метров. Кругом разбросаны озёра, такие тёмные и блестящие, как будто им впрыснули белладонну. Дорога уходит на перевал. Редко растущие широкие лиственницы сменяют тундровый кустарник. На перевале деревья увешаны ленточками. Отсюда вид во все стороны. Сияют снежные вершины Куркурека. Крутой спуск, едва хватает тормозов. Сквозь пронизанную солнцем лиственнично-кедровую тайгу подъезжаем к центру алтайского племени теленгитов, посёлку Улаган. Отсюда до Балыктуюля ещё километров двадцать.
Долина царей прячется среди поросших роскошными лиственницами сопок. Поднявшись на пригорок, увидели: внизу, на пёстрой зелени темнеет отвалом камней первый курган. Вот он, Пазырык. Небольшой лог, закрытый с трех сторон круглоголовыми холмами, спускается уступами на юго-запад, в ту сторону, куда ввечеру уходит, прячась за далекие снежные горы, солнце. На сочной зелени альпийского луга — круглые каменные насыпи, четыре больших и несколько малых. Пятый курган, отшельник и изгой, в стороне и ниже, там, где луга скатываются к затаёженным далям. Он сверху почти не виден, разве что с высоты самого большого из верхних курганов. И они снизу не видны, кроме как с вершины нижнего собрата. Странное чувство охватывает: как будто здесь сходит с неба столп света, соединяющий небесный мир с нашим, земным, и с подземным миром мертвых. Время исчезает. Великая и странная древняя цивилизация возникает из небытия.
Забрались мы на курганную насыпь. Отсюда видно, что за грандиозные сооружения эти курганы. Воронка раскопа кажется бездонной. Спускаюсь вниз, внутрь. Вокруг, меж камней — куски брёвен погребального сруба. Серая, сухая лиственница. Широкие комли. Одно из брёвен уходит в чёрную дыру, там, меж камнями, в земле. Дыра заплыла зелёной мутноватой водой. Это похоже на люк затонувшего корабля. Вход в иной мир. Вход, через который теперь уже никто никуда не пройдёт…
А нам пора ехать дальше. Золотые пантеры, украшавшие одежду аржанского царя, идут мерной, неостановимой поступью и не дают остановиться нам. Проехав сухую Чуйскую степь, сворачиваем в сторону перевала Бугузун. Путь к нему идёт по речке с тем же названием. Дороги как таковой уже нет, едем то по скальному берегу, то по вязким глинистым откосам, то прямо по галечному руслу реки. Когда наверху идут дожди и вода в реке подымается, проехать здесь становится невозможно. Оставив позади последнюю юрту, наш “уазик”, тяжело гудя, всползает на перевал. Внизу — верхушки лиственниц; позади остался Алтай, справа видна Монголия, впереди открываются отрешённые пространства и суровые вершины Монгун-Тайги. Это — самый дальний и труднодоступный угол Тувы. Здесь всё строже и скуднее, чем на Алтае. Сухие степные долины, поросшие низенькой полынью; полное отсутствие деревьев и почти полное отсутствие людей. Редкие-редкие юрты, вокруг которых не знающие русского языка ребятишки гарцуют на гнедых лошадках, пасут немногочисленные отары. Уже на выезде из этой неприютной и неповторимо прекрасной местности мы забрели в гости в юрту старика Кара-Сала. Хозяева приняли нас как положено: подростки зарезали барана, женщины приготовили согажа (печень с курдючным салом), хан (кровь с солью, сваренная в кишке) и чореме (косички из желудка и кишок с жиром). Угостили чаем, сваренным с молоком и солью. И вот теперь, отяжелевшие от сытной пищи, мы сидим, поджав ноги, на ковриках по левую сторону от входа в юрту. Эта сторона — мужская, противоположная — женская, туда гостям вход заказан. Хозяин достал бутыль, налил из неё в пиалу прозрачной жидкости с чуть перламутровым блеском. Это — арака, некрепкая водка, выработанная из коровьего или ячьего молока. Её пьют по кругу; хозяин, начиная, брызгает несколько капель духам.
Чугунов, наклоняясь ко мне, тихонько говорит:
— Ты посмотри, ремешки и завязки на его седельной сумке — такие же, как на той, аржанской!
Действительно, точно такие же, только сильно истлевшие узелки были найдены в одной из могил Аржана-2. Техника их изготовления не изменилась за двадцать шесть веков.
— А ещё, — продолжает Константин, — ты заметил, что юрта стоит прямо на скифском кургане?
Очаг юрты Кара-Сала находится точно над могилой древнего воина. На одной вертикальной оси — погребённая древность, живая современность и вечный небесный мир. Сибирская Атлантида не исчезла, её только надо уметь увидеть.