Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2016
Жан Фоллен,
«После всего»
Перевод с французского Александра Давыдова.
Комментарии, М.: 2015
Как говорится в анонсе к книге, Жан Фоллен — один
из крупнейших французских поэтов и прозаиков второй половины XX века, лауреат
Премии Малларме, Большой поэтической премии
Французской Академии… Это — первая его книга в
переводе на русский язык. В послесловии говорится, что, общаясь с
писателями-сюрреалистами, «он отличался полной творческой независимостью». Что
ж, не ища влияния каких-то направлений искусства и литературы на его
творчество, наверно, легче будет сделать попытку понять его книгу, хотя, как
следует из того же послесловия, интерпретация его сочинений всегда вызывала
затруднения у критиков и филологов. В данном случае трудность заключается и в
том, что эта книга — перевод, хотя, надо признать, в литературном плане к
переводчику нет никаких претензий. Но ведь, как говорил один из величайших мастеров
перевода В. А. Жуковский, «переводчик в прозе — раб, а переводчик в стихах —
соперник»…
Впрочем, оставим сомнения и постараемся вникнуть в творческий мир французского
поэта. Что поражает меня, как читателя, прежде всего, так это
то глубокое потрясение от всего, что видит лирический герой Жана Фоллена вокруг себя. Как медвежатники, прошу прощения за
столь непоэтическое сравнение, спиливают наждаком кожу с кончиков пальцев, чтоб
проникнуть в сейф, так и поэт, кажется, сдирает с себя кожу, чтоб видеть,
ощущать жизнь настолько остро, насколько это только возможно.
В предместьях слышатся
стенанья прессов
давящих виноград
и в годы войны не смолкавшие.
На кромке ранящих трав
неудачливый лис
полунагая картежница
пустая корзинка
унылый путь
прозвучавший вопрос.
От стихотворения к стихотворению слышатся эти вопросы — кому, о чем? Да и
требуют ли они ответа? Видимо, поэт не ставит перед собой такую цель. «Все
недосказано / с обворожительной прямотой». Его верлибры напоминают серию
застывших кадров некой старинной кинопленки. Они, возможно, и объединены
каким-то неуловимым замыслом автора, но если их соединить в фильм, то возникшее
общее убьет очарование отдельных фрагментов, каждый из которых несет в себе
уникальную смысловую, звуковую, живописную нагрузку, настолько сильную, что
может существовать один, имея свою глубокую историю, можно сказать, судьбу,
умещающуюся в 10-12 строк.
Как в каждом стихотворении умещается целая маленькая вселенная, так и в героях
этих стихов зачастую живет все человечество: «На просторах / унылой деревни /
бредет человек / словно чтобы явить себе одному / не
напоказ / целиком человечество». Поэтому и герои верлибров Фоллена
не каретник, который «думает / если б вдруг пропало бы
колесо / я познал бы истинный покой», не «седой умерший плющ», который «в
сумерках / овладевает стеной будто накипь», не «защищенный», который
«подкармливает / настырную крысу / чтобы та не сгрызла его книги». Все они —
суть «вещи и существа» — символы: «Кресты каменные / деревянные
как и листва / пребывают: символы времени».
Лирический герой Жана Фоллена и Время — яркие
антагонисты. Герой склонен к напряженнейшей для ума и
сердца созерцательности — время со своими вечными катаклизмами постоянно
отвлекает его от этого занятия: «длится погоня за единственным человеком /
ускользающим лабиринтами / и руинами / поскольку так и
не сумел / свыкнуться с этим временем». Кажется, лирический герой вообще не
сумел свыкнуться с естественными законами жизни. И движение времени вперед все
время заставляет его оглядываться назад, к чему-то вечному и неизменному. Он
словно живет «на излуке пространства и времени / где шевелится прошлое».
Прошлое, память, воспоминания — им придает поэт особую ценность. Они навсегда с
человеком, хочет ли он того или нет: «Многие / не хотят вспоминать
/ но забвенье никогда не бывает полным». «Он молится /
чтоб не подверглось разору / это время истины / которое он уверен знакомо /
просторным домам / вечно распахнутым. / Он твердит что
лучше всего сочетались / на морском берегу черные водоросли / барбарис / живые
изгороди / розы в цвету». Вот почему одним из самых страшных образов у Фоллена является война, она — смерть, она разрушает,
мучает, она скучна и неплодотворна, она самый главный ужас, отнимающий надежду
и смысл жизни: «еще бывает что одновременно / пальцы того кто страшится гибели
/ хрустят во мраке затишья / силясь не упустить надежду». Созерцатели у Фоллена те, кто и может спасти этот мир, ибо они «не
покусятся на совершенство / ни даже на / мельчайшую мошку
/ карабкающуюся по их руке».
Недаром так много у поэта строк о детях. Детство — начало жизни, не ведающее,
что может когда-то наступить конец. Мир, который столь противоречив, утомителен
и враждебен для взрослого человека, понятен именно ребенку, потому что он не
рассуждает, он просто живет.
Когда сумерки поигрывают
своей облачной плотью
заметно что пламя трав
дымками курится
цветами порастают лощины
остается довольно света
чтобы мальчик
в серенькой блузе
уткнувшись в колено
завязал распустившийся шнурок
без лености проживания жизни
безо всякого легкомыслия.
В мире Жана Фоллена есть свои законы. Если следовать им, поймешь, что не так уж они и оторваны от законов реального мира. Лирический герой поэта — только с виду загадочный отшельник. Он просто всеми своими талантами — и талантом видеть, и талантом говорить — пытается обратить внимание людей на вечную истину: что жизнь создана на земле для жизни и красоты, а не для смерти и уродства. Жизнь не имеет конца, если
В сумерках
вышивальщица
продолжает труды свое рукоделье.
На столе в продольном разрезе —
коричневая чашка
и рядом божья коровка.
Исподволь творится красота
будто из холода
исполинского цеха
что высится над провалом поросшим бессмертником.
Ольга ДЕНИСОВА