Беседу вел Александр Шуклин
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2013
Как совмещаются в сознании одного творческого человека разные виды литературного творчества? Какое полушарие отвечает за литературоведение, а какое — за литературу? Елена Зейферт приехала в Москву из Казахстана в 2008 году. Пишет стихи и прозу (в том числе для детей), переводит, занимается литературной критикой и литературоведением. Человек в общении совершенно неакадемичный, она в 34 года защитила докторскую диссертацию в МГУ им. М. В. Ломоносова. К тому же Елена ведет литературный клуб «Мир внутри слова» на Малой Пироговской, редактирует чужие рукописи, ведет свою литературную мастерскую. Сейчас работает профессором кафедры теоретической и исторической поэтики Института филологии и истории РГГУ и главным редактором литературно-художественного отдела издательства «МСНК-пресс». Занимается и журналистикой — работала в «Литературке», писала и пишет для нескольких газет России, Казахстана и Германии. А когда живет?
— Многожанровость… Елена, какие она дает преимущества и какие проблемы влечет за собой?
— Многожанровый творческий мир как граненый карандаш (нет, не стакан, не улыбайтесь!) — вертишь его в руке и поворачиваешь к себе новыми гранями. Интересная жизнь! Кроме того, появляется возможность общения в разных культурных сообществах — в кругу писателей, переводчиков, литературоведов, критиков. А проблемы… В первую очередь — это проблемы литературной идентификации. Кто ты — ученый или поэт, прозаик или переводчик? А если ты еще и издатель, и организатор литературных мероприятий… Будь уверен, в этом случае у тебя вообще отнимут право быть писателем. И не исключено, что это будут и те, в кого ты душу вложил. Я однажды была свидетелем спора среди молодежи — кто Кирилл Ковальджи, в первую очередь поэт, а потом поэтический наставник? Или только поэт? Или только наставник? Инициатор этого спора хотел выбрать только одно. Но как выломать одну грань из карандаша? Тем более если речь идет о личности масштаба Кирилла Ковальджи.
— Как Вы решаете проблему собственной литературной идентификации?
— Никак. Зачем мне ее решать? Немцы обязательно скажут мне, что я русская. Русские — что я немка. Кто-то из ученых скажет, что я поэт. А кто-то из поэтов — что я ученый. В общем, в итоге тебе докажут, что ты никто. А я живу и — хвала небу! — испытываю удовольствие от виражей и переплетений. Я вновь и вновь попадаю в то безграничное поле пересечений, которого и нет-то в реальности. Его нет, а я в нем есть.
— Елена, с чего все началось?
— Началось все, конечно, со стихов. Вслед за ними быстро пришла проза. Конечно, детская, робкая, ученическая. В родительском доме был круглый стол с красной плюшевой скатертью, ребенком я клала ладошку на него, ходила по кругу и что-то рифмовала, декламировала стихи. Я была интровертным ребенком, и сейчас странно, что я экстраверт. Скорее всего я осталась интровертом, просто делаю вид, что экстраверт. В школу я пришла уже с собственной рукописной книжкой стихов и прозы. Помню, она была собрана из мелованных листков, прошитых в верхнем уголке нитками. Одноклассник, которому я прочла про синий снег из этой книжки, поправил — снег белый! И я тогда решала, можно ли исправить прямо в книге, а потом подумала — нет, этот мой снег все же синий.
Филологом стала лишь потому, что любила писать. Я жила тогда в Казахстане, поступать в московский вуз родители не отпустили (конечно, я хотела в Литературный), и осталось одно — филфак. Теперь я совсем не жалею об этом, а даже рада. К тому же я очень быстро вырастала из того, что окружало меня и в школе, и в вузе — и спасало чтение.
— Существует ли в сознании некая грань между различными видами словесного творчества, скажем — литературой и литературоведением? Стоит ли ее придерживаться?
— Конечно, и эта грань — стилевая. Научный стиль и язык художественной литературы имеют свои границы.
— Всегда ли многожанровость творчества может быть полноценной (результативной)?
— Не всегда. И беда здесь в недостаточном владении каким-то видом творчества и отсутствием самокритики. Кому-то могут вспомниться Иван Бунин и Владимир Набоков, чья проза всеми признается высокохудожественной, а поэзия порой вызывает споры. Но этот пример — из другой области. Все познается в сравнении. Стихи Бунина и Набокова уступают их гениальной прозе, но имеют свою несомненную ценность. У этих писателей целый ряд совершенных поэтических произведений.
— В 2012 году Вы подготовили к печати книгу «Грани графита». В ней разные виды литературного творчества — поэзия (в том числе на немецком языке), проза, включая стихи и прозу для детей, художественные переводы из немецкой, болгарской, грузинской, осетинской и латышской поэзии, критические и литературоведческие работы. Где будете издавать?
— Эту книгу к жизни вызвало одно издательство, заинтересовавшееся литературной многожанровостью. Но они поставили мне много условий — к примеру, выбросить стихи на немецком… Я забрала у них книгу. Думала отдать ее в издательство, где за 2010—2011 гг. успешно издала три книги, но у них сейчас такой наплыв рукописей других авторов.
— А «Издательство Роберта Бурау»? Они номинировали в 2010 г. Вашу книгу на русском языке на литературную премию федеральной земли Баден-Вюртемберг, и Вам досталось Гран-при.
— Да, я очень благодарна Роберту Бурау. Буду думать, где издать новую книгу. Я пока не спешу. Только недавно отдала в печать свою книгу по «Золотому веку» русской поэзии. Это учебное пособие выйдет в издательстве «Флинта».
— Как удается чередовать разные виды литературной деятельности?
— Когда какое-то время не занимаюсь одним из присущих мне видов литературного творчества, мне становится дискомфортно, и я наклоняю именно к нему чашечку весов. Иногда, работая над рассказом или литературно-критической статьей, отвлекаюсь, чтобы перевести одно или два стихотворения. Смена деятельности — особый вид отдыха.
— Насколько возможно для одного человека работать в русле разных видов литературного творчества?
— Возможно в полной мере. И это доказывают не только гениальные Пушкин и Лермонтов. Стоит оглянуться вокруг, на современных авторов — Глеб Шульпяков (поэзия, проза, критика), Светлана Кекова (поэзия, литературоведение), Анна Кузнецова (поэзия, критика), Максим Амелин (поэзия, переводы, эссеистика), Алиса Ганиева (проза, критика), Данила Давыдов (критика, поэзия, литературоведение)… Это только те, кто вдруг вспомнился навскидку. И, возможно, я указала не все виды творчества перечисленных литераторов.
— Можем ли мы говорить о том, что, сопрягаясь, разные виды творчества обогащаются, взаимодополняя друг друга?
— Конечно. К примеру, литературовед и критик, не понаслышке знающие процесс создания литературного произведения, способны к более глубокому осмыслению текста. Создавая художественную прозу, поэт лучше понимает ценность слова, не поддержанного метром, рифмой и даже стихотворным ритмом верлибра. Художественный перевод, особенно классического произведения, при котором переводчик вынужден шаг за шагом идти за мыслями и переживаниями автора первого ряда, обращает внимание на точность использования художественного образа. Так обогащается оригинальное творчество поэта-переводчика.
— Есть ли у Вас любимый вид словесного творчества?
— Я особенно люблю каждый вид творчества в тот момент, когда занимаюсь им. Но иерархия есть. Первое место занимают стихи и проза. Друг другу они не уступают.
— Вы и внутри каждого вида творчества практикуете многожанровость. Написали «Полынный венок (сонетов) Максимилиану Волошину», а в 2011 г. выпустили книгу верлибров. В книгу критики «Ловец смыслов, или Культурные слои» включили критические статьи о литературе и изобразительном искусстве, рецензии, литературно-критические интервью, литературные репортажи…
— Такая многожанровость дает возможность вникать в разные художественные миры, ведь каждый жанр и каждое произведение — это модели действительности. И каким образом тот или иной жанр «решает» бытийные вопросы, представляет большой интерес. Кроме того, создание произведений в разных жанрах позволяет и при литературоведческом исследовании глубже понимать подобные тексты. К примеру, научные источники сообщают, что 15‑й сонет в венке сонетов, магистрал, поэт нередко пишет заранее. Я же писала магистрал по ходу создания венка сонетов. Значит, возможен и такой путь.
— Вы занимаетесь в основном литературной работой?
— А так бывает? В моем случае — конечно, нет. У меня две работы и маленький ребенок, которого мы с мужем воспитываем без бабушек-дедушек. К тому же в моей жизни был нелегкий переезд в Москву из Казахстана, куда в свое время были депортированы мои предки — российские немцы. Пришлось зарабатывать на жилье в Москве. Нелегко. Зато я сделала себя сама! Тех, кого нянчат, я вообще не люблю. Порой хочется сказать им — отнимите то, что сделали за вас влиятельные знакомые, и что останется в сухом остатке? Здесь срабатывает и закон компенсации — отхватил блага, потеряешь в чем-то другом. На Западе, кстати, в первую очередь ценят тех, кто сделал себя сам. Конечно, я постоянно мечтаю освободить побольше времени для творчества. Может быть, когда-нибудь такая пора наступит. Пока литературным творчеством нередко приходится заниматься вместо отдыха. Но не я одна так живу.
— Не устаете?
— Порой действительно хочется заниматься в основном чем-то одним — например, художественным переводом. Легче добиться высоких результатов, занимаясь чем-то одним. И известным, кстати, так стать значительно легче. Но я не могу отказаться от разных видов литературного творчества, потому что без них потеряю себя.
— Знаю, что Вы большое внимание уделяете творчеству других людей — проводите вечера, семинары… Но как можно при таком раскладе все успеть?
— Все успеть невозможно. И я не успеваю. Многожанровость дает ценное преимущество — не распыляться, создавать только то, что не может не родиться, избегать проходного. Экономить время и силы для наиболее важного.
Беседу вел Александр ШУКЛИН
январь 2013