Айлин Майлз, «Избранное Избранное»; Вадим Жук, «Ты»
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2017
Айлин
Майлз, «Избранное Избранное»
М.: Русский Гулливер, 2017
Айлин Майлз крайне
скудно представлена в информационном российском
пространстве. Выдающегося американского поэта нет и в Журнальном зале. В
последнее время, между тем, она стала культурным символом Америки, как,
например, Чарльз Буковски, Том Уэйтс
и Элвис Пресли. Известна, кстати, она и тем, что в 1992-м баллотировалась в
президенты США.
Книга «Избранное Избранное» фактически первая попытка
представить Майлз российскому читателю. Составила
книгу и перевела стихи Анна Гальберштадт.
Айлин Майлз родилась в пригороде
Бостона в семье иммигрантов. Мать одна растила троих детей после ранней смерти
от алкоголизма мужа. Стихи начала писать по ошибке, когда преподавательница в Массачустском университете попросила учащихся написать свою
версию «Ада», Майлз, единственная, написала стихами.
Но в случае с ней биографию поэта можно изучать по ее стихам.
Я родилась в Бостоне в
1949. Я никогда не хотела
чтобы этот факт был кому-то известен, на
самом деле, я провела лучшую
половину моей взрослой
жизни, пытаясь замести следы своей юности
под ковер и жить жизнью
которая отчетливо принадлежит только мне
и не зависела бы от истории моей семьи…
Айлин Майлз — поэт,
который выстраивает свою жизнь, полностью подчиняя ее своим амбициям: «Нет
никого амбициознее молодого поэта. Чувствуешь себя
всесильной. Как будто у тебя биполярное расстройство, и ты на пике мании. Это
бесит поэтов постарше — а это, при определенном складе характера, делает тебя
еще более наглой, развязной и тщеславной». Эти слова объясняют многое в ее
биографии и стихах. Стихи для Майлз — это, помимо
всего прочего, возможностью выразить протест. Он может касаться личной жизни и
общественной. Как пишет переводчик книги Анна Гальберштадт,
«с ярко выраженным инстинктом справедливости — она защищает людей, болеющих СПИДом, собак, волков, которых истребляют в Америке…»
В начале семидесятых Майлз переезжает в Нью-Йорк, где
общается с себе подобными
талантливыми изгоями традиционного общества — художниками, поэтами, аферистами.
Алкоголь и нетрадиционная любовь становятся ее постоянными спутниками.
Майлз честно и откровенно пишет о том, что ее в
данный момент волнует, тревожит или раздражает. Не пытается кого-то шокировать.
Просто ее пределы откровенности простираются гораздо дальше, чем у других.
Я всегда голодна и хочу секса.
Это факт.
По сути дела
Новомодное необработанное
Арахисовое масло
Ни к черту не годится
Иногда Майлз использует известный прием «В саду бузина, в Киеве — дядька».
Рильке ездил
в дома творчества.
У моего тела нет
подруги.
Океан — это уйма
маневрирующих
штук.
Каждое стихотворение Майлз — это как длинный
выдох. А перед выдохом не думают. Потому она и кажется такой естественной и
узнаваемой. За каждым стихотворением стоит работа. Но запах пота не ощущается.
Приведу стихотворение «На смерть Роберта Лоуэлла». Его трудно, точнее, легко
анализировать. Автор все сказал. Там нет двойных и тройных смыслов. Но в данном
случае они не важны. Как объясняет в предисловии писатель и журналист Маша
Гессен, «периодически внешний мир, так мало соответствующий внутреннему
восприятию, просто посылается на…»
На смерть Роберта Лоуэлла
Ааа, мне плевать.
Он был седой мужик
предельно бесчувственный
и нечеловечески озабоченный
своей воображаемой болью.
Хотя, почему я знаю,
терпеть не могу мерзких васпов.
Мужик был сумасшедший.
Записался на семестр в Мак Лин.
Роскошная постройка в сосновом лесу
с обслугой из хиппи.
Рэй Чарльз там
как-то отдыхал.
И Джеймс Тейлор…
Мы же знаем, знаменитости все чокнутые.
Возьмем Роберта Лоуелла:
Старый седовласый
дурень облезлый
Умер на хер
Лирическая героиня Майлз — непокорная, часто
вздорная и не лезущая в карман за словом женщина. Она прямо говорит о своем
отношении к человеку или предмету. Она постоянно в поисках каких-то смыслов.
При этом остается удивительно целомудренной, цельной и самодостаточной,
что редкость среди поэтов, натурой.
Переводчик книги Анна Гальберштадт сделала невозможное: передала «дух и букву» поэзии Айлин Майлз. В итоге перед нами
живые стихи современного американского поэта.
Вадим Жук, «Ты»
М.: Век информации, 2016
Как сказано в аннотации, «в новый сборник известного актера, сценариста и
поэта вошли произведения, написанные им за последний год». Интересно, что в
перечне жизненных «ролей» Жука, профессия артист идет на первом месте, а поэт —
на третьем. Между тем, его стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Знамя»,
«Октябрь», «Арион»…
В сборнике Вадима Жука преобладают стихи, которые называют ироническими. Но он
также тонкий философствующий лирик, который задумывается о важных для человека
вещах и откровенно делится этим с читателем. Как и любого другого, его волнуют
бытийные смыслы. И проговариваясь о страшном, он
преодолевает страх смерти и будущего.
Сон — ожиданье — долгая Итака.
Спит женщина, дитя, цветок, собака.
Затем и бодрствую, затем среди морей
Веду корабль из Осипова списка,
Чтобы не разбудить, возникнуть у дверей,
Чтобы у пса не пустовала миска,
Чтобы дитя раскрылось, как росток,
Чтобы откинула проснувшаяся полог,
Чтоб хлынул на цветок живой воды поток,
И день грядущий оказался долог.
Используя детали современного российского быта, Жук снижает пафос трагического.
Посмотрим, как ты будешь угасать.
Как смерть твоя у притолоки станет,
Как с обходными будешь ты листами
Метаться и нигде не успевать.
И заканчивается это стихотворение строками, которые могут много сказать тому, кто хоть раз представлял себе сценарий своего Ухода. Или просто видел смерть.
Но встретишь взгляд, вчера еще родной,
Сейчас жестокий и несправедливый,
И ждущий жадно и нетерпеливо,
Когда же смерть подпишет обходной.
Иронические стихи принято воспринимать как несерьезные. И многие авторы
подобных стихов, действительно, не идут дальше шуток и поверхностных
подтекстов. Они словно рассказывают лирическим языком анекдоты. И к поэзии это,
естественно, часто не имеет никакого отношения. Вадим Жук в лучших своих стихах
счастливо избегает подобного.
Автор обращается и к самым мрачным страницам российской истории:
Все, кто кричал «Карету мне, карету»,
Попали под конвоем в «воронок».
Известный поэт Бахыт Кенжеев
в одном из интервью как-то сказал, что для поэта очень важно быть религиозным
человеком, признавать высшую силу. Только тогда его строки станут по-настоящему
достоверными и убедительными.
Поэт не раз упоминает Бога и обращается к нему.
Мы думали, что мы в руках друг друга,
А мы в Его руках.
В другом стихотворении он пишет: «Я существую, следовательно, я умираю.». Это экзистенциальная поэзия. Темы его поэзии — общие и
очевидные для поэта. Любовь и смерть, дружба и вражда, ревность и нежность,
негодование и любование другим человеком… Но каждую из
них он решает по-своему, находя новые краски и образы для выявления тех
особенностей бытия, что не замечаются другими.
Автор подмечает многое из того, что происходит вокруг. Вот как он пишет о коте:
И, кажется, рванет со старта,
Два месяца перелетит
И вцепится в затылок марта,
И март, как птичку закогтит!
Образ кота, вцепляющегося в затылок марта, запоминается. Кто же не встречал
весной таких котов, обуреваемых любовными страстями! Если говорить серьезно,
Вадим Жук говорит об обычных, казалось бы, вещах, но при этом умудряется
сказать и о большем.
На мой взгляд, автор (или издатель) не уделил должного внимания составлению
книги. Она бы выиграла, если стихи были бы разбиты на разделы, объединенные
либо тематически, либо хронологически. Это помогло бы читателю уловить и
уложить в себе идею книги. Не говоря о том, что рядом расположенные тексты
способны как усилить, так и ослабить эффект от прочтения их друг за другом. Но
соседство стихов, в одном из которых пишется об острогах и «воронках», в другом
— о мартовском коте, представляется мне не только неудачным, а просто
некорректным.
Стоит помнить, что стихи написаны не только поэтом, но и артистом. Я слушала
стихи Вадима Жука в Нью-Йорке. Он прекрасно декламирует свои тексты. Стихи
Вадима Жука эмоциональны. Он использует не затертые образы и метафоры для
выражения своих эмоций. В них много свежести и искренности. Лирический герой
его стихов прожил долгую жизнь, но сохранил в себе главное — удивление перед
жизнью.