Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2013
Андрей
Баранов. «Невыразимое»
М.: «Вест-Консалтинг», 2013
Купюры времени, которые использует Андрей Баранов, приводят к ускоренной съемке жизни. Один и тот же человек приходит домой — юным, молодым, зрелым и стариком. Конечно, в этом есть своего рода провокация — неужели больше в его жизни ничего интересного не происходило? Человек несколько раз входит в одну и ту же речку, возвращается на круги своя. И такое видение, промежуточно-прерывистое, озадачивает и пугает героя. «А был ли мальчик?» — звучит в ушах незаданный вопрос. Но все блудные дети возвращаются в свой дом, даже если родителей в нем уже нет. Однако можно смонтировать фильм о жизни героя и по-другому, и это, возможно, добавит смысла самой жизни.
В отличие от Герберта Уэллса и Андрея Макаревича, придумавших машину времени, Андрей Баранов придумал «телевизор времени». Он работает подобно эльфийским зеркалам Толкиена: дает картинки своего прошлого и будущего. И уже непонятно, где дед, а где внук. Подозреваю, в алгоритме Андрея Баранова это одно и то же лицо. Мы видим, что поэт находит чудесное в обыденных предметах нашего быта. Это своего рода «поэзия постромантизма», и, конечно, девушки, мечтающие о принцах на белом коне и молочных реках с кисельными берегами, читать такие стихи не станут. Однако надсонов и асадовых, обслуживающих интересы партии «возвышающего обмана» — пруд пруди, а Андрей Баранов — со своей «непопулярной» философией одинок.
Круговорот судеб в природе
В своей бескомпромиссной и безапелляционной вселенной Андрей Баранов, тем не менее, оставляет место некоему потерянному раю — детству. Потерянным раем поэта правит мальчишка-бог, юный двойник героя. Я думаю, что Андрею Баранову удалось отразить в своих стихотворениях как гармонический, так и дисгармонический миры.
МОИ ДРУЗЬЯ
Мои друзья, от берега отчалив,
плывут по небу в полной тишине.
Их скорбный путь торжественно-печален,
мои друзья не помнят обо мне.
А я их помню, долго буду помнить,
пока однажды, сбросив жизни кладь,
не убегу из пыльных, душных комнат
их высоко летящих догонять.
Я думаю, что поэтический мир Андрея Баранова напрямую зависит от того, надел ли он волшебные изумрудные очки Гудвина, или же забыл их надеть. В зависимости от этого, стиль поэта разрывается между романтизмом и пост-романтизмом. Волшебные очки помогают герою произведений Баранова избавиться от всепоглощающего страха глобальной энтропии, бессмысленности всех жизненных усилий. Поэтому достигнутая при «волшебных очках» внутренняя гармония часто сменяется у поэта дисгармонией. При этом «дисгармонические» стихи, с точки зрения философии, бывают намного интереснее, поскольку в них присутствует ничем не прикрытая правда.
НЕ КОРМИТЕ МЕНЯ…
Не кормите меня в день рождения
сладкими тортами,
не поите вином, ведь известно мне наверняка,
что мы все из живых постепенно становимся мертвыми,
и уходит душа из застывшего известняка.
Отмирают пластом и ложатся на дно аммониты,
остывает вулкан, превращается в камень коралл.
Эту страшную вещь — энтропию — поди обмани ты!
Я б тому молодцу много слов бы хороших сказал.
Нет, порядок вещей никому никогда не нарушить.
Так откуда, скажи, из какой ослепительной мглы
все идут и идут караванами новые души
и проходят сквозь мир, как верблюды сквозь ушко иглы?
Исход — неизбежен. Но загадкой для поэта остается приход — откуда и зачем являются в мир все новые и новые души? Природа беспрестанно воспроизводит саму себя и, как почетный стахановец, не знает устали в деле регенерации.
Гори, гори, моя звезда!
Горит над городом звезда,
подмигивая мне.
Она одна, совсем одна
в холодной вышине.
Она светила надо мной,
когда, еще щенок,
я рвался с мельницами в бой,
но победить не смог.
Она нашептывала сон
о славе и любви,
и я сияньем поражен
лучи ее ловил.
С тех пор прошло немало лет,
унылых долгих лет.
Я понял: звезд на небе нет,
и неба тоже нет.
Есть только бесконечно нуд—
ный серый-серый день,
где кровь высасывает труд,
а душу душит лень,
где мы усталые бредем,
не думая о ней,
где по ночам светло, как днем,
от городских огней.
В какой-то день, какой-то год
пришла в мой дом беда.
Я поднял голову — и вот
горит моя звезда!
Она ждала меня как вер-
ный друг десятки лет.
И вот теперь из дальних сфер
мне шлет волшебный свет.
И я не верю, что она —
всего лишь шар огня.
Она ведь смотрит на меня.
Так смотрит на меня!
Мы видим, что оптимизм и пессимизм, как часовые, в зависимости от состояния души, сменяют друг друга в сердце поэта. Это и настроенческие изменения, и временные, составляющие синусоиду жизни. Чем дольше живешь, тем явственней победа пессимизма, а оптимистические нотки становятся нечастым вкраплением в этот строгий и бескомпромиссный мир. Зачем лгать самому себе? Поэт предпочел «низкие истины» «нас возвышающему обману». И это, без сомнения, был героический выбор.
Рыба-душа
Перелеты гусиных стай,
запах яблок, да свист метели —
я люблю этот дикий край,
мне дарованный с колыбели.
За подарок плачу с лихвой
самой полной стократной мерой:
непутевой своей судьбой,
схороненной под сердцем верой.
Я в политику не стремлюсь —
не люблю, когда врут друг другу.
Белокрылая птица-грусть
надо мною парит повсюду.
Я однажды уйду — и все!
Не ищите в листках поминных!
Позолоченным карасем
поплыву в небесах былинных.
И однажды опять, как встарь,
мою теплую рыбу-душу,
кинув невод, старик-рыбарь
из глубин извлечет на сушу.
Но поэзия в стихах Андрея Баранова «побеждает» философию! Сколько величия в описании ухода человека на небо! И — помните удивление поэта от миллионов приходящих в этот мир? Я думаю, в глубине души Андрей Баранов верит в реинкарнацию, когда «старик-рыбарь из глубин извлечет на сушу» душу поэта. Интересно, что в чисто индуистской философии вторым пластом идет христианская поэзия «ловцов душ человеческих».
Если еще живем
Только не делайте вида, что вас
это не касается.
Вы же прекрасно знаете — это касается вас.
Это кошачьей лапой к вам по ночам прикасается,
смотрит вороньим оком в ваш приоткрытый глаз.
Можете отмахнуться и отвернуться к стенке,
можете пить запоем или курить гашиш —
это сидит на кухне и, обхватив коленки,
смотрит невидящим взглядом прямо в ночную тишь.
Это — височной болью, это — мерцанием в сердце,
это — звонком из детства, теплым грибным дождем,
это — все время с нами, и никуда не деться,
если еще живем.
Страх затаился везде. И в борьбе с ним есть только одно верное средство — вера. «Sola fide!», как говаривал один великий немец. — Sola fide!
Книгу Андрея Баранова «Невыразимое» проиллюстрировала небезызвестная в поэтических кругах художница Елена Краснощекова. Символистическая загадочность обложки была продолжена графическими иллюстрациями к отдельным стихотворениям поэта. Безусловно, Елена Краснощекова выбрала наиболее родственные по душевному состоянию стихи. «Что мне понравилось в творчестве Андрея, — говорит Елена Краснощекова, — когда я читаю его поэзию, в голове то и дело возникают картинки. Это стихи человека, которому не чуждо восприятие художника, в узком, прикладном значении этого слова. Мне было интересно соприкасаться с его космосом».
Александр КАРПЕНКО