Рассказы
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2012
Проза
Евгений СТЕПАНОВ
САН САНЫЧ
Визит наследного принца
Позвонил мне однажды загадочный советский человек по фамилии Ли (у него отец китаец, а мать русская), с которым мы раньше вместе работали в отделе рекламы одной не слишком преуспевающей газеты.
— Женюра, у меня есть дружбан — очень солидный предприниматель, один из лучших переводчиков в стране с арабского языка Игорь Валерьевич Тимохин. У него сеть фирм. Им нужен специалист по рекламе. Звякни ему — мне кажется, вы найдете общий язык.
Я — чтобы не обижать товарища — покорно записал телефон. Звонить совершенно не собирался. Но тут у нас на работе начались кошмарные сокращения. И я на всякий случай позвонил. Договорились встретиться.
Игорь Валерьевич подал мне машину. И мы повстречались у него в офисе, который тревожно располагался возле станции метро «Пыхино» — то есть далеко не в центре.
…Офис представлял собой двухкомнатную обшарпанную квартиру, расположенную на первом этаже четырехэтажного сталинского дома.
Игорь Валерьевич, человек сорока с лишним лет, был одет в идеально-строгий костюм. Его преждевременная лысина намекала на то, что вся молодость прошла в жарких любовных баталиях. Маленький рот и тонкие губы говорили о повышенной чувственности…
Игорь Валерьевич предложил работу в арабской конторе, в которой он являлся исполнительным директором московского представительства. Контора называлась «МАР ХАБАР» (что по-арабски означает «Здравствуй»), ею владел некий господин Шмарси из таинственного государства, которое мы условно назовем Бархадор.
Я поблагодарил за предложение, но ответил, как всегда, витиевато:
— Я не могу постоянно ходить на работу, надо бы нам учредить фирму, которая занималась бы рекламными делами, а заодно обслуживала бы и «МАР ХАБАР». Я готов участвовать в финансировании этого проекта, но исполнительным директором быть не готов. Человек на это дело у меня есть.
Неожиданно Игорь Валерьевич быстро согласился. Фирму решили делать на двоих. Пятьдесят на пятьдесят.
На следующий день я привел своего дружка Александра Абрамовича Росомахина, с которым мы раньше вместе трудились в одном рекламном агентстве. Сашка искал работу, предлагал мне учредить фирму на двоих. Мы все не решались. И вот такой реальный случай. Я пообещал Сашке двадцать пять процентов. То есть вычел из своих пятидесяти ровно половину.
Я познакомил господ предпринимателей. Немного поучаствовал в беседе, а потом откланялся — меня ждали какие-то мелкие литературные делишки.
Вечером мне позвонил Игорь Валерьевич и неожиланно спросил:
— Вы давно знаете Александра Абрамовича?..
Оказывается, Абрамыч решил вопрос поставить ребром. Он резонно поинтересовался:
— А зачем нам, собственно, Евгений? Денег у него нет. Работать он не будет. Будет сидеть дома и писать свои ничтожные стихи, я-то его знаю. Давайте трудиться, Игорь Валерьевич, с Вами. На пару.
Игорь Валерьевич, как на грех, оказался порядочным человеком и показал Росомахину на дверь.
Сашка даже не понял — в чем дело.
Потом я опять замотался. Связь с Игорем Валерьевичем временно потерял. Летом ко мне приехали жена с дочкой из Германии.
У меня как бы несколько жизней. В одной из них я — примерный семьянин. Эта жизнь длится ровно полтора месяца в году. И протекает в глубинном российском городке с романтическим названием Кубиково.
Семейная жизнь, как ни странно, для меня самое главное. Именно в Кубикове мы шалим с моей дочкой, русской немкой из города Грифенрода, именно в Кубикове мы ведем с моей бывшей женой общее хозяйство и ездим на ее машине «Фольксваген» на дачу. Дача у нас в пяти минутах езды от квартиры.
Наши отношения с моей бывшей женой настолько туманны и запутаны, что лучше в них не разбираться совсем. Дело в том, что уже пять лет Наташа замужем за странным немецким альтруистом и по совместительству строителем Гербертом, который строил в Кубикове дома, а построил новую семейную ячейку. Знакомы Наташа и Герберт лет восемь. Живут под одной крышей пять лет. При этом Наташа упорно убеждает меня, что ее муж — это я, а Герберт просто друг, который вывез ее за границу из гуманных соображений. Наташа человек — очень талантливый. И врет настолько виртуозно, что я ей верю. Она, например, утверждает, что с Гербертом даже не целовалась. Наиболее оглушительная ложь всегда имеет успех.
В общем, живем мы с Наташей полтора месяца в году, но за этот период получаем столько и положительных, и отрицательных эмоций, что хватает надолго. Как раз до следующего лета.
Нужно признать, что в последнее время вопрос ее верности (или неверности) волнует меня почему-то все меньше и меньше. То ли я постарел, то ли понял, что измен вообще никаких не существует… Есть просто законы сохранения рода… Вот и все. Мне кажется, что в любом случае моя ситуация сейчас гораздо лучше, чем ситуация Герберта. Если учесть, что Герберт наставлял мне рога раньше (даже если наставлял!), то нынче наставляю ему рога я…
Главный человек в моей жизни — дочка Настюшка, человек веселый, хитрый и насмешливый. Больше всего Настюшка любит хулиганить, играть в жмурки, мучить бедного кота Миньку, мешать мне спать, а также слушать смешные истории.
Иногда по вечерам мы с Настюшкой и Наташей гуляем по нашей родной Ленинградской-street, где почти на каждом доме гордо висит забавная вывеска — «Лучший дом улицы».
Каждый день мы ездим на дачу, где я сплю либо читаю стихи Евгения Винокурова, а Настюшка меня будит и заставляет играть в жмурки.
Еще мы лазаем на чердак, ходим на речку, она течет прямо внизу, и собираем черную смородину. У нас такой договор с Настюшкой: маленькое детское ведро смородины — пять раз в жмурки. Просто так я не играю. Настюшка собирать ягоду не любит, но очень любит играть. Ей приходится идти на компромисс.
…Мы сидели с Настюшкой с удочками на берегу, ловили, по-моему, несуществующую в нашей маленькой речке рыбу, играли в слова (эта игра еще называется «колокольчик раз-два-три»). Мне, как всегда, хотелось спать, но проворная Настюшка набрала два ведра смородины и обменяла их у меня на две игры в слова, вместо жмурок.
Вдруг раздался звонок на мой мобильный. Звонил Игорь Валерьевич:
— Женя, наша фирма будет проводить визит наследного принца Бархадора Абдуллы ибн Абдуллы. Прошу вас срочно приехать. Зарплата — пять тысяч долларов в месяц.
Что мне оставалось делать? Пять тысяч долларов на дороге не валяются. Я никогда, во всяком случае, не видел. И я согласился.
Приехал я в город-монстр, конечно, рановато. До визита, как выяснилось, оставалось три недели. И сотрудники фирмы пока не знали, чем заняться.
Завхоз Михаил Анатольевич Головастых, выпускник МИСИ, как всегда, разгадывал кроссворд. Делал он это весьма успешно. Например, в кроссворде вопрос — вид медовухи? Миша уверенно вписывал ответ — пчела.
Однажды я зашел к нему в кабинет, просто так, потрепаться. Его почему-то не оказалась. На письменном столе лежал очередной кроссворд из газеты. Отгадан был ответ только на один вопрос. Приспособление для хранения канцелярских принадлежностей? В клеточках аккуратным почерком Миша написал — п и н а л.
Кроме Миши у нас работает его жена Альбина Николаевна Головастых, женщина суровая, но справедливая, также выпускница МИСИ. Альбина Николаевна — бухгалтер, она выдает зарплату и делает баланс. На работе ее боятся все. Особенно Миша, которого она не только ругает, но иногда и бьет.
Выясняют они отношения постоянно и очень громко.
Однажды, войдя в офис, я вдруг услышал громкий и властный голос Альбины Николаевны:
— Открывай рот и соси, открывай рот и соси!
Я испугался, я не понял, что происходит.
Потом Альбина продолжила более ласково:
— Я же тебе говорила, урод, чтобы взял с собой побольше валидола.
Оказалось, что у Мишани прихватило сердце.
Еще у нас на окладе — видные арабисты, в прошлом сотрудники АПН Владимир Юрьевич Пихтин, Геннадий Иванович Гномиков, Борис Дмитриевич Затяжных (прозвище «Бидэ») и два водителя — Саша и Сережа. Очень милые, интеллигентные люди. Особенно водители.
Смысл нашей служебной жизни — обслужить визит диковинного принца.
Лично мне Игорь Валерьевич поручил заниматься непосредственно рекламой. К приезду принца мы выпустили книгу его воспоминаний «Чингисхан пустыни». И вот теперь решили эту книгу прорекламировать. Мистер Шмарси выделил нам на это семьдесят тысяч баксов.
Книжка получилась удачной. Она о войне в Большом заливе, в которой Абдулла ибн Абдулла принимал самое активное участие. Он был главнокомандующим объединенными войсками союзников. Война шла с Большим врагом.
Половина страниц книги посвящены самому жгучему вопросу: кто же был главнее в стане союзников — Абдулла ибн Абдулла или Хитрый Норман, главнокомандующий объединенными войсками? Абдулла упорно доказывал в своей книге, что он. При этом обосновывал он это весьма оригинально. Тем, что у него было больше телохранителей, чем у Хитрого Нормана…
Во время войны Абдулла также отвечал за продовольствие, то есть был вроде нашего завхоза Миши. Но рассказывал принц в книге в основном о своих ратных подвигах. В упитанном фолианте мы разместили примерно пятьсот фотографий: Абдулла в танке, Абдулла в самолете, Абдулла с известными людьми…
Первым делом я заказал рекламный видеоролик своему приятелю Володе Банджеву, который он успешно и сделал. Правда, Володя решил немного сэкономить и дикторский текст прочитал самостоятельно. А нужно сказать, что Володя с детства имеет некоторые особенности произношения. Во-первых, он, как многие поляки, шепелявит, а во-вторых, чудовищно заикается. Так что авторская речь, прямо скажем, получилась не совсем удачно. Посему Игорь Валерьевич ролик Володи «зарубил». Нашел другого диктора, профессионального. Дал мне его телефон, чтобы я ему позвонил и все уладил.
Звали диктора… Хому Арамисович Хошабо. Он оказался айсором, то есть ассирийцем. Родился Хому Арамисович в Москве. Говорил действительно очень красиво.
Я позвонил Володе и попросил его сделать переозвучку. Мол, диктора мы тебе привезем сами на машине.
Володя охотно согласился.
— Ста-ста-рик, нет во-во-во-просов, — прошепелявил, заикаясь, Володя, — то-то-лько скажи, как фа-фа-фа-милия диктора, я должен заказать ему про-про-про-пуск заранее, иначе его на сту-студию не про-про-про-пустят.
— Фамилия его Хошабо.
— А и-и-мя, отчество?
— Хому Арамисович.
Возникла минутная пауза.
Потом Володя резонно спросил:
— Слу-слу-шай, а ты уверен, что он про-про-про-чтет текст лучше меня?
Хому Арамисович постарался. Ролик был утвержден. После этого я отвез его другому своему приятелю Андрюхе Розенбауму, чтобы он разместил его на ТВ.
А сам начал писать хвалебные статьи о книге и проталкивать их в газетах. Протолкнуть материалы я пытался исключительно через главных редакторов.
В беседе с каждым из них я туманно и невольно-угрожающе намекал, какая величина к нам приезжает:
— Совладелец нефтяной фирмы «Дамко», будущий король Бархадора, это сулит вам колоссальные перспективы! — несколько преувеличивал я.
Некоторые мне верили. И тогда я проталкивал статьи не по рекламным расценкам, а просто за гроши. В конвертике.
Подготовительную работу наша крошечная фирма проделала большую. Мы заказали гостиницы, договорились о встречах с первыми лицами в государстве — спикером, мэром, секретарем Совета Безопасности. Хотя визит носил не официальный, а частный характер. Подготовили большую культурную программу… Так много я не работал никогда.
И вот, наконец, принц приехал.
Он оказался толстым усатым дядькой, удивительно похожим на актера Семена Львовича Фараду.
Начались важные встречи. На одной из них — с мэром нашего города-монстра — я даже присутствовал. Как руководитель пресс-службы «МАР ХАБАР».
Мэр опоздал минут на пятнадцать, было видно, что особенно церемониться с каким-то Абдуллой он не будет.
На встрече шеф города-монстра сразу начал говорить по делу:
— Мы вкладываем сейчас очень много средств в строительство. Это нужно городу. И это выгодно. Строим квадратный метр за тысячу долларов, продаем за четыре. Выгодно? Выгодно! Вкладывайте, не пожалеете!
Принц отвечал по-восточному туманно и витиевато:
— Я приехал сюда с визитом мира, меня прислал король Бархадора, чтобы сообщить Вам, как мы уважаем Вашу страну-песню, Ваш город-сад, Ваш народ-труженник…
Мэр опять:
— Давайте вкладывать в проект «Тити-мити», прибыль за год — четыреста процентов. Вкладывайте, не пожалеете!
Принц не сдавался:
— Король Бархадора прислал меня с миссией мира… Давайте налаживать мосты взаимопонимания, это так важно!..
Толстая, жутковато-мафиозная физиономия мэра начинала багроветь. Становилось страшно. Мне даже показалось, что еще один подобный пассаж Абдуллы ибн Абдуллы — и шеф города-сада ударит кулаком по столу (в лучшем случае!) и вообще устроит международный скандал.
Слава Богу, этого не произошло. Стороны обменялись подарками. И разошлись с миром.
После того, как все важные государственные встречи закончились, начались встречи неофициальные. Мы даже договорились с одним институтом Минобороны, что Абдуллу ибн Абдуллу сделают почетным доктором военных наук.
Я как большой туз встретился с директором института, каким-то молодым адмиралом. Дал ему ценные инструкции, как вести себя с принцем. Адмирал все время испуганно повторял:
— Будет сделано, Евгений Викторович, будет сделано, Евгений Викторович!
И вот последний день визита. Программа состояла из двух пунктов: встреча в институте, отлет на историческую Родину.
Вояки, надо признать, постарались на славу. Выстроили на первом этаже почетный караул, пригласили оркестр из Министерства обороны, чтобы он сыграл любимые Абдуллой военные марши, накрыли банкетный стол, заказали шикарный диплом, правильные профессора старательно написали рецензии на эпохальную книгу.
Мы с Игорем Валерьевичем приехали за час до начала церемонии. Сразу — по-хозяйски! — зашли в кабинет к директору. Он нас радушно принял. Там уже находилось несколько особо заслуженных полковников, участников встречи, два седых профессора.
— Не волнуйтесь, товарищи, — сказал, обращаясь к нам с Игорем Валерьевичем, адмирал, — все идет нормально. Я уже и в генштаб доложил. (Мы, нужно сказать, работали в тесном контакте с генштабом, где у нас оказался свой человек Игорь Владимирович Пузин, тоже в прошлом арабист.) Диплом получился удачным. Не желаете взглянуть?
Взглянул Игорь Валерьевич. В дипломе было написано по-английски и по-русски — «За выдающиеся заслуги перед развитием мировой военной мысли присвоить звание почетного академика Института оборонной стратегии имени танка Т-34 г-ну Шмарси ибн Шмарси».
У Игоря Валерьевича перекосилось лицо.
Но он взял себя в руки.
— Шмарси награждать еще рановато. Вообще-то у нас в гостях Абдулла ибн Абдулла, — холодно заметил Игорь Валерьевич.
И тут произошло следующее. Импозантный адмирал почему-то снял с себя белоснежный китель, бросил его на стол и крикнул в пространство:
— Срочно новый диплом!!! Даю вам, гребаные господа-товарищи полковники и профессора, пятнадцать минут. Иначе — всем п… Уволю! Ну и мудаки народились, никто работать не умеет.
Полковники и профессора пулей вылетели из кабинета.
Новый диплом лег на стол адмиралу через три минуты. Мы даже не успели выпить по чашечке кофе.
Началось торжественное обсуждение. Первым взял слово профессор Лев Сигизмундович Чечулин.
Он произнес такую смелую речь:
— Господа, я скажу с присущей мне откровенностью, не взирая на титулы и звания… (Мы с Игорем Валерьевичем тревожно переглянулись.) Книга меня по-тряс-ла. Это настоящие боевые мемуары настоящего боевого генерала, которые наконец-то пролили нам свет на то, к т о же играл первую скрипку в оркестре военных действий в Большом заливе. Ясно, что это наши братья-бархадорцы под руководством лично товарища Абдуллы Абдулловича, а не голуби союзничков под руководством Хитрого Нормана…
Все зааплодировали. Принц улыбнулся. Практически все заседание он просидел молча, сыто ухмыляясь в усы. Видимо, он привык к грубой лести и другую лесть уже просто не воспринимал.
В тот день его опять называли великим, гениальным, могущественным. Он сидел и улыбался в усы.
Потом адмирал торжественно вручил принцу диплом почетного академика. Они обнялись.
Ответная речь Абдуллы ибн Абдуллы была не слишком длинной.
Он сказал:
— Спасибо!
И хотел уже было откланяться, но раздались такие бурные и продолжительные аплодисменты, что принц оказался вынужден произнести еще несколько слов. И он их произнес:
— Друзья, король Бархадора прислал меня в Вашу страну-песню с миссией мира, налаживать мосты взаимопонимания — это так важно…
А потом наследный принц Абдулла ибн Абдулла улетел к себе на Родину. Милый, он обещал вернуться.
1996-2011
Сан Саныч
…Встретил я как-то вечером своего соседа, тихого алкоголика Сан Саныча, военного неработаюшего пенсионера 48 лет. Он сидел на скамеечке возле нашего старенького дореволюционного дома, расположенного в самом центре Москвы, задумчивый и благостный.
— Все, Женька, — сказал он мне, — уезжаю на дачу, дам тебе пожить нормально.
И в самом деле, через несколько дней куда-то отвалил. Наш этаж, на котором размещалось двадцать квартир гостиничного типа, вздохнул — пьяный Саша обычно буянил по ночам и спать не давал никому.
А еще через несколько дней из его каморки стал доноситься зловещий запах, откровенно напоминающий трупный яд.
Я перепугался. Жив ли Саня? А может, умер? И не по моей ли — хотя бы отчасти! — вине? Ведь сколько раз я бил ему морду за его пьяные кутежи вместе другими алкашами.
Кто-то из соседей вызвал милицию.
Менты приехали ночью. Вскрыли дверь, но ничего не нашли. Встревоженная и бдительная соседка Клавка кричала:
— Ищите лучше, ищите лучше! У него там чемоданы стояли. Может быть, его убили, распилили и положили в чемодан?
Менты ничего не нашли. Уехали.
А запах не убывал.
Другая соседка, красивая Ирка, давала мне ценные указания:
— Женя, главное — не дыши! Трупный яд — это очень опасно. Глотнул такого воздуха и — на тот свет. Не дыши! Послушай меня!
Я пробовал «не дышать» — у меня, к сожалению, ничего не получалось. Озлобленный на свою нерадивость и запах трупного яда, я не знал что делать. Настроение в душе воцарилось паршивое.
Наконец, я не выдержал и уже сам вызвал милицию. Менты приехали рано утром. Я их встретил, показал рукой на квартиру, откуда доносился опасный, всепроникающий запах. Один мент сразу определил:
— Труп. Узнаю это «благовоние». Только вчера в морге был.
— Да-да, — подтвердил другой защитник правопорядка, — мокрое дело. Понятно.
При этом второй мент как-то странно посмотрел на меня. И неожиданно спросил:
— А вы кто, собственно, будете?
— Сосед. Это я вас вызвал. Дышать, понимаете ли, нечем, — нервно пробормотал я.
— А документы у вас есть?
Я принес паспорт.
Они все переписали и сказали неприятные слова:
— Ладно, пока свободны. Только из Москвы не уезжайте, можете еще понадобиться. В случае чего мы вас вызовем. На допрос.
Я чуть не заплакал от страха.
— Повесят еще на меня мокрое дело. — размышлял я. — Ведь все у нас на этаже видели, как я поколачивал и Санька, и всех его дружков-приятелей, как только они начинали «квасить».
Приперся я на работу. Я тогда трудился в одной «пиаровской» фирме. Рассказал все нашей секретарше, длинноногой, глазастой Полине. Она, как могла, меня утешила. Со свойственной молодости «дипломатичностью».
— Все будет нормально. Я это чувствую. Ничего не бойся. А в крайнем случае я буду тебе сухари в тюрьму носить.
Вернулся с работы домой от страха ни жив, ни мертв. С удивлением обнаружил, что возле подъезда нет черного «воронка». Был уже уверен, что меня должны забрать. Все-таки на всякий случай опять позвонил в милицию:
— Ну, как дела? Нашли труп?
— Нет, — ответил знакомый ментовский голос, — никакого трупа там нет. А вот бельишко ваш сосед замочил. Носочки свои решил постирать. Хорошие такие носочки. Не волнуйтесь, мы там уже все убрали.
1996-2011
Лолита
…Впервые за многие годы я оказался тогда вне системы. Я просто ж и л. Я по большому счету никому ничего не был должен. Не должен был, как в студенческие годы, заучивать наизусть огромные тексты на латинском, французском и немецком языках, не должен был сдавать тексты в номер, не должен был обязательно находить рекламу в те журналы, в которых ранее служил рекламным деятелем.
Как-то так я хитроумно поставил себя, что мой шеф в рекламном агентстве не требовал в тот период от меня практически ничего — даже прихода на работу. Есть заказ — хорошо. Нет — и не надо. Наше рекламное агентство вполне благополучно обходилось без меня.
Я вставал в двенадцать дня, ложился в два-три ночи. Спал, читал, ел, ходил на литературные вечера.
Дочери и родителям я деньги давал. Зарплату мне платили, как ни странно, весьма неплохую.
…Женщин ко мне приходило не много. Это поначалу я, дорвавшись до так называемой свободы, бросался чуть ли не на всех. И у меня было примерно пять регулярных любовниц. Очень быстро я от подобного тлетворного образа жизни отказался, талантливо сохранив с былыми любовницами чисто дружеские, товарищеские отношения.
Приходила в основном одна. Звали ее романтично — Лолита. Она была балериной. И кроме балета в этой жизни знала очень немного вещей. Ориентировалась в мире, прямо скажем, не лучшим образом. Например, она могла сказать, что президент России — Владимир Жириновский или Михаил Жванецкий. Ей было все равно.
А своим гениальным телом она владела, как, наверное, никто. Вот на его изучение и ушли у меня пронзительные дневные часы и тягучие поздние вечера холостяцкой жизни. Я так полюбил это натренированное, изящное, миниатюрное, виртуозное, как слово какого-нибудь гениального поэта, тело, что понял: тело Лолиты — это и есть ее душа. И душа, и мозг, и сердце…
Днем, после репетиции, она обычно забегала ко мне, и через некоторое время я провожал ее домой — жили мы убийственно по соседству.
Вечером она заходила еще раз.
К ночи я опять провожал ее домой.
Она любила спать (в прямом смысле) одна.
Постепенно Лолита стала единственной моей женщиной. Со всеми другими я даже меньше начал болтать по телефону — а это мое любимое занятие.
А потом она уехала на гастроли в Штаты и не вернулась.
И не вернулась.
И не вернулась.
Я не знал, как на это реагировать. Я ждал от нее известий.
И спустя три месяца она позвонила мне. Она сказала, что вышла замуж.
Я понял, что мне опять надо будет возрождаться из пепла.
1995-2011
Куроедов
В детстве его дразнили «куроед», «кур» — из-за фамилии.
Но уже в подростковом возрасте дразнить перестали — он стал известным самбистом, чемпионом Москвы. И все его уже называли только по имени — Володя. Был он взрывным, непредсказуемым, искал всегда на свою задницу приключений, постоянно влезал в какие-то потасовки, если на улице шла драка, обязательно становился ее участником, будто не имел страха. Даже если перед ним была толпа — все равно не отступал. Щуплый, маленький, но отчаянный.
Самбо Володя занимался до 21 года, был призером первенства Союза, ездил на Европу, но выше полуфинала не пробился.
В 1991 году, во время распада СССР и реставрации капитализма в России, ему стукнуло 23 года.
За плечами была тренерская школа в Малаховке, повешенное на гвоздь кимоно, надорванное от постоянных изнурительных тренировок сердце и школа систематического труда в экстремальных условиях — условиях профессионального спорта.
Многие его друзья по самбо тогда остались неудел, некоторые уехали на Запад, некоторые ушли в рэкет, а Куроедов колебался. Чем заниматься — он толком не знал.
Друзья-спортсмены устроили его телохранителем руководителя банка «Славяне» Левона Варданова. Работа была непыльная — он сопровождал президента банка в его поездках по городу, в командировках по России и за рубежом. Познакомился с семьей Левона Сергеевича, его единственной дочкой Светланой. И как-то быстро у них все со Светланой завертелось. Любовь с первого взгляда… это бывает. Шеф не возражал против свадьбы. Ему нравился этот молодой, спортивный парень. И уже вскоре Володя был не просто охранником тестя, а замом руководителя банка по безопасности и общим вопросам.
Куроедов оказался способным организатором. Быстро вникал во все вопросы, поступил учиться в финансовую академию. К третьему курсу — в 27 лет — стал внештатным советником правительства России, оброс там связями. Все шло удачно.
…Прошло 20 лет. Располневший и седовласый, страдающий отдышкой сорокасемилетний долларовый крепкий миллионер Владимир Иванович Куроедов проводил в своем офисе планерку, перед ними сидели наиболее приближенные топ-менеджеры его Холдинга — страховой компании, банка, руководитель бизнес-центра, директор управляющей компании.
— Всем все понятно? — спросил Куроедов.
— Все, — отчеканили его подчиненные.
— Тогда за работу, меня не будет два дня, надеюсь, справитесь. За меня остается Андрей Александрович, мой первый зам. По всем вопросам — к нему.
Куроедов сел в машину и поехал домой. Он жил в особняке в центре города, в Замоскворечье. Особняк был окружен, как положено, гигантским кирпичным забором, по периметру стояли вооруженные охранники. Жил Куроедов один, с женой они хоть и не развелись, но общего крова уже не имели, дети у них учились за границей.
Куроедов выпил сто грамм виски и, сказав Ахмеду, начальнику своей службы безопасности, чтобы его не сопровождали, вышел на улицу. Охранники знали, что примерно раз в месяц шеф куда-то уходил пешком и просил оставить его одного.
Куроедов пошел в метро, купил билет за 28 рублей и доехал до станции Выхино. Потом он спустился к билетным кассам и приобрел билет до Рязани.
Раз в месяц он совершал такие поездки в электричке до Рязани или выходил раньше — в зависимости от ситуации.
Протиснуться в Выхино в электричку в час пик — дело сложное даже для бывалых жителей Подмосковья. Это целая наука. Нужно предвидеть, где остановится вагон, чтобы забежать в него одним из первых и занять место. Иначе — можно всю дорогу простоять.
Куроедову не повезло, вагон остановился вдалеке от него, места быстренько заняли, а богачу досталось место в тамбуре нос к носу с трудовым народом. Куроедов не мог шелохнуться. Душный перегар, запах едкого пота пронизывал тамбур — Куроедов терпел. В Люберцах народу стало меньше и можно было хотя бы продвинуться в вагон.
Пассажиры были заняты своими делами — читали, говорили по телефону и друг с другом.
Пожилая пара (мужчина и женщина) оживленно дискутировала:
— Ну как жить в этой стране? — возмущался мужчина, — Горстка людей захватила власть и радуется. А про нас никто не заботится.
— Почему вы так говорите?! А коммунисты? Зюганов всегда защищает простых людей.
— Ну, я вас умоляю. Зюганов защищает собственную персону. Путин, сохраняющий власть на последующие годы, сохраняет ее не только для себя. Он ее сохраняет в том числе и для так называемой оппозиции, которая совсем неплохо устроилась. Все эти Зюгановы, Немцовы, Явлинские, Лимоновы — часть путинской системы. Если бы было по-другому, они бы уже давно торчали в тюрьме. Как Ходорковский, или как — на Украине — Тимошенко. А если господа на свободе, значит, они не оппозиция.
— Нет, я не согласна. Зюганов многие смелые вещи говорит. Если бы он был президентом, он бы такого беспредела не допустил.
— Ну это ваше мнение — я не буду его оспаривать, — отступал мужчина.
— Хорошо, допустим вы правы. Что же делать? Куды крестьянину податься?
— Во-первых, нужно понять: Путин — это мы. Он нас, ленивых, инертных, вороватых, боящихся брать ответственность на себя потомков крепостных, устраивает. Не устраивал бы — давно бы власть изменилась.
— Я вообще-то ничего не своровала, и дед у меня был дворянин.
— Я не о вас, я вообще, фигурально…
— А… Фигурально. Тогда понятно. А во-вторых?
— Во-вторых, конечно, нужны новые лидеры оппозиции, иначе застой будет хуже брежневского. В-третьих, надо использовать ту здоровую витальную энергию, которая еще есть в народе. В частности, максимально поддержать дачников, то есть нас с вами, это огромный процент населения. Подвести к дачам газ, свет, канализацию. Дать возможность людям жить в домах, почувствовать хозяевами своей земли. Если этого не сделать, так и останемся рабами.
— Да, тут я с вами согласна, если бы у меня на даче был газ, я бы вообще там круглый год жила, и внуки бы со мной были, да и дочка с зятем работу нашли бы рядом с домом. А то и фермерством моли бы заняться.
— Вот-вот…
Куроедов слушал молча, в разговор не встревал. Ему было интересно, о чем говорят люди.
Неожиданно он заметил, что в одном купе сидят не шесть человек, как положено, а пять.
— Свободно? — спросил Куроедов группу молодых мужиков, играющих в карты и потягивающих дешевое отечественное пивко.
— Занято, — сказал один из парней. И продолжил опустошать бутылку.
— Почему занято? Для кого?
— Для женщины.
— Ну, вот она придет — я уступлю, — сказал Куроедов и решительно уселся на свободное место.
Мужики промолчали, только не слишком дружелюбно посмотрели на возрастного дядьку.
Откуда-то подошел еще один молодой человек.
— Вот, мы для него место заняли, — сказали мужики.
— Я не вижу перед собой женщины! — парировал Куроедов.
— Сейчас увидишь, — прорычал самый молодой. И попытался ударить Куроедова.
Тот увернулся и нанес обидчику удар в челюсть. Парень схватился за лицо, однако не упал, силы у Куроедова уже были не те, что в молодости. На него набросилось еще пять человек. Били руками, ногами. Куроедов защищался. Неожиданно за него заступились — трое здоровенных парней из соседнего купе, они встали стеной между Куроедовым и молодыми мужиками.
Драка закончилась, мужики сошли в Бронницах, а Куроедов поехал дальше.
Он доехал до Рязани. Снял номер в гостинице, позвонил своему заму и попросил прислать за ним машину.
Когда утром Андрей Александрович спросил у шефа, как дела, то услышал обычный в таких случаях ответ:
— Все нормально, всего одна драка, но адреналин выделился по полной программе. Через месяц поеду на электричке в Можайск, белорусское направление мной еще плохо изучено. А люди у нас все-таки хорошие. Пропасть не дадут. И за слабого заступятся.
2011
Евгений Степанов — прозаик, поэт, литературный критик. Президент Союза писателей XXI века. Автор книг стихов, прозы, литературоведческих изданий, многих публикаций в периодике. Живет в Москве.