Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 5, 2010
Лада ПУЗЫРЕВСКАЯ
ГУТТАПЕРЧЕВАЯ СТРАНА
Рулетка
блажь дорожная — ближе, ближе прочерк вилами на воде
бог не дожил — так те, что иже, всласть затеяли новодел
на раскопках, граненых градом, собираешь руками дым —
был бы гопник, а будешь гадом вечно пьяным и молодым
коль вменяют менялам влипших на просроченной лебеде
не вменяемых нас, но лишних на задворках чужих нигде —
там, где августа бисер меткий ссыпан в чрево черновика
где от дверцы открытой клетки ключ потерян, наверняка
там никто никогда не ропщет — глухо, немо, живи слепым
и прощать, и прощаться проще чаще осенью, был бы пыл
будет пепел — горючий, едкий — этот дольше, чем на века
ролевая игра — рулетка, блажь привыкших не привыкать
к полумерам и полустанкам — не остыть бы, устав стенать
ты опять заблудился, сталкер — там, за зоной, еще стена
там, где классики рефлексии чертят классики на песках
и не прыгают — ты спроси их, кем приказано не впускать
уцелевших во сне покатом, уцепившись — к спине спина
глянь, как стойко молчит под катом гуттаперчевая страна
коли вьюга
1
Настоявшись на гулком перроне не вещих табу,
распиная по ходу следы на заезженных рельсах,
подгоняет сквозняк бестолковых метафор табун
до конечной, где падают звезды, срывая резьбу,
где подземное заперто эхо. И как ты ни целься —
попадешь в переплет, креозотом пропитаны дни,
стволовым серебром поименно расписаны пули —
мы обучены в голос молчать посреди трескотни
беззастенчивых судеб чужих — не бликуют огни
семафоров, ликуют пустые табло. Но — толпу ли
удивить ты пытался, маэстро подземных молитв,
прижимая бездарные сны поутру к турникетам?..
эсперанто потока, бездомный мой космополит —
гуттаперчевый бог тишины втихомолку смолит
трубку мира кумира тоскливо. Но дело не в этом.
2
Петроград-вертоград, память вечно текущего льда —
пусть крепчает, дичая, дрейфующих снов кали-юга,
пусть не всходит на Марсовом поле надежд лебеда,
пусть до талого паузу держит вода — не беда.
И свисти, не свисти, а мосты не свести, коли вьюга.
Незадачливый март тянет время за невский рукав —
обернешься, ан — нет никого, это сказка нон-грата,
это город прицельных дождей, и лукавь, не лукавь,
депортируя птиц из далекого их далека,
но в свинцовое небо впадает не твой эскалатор.
Коли некуда плыть — нечем крыть, умирающий снег
собирают слинявшие с белых холстов херувимы —
залатать бы колодцы твои, скоротать путь к весне,
но нестойки слова, даже те, что под занавес — не
бесконечны. И только отдельные — непоправимы.
3
Здесь такая сибирь выпадает порой на заре,
что хоть смейся, хоть точные рифмы цеди от досады,
все едино — Всевышний с крапленых пойдет козырей,
разменяет у джокеров сдавших поля косарей
и расставит посты по периметру Летнего сада.
Не придешь со щитом — на щите благовесть донесут
до хмельных часовых нашей вечно неполной колоды
и тогда не спасет междометий скупых самосуд
от горячечных снов наяву, на весу, да не суть —
этот город и сам словно сон, только больно холодный.
И пускай хоть атланты чугунными лягут костьми
поперек мостовых — все едино — all souls for sale!..
здесь такой мегаполис прополешь с восьми до восьми,
что уже не взойти, хоть какой троп ли, трап ли возьми.
Слышишь, cеятель вечного-млечного?.. Жни, что посеял.
Суеверное
Что до времени нам?.. как по году его ни вымаливай,
стрелки ни подводи — ускользает проворное чудище,
скрипнет старыми рисками на циферблате эмалевом,
и курантам кранты.
Только кажется — есть хоть чуть-чуть еще.
Я тебя попрошу —
не запомнись проспектом заплаканным,
оступаясь степенно в подтеках огней Староневского,
где у редких прохожих сердечные клацают клапаны,
и гудят до утра гуинплены, и спрашивать не с кого —
век который уже не взойдет из заветренной сырости
свора борзых теней на уклончивом небе камлающем,
да и что на озимом миру может запросто вырасти?..
Вон дрейфует моя кочевая звезда — мал-мала еще.
Ты приснись декабрем,
в календарь с долгожданными числами
волоча нерадивое счастье хоть силой, хоть волоком
по замерзшей воде ли, полями ли чистыми-чистыми
в волоокие сумерки, наспех подбитые войлоком,
где стареющий Бог разведет искрометное месиво,
суеверно застыв по колено в космической обрези,
и поди разбери —
то ли блажь этот снег, то ли месть его?..
На ветру для молитвы нужны образа, а не образы.
Канитель
Л. Барановскому
1
пространная дышит на ладан
страна под амбарным замком
но ты улыбнешься — да ладно
с ней не понаслышке знаком
да лишь бы хватило таланта
и было при жизни — по ком
капель рецидивом чревата
к заутрене вынь да положь
врача, чья несладкая вата
укутает улицы сплошь
а лучше — поставь запятую
стремясь не в строку потакать
и я что есть сил забинтую
в соленые сны эстакад
и осень, чья песня холопья
и город без лишних хлопот —
снижаются снежные хлопья
сгущается время из-под
небесной ладони повстанца
поровшего в прошлом порой
заветную ересь — останься
снег может быть тоже пароль
2
дано: километр 101-ый
плюс беглых следов кружева
швыряет хрустальные перлы
звонарь, не устав крышевать
заметных на черном залетных
осевших в скупой чернозем —
вон колокол словно зовет их
поставивших щедро на все
в отказ не ушедших, покуда
полна перезвонов казна
да бьется на счастье посуда —
не дольше, а дальше как знать
грести ли по темным аллеям
где прочерк, просрочен, висит
не по беспределу болея —
судьбой заплатив за визит
3
ни царства за то, ни коня им
смотрящий открыл вентиля
известным макаром гоняет
по-старому стилю телят
где вусмерть дороги месили
слетаясь на свет впереди
сбивались в шалманы мессии
не спрашивай, не береди
где родина в синем платочке
ни Крыма не сдаст, ни Курил
ни слишком горячие точки
в которых не сразу вкурил
за что между тем отметелит
устав по слогам донимать
мы — петли в твоей канители
небрежная родина-мать
4
потянет из сумерек волглых
с вещами на выход — забит
светило садится за Волхов
но вновь восстает из Оби
и на спор не скрою восторга
зардевшимся словом соря —
надежда приходит с востока
где, если дословно — заря
где айсберг плывет наудачу
под шелест хозяйских сутан
а здесь — безутешно судачат
застрявшие в льдинах суда
что альфа — ни зги, ни омега
на небе без звезд — не родня
три года здесь не было снега
три года + тридцать три дня
печеные сны печенега —
ни дыма всерьез, ни огня
вот только кого ни спроси я
на что белый свет променял
божатся — здесь тоже Россия
а стало быть — и про меня
этот город мне нужен
На каком-то этапе сольются и шепот, и крик
в безупречное эхо, потянет из прошлого гарью,
и никто не ответит — за что и на что нам подарен
обесточенный город, где даже рассвет не искрит —
дело к осени, darling.
Дело снова к дождям, научившим нас страх кабалы
сонно путать с прогнозом погоды, и истово мерзнуть,
не оставив следов, уходить в гуттаперчевый воздух,
что беда, что вода, да по-прежнему жмут кандалы —
заменить бы, да поздно.
Прорастая Сибирью, сбиваясь с разменных «увы»,
постояльцы кедровых закатов, привычные к кляпу
нарицательных истин — вы поздно снимаете шляпу
перед звонким безмолвием, раз не сносить головы,
раз пошли — по этапу.
На какой — посошок?.. Наугад бы разбавить вино —
не живой ключевой, а обычной водой из-под крана,
вряд ли это побег — из себя, по московскому — рано,
по сибирскому — самое то… Слышишь, вызови, но —
не такси, а охрану.
Что бы там ни версталось впотьмах, а не спят сторожа,
стерегут, опрометчивых, нас — и от взмахов напрасных,
и от звона кандального — видишь колонну на Красном?..
до последнего за руки держат, а руки дрожат —
здравствуй, город мой, здравствуй.
Там — не верят слезам, здесь чужим не прощают обид,
Старый мост от влетевших по встречке все уже и уже,
приасфальтовый ветер с сомнением смотрится в лужи,
но залетные сны быстротечны, как солнце в Оби —
этот город мне нужен.
Лада Пузыревская — поэтесса. Родилась в Новосибирске, окончила Новосибирскую государственную академию экономики и управления. Публиковалась в журналах «Сибирские огни», «Новосибирск», «Эдита» (Германия), «Камертон» (Иерусалим), коллективных сборниках и альманахах. Финалист поэтических конкурсов «Муравей на глобусе», «Поэзия» и др. Член Международного союза писателей «Новый современник». Автор книг стихов «Маэстро полуправды невсерьез» (2004, Новосибирск) и «время delete» (2009, Санкт-Петербург). Живет в Санкт-Петербурге.