Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 5, 2015
МОНОЛОГ О ВЕЧНОМ
Подборка Джулии Демидовой «Оставайся моей тоской» («Зинзивер»,
№ 3 / 2015) — вторая, опубликованная в «Зинзивере».
Но первая, в которой она, в прошлом москвичка, представляет город на Неве. Хотя
ее поэзия мне всегда казалась питерской — отдающей туманами и моросью
непрекращающегося дождя, где сливаются в единое целое русское духовное начало и
европейская традиция жизни.
Стихи Джулии — непрерывный монолог, не рассчитанный на слушателя (во всяком
случае, это не главное), это самопсихотерапия,
дерзновенная попытка понять себя. Очевидна и стилевая перекличка с Мариной
Цветаевой — потому, видимо, достаточно часты соответствующие цитаты-эпиграфы:
* * *
Жнец — милосерден: сожнет и свяжет,
Поле опять прорастет травой…
М. Цветаева
Вызрело, вымокло кровью раскрытых предсердий:
я ряд продолжаю, только-то и всего.
На перекрестье дорог — Возница, будь милосердней
и кратким путем довези до Царствия Твоего.
Или другой покажи — по осоке и щебню,
так, как сейчас, с перекрестья дорог, преклоняясь, иду.
Зерна горчичные! — веруй: я спею и крепну,
чтобы занять свое место
в ряду.
МЕЖДУ ТВЕРЬЮ И ЛЮБОВЬЮ
Анна Сургур — тоже не исконно санкт-петербургский
автор, она переехала в северную столицу из Твери, которая, как известно: «в
Москву дверь». В случае Анны зов сердца направил в противоположную сторону — в
сплетения поражающей воображение архитектуры, ореола поэтических эманаций,
объятий мужа, наконец.
Подборка «Научилась в осени жить» («Зинзивер», № 3 /
2015) не вполне характерна для автора. Историк по образованию, Анна вплетает в
повествование много конкретно-географических особенностей.
Когда-то, работая над вступлением к дебютной книге Анны Сургур «Четырехлистник», я
обратил внимание на наивное в смысле литературной изощренности, но искреннее
стихотворение, разграничивающее ее тверское и питерское бытие:
«Отнял у меня город.
Все, он теперь ревнует.
Взгляд. Равнодушье. Холод.
Лед вместо губ целую.
Мост. Берега четки.
Бетонное коромысло.
Маленькая девчонка.
В этом стихотворении, после более четверти века жизни в Твери, звучит то,
что потерялось в повседневности, было обыденным и не таким-то дорогим. Но все
обостряется, когда подходишь в некой точке. То ли — невозвращения. То ли —
взросления. Что, в принципе, одно и то же.
Это признание в любви, помноженное на расставание с детством и с этой самой
любовью».
Сегодня ее стихи выглядят более отстраненно и филологически обточенно:
Город, словно готов
шагнуть
Прямо в воду. И не дышать.
Камень-гром и Невы хомут.
Эх, пропащая ты душа….
Оттого ли, что взрослая жизнь душит детские эмоции и разрыв происходит уже не с жизнью «до» (да и всем в совокупности), а где-то на подсознательном уровне, на подкорке — и скрыт даже от всепроникающего любопытства?