Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2017
Александр Вепрёв, «Верлибров
лаборатория»
М.: «Издательство Евгения Степанова», 2017
В новую книгу известного
сочинского поэта Александра Вепрёва вошли стихи, объединенные поставленной
автором сверхзадачей, выраженной в самом названии книги. Здесь представлены
образцы многих видов верлибров: верлибр в верлибрах, или частичный верлибр; большой
верлибр, или разделенный, многочастный; афористический верлибр; и, наконец,
ноу-хау самого автора сборника — так называемый «вепрлибр».
Поклонникам этого поэтического жанра будет чем «полакомиться» в «залах
лаборатории», где «маг и чудодей» А. Вепрёв, не зная усталости, трудится над
изучением химического (или алхимического?) состава поэтического слова.
Ведь главное в поэзии — все же Слово, не важно, в какую форму оно облачено, то
слово, которое призвано добраться до самой глубины сердца читателя, ввергнув
его в эмоциональный катарсис. Выбирая жанр верлибра, поэт, как правило, отваживается на гораздо более трудный путь к этому самому
читательскому сердцу, ведь в его арсенале воздействия отсутствует мелодика,
свойственная классическим силлабо-тоническим рифмованным стихам, которые, если
они грамотно сконструированы, даже не имея особой культурной ценности, часто
сами собой запоминаются и принимаются читающими их.
В какой-то мере (и здесь хочется пойти вслед за мыслью критика Е. Сафроновой,
назвавшей А. Вепрёва «рыцарем верлибра») поэт-верлибрист
накладывает на себя — наверно, для обретения благодати Духа — своеобразную
епитимью, сковывая себя рамками определенного жанра, только кажущегося на
первый взгляд легким. «Ну а что, — скажет неискушенный в поэтическом ремесле
новичок, — просто говори все, что в голову приходит, разбивая свои мысли на
строчки (даже не на регулярные строфики), и не «заморачивайся»
над рифмами и прочими слоговыми метрами». Да нет. Неправильно. Главное в поэзии
— это, как и в любви, та самая «химия», которая либо есть, либо ее нет, если
убрать все литературные приемы, свидетельствующие лишь об уровне
профессионального мастерства.
Она, эта самая «химия», поражает все органы чувств читателя с первой же
страницы книги «Верлибров лаборатория». Особенно завидуешь тому, кто впервые
познакомится с творчеством А. Вепрёва — такой мощный эмоциональный заряд он
получит, например, от стихотворения под названием «Картофельное солнце». Оно
ослепляет, как настоящее солнце. И смотреть на него нужно, наверно, тоже
только, «когда глаза закрыты», чтобы воспринять все, чем оно трогает тебя: «как
стропы парашютиков белого одуванчика», как «оранжевый
свет» солнца, как «тонкий запах южного лета». Настоящий раблезианский
пир здоровой чувственности, представленный в книге, начинается именно с этого
произведения. Его не только глазами видишь, но и кажется, даже кожей ощущаешь:
этот жар, исходящий от солнца, моря, лета и даже от сваренной картошки,
напоминающей автору тело «молодой дородной девки».
Так же, на подъеме высокой чувственности, воспринимается автором и
стихотворчество, как фактически физиологический процесс освобождения от
носимого в себе и рождения чего-то нового: «В моей душе рождалось стройное
необычайное стихотворение, я восхищался стихом, как восхищаются курортным
романом». Что ж, есть люди, которые воспринимают роман на курорте, «на сходе
двух стихий неба и моря», как необходимую составную часть отпуска, чтоб
действительно «отпустило». Тем более под этим южным солнцем, рядом с этим миллионолетним морем, где «волна бежит за другой волной, /
а потом, напрягшись всем своим голым, мокрым телом, / как бы приподнимаясь над
морем / и раскидывая руки для объятий, — / вдруг ложится на другую волну, /
настигнув ее у берега…». В этом море, которое описывает А. Вепрёв, похоже, до
сих пор живет Афродита, а в лесах вокруг него за нимфами гоняются неистовые
сатиры. Или они уже научились притворяться обычными земными людьми: продавщицей
из магазина продуктов («Кефирный роман»), «купальниками» на каблучках» («Мой
взгляд не сгибается в локте»), «толстыми Кошельками, туго набитыми пачками
денежных купюр» (то бишь богатыми
мужчинами-отпускниками) («Кусты Дейции Вильморены»)…
Но весь этот пир чувственности — лишь декорация, внешняя оболочка того мира, в
котором на самом деле живут совсем иные персонажи. Бескрылая птица, поющая
песню о бескрылом камне, единственная, кто способна увидеть в небе «солнечную
жар-птицу, у которой никогда не было крыльев», и собака, у которой «на спине
растут крылья, как у маленького пегаса». Рыба, «похожая на солнечный блик,
вырванный из морской пучины», и зимнее море, кричащее «молочным криком».
Нищенка из подземного перехода, которая «крестилась и благословляла» подающих
милостыню, словно кланяющихся ей прохожих, и нищий на выходе из туннеля, чьи «протянутые
ноги, выставившись из задранных кверху штанин, походили на протянутые руки…».
Поэт стремится «нарисовать этот мир», не упуская из виду ни одной его
составляющей. Ведь даже если «лист оторвался от ветки и улетел в небо, … не
оторвать его от этого мира, как не оторвать волну от спокойного моря». Вот и
получается, что в верлибре мысль, Слово имеют такую ценность, что без них
стихотворения и не было бы. Недаром так много афористичности и гениального
лаконизма в лучших образцах этого жанра, которые представлены и в данной книге.
Часто А. Вепрёв в своем лаконизме доходит до того, что ограничивается лишь
несколькими образами-символами, всего несколькими словами (например, Добро,
Жалость, Зло), всего лишь комбинируя их в каждом новом отрывке по-новому, в
результате чего получается необыкновенно глубокая философская картина бытия.
Конечно, афористичности присущ тонкий юмор, и им в полной мере обладает автор
представляемой вниманию читателя книги. «Водные процедуры», «Творчество»,
«Черная чайка» и многие другие стихи заставят читателя
и улыбнуться, и одновременно грустно задуматься. А любителей верлибра книга
наверняка смотивирует на новые эксперименты в этом
жанре. Надо только помнить о главном вопросе, берясь за любое дело: «Зачем?»
Ответ на этот вопрос точно знает Александр Вепрёв. Почитайте и сами поймете
это.