Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2015
Александр Файн,
«Так это было»
М.: «Вест-Консалтинг», 2013
Писателей, обращающихся к советскому прошлому, немало, и тема не нова — с
момента распада СССР и, как следствие, начала пересмотра наследия ушедшей эпохи
прошло не одно десятилетие. Однако Александр Файн, в
семидесятилетнем возрасте начавший писать рассказы о судьбах советских людей,
вовсе не выглядит «одним из». С первой же книги
«Мальчики с Колымы» он показал себя состоявшимся, зрелым прозаиком и уникальным
художником. И хотя его предпоследняя книга названа «Так это
было» (в этом году вышел сборник избранных произведений А. М. Файна «Дороги, жизнь». — Ред.), Файн не дает прямых оценок историческим событиям; в фокусе
его внимания — преломление личного пути человека в контексте эпохи, главная
героиня его рассказов — судьба.
Мир, (вос)созданный
Александром Файном, очень вещный, почти осязаемый;
материальное предстает носителем памяти. У Файна
часто встречаются как бы опредмеченные портреты:
облик человека вырисовывается через какую-то деталь одежды или особенность
внешности — «родимое пятно на правой щеке», «теплые пухлые руки»; причем такой
деталью сопровождается упоминание каждого человека — пусть даже он появляется
на страницах рассказа только в одном эпизоде. Выражение чувств героев, как
правило, прописывается через их внешнее выражение — жесты, мимика, язык
телодвижений. Файн скуп на эмоциональные подробности,
но от этого его проза производит больший эффект — он не описывает чувства, он
будто не дает персонажам ни сил, ни времени отдышаться, опомниться, осознать,
что с ними происходит. Динамичность повествования чувствуется даже на уровне
оформления текста: предложения короткие, емкие, удары точные, меткие, ни одного
лишнего слова, между абзацами нет интервалов. Читателю остается самому
расставлять паузы — и задумываться, всегда ли есть такая возможность.
«…Фёдор встал из-за стола достать рюмки и судорожно
схватился левой рукой за горло. “Скорая” приехала на редкость быстро.
— У него, милая, инфаркт, — сурово изрек немолодой седоватый врач. — На
госпитализацию, милая, без разговоров и слюней. А то за цветами придется идти.
Бледная Маша, прикрывая обеими ладонями рот, шла по двору за носилками».
(«Медаль».)
Герои Файна — не безвольные «винтики», вписанные в
общую схему, но личности. Неслучайно в рассказах так много имен, причем полных
(ФИО, домашние прозвища, клички). И каждому человеку писатель дает право
голоса. В рассказе «Не оступись, доченька!» Файн
описывает отношения начальника лагеря и заключенной, не разводя персонажей по
разные стороны баррикад: с обоими судьба сыграла злую
шутку, оба — осужденные. Эта встреча многое значит для них: начальник выбрал
эту женщину в качестве любовницы, но она оказывается способной тронуть его
сердце. И он отпускает ее со словами: «С тобой и узнал, что это такое».
Критики называют книги Александра Файна не иначе как
«энциклопедиями советской жизни». После каждого рассказа — вереница авторских комментариев.
Здесь переводы на русский с идиш и польского, толкование
блатных слов, краткие сведения об исторических личностях и событиях.
Временной диапазон прозы Файна — от Гражданской войны
до современности. Некоторые сноски на первый взгляд кажутся лишними: кому
сейчас нужно рассказывать, что такое «дело врачей», кого называли Отцом народов
и кто такая Фаина Раневская; нынешние десятиклассники все это слышат на уроках
истории. Но, вчитываясь, понимаешь: скоро и это нужно будет объяснять. Остро
чувствуется авторское отношение к прошлому как к чему-то стремительно и
необратимо ускользающему; отсюда — склонность Файна к
точным деталям, историческим и краеведческим справкам, датам, цифрам,
географическим названиям. Вспоминается поэма Сергея Завьялова «Рождественский
пост», где сводки новостей, прогнозы погоды, отрывки из церковного календаря,
даты появляются прямо в поэтическом тексте — и, попадая в художественную
реальность, преломляются в ней: сухая цифирь из справочника оживает, и читатель
начинает чувствовать и понимать, что за ней стоит. На грани документалистики
и художественного вымысла рождается новая форма, в которой ни автору, ни
читателю не нужны оценки — настолько сложным и неоднозначным видится мир. Файн способен вызвать желание не проанализировать и
осудить, а понять; и это, пожалуй, его главное достоинство как художника.
Эпоха прошла, но нельзя сказать, что того мира больше нет — ведь он продолжает
жить в нас. Поэтому смысловой вектор прозы Файна
направлен не в прошлое, однако и не в настоящее и не в
будущее. Его рассказы находятся вне временных
координат, потому что Файн, как и всякий талантливый
писатель, — выше исторического момента; он раскрывает в частном — общее, в
жизни одного человека — судьбу целой страны, в единичном и неповторимом моменте
— отголосок вечности.
Дарья ГРИЦАЕНКО