Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2011
Интервью
Елена Иванова-Верховская — известный московский поэт, лауреат премии имени
А. С. Грибоедова, автор многих публикаций, постоянная участница фестивалей поэзии в Болгарии и Грузии. На одном из таких фестивалей — в Батуми — и состоялась наша беседа.
Елена ИВАНОВА-ВЕРХОВСКАЯ: «В ПРЕДЧУВСТВИИ РАДОСТИ…»
— Елена, Вы архитектор и поэт. Как две творческие ипостаси сочетаются в одном человеке?
— В одном человеке столько всего может сочетаться! И никогда даже и не подумаешь, что может, а оно берет и существует, и все в одном и, глядишь, и сочетается, и бывает даже, что удачно. В смысле образования, то есть того, чему обучали в институте — конечно, дополняют, в смысле исполнения — скорее мешают, потому, что все ревниво требует для себя времени, но надо сказать, что поэзия, когда желает присутствовать, легко, не напрягаясь, отодвигает все остальное. Вообще — все!
— У Вас вышла книга стихов в Болгарии. И недавно там прошла презентация. У Вас особые творческие связи с этой страной?
— Да, так получилось, наверное, немного странно, что моя первая книга вышла не здесь, а в Болгарии. В России я все тянула с книгой, сомневалась, друзья меня то уговаривали, то пытались заставить, потом я уже всем надоела, процесс грозил затянуться и превратиться в диагноз, но тут моя подруга, в то время работавшая директором Болгарского Культурного института в Москве, Бела Цонева-Динкова, актриса, вдова выдающегося болгарского поэта Ивана Динкова, возвращалась домой в Софию. Контракт закончился. Конечно, мы грустили, она постоянно вспоминала о Москве, где провела 4 года, и чтобы продлить хоть как-то, пусть виртуально, свое присутствие здесь, она попросила прислать мои стихи ей в Софию, что я и сделала. А остальное сделала она. И переводы, и предисловие, и непосредственно издание и, вот, спустя год, когда я приехала в Варну, на международный фестиваль поэзии «Славянские объятья», меня уже ждала готовая книга и Белла. И не знаю, честно говоря, чему и кому я обрадовалась больше! Презентация была в консульстве и других местах, проходила очень радостно. В Болгарии нас все-таки любят. И с Болгарией, конечно, и у меня, в том числе, устойчивые творческие и духовные связи. Православная страна, кириллица. Меня переводят, я перевожу болгарских поэтов. Русскую поэзию там знают и довольно охотно печатают. И вообще там поэзию любят. На открытии фестиваля в Варну из Софии специально приезжал президент Болгарии и провел с нами весь вечер. Это в наше-то весьма неромантическое время.
— Когда выйдет книга в России?
— Конечно, в России обязательно, и теперь уже без всяких сомнений, я хочу выпустить книгу. Та, вышедшая в Болгарии, двуязыка, эта московская, думаю, будет больше по объему, но, надеюсь, не намного. Я не люблю говорить заранее, поскольку я все-таки, суеверна, но — в ближайшее время. И, может, быть даже не одна, а две книги. Посмотрим, потому, что эта эпоха перемен, в которой мы оказались, не располагает к определенности.
— Ваши стихи звучали в метро. Как возникла идея звучащего стихотворения в метро? Будет ли продолжаться этот проект?
— Да, мое стихотворение звучало в метро в День Победы 9 мая прошлого года. Я до сих пор не понимаю, как это произошло, это было полнейшей неожиданностью, и то, что я написала его, и то, что оно звучало. Идея звучащего стихотворения я не знаю у кого возникла, но мой друг, поэт Саша Герасимов, пресс-секретарь Союза писателей Москвы, позвонил и сказал, что вот будет юбилей метро и попросил что-нибудь написать, приведя меня в шоковое состояние. Первое, что я сказала, — «Саша, я не могу про метро!», тем более, что я там сейчас уже и редко бываю, но Саша расстроился, а поскольку мне очень не хотелось его расстраивать, то я вздохнула и на следующий день написала стихотворение. Вспомнила свои любимые станции: «Маяковскую» и родной «Сокол». Там ведь все равно очень красиво. Будет ли это все продолжаться тоже не знаю, но, по-моему, то, что в метро звучат стихи — это хорошо безусловно, все-таки даже косвенный слух, хоть немного, но переключает сознание спешащих и озабоченных людей. А любое переключение — это и есть отдохновение.
— Вы неоднократно бывали на поэтическом фестивале в Тбилиси. Какие у Вас впечатления?
— На поэтическом фестивале в Грузии я уже в четвертый раз. Первый раз побывала за две недели до известных событий в Цхинвали. Об этом я написала стихотворение, оно прозвучало в моем интервью «Джорджиа таймс». А что касается фестиваля — во-первых, это сама Грузия и, в первую очередь, Тбилиси. Поскольку я человек природный и визуальный, то могу сказать, что масштабы Тбилиси мне соразмерны. В нем не ощущаешь прерванности времен, до сегодняшнего дня он еще остается самим собой, резкие перемены его еще не настигли. И мне очень нравится, что город не противоречит окружающему пейзажу, не устраняет его, почти отовсюду, повернув голову, можно увидеть горы и деревья, понимая, что там дальше повсюду естество природы. Вот только Куру в пределах города очень жаль, также, как и Москву-реку в пределах Москвы. Мне не нравится, когда реки находятся в заключении в каменных застенках берегов. Город хорош, люди и до и после известных событий доброжелательны и приветливы. Мы много ездим, много выступаем. Дружим. Организует это все из года в год, я даже представить себе не могу, каким чудом это все происходит — Николай Свентицкий и его «Русский клуб». Со всего мира приезжают поэты. Переводят, выступают, общаются между собой, а главное — со слушателями. Удивительно, но в Грузии на выступлениях поэтов залы заполнены. Эти фестивали — как ветка дерева в соседний сад. Пока мы видим, слышим, мы не потеряем друг друга. Здесь я познакомилась со многими грузинскими поэтами и, в частности, с замечательной поэтессой, писателем, общественным деятелем Маквалой Гонашвили. Она перевела мои стихи, они напечатаны в Грузии, я перевела ее стихи, они вышли в этом году в «Литературной газете».
— Ваши любимые русские поэты?
— Мой любимый русский поэт — Фёдор Тютчев.
— Кто-то из поэтов Серебряного века оказал на Вас влияние?
— Про влияние не знаю, какое влияние. Дай бог хоть прикоснуться к ним. А вот приобщение, пробуждение — это да. В этом я не оригинальна. У меня, как и у всех гуманитарных подростков моей юности, был весьма ограниченный информационный диапазон. Первое самое сильное впечатление — навсегда — это Цветаева. Рядом Пастернак, Блок, Белый, Есенин. Ахматову читала, но не сумела тогда пробиться к ней, понимание ее сдержанной глубины пришло позже. И Мандельштам, конечно!
— Вы пишете в традиционной манере. Вам никогда не хотелось поэкспериментировать? Как Вы относитесь к авангарду?
— Поэкспериментировать хотелось, но в результате все равно пишу традиционно, хоть убей. Когда мой разум насыщается информацией и разнообразными мнениями и начинает метаться, хочется попробовать, и пробую. Но ведь поэзия создается не разумом, а чем-то иным… К авангарду, когда он не доказывает мне всем, чем только можно, что он авангард — хорошо отношусь. Вообще я всеядна, для меня существует поэзия, которая мне нравится и которая не нравится, а форма, в которой она живет, не имеет никакого значения. Я прихожу в восторг от строк, строф, целых стихотворений абсолютно разных, с точки зрения критики и литературоведения, поэтов. Мне в этом смысле совершенно все равно. Правда это касается только слуха и чтения, с общением, конечно, сложнее.
— Как Вы считаете, насколько поэт должен быть открыт для читателя? Есть ли для Вас запретные темы?
— Конечно, поэт должен быть открыт максимально. А для чего же тогда писать? Мы же не шифрованные сообщения для избранных пишем. Другое дело — нельзя заигрывать, нельзя изначально ставить целью понравиться. Надо все делать на том максимуме, который тебе доступен. Если я подключаюсь к чему-то, то запретных тем нет.
— Делите ли Вы поэзию на мужскую и женскую?
— Поэзию не делю. Все люди обладают набором разнообразных собственных качеств и определений, в том числе и полом, которые в конечном счете и формируют человека и, соответственно, то, что он делает. Поэтому какой смысл только по одному признаку делить поэзию?
— Как менялись Ваши поэтические пристрастия с течением времени? Кого из поэтов любите сейчас?
— Вот сейчас задумалась и поняла, что мои поэтические пристрастия что-то как-то и не сильно менялись. Как любила Тютчева, так и люблю. Читала, слышала, узнавала больше, значит, становился и шире диапазон пристрастий. Я не могу сказать, что я люблю какого-то поэта целиком от начала и до конца, и, одновременно, я люблю и сейчас, и всегда такое количество стихотворений разных поэтов, которые уже были в моей жизни и пишут новые стихи, и других, о которых узнаю только сейчас, что и сама с трудом с этим справляюсь. Практически каждый день есть повод для восторга.
— Должно ли государство поддерживать поэтов? Или хороший поэт должен выживать сам?
— Вообще-то должно поддерживать, но что при этом начинает делаться с поэтами! И получается в результате, что хороший все равно выживает сам.
— Что способствует зарождению стихотворения? В каком состоянии пишется лучше?
— Что способствует? Материи эти недоступны, управлять собой не позволяют и понимать себя не дают. И хотя у меня в основном печальные стихи, но пишется лучше совсем не в состоянии удрученности или обиды, а в каком-то предчувствии радости что ли.
— Влияет ли поэзия на массовое сознание? Должна ли влиять? Если да, то как именно?
— Отсутствие поэзии, то есть массовая культура с ужасающим языком и текстами, влияет на население чрезвычайно пагубно. Мы просто начинаем непоправимо утрачивать свой собственный язык, и это пострашнее революции будет. Значит, соответственно, поэзия должна быть донесена до этого самого сознания, как кислородная подушка, как гуманитарная реанимация. В обязательном порядке.
Беседу вел Евгений СТЕПАНОВ