Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2010
Аркадий Перенов: «Будем жить!»
Интервью с поэтом, участником X Международного Фестиваля поэзии на Байкале Аркадием Переновым (Улан-Удэ)
Аркадий Перенов родился в Барнауле. Лауреат Всесоюзного конкурса поэзии в Москве (1979). Учился в Восточно-Сибирском государственном Институте Культуры на отделении театральной режиссуры. В 1986-1997 гг. жил в Нижнем Новгороде, участвовал в выставках молодых художников, перформансах проекта «Новые буряты», рок-группе «Слово», выпустил в самиздате три книги стихов и прозы, печатался в альманахе «Дирижабль», журналах «Октябрь», «Воздух». Живет в Улан-Удэ.
С ним беседует Антон Нечаев.
— Что для тебя поэзия? Тебе скоро уже пятьдесят — как ты относишься к точке зрения, что после сорока поэтов не бывает? Немножко поясню: я тебя видел и немного с тобой общался: у меня сложилось ощущение, что поэзия для тебя это нечто крайне важное, почти болезненно важное, по крайней мере, важность эта очень заметна… Так ли уж нужно декларировать (скорее, все же заявлять) поэзию?
— Видишь ли, Антоша, я действительно поэзию люблю больше жизни. И для меня крайне важно быть и казаться в ней фигурой значимой и одиозной. Конечно, странно, когда толстый дядька с серьгами в ушах скачет как уж на сковородке. Но тут уж ничего не поделаешь и не изменишь. Я порой настолько умучиваюсь, сочиняя, что теряю все жизненные силы. Иду потухший, как зомби. И ночью бегаю с листками, и днем. Порой переворачиваю квартиру в поисках утерянной фразы, или не могу разобрать текст, написанный ночью. Но хотя бы домашних не мучаю, и они с удовольствием годами не слушают написанные мной опусы. При этом сын поэт и дочь тоже.
— А может лучше — проще — быть охранником, редактором, учителем, врачом и писать стихи для своего удовольствия, ни во что поэтическое особо не веруя?
— Ну знаешь! Так уж пришлось. Может, по собственному скудоумию всю жизнь проработал охранником, грузчиком, продавцом, разнорабочим, сторожем. Но при этом не был катакомбным поэтом. Всегда были какие-то площадки, стадионы, планетарии. Видишь ли, я родом из рока. И мы делили кров и волю с музыкантами и переломили с ними немало железных хлебов. Ну, например, я два года снимал флэт с известным нижегородским музыкантом Романом Докукиным. Крепко дружил с Сашей Яковлевым из группы «Новые Ворота». То, что сегодня я поживший и без особого здоровья человек, не совсем страшно. Водку не пью, не курю. Зато катаюсь на роликах. Правда, по утрам на работе.
— Что значит «одиозной»? Скандальной? Поэт по-твоему обязательно должен быть заметен и заметен любой ценой? Поэт — трибун по определению?
— Поэт трибун или поэт трибьют: почти Ленноновская хохма. Мы, поэты, имеем разный темперамент. Мне еще нравится лезть на сцену, шуметь, размахивать руками, привлекать внимание девиц. А кто-то, как потаенное растение, самополивается дома в одиночестве, в степи. Важно с чем идти на люди. С какой идеей и положением хитрых и умных вещей. Оживляж не всегда удачен. Бубнеж и мямливость не супер. Позиционировать себя как самовлюбленного Нерона с цитрой на фоне горящего Рима неприлично. Я иду на сцену работать и могу предложить народу свои «Хроники Амбера». Достаточно, чтобы хватило дыхания на один поэтический сет. Есть мысль прокатить по России с выступлениями, как Маяковский с товарищами.
— Как ты относишься к рок-поэтам: если там кто-то стоящий, кого можно назвать поэтом без приставки «рок», чьи тексты читаются на бумаге? Кого из рок корифеев ты уважаешь, может, кто-то влиял на тебя: БГ, Егор Летов, Науменко, Башлачев и т. д.?
— Кто из рокеров повлиял на меня? Майк Науменко, Сашбаш, Цой, безусловно, БГ, Яна Дягилева. Конечно, текстовик «Нау» Илья Кормильцев. Я не понимаю деления на рок-поэтов и просто поэтов. Полный абзац. Когда я услышал, как Борис Борисович поет в «трамвайном депо пятые сутки бал. Из кухонных кранов бьет веселящий газ» — это, безусловно, поэзия в высшем ее проявлении. Когда волхвует Дима Ревякин «Уши золотом проколол», когда Сергей Чиграков хочет «согреть еще одну звезду» — это чудесным образом доказывает магию слова, как такового. «Кирпичи», «Химера», Фёдор «Ноль», да даже сегодняшние рэперы, «Кровосток» — все это, на мой взгляд, подлинная поэзия. Тот же Башлачев и Егор Летов показали, что стихи их обладают целительной силой. Мне наивно кажется, что даже если последний негодяй будет слушать Настю Полеву, например, «Тацу», он станет, возможно, лучше и чище. А Земфира с ее угловатой мальчишеской энергетикой: «А у тебя спид и, значит, мы умрем». Веришь, когда московская рокабильная группа поет «Страну Нежности», я плачу и не стесняюсь своих слез. Высокомерие с обеих сторон не дает поэтам и рокерам мирно уживаться под одной обложкой. У каждого своя каста, всегда лживая и надуманная. Стараюсь по возможности вместе сейшенить, и это у меня пошло с давних времен. Перед вечерним сеансом в киношке читал стихи, а ВИА пели. Год по-моему 1985-86. А уж про «Дорз», «Битлз», «Нирвану», «Секс-Пистолз» я умолчу, тексты этих западных музыкантов — великая поэзия.
— В группе ты играл на чем-то или за тобой были только тексты?
— Смешно вспоминать об этом. Играл я на маракасах, но у меня их деликатно отобрали, опыты с гитарой были не менее плачевны. А барабаны под моими руками издавали совсем неприличные звуки. Но эти проекты запомнились. Один из них «Новые буряты». Мы даже успели выступить на сцене нижегородского дома актеров. Эпос со вставками стихов участников. Очень даже неплохо. Участник проекта Сергей Проворов сейчас лидер российской визуальной поэзии. Второй проект — рок-группа «Слово». Я был на нескольких репетициях и решительно вылетел из проекта. Там главным был Роман Кириллов, ярчайший последователь Артюра Рембо. Роман Докукин сейчас играет в суперпопулярной группе «Семь тысяч баксов».
— Интерес к стихам в более традиционном, литературном понимании пришел позже, после увлечения роком или одновременно, или как? Как вообще к тебе приходила, с тобой «происходила» поэзия? Кто открыл, кто любимый?
— Любимый поэт — Велимир Хлебников. В мой круг входят Рембо, Лотреамон, Кручёных, Лорка. Эмили Дикинсон, Хармс. С детства я был записан в три библиотеки. Школьную, детскую и взрослую. Книги домой таскал тоннами. Был участником литературной студии «Подсолнух». Ею руководил Владимир Дамаскин. Он и включил, на мою беду ли, счастье, литературное электричество. Я уже в шестом классе знал наизусть самиздатскую литературу. Читал Георгия Иванова, Мандельштама, имажинистов Мариенгофа, Шершеневича. Мы ходили слушать пластинки с голосами поэтов. На любой праздник уезжали в леса и ходили там со стихами до самой темноты. Не отрицаю, любил и люблю Вознесенского. Рычал его стихи и пудрил мозги девчонкам. В 79-м году прошел конкурс в Литинститут. И должен был учиться на семинаре Льва Ошанина. Не сложилось из-за какой-то бумажки. Армия. Институт Культуры. Андеграунд. Но ведь я не озлобился и никого не изводил своим творчеством. Не делал жизнь в семье невыносимой. Писал, читал, восхищался. Первый раз напечатался в газете «Заря Коммунизма», год 1977. Я — рядовой Поэзии и, думаю, им и умру, огромных иллюзий по своему поводу не питаю. Если сложится, что я дотянусь до потомков, хотелось бы небольшой книгой, без неряшливого и большого блока, что я наваял.
— Ну, с личностью Аркадия Перенова, по крайней мере в ограниченных рамках интервью все более-менее понятно. Теперь, так скажем, вторая часть: Аркадий Перенов и окружающий мир, Перенов и литпроцесс. Как тебе Фестиваль поэзии в Иркутске: что понравилось, что, может, и нет, что (кого) узнал, увидел нового?
— Читаю всех помногу и понемножку. Никому не завидую. Но может совсем чуть-чуть. Смотрю на грозу, на тополя, ветер, на зимние окошки. Отогреваю дыханием замерзших ласточек. Как Эмили посылаю письма, странствую как Велимир. Как Даниил бываю эксцентриком, как Владимир люблю друзей. Как Ксения сижу на телеге, свесив ноги. Как Иосиф смотрю на ястреба. Бегаю с новым стихотворением, как Александр, ору от счастья. Глаза, как у Михаила, вполнеба. Даже не глаза — очи. Смотрю на цветы кровохлебки. Грущу. Фестиваль понравился. И отношением к участникам, и сама вся неделя. Конечно, я несколько по-другому представлял себе фестивальную жизнь. Может, не хватило стихов от зари до зари. Но ведь сидел с Дроновыми на Ангаре ночью. И читал, и слушал. И были моменты упоения в костеле, и слезы счастья в Усть-Орде, когда обнимался с бурятскими бабушками. (Преувеличение?). Что увидел? Что кому-то нужен. Мне тут на днях позвонил поэт Андрей Семенов из Усолья-Сибирского. Сижу, дескать, на Байкале, смотрю на Венеру. Удручает грубость и злоба некоторых ребят на постфестивальных блогах. Будьте вы чуточку доброжелательнее друг к другу, черти вы драповые! А сейчас с замиранием сердца открываю почту и смотрю, что интересен людям и нужен. А то, что стихи не всем нравятся и кому-то непонятны, это не самое главное. Смотрю на свои руки, на перстни, как Курт, и иду в гараж, долго вглядываюсь на свет.
— Ты мне лирику, а я тебе — прозу… Ты в писательских союзах состоишь? Как ты вообще к ним относишься? Нужны ли они?
— Да что-то сильно не рвался никогда. Да и не звали. Было дело. Пошел как-то в Нижегородский Союз писателей. По дороге наступил на человеческое. Пришел к председателю. Нога на ногу. Он меня спрашивает — вы откуда? Я ему, — из Бурятии. Он мне, — так езжайте домой и пишите на родном языке. Подумываю вступить в Василенковский союз. Правда, книжек нет. Только самиздат. Отношение к членству спокойное. У нас их в Бурятии целых три союза. А что толку?
— Давай, кстати, о Бурятии… Ты же бурят, считаешь себя бурятом, как я слышал. Хотя по внешности, думаю, мало кто это скажет… Знаешь ли ты язык? Пишешь по-бурятски? Как вообще тебе бурятская литература, есть там кто-нибудь стоящий?
— Языка не знаю. В доме слушали песни на бурятском. И родня разговаривает. Я, к сожалению, не носитель языка. Бурятская литература — шкатулка полная секретов. Безусловно, Батожабай, Чимит Цидендамбаев, Намжил Нимбуев, Бау Ябжанов, Михаил Жигжитов. Из молодых — Малонов, Мара Маланова, Эржена Баторова. Амарсана Улзытуев и его отец Дондок, Эдуард Бочкин, Юрий Невский — вот первые фамилии и имена пришедшие на ум. Еще бы добавил Ольгу Серову. Она писала короткие миниатюры.
— Как по-твоему — бурятский язык, а может даже, прости господи, народ — это перспективно? Или лучше быть и писать по-русски, даже живя в Бурятии? Вообще насколько бурятский вопрос, если есть таковой, болезнен? Насколько я понимаю, буряты, великий народ и ощущает и осознает себя таковым, в их истории — Темучин, покорение континентов, ведь буряты и монголы одно и то же, не так ли? Не тесно ли им, не скучно в составе РФ (понимаю всю опасность этой темы, не дай Бог, обвинят в сепаратизме и пр., за это и статья есть, но все же, если можно, максимально откровенно)?
— Да какой там сепаратизм. Республика, где проживает столько народностей и уживаются религиозные конфессии. Даже кавказцы пустили здесь глубокие корни. Евреи здесь оставили след. Семейские (старообрядцы). Тунгусы, эвенки, природа уникальная.
Чехов еще писал об этом, тут тебе и Украина, и Кавказ, и Россия. Здесь еще уважают стариков и берегут молодежь. Большие российские беды коснулись и нас. Алкоголизм и социальное неравенство — все эти прелести ощущаю даже на себе. Когда еду в электричке. Язык изучается в школе. Бурятский раньше не был в школьной программе. Сейчас взялись. В деревнях русские хорошо балакают по-бурятски. Бурятия входит в туристическую зону. Но при этом страшная безработица, много бродяг и хулиганье распоясывается, особо в глухих деревнях. Народилась амбициозная молодежь. Не бегут в большие города, а остаются Родину поднимать. Это вызывает большое уважение. Перспектива, как и у всех россиян — не потерять то, что лепили предыдущие поколения потом и кровью своей. Буряты как народ в целом очень трудолюбивы, талантливы. Приветствуется, если в семье есть художники, чеканщики и вообще мастеровитые люди. Сейчас много смешанных браков. Я дитя подобного союза бурята и русской. А уж насчет Чингисхана ты, парень, заблуждаешься. Он конечно монгол, хотя есть версия, что он с берегов Онона, Читинская область. Был зеленоглаз и рыжебород и имел прямой европейский нос. Но это версия. Фотографий, увы, не сохранилось (смеется). А буряты и монголы, несмотря на сходство языков, все же разные племена, отличаются и укладом жизни и поведенческими моментами. За 350 лет буряты многое переняли от русских и наоборот. Когда я жил в Нижнем Новгороде, кровь меня властно тянула домой…
— А у тебя, в твоей собственной семье как дело обстоит с национальностями: кем считают себя твои дети, уважают ли бурятскую культуру? Ты обмолвился, что дети твои тоже пишут стихи: не тесно ли стольким поэтам в одном семействе? Как ты относишься к их творчеству, поддерживаешь ли? Или как Александр Сергеевич — «пороть»?
— Самый старший Саша. Ему двадцать пять. Он совершенно отличный от меня поэт. И модернизм ему чужд. Он такой язычник, почвенник. Любит языческую Русь. По специальности этнокультуролог. Ваня живет не со мной. И сочиняет ли он, не знаю. Даша. Ей десять. Пишет совершенно прелестные детские вещи. Все хочу собрать в единое целое.
А Терентий слишком мал. Ему нет и двух. К бурятской культуре ребята относятся одобрительно. Гэсэр и вообще сказки Магая. С Дашей я даже хожу на национальные спектакли. Вроде нравится. Последнее, что смотрели — Геннадий Башкуев «Вторая жена».
— Ну и напоследок, Аркадий, обрисуй свое будущее, как ты его представляешь. Вот ты, пятидесятилетний мужик, в глазах окружающих несомненно с легким приветом (не боюсь тебя обидеть, сам такой же) — все носишься с какими-то книжками, стишками, вместо того, чтоб деньгу зарабатывать или водку пить, как все; работаешь, как собака и днем, и ночью, сторожишь, охраняешь чего-то… Хотя тебя и печатают, и в каких-то кругах вполне себе ценят, но все же, что тебя ждет? Что сам ждешь ты от жизни, «что окажется длинной»? Ждет ли чудес каких-то?
— Конечно, я понимаю, что не все так безоблачно. И денег мало, и путешествий. И книг не выходит и в глазах окружающих, и родственников я не Арнольд. Но ты знаешь, я балдею от писания стихов. Мне это доставляет радость. Балдею от твоей зеленой книжки. Наконец-то она ко мне вернулась. Кстати, большой респект за нее. Мне нравится и это не разовый комплимент. Молодец, парень!!! Хочу почитать твою прозу. Очень наслышан. Будем жить, старик! Будем жить!
Беседу вел Антон НЕЧАЕВ