Роман в коротеньких рассказах
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2011
Проза
Евгений СТЕПАНОВ
ЭМИГРАЦИЯ В ДЕТСТВО
(Роман в коротеньких рассказиках)
Журнальный вариант
Пролог
Я знаю, что было до моего рождения.
Я знаю, что родился не тогда, когда родился.
Я помню, каким был много тысяч лет назад.
И помню себя маленьким.
Писателем быть легко.
Писателем быть трудно.
Трудно работать 24 часа в сутки.
Поколение
Я родился в 1964 году, через 19 лет после окончания войны.
Всего-то через 19 лет.
Возможно, я тоже послевоенное поколение.
Родословная
Русские, немцы, турки, цыгане, татары, монголы, кхеньцы (китайцы), евреи.
Вот такая родословная. Это только то, что лежит на поверхности.
Смешение рас
Есть смешение кровей. А есть смешение рас.
Я знаю, что это такое.
Два вопроса
Два вопроса —
рождение и смерть.
Уходящие поезда
Поезда кричат:
— Ту-ту-у…
Я лежу на диване и спокойно, и даже радостно слушаю паровозные гудки этих уходящих поездов.
Я еще живой, совсем ненадолго и непонятно зачем пришедший в этот мир маленький человечек.
Два года
Я помню… Хорошо помню себя двухлетнего. Помню наш старый московский деревянный двор. Таких дворов и домов теперь в Москве, наверное, нет. Какой-то далекий, неведомый австриец построил этот домишко, а мои прабабушка и прадедушка его купили за двенадцать тысяч рублей. Во дворе (участок составлял сорок соток) жила наша семья (отец, мама, старший брат Жора и я). В соседнем доме — наши родственники — дядя Вася, тетя Маруся, их дети: Галя, Оля и Марина. Своих двоюродных теток я считал сестрами, так как они были совсем молоденькие. Особенно дружили мы с Маринкой. Еще в нашем дворе жила тетя Клава — ее помню очень смутно.
Жорка с Маринкой почти не расставались.
Дом
Дом был небольшой, дощатый. Посередине стояла печка. Мать ее с утра до вечера топила.
Она работала переводчицей с немецкого языка, занималась нами и хозяйством. Она почти не отдыхала. Иногда, плотно приблизившись к экрану, смотрела маленький, скромный телевизор «Рекорд».
Мама познакомилась с отцом в Сибири, где они учились в институтах (отец — в строительном, а мама — в педагогическом, на факультете иностранных языков). Отец приехал из Москвы вместе с моим дедом (его Сталин туда направил на руководящую работу), а мама из маленького городка Красноярского края — Ужура.
Дрова
Одной из самых серьезных проблем нашей тогдашней жизни были дрова. Во-первых, где их раздобыть? А во-вторых, как их потом пилить? С большим трудом отец где-то доставал дрова. А затем в одиночку — кто поможет-то? — каждый день пилил их да колол.
Трудности с дровами возникали не только у нашей семьи. Однажды все куда-то ушли, я остался дома один. Вдруг вижу: тетя Маруся (между собой мы ее называли Манюней) тащит из нашего сарая дрова. Когда отец пришел домой, я ему, конечно, все рассказал. Он смеялся и злился одновременно. Злился потому, что чурбаки у нас пропадали постоянно. Нужно сказать, что несмотря на родственные связи, жили мы с другим семейством не очень-то сердечно. Как соседи. И только.
Облака
Однажды Маринка спросила меня, четырехлетнего: «Ты любишь смотреть на облака?» Я удивился: «А зачем?» Сестра поразилась моей прозаичности. И начала объяснять суть прекрасного: «Приглядись, ведь каждое облако на что-то похоже. На зверей, на деревья и даже на людей!» Я пригляделся повнимательнее и ахнул. Действительно по небу плыла мохнатая белая собака. С тех пор я стал любить смотреть на небо.
Садик
Года в три меня отвели в детский садик. Мне там не очень нравилось.
Сексуальность
Помню много весьма пикантных вещей из детства. В пятилетнем возрасте у меня уже возник интерес к другому полу. Пробудилась сексуальность.
Однажды у нас с братом (он старше меня на четыре года) зашел странный детский разговор на тему: чем писают девочки? Брат долго и пространно теоретизировал на этот счет, но в итоге ничего определенного не сказал. Зато я его буквально ошеломил своим неожиданным выводом.
— Девочки писают попами. Я это постоянно вижу. У нас, в детском саду, общий туалет. Два толчка для девочек, один — для мальчиков. Так вот девчонки всегда садятся на толчок, чтобы писать. Сам видел. А ты когда садишься на толчок — ты что делаешь? А чем ты это делаешь? Вот то-то.
Вдохновленный тем, что знаю больше старшего брата, я долго не мог остановиться. И все говорил, говорил, выводил какие-то заключения. Брат был ошеломлен, а я счастлив… Мы с ним так тогда и решили: девочки писают попами. Но то ли он до конца в это не поверил, то ли по какой другой причине (детская сексуальность?), но как-то раз он пошел в гости к одной однокласснице из соседнего двора, а потом незаметненько улизнул: залез на деревянную уборную и долго там сидел и ждал, когда придут девчонки. И дождался. Они вошли. Он стал поудобнее устраиваться, чтобы детальнее рассмотреть интересующий его предмет. И провалился. Девочки чуть со страха не умерли. Брат отделался легкими синяками. И дома его еще отчитали. Перед «общественностью» он оправдался, наврал что-то. Но мне сказал правду: дескать, пострадал за истину, хотел все же до конца установить, чем девочки писают, да так и не установил. И он начал опять теоретизировать и логически обосновывать свои предположения. А отцу пришлось чинить уборную соседей.
Деревья
Деревья нашего сада. Огромная, величественная китайка. На нее можно было залезть и соорудить прямо на дереве шалаш.
Яблочки маленькие, маленькие. Кисловатые, но все-таки вкусные.
Поделом
Немало и других хлопот мы доставляли родителям. И не только им. Однажды залезли в сад к тете Клаве и наворовали у нее груш. Они были потрясающие — твердые, хрустящие! — больше я таких в жизни не ел. А тетя Клава нас заметила. Все рассказала матери. Мама нас наказала. Как — уж не помню, но брат сказал:
— Мы должны отомстить злой тете Клаве за донос.
Он раздобыл где-то толстую леску и протянул ее на вбитых колышках поперек тропинки, ведущей в теткин огород.
Мы залезли на дерево и притаились. Тетя Клава не заставила себя долго ждать. Пошла проверять свои владения. И рухнула. Как подкошенная. Мы, сволочи, смеялись. По глупости, конечно. Не от жестокости.
Потом, когда она опять пришла жаловаться родителям, мы оправдывались тем, что играли и не думали вредить соседке. Пошутили, мол. Но как мы ни юлили, отец все равно дал Жорке ремня.
Клад
По дороге в детский сад (я ходил в него года два с половиной) находилось одно место, где кто-то когда-то зарыл клад с ракушками. А я его открыл. И каждый раз, иди в сад или из сада, я набивал себе карманы ракушками. Делал это быстро и незаметно. Даже мама не замечала. Я осторожничал потому, что боялся рассекретить свои «сокровища».
Обокрали
Однажды нас обокрали. Из отцовской слесарной мастерской воры вынесли почти все инструменты. Но оставили случайно свою отмычку. Я как дурак на полном серьезе сказал отцу: «Не горюй, видишь — и нам что-то перепало». Он горько усмехнулся.
Валера
У брата был друг Валера Назаренко. Забавный мальчуган. Он всегда фантазировал. Уверял, что если он зимой прикоснется языком к водосточной трубе, то язык к ней не примерзнет. Я один раз решил проверить: правда это или нет? И приложил зимой язык к водосточной трубе. Еле потом отодрал. А Валерка и другие странные предположения делал…
Он и брат дружили крепко. Но иногда ссорились и дрались. Причем, Валерка всегда норовил ударить Жорку в лицо, а тот обхватывал товарища руками и не давал ему колотить себя. Жорка мне говорил, что не может ударить друга в лицо.
Шалаши
В детстве брат очень любил строить шалаши. Хлебом не корми — дай шалаш построить. А в нем обязательно находилось местечко для тайника. В одном из них брат и Валерка стали складывать продукты — готовились в какой-то поход. Товарищ принес бутылку замечательного морса. Жорка показал ее мне. И у нас обоих потекли слюнки. На следующий день брат не выдержал и выпил треть бутылки, а остальное оставил мне. В порожнюю бутылку мы налили воды, чтоб Валерка не заподозрил. Потом брат «объяснял» другу, что напиток испарился. Дескать, долго лежал. И не в холодильнике. Валерка обиделся. Но потом все обошлось.
Шалаш из раскладушек
Помню, какой прекрасный шалаш — из раскладушек — сделал для меня Георгий. Я упивался счастьем. Такой подарок! А еще Жорка оборудовал мне лежанку из толи. На ней было приятно поваляться, поглазеть на небеса. На лежанке я устроил себе тайничок, где хранил съестные припасы (на всякий случай. Какой?), воду во фляжке, разные свои вещи.
До шести лет
Самый интересный и безмятежный период жизни — до шести лет. Все остальное — борьба.
Семена
Жили мы тогда небогато. Денег в доме постоянно не хватало. А когда подходила пора засевать огород, мать всегда ходила к какой-то тетке занимать семена.
Счастье маленького графомана
Когда мне исполнилось четыре года, мама сделала мне царский подарок. Она подарила мне две шариковые авторучки и блокнот. Мне даже не верилось, что это богатство — мое. В день я исчерчивал по листочку.
Кролик
Однажды случилось грандиозное событие. Брат поймал кролика на маленьком нашем огороде. А мы таких животных, впрочем, как и всех остальных, не держали и не разводили. Это был соседский лопоухий. Им мы его и вернули. Они очень обрадовались, расчувствовались и на радостях дали нам за это два рубля. На подаренные деньги отец купил шахматы. Вернее, было так: отец отдал деньги брату, тот — возвратил в семью, и в итоге появились в нашем доме шахматы. Это стало событием в моей жизни, потому что не очень-то много я видел в своем раннем детстве ярких, необычных предметов. А тут такие затейливые, будоражущие воображение фигурки! На них я смотрел с благоговением. То, что в них можно постоянно играть, мне и в голову не приходили. Только смотреть, а не трогать!
Мотоцикл
Отец купил мотоцикл. Это было сразу после моего рождения, как мне рассказывала мама. Когда мне было года четыре, папа один раз возил меня на своем «ковровце». А когда папа вез меня на мотоцикле второй (и последний) раз, в шину вонзился толстый, проржавленный, но стойкий, как оловянный солдатик, сволочь-гвоздь. Так с ним мы и проехали еще метров 100. И больше не ездили.
Мечты
Мои сверстники в детстве хотели быть космонавтами, летчиками, хоккеистами.
Я хотел быть продавцом мороженого, директором магазина, расклейщиком афиш, акробатом в цирке.
Как ни странно, отчасти мои детские мечты сбылись. Магазин (хоть и в Интернете) у меня есть, про афиши (плакаты) я написал огромную книгу, в цирке работал. Правда, продавцом мороженого я не стал. Но зато был хоккеистом, даже чемпионом Москвы.
Меня научили
Мама меня четко учила в детстве:
— В метро с мороженым нельзя.
Вот я и не хожу.
А многие ходят.
Азы
Еще мама учила правильно говорить и по-русски, и по-немецки. Если я говорил «ихний», меня наказывали суровым взглядом.
Мамина шаль
В наш кусковский двор нередко приезжали шарманщики и барахольщики.
Шарманщики играли — им мама давала какие-то медяки.
А барахольщики продавали игрушки: мячики, обезьянок на резинке.
Денег не было — мама им отдавала вещи.
…Однажды она отдала свою прекрасную шаль.
Чтобы у нас были игрушки.
Мога
Мамину шаль я любил больше любых игрушек.
Я ее почему-то называл «мога». Мне было года полтора.
Гайские горы
Часто мы с родителями ходили в парк Кусково. Там мы катались на санках с крутых Гайских гор и смотрели на красивые величественные здания.
Теперь я понимаю: когда русские крепостные зодчие слили воедино архитектуры Древней Руси, Древних Греции и Рима, Барокко и Классицизма — получилось Кусково.
…Когда неизвестные силы слили воедино портреты Жанны Самари и Жанны Эбютерн — получился парящий, осенний лист березы.
Счастье
В раннем детстве все необычно, волшебно. Как я удивлялся и наслаждался, увидев впервые у нас во дворе на кормушке синиц и снегирей! Как страшно испугался, когда, уплетая прекрасную огромную клубнику, вдруг обнаружил в ней одиозного червя! Как наслаждался, ездя с отцом на мотоцикле! Как мучительно и геройски преодолевал страх, прыгая с крыши высокого сарая в сугроб! Бесчисленны эти воспоминания.
Мороженое
Какое было мороженое в детстве? Самое роскошное — за 28 копеек, с орехами. Такое черное, с пупырышками! Очень вкусное — стаканчик с розочкой, за 19 копеек. Роскошный пломбир за 48 копеек в картонной упаковке. Там была прокладочка. Там мы сначала с братом облизывали эту прокладочку, а потом уже делили мороженое пополам — ножом разрезали. Еще были пломбиры по 9, 13 копеек, крем-брюле за 15 копеек. И фруктовые стаканчики по 7 копеек. Самое немыслимое лакомство той поры — торт-мороженое. Я его ел один раз в жизни! Во взрослом возрасте покупал много тортов-мороженых. Все не то.
Газировка
В Москве тогда везде стояли аппараты с газированной водой. За три копейки — с сиропом, за копеечку — обычная газировка. Мама нам из-за гигиенических соображений запрещала пить из автоматов, но мы все равно пили. Правда, стакан я мыл, конечно, очень активно.
Когда проходила Олимпиада-80, мама строго-настрого запретила пить газировку из автомата. Как только не стращала! В общем, выпьешь — козленочком станешь, рожки вырастут. Но я один раз все-таки выпил. Было жарко — и не удержался. Потом проговорился об этом дома. Досталось мне по первое число. Козленочком я, конечно, не стал, а вот рожки потом, много лет спустя, у меня все-таки выросли… Мама оказалась, как всегда, права.
В деревне
Однажды мы поехали с мамой и братом в деревню. Там мама рассказала нам такую историю, которая меня потрясла.
— Жил-был нехороший мальчик. Он не любил животных. И однажды ногой ударил черную кошку. Кошка захромала. А в деревне жила страшная-страшная старуха-колдунья, которая могла заколдовать любого человека и превратить его в паука. И вот однажды идет мальчик, а навстречу ему эта старуха-колдунья и хромает. И она погрозила мальчику кулаком…
Этот рассказ мне так запал в душу, что я животных, конечно, никогда не обижал.
Старый Гай
В Кускове был замечательный кинотеатр «Старый Гай». Пойти туда была высшим мальчишеским наслаждением. Однажды мы договорились, что пойдем туда с братом и двоюродной сестрой Маринкой. А я днем заснул. Они пошли без меня…
Это был тяжелый моральный удар.
Про Сережу
В предшкольном возрасте я с безмерным интересом слушал рассказы моего старшего брата про вымышленного им мальчика Сережу. Каждую ночь я умаливал брата о новых и новых историях. Он кокетничал, конечно, издевался надо мной, но рассказывал. Он их сочинял на ходу.
У нас дома был тогда немецкий будильник, который удивительно громко звенел. Брат мог заставить его звенеть в любую минуту. Я же этого не умел и поэтому очень мучился. А за то, чтобы научить меня заводить будильник, братец требовал мою единственную, шикарную, сделанную отцом клюшку. Условия были нереальными, воистину гнусными и грабительскими. Брат мне казался чудовищем. Однако когда он произнес: «Плюс десять лет — рассказы о Сереже» — я согласился тотчас!
Старая школа
Помню старую деревянную школу, где первые три года учился брат, качающийся, ненадежный мостик, по которому народ благополучно проходил через ленивую, «ароматную» речку Вонючку.
Когда-то это была, говорят, хорошая, чистая речка, но впоследствии предприятия стали сбрасывать в нее нечистоты, канализационные трубы к ней подключили. И — все… Перебили хребет речке.
Фляжки
Когда старые кусковские дома стали ломать, чтобы строить вместительные человеконенавистнические коробки, многие захандрили. Но не я — я был маленький. По соседству с нами находился здоровый, красивый домина. Его снесли одним из первых. Мне нравилось бродить по его руинам. Однажды я там нашел две военных фирменных фляжки. Одну — нашу, а другую — немецкую. Вторую отдал брату, а первую взял себе. Находка фляжки тоже воспринималась мной как счастье!
В деревне
Когда мне было семь лет, мама повезла нас с братом на лето в деревню. Там я впервые сел на коня. Чуть он меня не сбросил.
В деревне у хозяйской кошки родились котята. Я залез на чердак, котята стали со мной играть, прямо на лицо прыгали.
А утром их утопили.
Это самое страшное потрясение детства.
Брат
Брат с детских лет был очень начитанным мальчуганом. Именно он открывал мне литературные имена. Он пересказывал мне «Героя нашего времени», читал мне стихи и переводы Маршака (особенно нам нравились про Петрушку и Робин Гуда).
Он постоянно рисовал — в основном замки.
Сам писал стихи.
Больше всего Жорка любил читать детективы. Вообще, он мог читать круглые сутки напролет.
Откроет окно, поставит возле кровати бутылку с водой и читает.
Пионеры
Помню, как весело принимали в пионеры моего брата, его класс. После торжественной церемонии было замечательное пиршество. Вдосталь лимонада, пирожных!
Помню, как наш класс принимали в пионеры. Накануне я плохо, безобразно, на «три с минусом» ответил по природоведению и боялся, что меня не объявят в числе вступающих. Но наша учительница меня назвала, хотя и не назвала некоторых моих друзей. Нас принимали в музее В. И. Ленина на Красной площади. Было очень торжественно, даже страшновато. А вот лимонада и пирожных после того, как нам повязали галстуки, увы, не было.
Прозвища
Когда я был совсем маленький, то занимался одним чудным делом — придумыванием прозвищ. Я мастерил их различными способами. К примеру, так: один мальчишка из нашего двора с недоступным моему разумению характером носил всемирно известную фамилию Сидоров. Я размышлял следующим образом: Сидоров похоже на ситник, ситник, поскольку это мучное — каравай, каравай похоже на караван, ну, а караван — это верблюды…
…Прозвища мои не приживались.
Утки
Мне было 10 лет. Я впервые увидел летящих над городом уток. Они были похожи на инопланетян.
Военная хитрость
— Если ты провинишься, как будешь выкручиваться перед родителями? — спросил меня однажды двенадцатилетний Жорка.
— Попрошу прощения.
— А я выброшусь из окна!
— Зачем?
— Да я понарошку. Чтобы родители меня пожалели и удержали. Это у меня военная хитрость.
Неправда ваша
Жорка в детстве был очень красив. Правильные черты лица, кудрявые волосы. Ангел.
— Все маленькие красивые! — говорил мне Жорка. — Только ты был страшный и почему-то черный.
Победа по блату
Родители с Жоркой постоянно нянькались, пытались его чем-то увлечь. Купили ему аккордеон. Он заниматься не стал. Скрипка его тоже не заинтересовала. А вот на гитаре играл хорошо, даже сочинял музыку.
Он и меня научил играть.
Любил давать мне советы.
— Тренируйся каждый день. Тогда тебя даже в «Машину времени» могут взять.
К спорту у него способностей не было. Ни в футбол, ни в хоккей он играть не любил.
Но любил устраивать соревнования.
Однажды он нас троих — меня, Лешку Крупова (Цыпу) и Игоря Петрова (Петра) — построил на катке и объявил:
— На старт, внимание, марш!
Мы на коньках помчались.
Первым пришел Игорь, вторым Цыпа, а я третьим.
Жорка сказал:
— Результаты забега таковы: Игорь на первом месте, Женька на втором, а Цыпа на третьем.
Цыпа законно возмутился:
— Я же быстрее прибежал!
— А Женька старался больше, — сказал мой брат.
Он меня всегда защищал.
Брызгалки
Жорка потом задружился с Цыпой, потому что у него были фирменные брызгалки (пустые флакончики из-под шампуня), ему мать их приносила из парикмахерской, где работала.
Жорка очень радовался такой выгодной дружбе. И мне об этом говорил.
Однажды он меня обидел, и я в сердцах Цыпе разболтал, что Жорка с ним дружит только из-за брызгалок.
Цыпа почему-то не сильно обиделся.
Котик мой Васька
Жорка в детстве был величайшим любителем и знатоком собак. Он прочитал о них множество книг, всех консультировал по кинологическим вопросам. Но в московской квартире мы собак никогда не держали. У нас жил только кот Васька, которого я купил в восьмом классе за 15 копеек на Птичьем рынке.
Когда Васька умер, я его похоронил. И сильно-сильно плакал.
Папа, мама, Жорка и я
Брат у нас в семье считался отцовским любимчиком, а я — маминым. Я без мамы не мог обходиться. Очень любил. Потом мы стали сильно ссориться.
А когда я вырос и мы разъехались, опять стали любить друг друга.
Ножи
Жорка очень любил ножи. Однажды я привез ему из Америки маленький перочинный ножик. Он потом с ним не расставался.
— Это самый драгоценный подарок! — говорил мне.
Квартира
В 70-м году наш дом сломали, и мы переехали в новую квартиру — в длинный-длинный хлебниковский (вот напророчил-то!) дом, который располагался и располагается в том же микрорайоне Кусково.
Нам дали трехкомнатную квартиру. Отец себе выбрал комнату с балконом, мама — зал, а нам с Жоркой досталась комната на двоих.
Вопрос
Не знаю, можно ли назвать период моей жизни с 1970 по 1981 годы — детством? Скорее, это и детство, и отрочество, и начало юности.
Сейчас понимаю
Сейчас я понимаю, что вся моя прошедшая жизнь является в какой-то степени и моей настоящей жизнью. Ведь и сейчас меня волнует, радует, огорчает пережитое в те годы.
Мне было шесть лет
Мне было шесть лет. Мы только-только переехали из нашего кусковского дома в квартиру. Мы с братом познакомились с пареньком Колькой и его сестрой Олей. Стали вместе на улице разводить костры и печь в углях картошку. Ничего вкуснее той картошки я до сих пор не ел.
В новом дворе
Началось мое бытие в новом дворе весьма печально. Мы подрались с одним пацаном — Олегом, моим ровесником. А за него вступился его старший 12-летний покровитель, кадрящийся с его старшей сестрой. Заступника звали Андреем. Он толкнул меня лицом в снег, брат меня пытался защитить, но на помощь Андрею подоспели многочисленные его приятели. И мы убежали с братом. И правильно сделали.
В первом классе
Когда я пришел в первый раз в первый класс, то чувствовал себя до боли неуютно. Почти никаких знакомых, не говоря уже о близких. Лишь одного паренька — из параллельной группы детского сада — я знал раньше. Сначала я плакал в школе. От непроходимого, не улетающего в трубу беззаботности одиночества. Потом оклемался, появилось много новых приятелей.
Подвиг
Только сейчас начинаю понимать, какой это великий подвиг быть родителями!
Мои родители — настоящие герои. Воспитали одни, без чьей-либо помощи двух сыновей.
Ни бабушки, ни дедушки им не помогали, денег не хватало. Все, что имели, отдавали нам. Учили математике, русскому, иностранным языкам, музыке, защищали, кормили, одевали. Ничего не требуя взамен.
Эпизод
Помню и такой эпизод: группа почему-то разъяренных ребят гонится за нами с братом. Я страшно напуган. И от страха почти бессознательно кричу:
— Па-па-а!
Это слово само вырвалось из меня. Отец-то не мог меня услышать. Он был на работе.
Театральная драка
Однажды мы с Жоркой устроили во дворе театральную драку. Я как бы его бил, а он отлетал в сторону…
Этот сценарий придумал брат — хотел меня обезопасить от дворовых хулиганов. Мол, они увидят, какой я силач — и будут обходить меня стороной.
Вечерние разговоры
По вечерам мы всегда разговаривали с братом.
Однажды я спросил его:
— Ты какой город больше всего хотел бы посетить — Париж или Нью-Йорк?
Он ответил:
— Париж.
— А я — Нью-Йорк, — сказал я.
Так потом получилось, что я жил и в Париже, и в Нью-Йорке. А Жорка, увы, не побывал ни в одной стране.
Игорь
Вскорости жить стало полегче. Начал проходить процесс адаптации. У меня появился друг. Игорь. Нас называли «не разлей вода». Мы стали друзьями с первого класса. Как только я пошел в школу, Жорка воскликнул: «Как здорово, что ты в одном классе с Петровым! Он любимец всего нашего двора. Тебе повезло!» Я об этом не думал. Мне просто нравилось быть с Игорем. Вскорости брат присоединился к нашему союзу. После школы мы с товарищем шли сначала ко мне (по дороге), а потом к нему. Ели и у меня, и у него. Я думал: «Неужели придут такие времена, когда мы с ним не будем видеться каждый день, как сейчас? Это невозможно!»
Однажды, сидя у меня дома, мы очень проголодались, а продуктов в нашем бедном холодильнике никаких, кроме яиц, не было. Игорь вызвался приготовить яичницу. Мне же лет в 7-9 даже газ самому включать не разрешали. А Игорь очень ловко, запросто яичницу сварганил. Я даже поразился. Моя мама долго потом смеялась и удивлялась тому, что Игорек сумел поджарить яичницу без масла.
Жмурки
У «Петра» — так я называл своего друга — мы очень любили играть в жмурки. Однажды во время этой игры я забрался в шкаф, стоящий в прихожей. Когда водящий открыл его, я вздрогнул от неожиданности. И поломал что-то в шкафу. И полетел вверхтормашками с верхней полки (а именно туда я забрался). И переломал собой железную балку, вставленную в шкафу. Как ни странно, я ничего себе не повредил. Мощная железная балка вылетела из створок.
Фантики
Еще мы любили играть у Игоря в фантики, которые мне тогда представлялись настоящим богатством. В один прекрасный миг мне страшно повезло. Мой и братов приятель Сашка Столяров (по прозвищу Буйвол), с которым я менялся марками, подарил мне две коробки фантиков. Вот уж я радовался!
Менялся я марками и с Игорем. У меня был специальный маленький альбомчик для обмена, выделенный отцом. В этом альбомчике находились в основном бракованные марки. Но было немало и небракованных — албанских, которые отец определял как «чрезмерно дефицитные», поскольку в то время дипломатических отношений между нашими странами не существовало. Об этом я говорил и Сашке, и Игорю. И выменивал у них красивые, большие марки. Какие мне нравились! Албанские же мне по душе не приходились. Невзрачные какие-то, несмотря на то, что «дефицитные».
День рождения Игоря
Каждый год мы с ребятами из двора отмечали Игорев день рождения. У него всегда собиралось много народу. И я ревновал друга к другим ребятам. Однажды даже в открытую спросил у него (до этого очень долго не решался задать этот вопрос): «Кто твой лучший друг?» Он ответил, что я, а на втором месте — Сережка (это другой парень из двора). Я ворчал: «А Сережке ты небось говоришь, что я на втором месте». Игорь смеялся над моей странностью: «Он мне таких вопросов не задает». Чтобы рассорить товарища с его окружением, я предпринимал различные каверзы. Олег (тоже друг Игоря. На третьем месте?) всегда дарил ему на дни рождения ценные фарфоровые статуэтки (его мать работала в торговле). А я всегда твердил Игорю: «Ты Олега приглашаешь только из-за того, что он тебе такие подарки дарит». Терпеливый и, как я сейчас понимаю, великодушный друг, отвечал, что это неправда. И самое смешное, что я это знал. Просто я хотел, чтобы Игорь не приглашал Олега (как, впрочем, и других). И пытался добиться своего вот таким странным путем. Я надеялся: Игорь начнет мне доказывать, что подарки Олега ему не нужны, и не станет приглашать его вовсе.
Миша Коган
Дружил я и с Мишей Коганом. Особенно в летние месяцы, когда Игорь уезжал в пионерский лагерь (его мама работала там медсестрой). С Мишкой у нас были общие интересы — прежде всего, аквариумные рыбки. Нас обуревала эта страсть. Помню, как в первый раз оказался на Птичьем рынке. Еще не знал об обитателях аквариумов ничего. Даже представления о них не имел никакого. А через месяц знал об этом волшебном мире очень многое. И мои школьные товарищи, увлекавшиеся рыбками, даже называли меня профессором в этой области. А первый аквариум — на 20 литров — мне подарил Мишка. С его легкой руки все и началось. Затем у меня появился круглый аквариум, затем на 40 литров и, наконец, — на все сто. У Мишки «водоем» был поменьше, но рыбки у него вырастали быстрее и более здоровыми. Я завидовал ему. Однажды мы с Васькой (это наш приятель, тоже любитель рыбок) даже пустилась на подлость… Мы изловили сачками нескольких Мишкиных рыбок и долгое время держали их на воздухе (Коган был в туалете). А затем опять бросили бедных пучеглазых рыбех в воду, надеясь на то, что Мишка увидит: с рыбками что-то не то — еле плавают.
Мы хотели, чтобы он позлился, а ему почему-то все везло и везло, рыбки росли здоровенькие, а у нас росли, да не очень. Однако Мишка не заметил ухудшения состояния своих любимиц, просто потому, что они ничуть не пострадали. Его рыбки были точно двужильные. Они росли и размножались всем на удивление, точно китайцы.
Синицы
Частенько мы с Васькой и Мишкой (у него дома) ловили синиц. Но ловля их, по правде сказать, меня в восторг не приводила. Потому что однажды на наших глазах одна птичка погибла. Расскажу, как это произошло. Мы поймали ее. Коган держал ее в руках и хотел уже посадить в клетку, но синица вырвалась из рук, полетела на волю, не заметила стекла и со всего хода об него ударилась. И погибла. Упала бездыханная.
С тех пор ребята ловили пернатых без меня.
Березовый сок
С марта по середину апреля каждого года я собирал березовый сок. И потом дарил его отцу на день рождения — 13 апреля. Я расставлял банки в кусковском парке, вставлял бумажные трубочки в березки. У меня получалось иногда собрать до 5 литров.
Ледоход
Весной пробуждался ледоход. Лед на пруду начинал трескаться, образовывались льдины, и мы с ребятами по ним радостно прыгали.
Жорка однажды свалился в холодную воду. Но не растерялся, просто пошел спокойно к берегу — пруд у нас не самый глубокий.
Самострелы
С Мишкой и Васькой мы делали в детстве страшные, нешуточные самопалы, которые стреляли иголками, воткнутыми в твердый поролон. Многие ребята охотились на птиц. И весьма удачно. Я не охотился. Слава Богу. Я стрелял только в забор.
Все правильно
Недавно смотрел телевизионную передачу про бывшего знаменитого тяжелоатлета и хорошего современного писателя Юрия Власова. Он с болью говорил о том, что нынешние дети мало знают разнообразных игр. Это действительно очень грустно. Мы же, московские ребята 70-х годов, играли во всевозможные уличные игры: и в чижика, и в пробки (расшибец), и в городки. Во все, что угодно. А я вообще, по сути, воспитывался на улице. Знал многие ее тайны. И темные, и светлые закоулки… Моя мама, до семнадцати лет жившая в небольшом сибирском городке, даже заставляла меня в летнее время постоянно гулять босиком и без рубашки. И все время гнала на улицу — заставляла дышать свежим воздухом. Мать делала правильно. И воздухом я надышался, и воспитала меня улица как надо. Подготовленным — более или менее — к жизни. Там я научился устанавливать контакты со сверстниками, выходить из трудных ситуаций, добиваться своего. А если бы я сидел дома, да смотрел телевизор? Я бы, конечно, не смог с семнадцати лет жить вдали от отчего порога.
Стыдно
Когда мне было лет восемь, меня очень сильно обидели. Один парень лет двенадцати из нашего двора пригласил в кино своих одноклассников, одноклассниц и двух моих товарищей. Последние пригласили и меня. Я был чрезвычайно обрадован, если не сказать, счастлив. Походы в кино представлялись мне в детстве чем-то экстраординарным. Мать погладила мне новый немецкий костюмчик, подаренный дедушкой.
И вот я подошел к школе, где мы с товарищами условились встретиться. Там меня увидел этот парень с нашего двора. Парень сказал: «А его мы не возьмем». Я не помню, заплакал я или нет. Но помню хорошо, что был потрясен серьезно. Как — если бы мне на ринге попали в печенку, солнечное сплетение или в подбородок. Примерно так.
Видимо, этот малый с нашего двора понял, что мне плохо, и сжалился надо мной, и сказал: «Ну, ладно, пусть идет, но где-нибудь на трехметровом расстоянии от нас. Сзади!». И я почему-то пошел. Правда, мои товарищи пошли вместе со мной, а потом мы слились и в единую группу. Но мне до сих пор себя жалко. И до сих пор за себя стыдно.
«Ящики»
Рядом с нашим домом была расположена целая вереница магазинов. «Универсальный», «Продуктовый», «Аптека». В «тылу» проходного длинного «Продуктового» валялись бесчисленные деревянные ящики для тары. А через этот «тыл» (проход) постоянно проходили «пешеходы, люди невеликие». Тогда двор еще не был закрыт тупой и безнравственной бетонной стеной. Мы с братом и Андреем, который раньше враждовал с нами, но вскорости стал нашим другом, любили посидеть в ящиках с самострелами, стреляющими согнутыми проволочками. Это было удивительное мальчишеское наслаждение: темнота, спрячешься, как снайпер, в каком-нибудь потайном уголке «ящиков», сделаешь дырку для самострела и ждешь своей великовозрастной, опасной добычи. И вот — идет через магазинный двор прохожий. Ты стреляешь. В ноги. Такой у нас существовал между собой уговор. Прохожий чувствует неожиданную острую боль, но не понимает — в чем дело. Судорожно оглядывается вокруг, хлопает вытаращенными глазами, трет больное место. А мы, поросята, давимся от смеха, еле сдерживая в груди ком хохота!
Не обходилось и без драматических ситуаций. Однажды кто-то из нас стрельнул в здоровущего молодого мужика. И тот ринулся на «ящики», понял, что «снайпер» сидит там. Начал рыскать. Мы затаили дыхание, чуть в штаны со страху не наложили. Слава Богу, не нашел. Все обошлось, а то не сносить бы нам головы. Кстати говоря, сознание того, что мы подвергаем себя определенной опасности, делало «ящики» в наших глазах еще более привлекательным местом развлечения!
Не могу сказать иначе
стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд
стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд
трус стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд
стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд стыд вор стыд стыд
До шести лет
До шести лет я не знал страха и был нормальным человеком.
Будущее
Когда я учился в школе, меня поражала быстрота времени! Я часто говорил себе, например, следующее: вот сегодня 5-е января. Определенный день. Запомни его. Ведь скоро он умрет. А потом, где-нибудь через полгода, я вспоминал о нем. Точнее, вспоминал те слова, которые тогда говорил. Проделываю подобные операции и сейчас. Будущее наступает мгновенно.
Валерка
Один мой одноклассник, Валерка Гончаров, в третьем классе заявил мне:
— Я не женюсь никогда.
А у меня сразу деловая, хитренькая задумка появилась. Я предложил:
— Давай поспорим на десять рублей (мне казалось, это огромная, фантастическая сумма), что женишься!
Он охотно согласился, а я потирал руки, осознавая, что мое дело беспроигрышное. Мне-то в любом случае не платить!
Энвер
В нашем классе учился очень длинный парень, татарин Энвер Юсипов. В третьем классе он уже был таким высоким, что маленькие пацаны частенько спрашивали у него:
— Дядя, сколько сейчас времени?
Сережка
Мне было восемь лет. Сережка Шошников (паренек на 5 лет старше), стал собирать во дворе футбольную команду. Мои одногодки и товарищи согласились. Я отказался. Не хотел играть в его команде.
Сережка меня уговаривал. Рассказывал, как это здорово — быть в его команде.
Всем ребятам на майках он нарисовал нитрокраской номера, как у настоящих футболистов.
Я завидовал, конечно. Но в его команду все равно не пошел.
Счастье
Мне было десять лет. Я лежал в больнице. Ко мне пришла мама и принесла килограмм зефира. Целый килограмм зефира. Счастье!
Не плачь
Когда я был учеником третьего класса, мама повезла меня на метро записываться в футбольную ДЮСШ «Динамо». Первые два тура я выдержал. А на третьем завалился. И мне сказали: «Нет!»
Мне было обидно и непонятно, почему мне отказали. Играл я, как мне казалось, ничуть не хуже других. Не гонял «кучей», отдавал быстро пас и т. д. — словом, делал все так, как нас учил жэковский тренер.
Но, тем не менее, мне сказали: «Нет».
И я зарыдал. И рыдал долго. Но не только от душевной боли (хотя она была подлинная), но и потому, что надеялся: подойдет какой-нибудь добрый тренер и скажет: «Пацан, не ной, я беру тебя в команду».
Но напрасно я обнажил свою слабость, показал слезы. «Нужно уметь проигрывать», — не раз говорил мне отец.
Да и не добился я своим плачем ничего — никто меня, кроме матери, конечно, успокаивать не стал.
Так я со всей очевидностью осознал, что нечего лишний раз мокрое место разводить, и что Москва слезам не верит.
Спортивные страсти
В десять лет, в четвертом классе, я записался в две спортивные секции — футбольную и хоккейную. Клуб назывался (он и сейчас так называется) «Крылья советов».
Наибольших успехов я добился в хоккее, к 14 годам дважды становился чемпионом Москвы, был центральным нападающим.
В футболе поначалу были очень хорошие результаты, я даже играл за ребят старшего возраста. Играл на позиции левого полузащитника.
А потом я сдал, меня стали во время игры заменять. Я очень мучился, переживал. И вскоре перешел в другую команду, более низкого ранга, во вторую лигу. Команда называлась «Луч». Там я тоже стал центральным нападающим и опять был в центре внимания.
А в девятом классе я увлекся боксом. Провел на ринге девять боев и в семи победил. Тренировался в Доме пионеров и школьников в Кузьминках и в клубе с подходящим названием — «Мясокомбинат».
Когда появились проблемы со здоровьем, я бросил бокс. Буквально через три дня мне позвонил старый тренер по футболу из «Крыльев» и пригласил вернуться. Я согласился. И до семнадцати лет играл в высшей лиге, получил первый взрослый разряд. Больше меня не заменяли.
Бабушка из Сибири
В четвертом классе мама повезла нас с братом к себе на родине в Сибирь, в город Ужур.
Это было летом, и мы попали в тридцатиградусную жару.
Я познакомился с бабушкой — Александрой Павловной Мальцевой и дядей Колей, ее великовозрастным сыном, которого мы все звали Колей.
Коля рассказывал, как он на поезде проехался из Ужура в другой город зайцем в купе. Он оказался большой оригинал. В 40 лет женился на восемнадцатилетней девочке.
В Ужуре мы пошли на рыбалку, я радостно ловил пескарей на удочку.
У бабушки был дом и участок.
Дипломат
Угощала бабушка нас окрошкой. Я ее неохотно ел — мне не нравилось. Но благодарил. Бабушка была довольна.
Отец
Мне было лет одиннадцать. Я возвращался с тренировки по хоккею. За спиной висел огроменный рюкзак с амуницией. Еле-еле влез в автобус. Вдруг почувствовал, что кто-то мне помогает, поддерживает рюкзак, фактически заносит в салон. Обернулся: отец!
За все приходится расплачиваться
За все приходится расплачиваться.
В одиннадцать лет я поколотил своего одногодка. Кажется, не за дело. Он рассказал о драке дома, его синяки подтверждали сказанное.
Прошло где-то дня три. Я играл с ребятами во дворе в футбол. Вдруг чувствую: кто-то на меня смотрит. Обернулся — точно: смотрят милиционер, несколько рослых мужиков и двое пожилых людей разных полов. Затем они все пошли в нашем направлении. У меня что-то сработало в мозгу, интуитивно я понял, что это за мной. И со всех ног помчался прочь.
Меня догнали. И привели в детскую комнату милиции. Глядя на меня, пожилая женщина, не переставая, повторяла: «Какая бандитская рожа, какая бандитская рожа!» Это, оказалось, мать потерпевшего.
Теперь, когда я вижу милиционеров, меня немного лихорадит.
Первый раз на юге
Первый раз я попал с мамой на юг в шестом классе, это было в Грузии, в поселке Чаква.
Мы остановились с мамой на турбазе. Это был поезд, мы жили в одном купе.
Мама покупала мне орехи и груши, а сама на себя почти ничего не тратила. Денег не было.
В Чакве мне очень нравилось. Я гулял по галечному пляжу, собирал ракушки, ходил по трубе через овраг — тренировал волю, смотрел кино, которое крутили под открытым небом.
В поселке все говорили с могучим грузинским акцентом, либо вообще не говорили по-русски.
С нами все время был веселый массовик-затейник. Помню, он начал нас разыгрывать:
— Пчела залетела в купальник к пани Монике. За что она укусила?
Все начали гадать.
Массовик-затейник торжествующе резюмировал:
— За руку пана директора.
Вобла
Вобла в детстве… Роскошнейшее лакомство… Мать давала нам с братом в день рыбку на двоих.
Брат брал себе хвостик, а мне великодушно отдавал спинку и все плавнички. Я очень ценил старшего брата за щедрость — в самом деле, отдать все плавнички — это было проявлением огромной доброты.
Сейчас у меня дома всегда навалом воблы. Но ем ее очень редко.
Еда в детстве
Еда в детстве — особый разговор. Помимо воблы мама нам частенько оставляла с братом на день бадейку замечательного киселя. Я нажимал на него с белым хлебом. Мама делала замечательные сырники, сладкие пирожки. Вкуснота!
Оставляла нам деньги на квас. Мы покупали бидон и еще трехлитровую банку.
Суп из горбуши (в консервной банке) мы называли красный. Очень его любили.
Еще мама делала «фирменные» бутерброды. Белый хлеб, масло и песочек сверху.
Осенью я собирал яблоки во дворе. И мама варила компот. А меня называла «добытчик».
Однажды мы с мамой и братом поехали на кораблике по Москва-реке. Мама сказала:
— Покупайте язычков и кексов, сколько хотите!
Я съел, по-моему, 30 язычков.
Варенье из апельсиновых корок
Отец, видимо, изучив кулинарную книгу, стал варить варенье из апельсиновых корок. Сварив, начал нас угощать. При этом он так нахваливал свое «творенье», что я не решался его обидеть. И ел это жуткое варенье.
Неправильная халва
Мама как-то купила халвы. Она оказалась с непонятной белой начинкой. Мы испугались, подумали, что это битые стекла… Только потом сообразили, что халва может иметь начинку. Так она даже вкуснее.
Отец больше любил щербет.
Жорка
Жорка очень хорошо плавал. В нашем огромном кусковском пруду (мы его называли графским) он чувствовал себя как рыба в воде.
Маленькие карасики
В кусковском пруду мы с ребятами однажды поймали сеткой много маленьких карасиков. И выпустили их в наш маленький прудик, во дворе.
Надеялись, что они вырастут.
Алкоголь
Летом, в спортивном лагере (я тогда занимался футболом и хоккеем) я в первый раз выпил вина. Я перешел в восьмой класс. Старшие ребята — футболисты и конькобежцы — закупили много-много бутылок «Каберне». А мы, те, кто помладше, пошли вместе с этими ребятами в лесок посмотреть, как они будут пить. Нас стали весьма активно угощать, все мои друзья выпили. Я поначалу отказывался. Но потом, чтоб не ударить в грязь лицом, сам подошел к одному очень талантливому конькобежцу, призеру Союза (он был на пирушке тамадой) и попросил его мне тоже налить немного. Парень налил где-то полстакана. Я выпил, но ничего не почувствовал.
Затем я выпил с одноклассниками, уже учась в восьмом классе. А всерьез напился в 17 лет. По представлениям нашего двора — возмутительно поздно.
Голод
В спортивном лагере всегда хотелось есть. После полдников мы с ребятами ходили по столовой и собирали со столов оставшиеся печенья.
Ответ
Я помню, в детстве спросил маму: а что, и я умру? Он спокойно ответила: «Да, и ты. Но это будет так не скоро, когда уже и жить не хочется…»
Я успокоился.
Одиночество
В восьмом классе я вдруг ощутил себя очень одиноким. С друзьями поссорился, из спорта ушел.
Москва меня спасала. Я уезжал из нашего спального «Выхина» (тогда станция метро называлась «Ждановская») в центр и гулял по старинным переулкам.
Детские костры
Как в детстве я любил жечь костры! Мне не стоило труда разжечь костер с одной спички, без бересты, без бумаги. Этим, помнится, я очень удивлял своих товарищей.
В любое время года, в любое время дня, до обалдения, безумно палил я костры. Надо сказать, частично детские привычки у меня сохранились…
Недаром у меня скуластое лицо, узкие глаза и толстый нос.
Мама меня спасла
Я занимался в футбольной секции команды «Крылья Советов». И вот нам выдали талон на приобретение спортивной формы. Счастье! Я побежал домой, держа этот прекрасный талон в руках. И — по дороге потерял его. Ну, как вам описать мое горе?
Мама меня спасла. Поехала на «Крылышки» и привезла новый талон.
«Крылья»
В «Крыльях» я провел с перерывом семь лет — с десяти до семнадцати.
Тренировались мы в понедельник, среду и пятницу. В воскресенье была игра.
С раннего детства я был приучен к солдатской дисциплине, к системной жизни. Это ведь еще надо было добраться до клуба с рюкзаком амуниции за плечами.
Когда я занимался футболом и хоккеем, считал, что это самые главные виды спорта. Ничем другим я и не думал заниматься. Это потом я открыл для себя бокс. Записался в музыкальный кружок.
Спортивный лагерь
Летом мы ездили в спортивный лагерь. За это мои родители платили 25 рублей. Спортивный лагерь — это жуткое издевательство над человеком. Ежедневные утренние кроссы вокруг колхозного поля, постоянные тренировки, голод и т. д.
В тихий час я убегал в лес и на речку. Иногда и во время кросса останавливался у речки — у самого берега гулял красивый толстоспинный голавль. Для меня это было чудо. Река, склонненая ива и яркая спина могучей рыбы…
По речке плавали красивые желстогалстучные ужи.
Старшие ребята из них делали ремни.
Спортивные лагеря находились в Ступино или Михнево.
В тихий час я иногда ходил за грибами. И потом сушил их. Насушил в один год килограммов пять грибов. Их у меня потом украли. Впрочем, я тоже там, в лагере, воровал. Все мы друг у друга что-то воровали. В основном продукты.
Персики
В первый год в спортивном лагере я сильно отравился персиками.
Чуть концы не отдал.
Тренер Валерий Палыч Прокольчев делал мне массаж живота, но мне не помогало. Но уже через три дня я вышел на тренировку.
Проклятие
Я недавно проклял одного своего врага. А потом снял проклятье. Пусть живет. И мне безопаснее.
Евпатория
Однажды (я тогда учился в седьмом классе) отец пришел домой и спросил:
— Хочешь пожить у моря, в санатории?
— Конечно, хочу,
— Можешь поехать на целую четверть.
Я стал собираться.
И меня отправили в Евпаторию, в школу имени Олега Кошевого.
Это оказался интернат.
Там собрались ребята со всего Советского Союза — из Москвы и Московской области, Томска и Челябинска, Киева и Харькова…
Я влюбился в Лену Огородникову. Она, увы, любила другого парня из нашего класса.
Мы ходили там маршем, всегда под прямым углом. Пели песни, скандировали речевки.
— Кто шагает дружно в ряд?
— Пионерский наш отряд.
— Наш девиз?
— Бороться, искать, найти и не сдаваться.
В палате было человек 25.
Все болтали. Не заснешь.
По вечерам мы смотрели телевизор. Одна программа шла на украинском языке.
Однажды наша воспитательница спросила:
— Вы слышали нехорошие анекдоты про Ленина?
Мы удивились:
— Нет. А разве такие есть?
— Не слышали и хорошо, — ответила воспитательница.
В школе мне приходилось несколько раз подраться, чтобы меня не задирали. Сильная драка была с пареньком из Красноярска. После этого он меня зауважал.
На море мы не купались — было еще холодно, апрель-май — вода не прогрелась.
Иногда я убегал один на море, ходил по камням, собирал ракушки, однажды — к своему ужасу! — набрел на мертвого дельфина.
Учили в школе спокойно, без надрыва. Лучше, чем в Москве. И спрашивали не так строго. Оценки за четверть я получил очень хорошие. Не было ни одной тройки.
Дельфины
Школа стояла на самом берегу моря. Глядя в окошко во время уроков, я постоянно видел, как частыми синхронными нырками плыли по морю дельфины.
Воля
Проживая в Крыму, я активно тренировал свою волю. Когда я увидел, что мои сверстники, местные аборигены, свободно прыгают головой вниз с пирса в море, я удивился их смелости и решил стать на них похожим. Сделать это было непросто. Однако я переломил себя и вскорости отчаянно нырял в соленую воду с трехметрового пирса. Но, как выяснилось потом, свою волю я так и не закалил.
Волна
Я любил прыгать в огромную, страшную, пугающую пляжников волну. Она крутила, переворачивала меня в своей стихии, как стиральная машина — белье. И выбрасывала на берег. Обессиленный, но почему-то страшно счастливый, я лежал на песке.
Такое у меня было развлечение, которое вводило меня в состояние какой-то безумно-сильной экзальтации, непонятного восторга.
Школа
В Москве я учился хорошо по гуманитарным дисциплинам — истории, литературе… Математику всегда списывал. Ничего в ней не понимал. И сейчас особенно не понимаю, хотя и закончил университет по специальности «финансы и кредит».
Сиамские близнецы
В десятом классе, на биологии, рассказывали нам про Сиамских близнецов. Класс грохнул, когда узнал, что у них у обоих были дети. Но кое-кто, я помню, не смеялся.
Савкова
Тогда мы еще спали с братом в одной комнате. Наша соседка Савкова шла по улице пьяная. Подойдя к своему подъезду, она громко крикнула: «Детки, вы оставайтесь, а я уебываю».
Было у Савковой двое детей.
Тогда мы очень смеялись с братом.
Лунатик
Новый год был в разгаре, все веселились. Меня давно уложили спать, было мне лет десять.
Затем зазвенел дверной звонок. Открыли. На пороге стоял я. В трусах и весь в снегу. Сколько я гулял — сказать трудно.
Целых десять сантиметр
Однажды меня и нескольких моих одноклассников вызвали на родительское собрание за то, что мы постоянно прогуливали последний по расписанию урок. Один родитель, азербайджанец, отчитывал меня, патлатого мальчугана: «Волос должен быть один сантиметр, два сантиметр (при этом он самодовольно поглаживал себя по стриженой голове), а у этого — целых десять сантиметр!»
Этого родителя раздражал не только мой проступок, но и мой внешний вид.
Я стоял, опустив глаза долу, а сам еле сдерживал смех.
Черныш
Как в детстве я ненавидел «собачников»! И как обожал собак! Московские несчастные дворняги мне отвечали тем же. Мы были на «ты». Я бегал с ними, хватал их за морды, теребил за уши, кормил, гладил по головам. Я был неразлучен с собаками. И постоянно их прятал от «собачников», которые в нашем дворе поставили фургончик, жили в нем и каждый день выходили на свой грязный промысел. «Собачники» имели больший жизненный опыт, чем я, и отличались большей хитростью. Многих собак мне спасти не удалось. Однажды «собачники», эти главные враги моего детства, поймали самого замечательного в мире пса — Черныша. Родители долго не могли меня успокоить. Настолько мое горе было безутешным.
А затем, когда я уже учился в седьмом классе, то есть когда стал почти взрослым, случилась следующая история: я шел по улице, и на меня налетел какой-то неизвестный кобель огромного роста и стал непонятно почему лаять. Он также хотел прыгнуть на меня. Стоило мне повернуться к безумному псу спиной, как он буквально кидался на меня, приготавливался для прыжка. Слава Богу, я быстро поворачивался к нему лицом. И он на мгновенье успокаивался. Кое-как, еле-еле я отбился от сумасшедшего животного, верней — пес сам от меня отстал. Хотите верьте, хотите нет: с тех пор я боюсь собак.
Десятый класс
Весна, десятый класс, шестой урок кончился, учителя и ученики разошлись по домам. Только мы с одной комсомолочкой остались в школе.
Мы страстно целуемся. И вдруг из своего классного кабинета выходит физичка и застает нас врасплох.
Комсомолочка
Вспоминается и другой случай из данной серии. Мы шли с этой же девчонкой (одноклассницей) по школьному парку. До этого, сидя на скамеечке, мы нацеловались вусмерть, до волдырей на губах. И одноклассница мне серьезно и не кокетничая (как мне показалось) сказала: «Знаешь, я так от всего устала! Хочется тихой гавани. “Лечь бы на дно, как подводная лодка” — помнишь Высоцкого?»
Было нам по шестнадцать лет.
Нам ничего не светит
В восьмом классе военрук собрал всех учеников нашего класса и повел в школьный тир — проверять, как мы умеем стрелять. Все стреляли нормально — кто лучше, кто хуже, но все попадали в мишени. Один я, как белая ворона, несчастный неудачник, не попал ни разу. Я страшно огорчился и, кажется, даже покраснел. А военрук сказал: «Если так стрелять будет каждый советский человек, то в случае чего — случись война с миллиардным Китаем — нам ничего не светит».
Военрук был большой любитель пошутить.
Стихи
Брат писал стихи. У него был синенький заветный альбомчик. И он туда записывал свои рифмованные сочинения. Я не мог понять, как это ему удается так ловко складывать слова.
— Ты что сначала рифмы выписываешь? — спрашивал я.
— Да нет, — отвечал он. — Все как-то само собой получается.
Литература
В четырнадцать лет я сам сочинил первые опусы.
Пятнадцать лет уж на исходе.
Но как-то все совсем не так.
Тра-та-та-та-та-та-та-та-та-та.
И я от прошлого устал.
В восьмом-девятом классах я стал очень много читать, а до этого читал крайне мало. В пятнадцать лет я с удивлением обнаружил, что Шекспир это не композитор…
Я пользовался огромной отцовской библиотекой, ходил в районную библиотеку. Любимые поэты тех лет — Эдуард Асадов, Игорь Кобзев, Игорь Ринк…
Потом я открыл Евтушенко, Вознесенского, Вегина, Солоухина, Татьяну Бек…
У отца были подшивки «Юности». Я прочитал все номера от корки до корки — Аксенова, Гладилина, Кузнецова, Амлинского…
Любимыми прозаиками были Аксенов и Гладилин.
Поэтом номер один — Асадов. Потом я с ним даже познакомился, был у него дома. И с Василием Павловичем Аксеновым общался много раз.
Саша
В Евпатории мой соученик Саша Каломиец из Томска прочитал на одном школьном «капустнике» стихотворение «Вересковый мед». Я был потрясен. Это было фактически мое первое соприкосновение с поэзией.
Бокс
Боксом я стал заниматься в девятом классе.
И обожал этот вид спорта. На тренировки ходил каждый день.
Тренировал нас замечательный человек Александр Петрович Герасимов. Он нас и премудростям бокса учил, и о жизни с нами говорил. Он очень любил Высоцкого.
Когда я стал делать успехи, он подарил мне роскошные атласные боксерские трусы.
Когда я ушел из бокса, трусы вернул.
Тренер сказал:
— Они тебя ждут.
Открытый ринг
Открытый ринг. Только что провел бой. Выиграл. У меня теперь: 6 боев — 6 побед. 6:6, как говорят боксеры. Сижу. Смотрю на других. Бьется наш, домпионеровский, со спартаковцем — серебряным призером «Москвы». У спартаковца 40 боев. У Рашида Сабирова, призера «Европы» — 41. Это для сравнения. У нашего — первый. Первый бой! Бьются на равных. Заговариваю с соседом.
— А ничего особенного что-то — «серебро»?
— А поди победи!
На следующий день дерусь с ним, спартаковцем. И уступаю. Чуть-чуть, но уступаю. Серебро.
Коля
Однажды на тренировке мой другой тренер («мясокомбинатовский») Валентин Павлович Голубев выставил меня в качестве спарринг-партнера против чемпиона Москвы Коли Иванова.
Я выдержал все три раунда, но голова у меня чуть не отлетела. Коля работал быстрее, опережал на долю секунды и попадал. Было мне не очень приятно. Но главное, я выстоял.
Валентин Павлович меня ценил.
После
После тренировок мы ходили в бассейн.
Боксерские перчатки
Однажды я взял с тренировки боксерские перчатки домой. Устраивал спарринги со старшими дворовыми ребятами. Никто меня не одолел.
Странно
Я думал сам о себе: я подл, некрасив, труслив, завистлив, тщеславен, злобен, бездарен. Бог весть, какой. Но люблю себя. Разве это не странно?
Гитара
В подворотнях Красного Казанца выла гитара. Выла на зависть добрым старикам, на зло котам и домочадцам. Зычно, дерзко, прекрасно.
Так будет, я думаю, и дальше.
Влюбился
В семнадцать лет я сильно влюбился. В сестру своего друга. Она мне, увы, отказала во взаимности.
Я решил так: «Уеду куда-нибудь. Заработаю много денег, сделаю пластическую операцию, стану красивым. Вернусь — она меня полюбит».
Я уехал, куда глаза глядят. Но это уже взрослая история.
Попугай
Попугай, которого принес Жорка, меня поражал. Он всегда сидел на пороге клетки. То есть, он не в клетке, но и не на свободе.
Попугай облюбовал очень правильное местечко.
Попугай
Дискутировали с Жоркой об интеллектуальных возможностях попугая.
Я, как всегда, преувеличивал.
Жорка — преуменьшал. Он считал, что у этого попугая небогатые жизненный опыт и кругозор — он ничего, кроме клетки, не видел.
Я считал, что он, сидя на порожке, все-таки многое видит. Тем более, что Жорка клетку с ним (попугаем) таскал за собой повсюду.
Голуби
Шел в школу, возле Храма голуби купались в луже — взъерошенные, радостные, счастливые.
Голубь
Видел возле аптеки умирающего голубя — он корчился в муках. Никто ему не поможет. И я, увы, не помогу.
Кусково
На кусковском пруду видел утят.
И котика видел. Он подошел ко мне дачной узенькой тропкой и муркнул-сказал:
— Привет.
Потом я его погладил, и мы разговорились.
Смысл
Ничего не удержать в руках.
Ничего не сохранить.
Никакого смысла в жизни нет, если не понимать, что человечество едино.
Бессмертие — здесь.
…Сны человеческие — реальность.
Поет душа
Слышу цыганские, еврейские песни.
Поет душа.
Лошадь
Однажды в деревне я работал возницей в колхозе. Развозил молоко.
Умел запрягать и распрягать лошадь.
Поначалу мне это нравилось, а потом надоело.
Табор
Помню в детстве цыганский табор на Ждановской (нынешнее Выхино).
Сейчас на этом месте у меня склад.
Он и мы
Логика Христа понятна. Раздать все без остатка нищим.
Это, действительно, единственный способ все сохранить. Но к такому пониманию мы придем навряд ли. Люди думают, что пришли на землю навсегда.
Иду в школу
10 класс. Я иду в школу, останавливаюсь возле церкви, где отец Валентин меня окрестил в 7 классе. Какое счастье — перекреститься! Произнести неслышно молитву. И двигаться дальше.
Родина
Я учился, наверное, в пятом классе. Отец спросил: «Ты бы хотел иметь дом в Калининской области? Предлагают дом с огромным участком и прудом… За триста рублей».
Я, конечно, сказал, что очень хотел бы. И стал мечтать об этом доме, мысленно я уже там жил, купался в тенистом пруду, ходил по огромной пустынной усадьбе, кормил с руки чаек и голубей. Увы, дом мы тогда не купили. Но именно этот — некупленный! — дом стал мне особенно дорог. Он для меня и есть Родина.
Стыдно
Есть вещи, о которых я никогда не напишу.
Павел Петрович Тетюков
В советское время (не знаю — как сейчас) был такой предмет — пение.
Поначалу у нас в школе пение преподавала какая-то молоденькая учительница, которая заставляла нас писать ноты. Мы — ничего не понимали. Тупо записывали — списывали с доски.
Потом, по-моему, в четвертом классе к нам пришел новый учитель. Звали его Павел Петрович Тетюков. Он ноты записывать не заставлял. Он разделил класс на две части. Мы просто пересчитались на первый-второй. Вторых он записал в хор. Мы стали петь военные песни.
В хоре мы пели после учебы. А во время учебы Павел Петрович читал нам Марка Твена — «Приключения Тома Сойера». Мы тогда обожали Павла Петровича и шли на пение как на праздник. Я и сейчас снимаю перед учителем шляпу — он все делал правильно. И любовь к книге нам прививал, и нотами мозги не засорял. Ноты все знать не обязаны — их я потом выучил в музыкальном кружке. А вот к литературе приобщаться лучше всем.
Компромиссы
Сколько трусливых и подлых компромиссов совершили наши предки, чтобы выжить. Чтобы появились мы, спустя миллионы лет…
Герои не выживают.
Книжники
Мой брат был книжник, читал с утра до ночи.
И мои родители — книжники.
А я в детстве книжником не был. Я играл в хоккей, футбол. Занимался боксом.
В общем, в семье не без урода.
Но потом и я стал книжником.
Старики
Еще в школе я понял: пожилые люди, когда беседуют с молодыми, энергию забирают. Это правда. Но правда и то, что они дают мудрость.
Суханов
В параллельном со мной классе учился Максим Суханов (он теперь народный артист России).
Прозвище у него было — Длинный. Играл он, как все мы в те годы, в хоккей.
Однажды произошел такой случай. Я учился в 8 классе, а один парень из 10-го класса ни за что ударил меня. Я позвал брата и его друга на помощь. И в их присутствии врезал обидчику.
Про это узнал друг Макса — десятиклассник Андрон. Этот истеричный Андрон начал мне угрожать.
Короче, намечалась большая драка. Разрулил ситуацию Максим Суханов. Он переговорил со мной и попросил спустить конфликт на тормозах. Что и было сделано.
Третьяк. Болдин
Смотрел по телеку интервью Третьяка Познеру.
Третьяк — кумир моей юности. И сейчас он выглядел достойно. Видно, что он предан хоккею и великий специалист в своем деле.
…В детстве я играл в одной команде («Крылья Советов») с Игорем Болдиным, мы в 1974 году стали чемпионами Москвы.
Игорь Болдин в 1984 году стал олимпийским чемпионом. Он играл в одной команде с Третьяком. И я помню программу «Время» в 1984 году (новости спорта) — Третьяк хвалил Болдина. Восхищался им.
Пашка Бренев
1974 год. Мне десять лет. Я в спортивном лагере в Подмосковье. Мы бежим вместе с Пашкой Бреневым кросс через футбольное поле. Пашка устал, еле шевелит ногами. Я его подбадриваю:
— Держись, Пашка, мы должны добежать. Мы обязательно добежим!
А сил у меня у самого уже нет.
Добежали.
Голавль
Там же в спортивном лагере в тихий час пошел погулять. Кукурузное поле. Река. В реке стоит прямо у берега великолепный голавль. Жирная спина играет на солнце.
Уж
Река. Переходим вброд. Вдруг — по реке плывет уж!
Контрольное списывание
Мама меня с детства учила немецкому языку. И, конечно, учила правильно говорить по-русски.
А в школе тогда (классе в третьем) нам нередко давали такое задание — контрольное списывание. Нужно было правильно переписать какой-то литературный текст. Увы, я допускал ошибки. Мама меня ругала.
Я об этом уже писал.
Откуда появляются дети
Я очень долго не знал, откуда появляются дети.
Лет в шесть-семь, помню, спросил об этом у мамы.
Она сказала:
— Люди должны пожить вместе. И тогда — как чудо! — появляются дети.
Видимо, так и есть.
Совершенно точно — дети появляются не от полового акта. Не только от полового акта.
Машина времени
Я помню себя малышом, помню подростком, мечтавшим стать взрослым. Я хотел перескочить через годы. И перескочил.
Внедрение в сознание
Один из любимейших фильмов детства — «Неуловимые мстители». Он создан по повести «Маленькие дьяволята». И буденовец там поет песню про дьяволят.
Один из лучших фильмов о войне — «Офицеры». Главный герой (настоящий герой!) в этой картине — симпатичнейший Иван Варава. На самом деле Варрава — это разбойник. Пилат предложил первосвященникам казнить его вместо Христа. Вот так в советское время исподволь манипулировали сознанием. Внедряли в сознание людей — зная их религиозную генетическую сущность! — антирелигиозные символы.
Манипулируют сознанием людей и сейчас.
Но в детстве я этого ничего не понимал. Просто обожал «Неуловимых мстителей». Да и сейчас обожаю.
Рыбалка на Ахтубе
Опять почему-то вспомнил, как в 15 лет ездил с отцом на рыбалку на Ахтубу.
Рыбалка там такая. Закидываешь удочку — сразу вытаскиваешь. На крючке — рыба. Вобла, судак, сомик, окунь…
А еще я там водил катер.
Крымский мальчик
Крым, Ялта, море, купание в холодной воде, туман, пустынные зимние советские улицы, пальмы, пирамидальные тополя, любовь, поэзия, торжество поэзии. Гениальный Соловьев это все показал в «Ассе».
Дневник
Я начал вести ежедневные дневники с 14 лет. Потом их все потерял. Сейчас специально сохраняю в Интернете, чтобы не потерять. Как было бы здорово прочитать жизнь одного человека, начиная с 14 лет (а то и раньше). Абсолютно любого человека.
Счастье
Что такое счастье? Оно многообразно. Порой малая толика света — огромное счастье.
Время
Время безжалостно пожирает годы, точно сливное отверстие в ванной — воду.
Жизнь
Первый поцелуй.
Последний вздох.
Нет, не последний.
Еще одна попытка
То, что будет еще одна (или несколько!) попытка реализоваться в земной жизни, мне ясно.
Я слишком несовершенен, примитивен. При этом, как ни странно, я становлюсь с годами лучше. Прогресс есть. И я вижу, куда можно развиваться.
В этой земной жизни я абсолютных результатов не достигну.
Будет, будет еще одна попытка…
Бессмертие
Бессмертие, о котором так многие мечтали и мечтают, на мой взгляд, лишено здравого смысла.
Представьте себе, например, вы бессмертны, а ваши родные и друзья нет.
Это, по-моему, было бы ужасно.
Допустим, бессмертны все. Тоже плохо.
Все негодяи останутся.
Да и зачем оно, бессмертие?
Господь дал нам счастье взглянуть на этот мир.
Взглянули. Многое понятно.
А смерть — это запредельное чудо в ы с ш е г о познания.
Что там?
За дверью?
Тапер
В отрочестве я играл в ансамбле аккордеонистов-баянистов при Доме пионеров и школьников в Кузьминках. Выступали мы в основном в кинотеатрах. Исполняли Глинку и Чайковского, народные мелодии. А мечтал я стать тапером в ресторане. Тепло, уютно, сытно. Вокруг красивые девушки.
Я и сейчас мечтаю стать тапером. Тепло, уютно, сытно. Вокруг красивые девушки.
Актер
Я бы также хотел быть актером. Исполнителем комичных ролей. Как, например, мой кумир Фрунзик Мкртчян. Мне кажется, я бы всех смешил. Режиссер Володя Панжев, когда снимал меня в фильме «Укус скорпиона», дал мне именно комическую роль. Я так был счастлив.
Приходи — и бери
Мир податлив и равнодушен.
И можно стать, кем захочешь.
И можно брать все, что ты хочешь.
Приходи — и бери.
Эпилог
Потом я стал взрослым.
Потом я ушел.
Потом мы все улетели далеко-далеко.
Потом мы вернулись.
1986 — 2011
Евгений Степанов — литератор. Автор многих книг и публикаций. Президент Союза писателей XXI века.