Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2016
Александр Карпенко в «Журнале ПОэтов» (№ 4 / 2015) предстает в несколько необычном для себя амплуа — верлибриста.
Раскопки времени
Я блуждал по лабиринтам города,
Заживо погребенного —
И затем раскопанного.
Я пил из амфоры святотатства.
Пыль прошедших эпох
Посыпала мне голову пеплом.
Что ищешь ты в недрах земных,
Мертвый Город?
Неужто и впрямь
Время — самая могучая из стихий?!
(Не сбивай меня, Татуировщик
Печали!)
Я бродил по мертвому городу,
Как будто листая страницы
Повести своей жизни.
Не погребает ли
Давно потухший,
Но денно и нощно действующий
событий
Трепетные города нашего прошлого?
Не такова ль судьба всего сущего?
Все это можно прочесть в своем
сердце.
Прочесть —
И присыпать пеплом
Свежих переживаний,
Чтобы смочь
Идти дальше.
Я считаю, что Александр Карпенко — очень талантливый человек, лирик
есенинского накала страстей, недаром его поэзия так любима прекрасной половиной
человечества. Иногда может показаться, что стихи Карпенко просты,
незамысловаты, что он не владеет широким диапазоном поэтических практик. Это не
так. Карпенко пишет разные стихи, в разных стилях, ему, феноменально
образованному и начитанному человеку, не чужды ни верлибр, ни заумь, ни
анаграмматическое письмо. Фактически существует как бы несколько поэтов в лице
одного Александра Карпенко. Для каждой аудитории — свой.
Но даже и в прозаизированном верлибре Карпенко
остается лириком, бесстрашно открывающим свою душу читателю. Более того, в
верлибре Карпенко свой выверенный ритм, «спрятанные» рифмы (например,
погребенного—раскопанного), то есть некий синтез стилей, что для меня особенно
интересно.
В журнале «Дон» (№ 10–12 / 2015) особенно запомнилась подборка ранних стихов
известного поэта из Перми Юрия Беликова. Уже тогда, в семидесятые года прошлого
века, Юрий Беликов отличался своим неповторимым почерком, эпическим размахом
мысли, версификационным мастерством. Вот, например,
стихотворение, датированное 1978 годом.
ВРЕМЯ ЧЕРНОВИКОВ
Над землею опять сквозняки.
Добавляется листьев пожухлых.
Словно в доме каком нахожусь я,
где пластами — черновики.
Здесь живет гениальный художник,
что бездарным считает себя.
А иначе с чего под подошвы
сыплют лист сквозняки сентября?
Лес ведет себя очень несдержанно.
Испещряя чернилами красными,
он читает листву пожелтевшую
и сердито ее отбрасывает!
Вырывает и вновь перечитывает,
потрясенный строкою слабою,
и, раскрывши листочки чистые,
переписывает набело.
Что ты пишешь такого, природа,
если лист мне прочесть не даешь?
Ты, как будто боишься чего-то,
преднамеренно все изорвешь.
Не о нас ли строчишь в укоризне
и к листве беспощадна как раз
за ущерб той возвышенной жизни,
о которой готовишь рассказ?
О, сроднимся хотя бы на миг
перед лесом, что нас отражает
и страдает за тех, кто мешает
написать ему свой чистовик!
Неожиданны рифмы: пожухлых—нахожусь я,
себя—сентября; глубока (хотя, возможно, и не нова) пантеистическая идея
стихотворения, виртуозно ее воплощение.
А «над землею опять сквозняки».