Андрей Ширяев, «Латинский камертон»; Клайв Стейплз Льюис, «Хроники Нарнии»; Джон Голсуорси, «Конец главы»
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2015
Андрей Ширяев, «Латинский
камертон». Неоконченная книга 2012-2013.
Санкт-Петербург, Амфора, 2014
Поэзия — это тщательная настройка души и звука. Но бывает так, что такая
настройка словно бы дана человеку изначально, и космос просачивается в душу
сквозь темя. В лирике Андрея Ширяева много музыки, философии и эзотерики. А еще
в его стихах много жизни. Переживая — осмысливаешь. Невзирая на долгую жизнь в
Латинской Америке, у Ширяева — самое что ни на есть «европейское» мироощущение.
Это романтик, вроде Сент-Экзюпери, нашедший в жизненных приключениях «и жизнь,
и слезы, и любовь». Он всегда на острие постижения — невероятно цельный
человек, монолит. В нем слилось много разнообразных щедрот природы, и все эти
дары он умел превращать в поэзию. Ширяев — не расщепляем, геометрия его образов
— не линейна. Он задыхается в словах… объясняется в
любви безнадежно больному миру. Он умел сочетать в себе «еретическую простоту»
с «цветущей сложностью». Наверное, так писал бы Пушкин, живи он в XXI веке.
«Все во мне и я во всем» — эти тютчевские слова как
нельзя лучше подходят к лирике Андрея Ширяева. Нестандартный уход из жизни
только усилил интерес к его жизни и творчеству.
«Латинский камертон» подается книгоиздателями как «незаконченная» книга. Но это
не совсем так. Андрей Ширяев открывает свою последнюю обойму стихов «Эпилогом»,
словно бы сразу с нами прощаясь, а дальше — уже начинается бесконечность. Как у
Гамлета: «Дальше — тишина». Поэт не знает, на каком стихотворении оборвется его
земная жизнь. Незаконченность — символ бесконечности. А бесконечность у
«Латинского камертона» — еще и внутренняя, обусловленная магией и
универсальностью вошедших в книгу стихотворений, наполненных завораживающей
музыкой сердца.
Поэт — это всегда феномен языка, необыкновенной лингвистической одаренности. Он
выбирает наиболее точные слова для выражения чувств. Андрей Ширяев — поэт для
гурманов слова. Он не срывается на крик, не бьет в социально-гражданский набат,
как, например, другой поэт, тоже не так давно покинувший нас — Лев Болдов. Нет более непохожих друг на друга поэтов, чем Болдов и Андрей Ширяев. Объединяет их разве то, что они
жили, как хотели, и умерли, как хотели — каждый выбрал себе смерть по вкусу.
«Эзотерика Ширяева не герметична, а распахнута в жизнь, и там все это
переплавляется в поэзию», — так высказалась о лирике Андрея Ширяева поэт
Светлана Максимова, которая тоже какую-то часть жизни прожила в Южной Америке.
АНДРЕЙ ШИРЯЕВ
В далекой дали, за орбитами планет
танцует женщина, похожая на свет.
А рядом — там, где сушится белье,
танцует свет, похожий на нее.
Играет сын, похожий на нее.
Кружится мир, похожий на нее.
Танцует женщина. И на ее плече —
танцует космос в тоненьком луче.
Клайв Стейплз Льюис, «Хроники Нарнии». М., Эксмо, 2014
Клайв Льюис — один из немногих писателей,
одинаково великих как в детских, так и во «взрослых» своих произведениях. А
«Хроники Нарнии» по своему потенциалу способны
охватить самую широкую читательскую аудиторию. Не случайно все эти повести
часто экранизируются и ставятся на театральной сцене. «Нарния»
так бы и осталась, возможно, сугубо детским произведением, если бы автору,
христианскому проповеднику по профессии, не пришла в голову сногсшибательная
мысль рассказать в рамках детского произведения историю Иисуса Христа. И он
сделал это настолько талантливо, что после прочтения книги Льюиса у меня
возникла концепция «бога-внука». Есть Бог — отец, Есть Бог — сын человеческий
Иисус Христос. А все литературные отражения Иисуса Христа — это уже бог — внук.
Можете представить себе дерзновенность этого английского писателя, который,
будучи проповедником (по идее, такой человек обязательно должен быть
богословом-догматиком), вывел Иисуса Христа в образе царя зверей Льва. Сам Клайв Льюис на назойливые расспросы журналистов о том, как
он пришел к этой идее, отвечал, что первоначально никакого христианства в книге
не было. Уже по мере работы над произведением некоторые аспекты мировоззрения
автора проникли (независимо от его желания) в эту замечательную сказку. Как ни
парадоксально, художественное слово работает порой более талантливо, достоверно
и эффективно, нежели прямая проповедь в церкви.
Вопрос риторический: за кого отдал жизнь Иисус Христос? Бытует мнение, что Он
погиб за нас с вами, людей вполне добропорядочных и благочестивых. Но нет! Он
отдал жизнь за худшего из людей! За грязного предателя Иуду. И здесь, в
«Хрониках Нарнии», Аслан, Великий Лев, жертвует
жизнью во имя худшего из людей. И этим все искупает. И в этом — величие
подвига. Отдать жизнь за лучшего, наверное, было бы
попроще. А вот для того, чтобы отдать жизнь ради возможности исправления и
возрождения худшего из худших, необходимо
принципиально иное мышление. Необходимо, чтобы глубина срослась с высотой. И
это делает в своем гениальном, не побоюсь этого слова, произведении английской
писатель середины ХХ века Клайв Льюис. Книга дает новый
взгляд на мир вообще и христианство в частности. Лев добровольно идет на смерть
ради одного-единственного человека, к тому же предателя. После своего
воскрешения Иисус-Аслан уже немножко другой. После крещения смертью все мы
становимся немного другими. Можно сказать, что художественное решение «Хроник Нарнии» наплывает на историю жертвоприношения Иисуса
Христа. Однако судьбы предателей в реальной метаистории и в художественном
произведении разнятся. Как мы знаем, Понтий Пилат не дал Иуде Искариоту ни одного
шанса исправиться. А вот маленькому человеку, юноше, предавшему своих друзей в
«Хрониках Нарнии», было даровано высочайшее прощение.
Джон Голсуорси, «Конец главы». Санкт-Петербург, Азбука, 2014
Английские спецшколы моего детства прививали нам любовь к Англии, ее
культуре, и, надо сказать, очень в этом преуспели. Читать Джона Голсуорси, даже
не в подлиннике — сплошное удовольствие. Мягкий английский юмор, остроумные,
вовсе не чопорные представители английской аристократии. Сюжеты возникают у
писателя потому, что люди живут, и с ними все время что-то происходит. И у
читателей складывается обманчивое впечатление, что сюжеты автором не выдуманы,
а взяты непосредственно из жизни. Джон Голсуорси знал о человеческих страстях
не понаслышке. Он был влюблен в жену своего двоюродного брата и десять лет
тайно с ней встречался. Регистрироваться в гостиницах любовникам помогало то
обстоятельство, что Ада по паспорту тоже была Голсуорси. Впоследствии она стала
его женой и музой. Помимо романов-эпопей, Голсуорси писал также пьесы, критику,
эссе и даже стихи. Был одним из основателей и первым руководителем ПЕН-клуба. Присужденную писателю Нобелевскую премию по
литературе он так и не смог получить. Помешали болезнь и последовавшая вслед за
нею смерть. «Конец главы» — это последняя книга Голсуорси, продолжение и
завершение знаменитой «Саги о Форсайтах».
Во второй части своей последней трилогии Голсуорси создает удивительно
привлекательный в своей противоречивости образ поэта Уилфрида
Дезерта. «Падший ангел», как охарактеризовал его один
из персонажей романа. «Пустыня в цвету»
(Flourishing Wilderness) —
так называется «срединный» роман трилогии. Слово «пустыня» аукается еще и в
фамилии главного героя (desert — по-английски
пустыня). Роман стал особенно близок русскому читателю после событий в
Афганистане и Чечне. Главный герой под дулом пистолета переходит в
мусульманство, а затем пишет об этом героическую поэму. Он словно бы примеряет
«доспехи» Галилео Галилея, который отрекся от своих взглядов ради спасения
жизни. Однако Уилфрид Дезерт
отрекается не из-за трусости, а по чисто эстетическим соображениям: он не видит
особой разницы между разными религиями. Его религия — это поэтическое слово.
Однако приверженцы того взгляда, что англичанин за границей — лицо нации, не
могут понять его и простить. Все это происходит на фоне разгорающейся любви Уилфрида к Динни Черрел, девушке, которая, по замыслу Голсуорси,
олицетворяет собой Англию.
Когда я читаю «Конец главы», меня не покидает впечатление, что это не роман, а
величественная поэма. Не забудем: Голсуорси писал и стихи тоже! Взаимная,
безумная любовь Динни и Уилфрида
(у обоих — с первого взгляда!) постепенно «проседает» под натиском
родственников, врагов и недоброй славы, пришедшей вслед за Уилфридом
с Востока. И все время идет игра «на тоненького»:
судьбу любви решают нюансы. Уилфрид Дезерт безукоризненно воспитан, он, в конечном итоге,
вызывает восхищение даже у людей, которые приходят к нему с недобрыми
намерениями. Но он своими дерзкими поступками бросил вызов сообществу. Его
возлюбленная готова разделить с ним все тяготы его судьбы. Он — хороший
человек, который, возможно, допустил роковую ошибку в момент своего отречения.
Он храбро воевал в первую мировую войну и полагал, что люди не сочтут его
трусом. Как и Леонардо да Винчи, он решил, что незачем творцу отказываться от
жизни во имя такого пустяка, как религия. Так он думал, будучи человеком мало религиозным. На деле же оказалось, что любой
англичанин, будь он хоть сто раз поэт (Уилфрид,
согласно автору, был одним из величайших поэтов Туманного Альбиона),
представляет за границей всю свою нацию. И от того, как он поступит, будут
судить обо всей Англии. Да и религия предков оказалась не таким
уж пустяком.
Любовь, когда она внезапна и взаимна, не умеет ждать. Полюбив и будучи любимым,
Дезерт не осознавал тяжести своей ноши отступника и
ренегата. Он теряет любовь даже не столько потому, что общество восстало против
этого брака, столько потому, что вступил в разлад с самим собой. Он начинает
думать, что действительно струсил, а эстетика послужила страху прикрытием. При
чтении градус сочувствия героям романа зашкаливает не на шутку. Мы сопереживаем
влюбленным до слез, ведь любовь так редко сбывается в реальной жизни! Некоторые
сцены романа, например, та, в которой Динни говорит
любимому: «Если хочешь, возьми меня всю!», вызывают у нас сегодня улыбку.
Слишком изменились нравы (и в Англии тоже!). Сейчас люди сначала отдаются друг
другу, а потом уже начинают размышлять, к чему это может привести. И в этом
плане целомудренность нравов английской аристократии вызывает у меня
восхищение. В высшем свете не только женщины были недоступны, если они не
любили — мужчины не соглашались жить с влюбленной в них женщиной, если это
могло уронить ее честь. Отречение от любви дается Уилфриду
Дезерту сложнее, чем отречение от религии. Как
порядочный человек, он не может обречь свою любимую на судьбу изгоя и парии. И,
поскольку отказавшись от нее, он лишает себя смысла жизни, это неизбежно
приводит его к гибели, которая, надо отдать должное автору романа, осталась за
скобками «Цветущей пустыни». «Не отрекаются, любя!» Голсуорси велик еще и тем,
что хеппи-энд его герои должны выстрадать предшествующей жизнью. Пройти через
вереницу «концовок» несчастливых, а то и просто трагических. Роман
Джона Голсуорси вызывающе современен, в силу нарастающих трений христианского
мира с мусульманским, а также развития различных систем ценностей внутри
отдельной нации.