Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2017
Константин Комаров — поэт. Родился в 1988 году в Свердловске. Поэт, литературный критик, литературовед. Выпускник филологического факультета Уральского федерального университета им. Б. Н. Ельцина. Кандидат филологических наук (тема диссертации — «Текстуализация телесности в послереволюционных поэмах В. В. Маяковского). Автор литературно-критических статей в журналах «Новый мир», «Урал», «Вопросы литературы», «Знамя», «Октябрь» и др. Лауреат премии журнала «Урал» за литературную критику (2010). Лонг-листер (2010, 2015) и финалист (2013, 2014) премии «Дебют» в номинации «эссеистика». Лонг-листер поэтических премий «Белла» (2014, 2015), «Новый звук» (2014), призер поэтических конкурсов «Критерии свободы» (2014), «Мыслящий тростник» (2014). Участник Форума молодых писателей России и стран СНГ в Липках (2010, 2011, 2012, 2014, 2015, 2016). Стихи публиковались в журналах «Звезда», «Урал», «Дети Ра», «Гвидеон», «Нева», «Новая Юность», «Волга», «Бельские просторы», «День и Ночь», различных сборниках и альманахах, на сетевом портале «Мегалит», в антологии «Современная уральская поэзия» и др. Автор нескольких книг стихов. Участник и лауреат нескольких поэтических фестивалей. Живет и работает в Екатеринбурге.
* * *
Ни сложить, ни разделить, ни вычесть,
севший мозг — плохой алгебраист,
иссякает полая нервичность,
из которой все стихи брались.
Если б это высказать словами,
но во рту такие не растут,
чтобы метеорами сновали
между пастернаковских простуд.
И немой да нехороший хоррор
длится в оглушении бухом,
каждый вдох дробит дыханья хорду
и в виски стучится обухом.
Я дышу, но в никуда как будто,
злую спесь безвольно приструня.
Что ж ты, бог мой, не находишь пульта,
чтобы нафиг вырубить меня?
* * *
Открытая дверь — это повод к закрытой двери,
закрытой двери открывать себя вовсе не треба.
И если ты можешь, то через нее говори,
а если не можешь — молчи и заглядывай в небо:
оно нестабильно, оно набухает грозой,
но губы захлопнув с устойчивым устричным стуком,
срубив телефон и дверной расцарапав глазок,
ты можешь рыдать над бесхозно кромсаемым луком.
И слезная оптика — нежной аптека души
тебе завсегда прикипеть к ареалу поможет.
Но срезав с тебя самый спелый и тучный ушиб,
слеза остальные тотчас меж собой перемножит.
Закрытая дверь не способна тебе прищемить
ни зренье, ни слух, ни аорту, ни локоть, ни палец.
Земля дребезжит — это бешеный бьет в днище мир,
и сохнут глаза, ближе к ночи послушно слипаясь.
* * *
Наверно, стоит быть добрее,
поменьше пить, побольше спать
и не считать расподобленье
за окончательный распад.
Сказать себе — ты не дури там, —
и на шелках высоких сфер
метафизичным сибаритом
возлечь навек a-la Бодлер.
Возможно, стоит быть построже,
и память без толку не мять,
и не давать постыдной дрожи
в истерики себя вгонять.
И жизнь покатится по рельсам,
пока не оборвет ее
на розыгрыш первоапрельский
похожее небытие.
И сложатся годов обрезки
В одно немое не мое.
* * *
А жизнь очень коротка,
а между строк — несметна.
Я видел два живых цветка
за пазухой у смерти.
Она шла с ними под дождем
и чуть дождя касалась.
Я абсолютно убежден,
что мне не показалось.
С тех пор я очень молчалив
и сумрачно непрочен,
но силою густых чернил
везде рассредоточен.
И мне не страшно наяву
идти к себе кругами
и видеть, как не-я живу
в безглазой амальгаме.