Опубликовано в журнале Сибирские огни, номер 12, 2007
Воспоминания об отце
Из далекого Ангарска пришло сообщение, что Управление строительства города в связи со столетием со дня рождения нашего отца Николая Николаевича Волгина предлагает назвать одну из улиц Ангарска его именем. Инициатива ангарских строителей была поддержана Федеральным агентством по атомной энергии. Газета российских атомщиков “Атом — пресса” в свое время писала: “Н.Н. Волгин был одним из первопроходцев — создателей атомной промышленности и большой химии”. С 1955 по 1974 год он возглавлял 10-е Главное управление Министерства среднего машиностроения, на его Управление была возложена задача по строительству мощных, уникальных комплексов атомной промышленности. Работал он в непосредственном контакте с корифеями отрасли — Б.Л. Ванниковым, А.П.Завенягиным, Е.П. Славским, успешно руководившим атомным министерством почти тридцать лет. Под руководством отца построены многие крупные объекты: нефтеперерабатывающие и нефтехимические заводы, комбинаты по обогащению урана, ракетные комплексы стратегического назначения и современные города в Сибири и на Урале. Чаще Управление строило закрытые предприятия, но не только. Отец руководил строительством одной из крупнейших атомных станций в мире — Ленинградской атомной станции и города-спутника Сосновый Бор, чтона берегу Финского залива, а также нескольких научных городов, в том числе Академгородка в Новосибирске. Но если Ленинградская атомная станция была его второй и последней любовью, признавался отец, то первой — Ангарск.
Уже на склоне лет, работая над книгой воспоминаний, отец (годы жизни — 1907-1999) попытался углубиться в историю своего рода, но дальше прадеда, которого звали Степан, — не продвинулся, в крестьянских семьях мало кто вычерчивал генеалогическое древо. Но вот историю своей “малой родины” — села Едимоново на реке Волге, что “в 15 верстах от Николаевской железной дороги”, он знал хорошо и много нам о ней рассказывал. В частности о том, что плодороднейшие земли и цветущие травяные луга, простирающиеся за селом Едимоново, во второй половине ХIХ века арендовал у барона Корфа Н.В. Верещагин, брат знаменитого художника, дворянин и “сельский хозяин-практик”. Н.В. Верещагин решил создать на этих землях показательное, высококультурное земледелие, но этим не ограничился и, пройдя обучение у швейцарских мастеров сыроварения, организовал в Городне, соседнем селе с Едимоновым, в крестьянской избе первую в России сыроварню, а в 1871 году — при денежной поддержке правительства — открыл в селе Едимоново школу молочного хозяйства, а при школе — “лабораторию для практических работ по ежедневному испытанию молока”. Вот этой — первой в России — школой молочного хозяйства село Едимоново Тверской губернии и прославилось, и даже удостоилось отдельной статьи в энциклопедии Брокгауза и Ефрона. Молочная артель сохранилась в Едимонове и после революции, и одно время — в 1927-28 годах — отец был ее председателем.
Много рассказывал папа и о красивом — в готическом стиле — замке барона Корфа, стоявшем на всхолмленном участке на берегу Волги, с высокой каменной церковью, прекрасным парком. На сельском кладбище в металлической ограде — склеп-усыпальница баронов Корфов. Какая из ветвей этого старинного русского графского и баронского рода, происходящего из Вестфалии, обосновалась в селе Едимоново, сейчас уже трудно сказать. Были среди представителей этого рода дипломаты, государственные и политические деятели, видные деятели в области народного образования. Первый генерал-губернатор Амурского края тоже был из Корфов, в честь генерала от кавалерии А.Н. Корфа был назван залив в Беринговом море. Оставило это семейство след и в литературе. Барон Ф.Ф. Корф, прозаик, драматург, журналист, чей “легкий веселый слог” отмечал Пушкин, служил в русской миссии в Тегеране вместе с А.С. Грибоедовым и в своих “Очерках Персии” — по свежим следам событий — описал его трагическую смерть. Да и Владимир Набоков, “отсаженная ветвь русской культуры”, гордился тем, что предков его бабки с отцовской стороны, фон Корфов, можно проследить до четырнадцатого века.
Кто были последние обитатели замка в селе Едимонове, и как сложилась их судьба, отец не знал. Организация колхоза, затем армия, военная академия, война… Эпоха просто не давала времени, а то и не позволяла оглядываться назад. Но история рода Корфов продолжала его занимать, и объясняется это не только интересом к прошлому России и ко всему, что связано с его “малой родиной”, но еще и тем, что дом Корфов в его личной жизни сыграл немаловажную роль. После революции замок барона Корфа превратили в Дом культуры. Здесь ставились спектакли, проводились всевозможные собрания, создавались комсомольские ячейки, в Доме культуры были и библиотека-читальня, и школа, тут же были и комнаты для учительниц. Здесь наш отец, секретарь комсомольской ячейки, познакомился с молодой учительницей, нашей будущей мамой, здесь в ее маленькой, уютной комнате председатель сельского совета 19 апреля 1929 года зарегистрировал их брак, и наши будущие родители “расписались в какой-то книге”. Отсюда, из бывшего замка барона Корфа, где еще продолжала жить наша мама, отец, вернувшись из армии, нес через все село в родительский дом своего первенца, сына Леву.
Отец не раз приезжал в Едимоново — и в 70-е годы с мамой, в селе тогда еще жили те, кто учились у мамы, помнили ее. Приезжали мы в Едимоново и когда мамы уже не было, и вместе с отцом тщетно искали в Твери — в паспортных столах — хоть кого-нибудь из друзей их юности. Зашли в церковь в селе Городня, но не помолиться — отец так и остался атеистом, а, возможно, поклониться прошлому и оставить деньги на ремонт храма.
Учился отец всегда с большим энтузиазмом — и в армии, где поступил в школу по подготовке в вуз, и в Военно-инженерной академии имени В.В. Куйбышева, где преподавало немало видных ученых. По окончании Академии в 1937 году он получил диплом с отличием, подписанный легендарным генералом Д.М. Карбышевым.
“Жизнь армейца не балует, что ты там ни говори”, — отец любил это стихотворение Иосифа Уткина, часто цитировал его. Жизнь его и в самом деле не баловала, бросала на различные стройки, но это его не огорчало, он мечтал быть строителем, и с радостью открывал для себя разные уголки страны — Армения, Ташкент, Урал, Прибалтика.
На войне — с первых ее дней, во фронтовых инженерных войсках. Прокладка дорог, строительство дотов, мостов и переправ — часто под прицельным огнем немецкой авиации, участие в боевых операциях, тяжелое ранение.
А в 1945 году — живой, непокалеченный, огромное счастье для всех нас — отец вернулся с фронта домой, в Москву. И почти сразу на год мы все уехали в Грузию — в Рустави строился металлургический комбинат. А по возвращении из Грузии — снова стройки, длительные командировки по стране.
Дома о работе не говорили. Только потом мы узнали, когда уже можно было об этом писать и говорить, что отец руководил строительством и реконструкцией завода №12 в г. Электросталь, ставшим скоро в создаваемой атомной промышленности головным предприятием по изготовлению твэлов (тепловыделяющих элементов) из урана. Только потом узнали, что он руководил строительством многих атомных предприятий и городов при них в Сибири и на Урале, создавал шахтные ракетные комплексы стратегического назначения.
И только много позднее мы узнали, в обстановке какой строжайшей секретности велось это строительство. Отдавая распоряжения и приказы, направляя письма в смежные учреждения, руководители подписывались вымышленными фамилиями. В переписке были исключены слова: “уран”, “плутоний”, “атом” и некоторые другие. В служебных отчетах эти слова заменялись условными знаками и потом их вписывал от руки или сам автор отчета (отчет всегда был в единственном экземпляре), или впечатывала специально подготовленная машинистка. В паспортах иногда ставилась фиктивная прописка.
Когда 9 марта 1962 года отец был удостоен звания Героя Социалистического Труда — “за исключительные заслуги перед государством при выполнении специального задания правительства”, — указ этот был секретный и нигде не публиковался. На удостоверении Героя Социалистического Труда стоял штамп: “Действительно без фотографии”. И хотя мы, четверо детей, мало что знали в те годы о его работе, мы не могли не видеть, с какой отдачей и увлеченностью он работает, не могли не ощущать масштаб его личности. Отец — генерал-майор инженерных войск — был удостоен многих высоких наград. Он — кавалер двух орденов Ленина, двух орденов Трудового Красного Знамени, трех орденов Отечественной войны, двух орденов Красной Звезды, награжден 18-ю медалями. Что было залогом успеха? В первую очередь, очевидно, его деловые качества, его знания и его энергия.
Позднее мы поняли, что был и еще один фактор — доверие к людям. В то время на режимных предприятиях людей отстраняли от работы за малейшую провинность, а то и просто по подозрению или навету. Он помогал тем людям, чьи деловые и человеческие качества высоко ценил, и люди благодарно откликались на это доверие. Кого-то из них мы хорошо знали, а кто-то рассказал нам об этом, когда отца уже не было в живых.
И еще о секретности, штрих к портрету эпохи. В истории “Атомного проекта СССР” есть интересные страницы, связанные с участием в нем иностранных специалистов. В первую очередь — немецких физиков и инженеров, вывезенных в нашу страну из Германии сразу после окончания войны. Когда в середине 90-х годов Министерство атомной энергетики, выполняя президентский указ, сняло гриф секретности с многих документов, был опубликован один из секретных отчетов Сталину от декабря 1947 года о состоянии атомной проблемы в СССР. В нем, в частности, говорится: “На заводе № 12 (г. Электросталь) размещена и работает группа доктора Риля в составе 14 человек, из них 12 научных работников и инженеров”.
Тогда, когда подавался Сталину этот отчет, мы как раз жили в г. Электростали, и совсем по соседству, буквально через дорогу жили эти четырнадцать специалистов, каждая семья — в отдельном финском домике-коттедже. И хотя наши родители в обстановке строжайшей секретности работали на том самом заводе № 12, мы, дети побежденных и победителей, запросто играли вместе, бывали друг у друга дома, гоняли по поселку на велосипедах. Общаться нам никто не запрещал. Николаус Риль считался самым ценным “приобретением” из всех немецких ученых-ядерщиков, вывезенных из Германии, и позднее был награжден в нашей стране высокой правительственной наградой. Отец, очевидно, тоже работал с Рилем, но его уже ни о чем не расспросишь.
Отец очень любил свой дом, в котором прожил почти 50 лет и из которого мы, как птенцы из гнезда, подрастая, разлетались. В этом доме в переулке Гайдара (теперь — это снова Большой Казенный) жили многие сотрудники Министерства среднего машиностроения, у входа висит мемориальная доска в память о Б.Л. Ванникове, “атомном” наркоме, трижды Герое Социалистического Труда.
А еще отец очень любил читать, любил Пушкина, русскую классику. Но больше всего его интересовали книги по истории, мемуарная литература. Он собрал целую библиотеку воспоминаний русских и советских военачальников, воспоминания дипломатов, есть на его полке и военные мемуары Шарля де Голля. А если судить по пометкам на полях, то с особой тщательностью им была проработана книга “Итоги Второй мировой войны”. Авторы этой книги — немецкие военные специалисты, в том числе и участники боевых действий. Отец, конечно, не мог не сопоставлять свой опыт войны с их оценками и осмыслением событий 1939-1945 годов.
В начале 90-х, когда стали выходить книги серии “Неизвестная Россия. ХХ век” (архивы, письма, мемуары, ранее никогда не публиковавшиеся), он собирал эти выпуски, внимательно читал их. Его интересовали и письма крестьян в 1924-27 годах в их любимую “Крестьянскую газету” (“А почему собственно — диктатура пролетариата, — спрашивали они главного редактора газеты, тогда, в 1925 году, это еще можно было спрашивать, — ведь государство у нас рабоче-крестьянское?”), интересовали и воспоминания тех, кто работал в аппарате ЦК партии, профессионально был интересен ему фантастический до курьезности проект, направленный Хрущеву (теперь с ним можно было познакомиться воочию, в подробностях), о сооружении искусственных островов вокруг морских границ США и создании на этих островах ракетных баз. Собирал папа и книги серии “Осмысление века. Дети об отцах” — воспоминания сына Берии, сына Хрущева.
Понимая необходимость перемен в стране, перестройку и постперестроечный период отец все же воспринял нелегко. Безбрежных надежд и упований, овладевших тогда большинством людей, не разделял и тяжело переживал распад страны, падение производства, снижение уровня жизни, глубокую социальную дифференциацию. Очень тяжело переживал испытания, которые пришлось перенести в 90-е годы всей атомной отрасли и ее науке. И все же считал, что жизнь его сложилась хорошо — “ведь я прожил большую часть ХХ века”. “Благословить бы небо мог”,— цитируя А.С. Пушкина, добавлял он. Ощущение неразрывной связи со страной, с людьми, с которыми прошел войну и с которыми работал в годы, сравнимые по напряжению и ответственности с годами военного времени, поддерживало его, давало ему силы.
Подводя итоги своей жизни, отец не только написал книгу воспоминаний, но и создал фотолетопись своей жизни, жизни своих близких, товарищей по фронту и по работе, он не просто собрал в большом альбоме фотографии, но и дал пояснения к ним, иногда это только подписи, иногда подробный комментарий — чтобы эти лица, эти имена не канули в Лету. Есть в альбоме и фотографии его любимых строек, городов атомщиков, чудесные картины сибирской природы.
С особой теплотой он написал о своем друге, политруке Голышеве, погибшем на мосту через реку Мсту осенью 1941 года при налете немецкой авиации, об А.Г. Мешкове, талантливом руководителе, директоре уникального — двухсотметровой высоты — Красноярского комбината Минсредмаша, размещенного в горе, о Е.Д. Радченко, докторе наук, профессоре, директоре Всесоюзного научно-исследовательского института нефтеперерабатывающей промышленности, где отец последние годы работал заместителем директора по строительству, когда “закончилось его плавание по бурному морю оборонной промышленности”.
И отдельная страница — о Е.П. Славском, “лучшем министре среди элиты начальников”.
И еще несколько штрихов к портрету, но уже — другой эпохи. И не о секретности, а об открытости, о которой раньше нельзя было и помыслить.
В начале 90-х годов в издательстве по атомной технике начала выходить серия книг “Творцы ядерного века” — воспоминания об И.В. Курчатове, А.П. Александрове, Б.Л. Ванникове, Е.П. Славском, другие издания.
В 1995 году — к 50-летию атомной отрасли — вышел справочник “Кто есть кто в атомной энергетике и промышленности России”. В двуязычном справочнике (на русском и английском языках) представлены ведущие специалисты, ученые, в том числе ученые, занятые фундаментальными исследованиями в области ядерной физики и энергетики, менеджеры атомной науки и промышленности, а также организации Министерства Российской Федерации по атомной энергии. Отношение к “информации о себе” в отрасли всегда было традиционно настороженным, а теперь в персоналиях — адреса, телефоны, образование, профессиональные интересы и даже хобби.
А в 2005 году — к 60-летию отрасли — вышла книга “Герои атомного проекта”. Это и рассказ об истории отрасли и ее достижениях с 1945 по 2005 год, и галерея портретов людей, которые принимали участие в работах по атомному проекту, были отмечены высшими наградами Родины, но о которых нельзя было раньше написать. Есть среди них и Н.Н. Волгин.
2 декабря 1995 года довольно многочисленной семейной компанией мы приехали к отцу в подмосковный санаторий “Марфино” (когда-то это была великолепная дворянская усадьба), чтобы отметить его — 88-ой — день рождения. Гуляли по старинному парку с липовыми аллеями. И вдруг отец решил прочесть нам пушкинского “Графа Нулина”. Он останавливался, переводил дыхание, снова шел, губы из-за мороза его плохо слушались, но он все же прочел поэму до конца.
— Папа, как же ты мог все это запомнить? — изумились мы.
— Тут удивляться нечему, — ответил он. — Ведь это был мой коронный номер, когда мы с вашей мамой выступали в самодеятельности в замке барона Корфа.
Летом 2007 года мы снова большой компанией, теперь уже с правнуками нашего отца, посетили Едимоново, прошли по той самой дороге, по которой он сам ходил столько раз, прошли от того места, где стоял дом родителей отца, — туда, где был замок барона Корфа. Ни замка, конечно, ни Дома культуры давно нет, и там, где Барский Ручей (именно так его называли) впадает в Волгу, теперь частное владение, обнесенное высоким забором. Главная улица села Едимонова — ровная песчаная дорога, кое-где поросшая травой, по обеим ее сторонам еще крепкие крестьянские избы, — наверно, совсем не похожа на ту улицу в Ангарске, что будет носить имя нашего отца.
Лариса Васильева (Волгина)