Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2009
Владимир Познер. Телемосты
Игорь Зайцев, когда он много лет назад работал заведующим молодежной редакцией издательства «Прогресс», предложил мне сделать большое интервью с Владимиром Познером. Для одной из книг, которая выходила в молодежной редакции. Я охотно согласился, тем более что об интервью с Познером просили и читатели еженедельника «Семья», где я тогда работал.
Мы встретились с Владимиром Владимировичем. Мирно и уважительно беседовали. Очень долго. Познер разоткровенничался, начал рассказывать мне, что любит французские вина, но и водки выпить не дурак. «Это ж одно из удовольствий жизни!» Я был рад.
«Надо же, — думал я, — нормальный человек Познер, хоть и «телезвезда»».
Еще Владимир Владимирович долго философствовал о коммунистической идее, в которую он тогда верил.
Мне было с ним интересно. Впрочем, кому интересно — ч т о интересно интервьюеру! Наше дело — задавать вопросы и фиксировать ответы.
Когда я принес Познеру текст на визу, он, мягко говоря, огорчился.
— Вы из меня делаете какого-то фигляра, я политический деятель, а Вы пишете про водочку, про слухи, которые про меня ходят.
— Но ведь Вы это все г о в о р и л и!
— Говорил. Но печатать этого нельзя.
— Я все равно напечатаю.
— Я позвоню Вашему редактору! — горячился Познер.
— Есть и другие издания, — не сдавался я.
Через некоторое время Познер в самом деле позвонил в редакцию «Семьи». Разговаривал с замом главного редактора В. А. Козловым, пообещал ему, что завизирует интервью попозже… Надо, мол, над ним еще поработать.
И надо признать, знаменитый тележурналист слово сдержал. Когда спустя некоторое время мы созвонились с Владимиром Владимировичем, он предложил мне заехать к нему домой и забрать кассету, где он наговорил в с е, что посчитал нужным.
Я приехал. Забрал кассету. Прослушал ее дома. И услышал слова только… про телемосты.
Коллекция Александра Малова
В 1991 году я подрабатывал в театре «Сфера» вахтером. И не просто вахтером, должность моя называлась весьма солидно и торжественно — вахтер первой категории. Времечко тогда выдалось голодное, каждый рубль у меня был на счету, так что я подработку свою очень ценил. Кроме того, профорг театра, артист Дима Штефан, царство ему небесное, всегда мне подбрасывал продовольственные заказы, которые я даже на основной службе (в редакции газеты «Семья») не видел.
Именно там, в «Сфере», я познакомился и подружился с Александром Маловым. Саша — человек разносторонне одаренный. Актер, режиссер, бард, лауреат различных конкурсов. На Малова приходили в «Сферу» зрители, он много лет отдал этому театру. А еще Саша интересен тем, что не ленится собирать про актеров различные веселые байки. Однажды я заехал к Саше домой, выбрал из его архива несколько баек. И теперь, разумеется, с его согласия предлагаю их Вашему вниманию.
Про Константина Станиславского
Когда при жизни К. С. Станиславского Леонтьевский переулок переименовали в улицу Станиславского, Константин Сергеевич грустно сказал: «Неудобно как-то. К тому же Леонтьев — мой дядя».
*
Незадолго перед смертью К. С. Станиславский сказал одному своему молодому ученику (Ю. Леонидову):
— Юра, играй только главные роли!
Артист удивился:
— Константин Сергеевич, Вы же сами писали: «Нет маленьких ролей, есть плохие артисты!»
Станиславский вздохнул:
— Ну надо же чем-то тебя утешить!
Про Фаину Раневскую
Однажды Фаина Раневская и Геннадий Бортников застряли в лифте. Только минут через сорок их освободили.
— Геночка, Вы теперь обязаны на мне жениться! — сказала Фаина Георгиевна. — Иначе Вы меня скомпрометируете!
*
Фаина Георгиевна стояла в своей гримерной. Совершенно обнаженная. И курила. Вдруг к ней — без стука! — вошел администратор театра. И — ошарашенный — замер.
А Фаина Георгиевна спокойно спросила:
— Вас не шокирует, что я курю?
*
Однажды Фаина Георгиевна поскользнулась на улице и упала. Навстречу ей шел какой-то незнакомый мужчина.
— Помогите! — попросила великая актриса. — Народные артистки СССР на дороге не валяются.
Ну и гусь!
Однажды знаменитому конферансье Алексееву крикнул из зала какой-то подвыпивший хулиган:
— Хватит нас смешить, я устал тебя слушать, гусь свинье не товарищ!
— Ладненько, — ответил Алексеев, — тогда я полетел!
Разные бывают удовольствия
Поссорились два актера. И один сказал другому (известному своей нетрадиционной ориентацией):
— Ты негодяй. Но я тебя на три буквы не пошлю. Не хочу тебе доставлять удовольствия!
В Музее Никулина, Вицина и Моргунова
Миллионы людей в нашей стране выросли на гениальных фильмах Леонида Гайдая. Фразы из его картин стали крылатыми. Вспомните хотя бы легендарное — «Кергуду? Бумбарбия!» Казалось бы — тарабарщина, несуразица. Однако всем все понятно и смешно. Гайдай открыл непревзойденную комическую троицу — Никулина, Вицина, Моргунова. Без работ этих актеров невозможно представить себе отечественного кинематографа, нашей культуры в целом.
Слава Богу, нашелся в России энтузиаст, который решил все, что связано с Никулиным, Вициным и Моргуновым, сохранить, сберечь. Этим человеком оказался Владимир Цукерман, создатель и директор Музея трех актеров.
Павшино
Есть недалеко от Москвы станция Павшино. Здесь в обычном хрущевском доме, в скромной однокомнатной квартирке выпускник режиссерского факультета Щукинского театрального училища, конферансье и клоун по профессии и романтик в душе Владимир Цукерман хранит свои богатства. И не только хранит — показывает всем желающим, не скрывая собственного восторга.
— Это «хобби» появилось у меня в восемь лет, — начал беседу Владимир. — Просто актеры мне очень понравились. И как только я посмотрел фильм «Пес Барбос и необычный кросс», я решил посвятить свою жизнь этим выдающимся артистам. А потом «мобилизовывал» всех детей округи, своих сверстников — они собирали для меня газеты, где упоминались мои любимцы, делали соответствующие вырезки, продавали мне фотографии. Когда я начал работать, то мое увлечение приобрело некую материальную базу. С первой получки я купил за тридцать рублей портрет Юрия Владимировича Никулина. Потом приобрел многие другие экспонаты. Когда я познакомился с артистами — собирать коллекцию стало легче. Они подарили мне много уникальных вещей.
Прошли годы. Страсти своей я не изменил. Занимаюсь этим делом и поныне.
Музей
Каковы же достижения Владимира Цукермана?
Во-первых, музей есть!
В музее ни много, ни мало — пятнадцать тысяч экспонатов. Самых разнообразных. Объемные папки и альбомы с фотографиями, автографами. Бутылки с алкоголем (в Ереване выпустили водку с наклейкой, напоминающей о кадре из фильма «Самогонщики»), чашки, кружки, календари, визитки, значки, портреты актеров, статуэтки… И многое-многое другое. Есть и особенные реликвии. Например, клоунский костюм Юрия Никулина, его легендарные манежные ботинки. Кстати говоря, на одном из ботинков надпись — «Мой левый — любимый. Юрий Никулин».
И еще об одном богатстве Владимира Цукермана хочется сказать. Все эти годы он собирает различные истории, смешные и не очень, о жизни своих любимцев. Некоторые истории (тысячная доля из собранного!) вошли в крошечную книжечку «Байки», которая вышла тиражом три тысячи экземпляров в 1996 году.
Некоторые из них, а также раннее неопубликованные, с любезного согласия Владимира Цукермана я предлагаю Вашему вниманию.
Истории от Цукермана
*
В «Бриллиантовой руке» кроме Никулина снимались его жена и сын Максим. Татьяна играла небольшую роль руководителя группы туристов, а сын — мальчика с ведерком, которого «Граф», то есть артист Андрей Миронов, встречает на острове.
Максим Никулин с энтузиазмом принялся за съемки, но когда его двадцать раз заставляли репетировать одно и то же, а потом начались дубли, в которых Миронов бил его ногой и сбрасывал в воду, стал роптать. Он подходил к отцу и тихо спрашивал:
— Папа, скоро они кончат?
Они — это режиссер и оператор. А получалось так, что Максим почему-то «вываливался» из кадра, к тому же его игра не нравилась. Был момент, когда Миронов только замахивался, а Максим уже падал в воду. Эпизод выглядел неестественно.
Так сняли семь дублей. Наконец Гайдай сказал:
— Верю! В следующем дубле Миронов не будет бить Максима, а просто пройдет мимо.
А Миронову Гайдай шепнул: «Бей посильнее!»
Максим спокойно нагнулся с удочкой и внезапно получил сильный пинок. Упал в воду, чуть не плача:
— Что же Вы, дядя Андрей!
*
Как всегда геройски, находчиво держался Моргунов и в том трагическом моменте, когда в фильме «Кавказская пленница» ему (его герою) делали укол в мягкое место громадным ветеринарным шприцем, рассчитанным только на слона. Бывалый в этот момент даже не поморщился. Кололи его и впрямь в мягкое место — в подушку, что лежала между ногами. Для большего эффекта шприц раскачали. Это было идеей Вицина.
*
Шприц в подушке — это не единственный момент, когда разыграли зрителей. Нас, зрителей, провели еще в одном постельном эпизоде. В том месте, когда Балбес лежит и, не сгибаясь, чешет себе пятку. Неужели у Юрия Никулина такая длинная рука? Да нет, обычная. Просто под одеялом был спрятан лилипут.
*
Вячеслав Михайлович Молотов, будучи на пенсии, вспоминал, как однажды его подвез на автомобиле Юрий Никулин.
«На обочине он увидел меня, и мое лицо показалось ему знакомым. Подъехав ближе, он узнал меня и предложил подвезти до дома. Прощаясь с артистом, у своего дома, я сказал: “Внуки не поверят, что меня довез до дома сам Юрий Никулин!”»
*
Летел как-то Моргунов над Америкой. Переводчик похвастался:
— Сейчас мы пролетаем над Мертвым озером. Там много соли, такого у вас нет.
— Озеро используется? — серьезно спросил артист.
— Нет, оно же соленое.
— А у нас бы использовалось. Вот вам рецепт. Побросайте туда побольше помидоров и огурцов, через две недели выньте. Всю страну обеспечите соленьями.
*
Моргунов сказал журналисту:
— Я сейчас пытаюсь ставить новый фильм. «Му-му». Хочу также сыграть главную роль. Но боюсь, что не справлюсь, потому что мой учитель — Сергей Герасимов…
*
Ирония судьбы. В сорок восемь лет Вицин играл в фильме «Женитьба Бальзаминова» двадцатисемилетнего молодого человека. А в фильме «Максим Перепелица» играл деда Мусия, который был по сценарию старше его на тридцать лет! Одновременно играл десятиклассника в пьесе Виктора Розова «В добрый час».
P.S. Конечно, музей в маленькой квартирке — тоже музей. Однако чтобы он функционировал более полнокровно, необходимо приличное помещение. Не сомневаюсь, что замечательные актеры, а также мы, зрители, почитатели их таланта, этого вполне заслужили.
1996
Вилли Токарев
С Вилли Токаревым я делал интервью в 1989 году в гостинице «Советская», что недалеко от станции метро «Динамо». Разговаривали долго. Сразу после его концерта на каком-то огромном стадионе.
На следующий день я принес текст на визу, чему Токарев удивился безмерно.
— Молодец! — похвалил меня заморский диковинный певец. — Умеешь работать…
Завизировал без единой поправки.
И начал готовиться к новому концерту. Теперь, кажется, в концертном зале «Россия». Толпы тогда валили на Токарева.
…Спустя несколько лет я оказался на несколько месяцев в Нью-Йорке. И однажды заехал на Брайтон в гости к своему приятелю (в то время!) Косте Кузьминскому. По дороге назад, к метро, увидел маленький, обычный ресторанчик «Одесса». На нем красовалась зазывная афиша — Поют Вилли Токарев и Ирина Ола… Да, пел Вилли Иванович в самом обычном ресторане.
Сейчас, говорят, певец переехал в Россию. Не знаю, может быть, и ныне собирает в России целые залы.
Владимир Матецкий
Композитор Владимир Матецкий рассказывал мне у себя в студии:
— Когда в восемьдесят шестом году впервые прозвучала песня «Лаванда» — она мгновенно распространилась по всему Советскому Союзу. Я тоже стал известен. Меня пригласили выступить по радио в прямом эфире, в какой-то передаче. Я пришел, отвечал на различные вопросы. Под занавес передачи позвонила некая пожилая женщина и взволнованно протараторила: «Дорогой товарищ Матецкий… Очень хорошую Вы написали для Софии Ротару и Яка Йолы песню. Заведите ее сейчас, пожалуйста… Как она там называется? Ах, да вспомнила — «Календула»»…
Юрий Айзеншпис
В газете «Крестьянская Россия» я вел рубрику «После трудов праведных», посвященную эстрадным звездам. И вот однажды мне поручили сделать интервью с певцом Владом Сташевским. Позвонил его продюсеру Юрию Шмильевичу Айзеншпису, царство ему небесное.
Сказал, что работаю в газете «Крестьянская Россия».
Айзеншпис насторожился:
— А сколько Вам лет?
— Тридцать три.
— Как давно работаете в прессе?
— Десять лет.
— Какие песни Влада Вам нравятся?
Я начал судорожно вспоминать. Сказал первое, что пришло в голову: «Любовь здесь больше не живет».
Айзеншпис не сбавлял натиска:
— А еще?
Я напряг свою измученную память и припомнил еще несколько песен.
В общем, отвечал я на вопросы бдительного Юрия Шмильевича не менее получаса. Наконец, он убедился в моей лояльности. И встречу пообещал организовать.
Буквально через несколько дней мы и встретились с его подопечным, который произвел на меня весьма благоприятное впечатление. Парень не зазнался. Это меня удивило и порадовало.
…Вообще, работа в «Крестьянской России» была весьма интересной. Именно от этой газеты я поехал собкором в Париж… Неслабо звучит: собкор газеты «Крестьянская Россия» в Париже… Впрочем, это тема отдельных мемуаров.
Юрий Маликов
Ехали мы как-то в машине вместе со знаменитым музыкантом, руководителем ансамбля «Самоцветы» Юрием Фёдоровичем Маликовым. Я попросил его рассказать какую-нибудь смешную историю.
Юрий Фёдорович согласился:
— Есть великолепная книга «Музыканты смеются», там я прочитал о таком забавном случае…
Я остановил Маэстро:
— Юрий Фёдорович, хотелось бы услышать историю неизвестную, неопубликованную. Причем, из Вашей жизни.
Маликов на минутку задумался. И… рассказал замечательную (по его уверениям, невыдуманную) байку.
Студент-дипломник композиторского факультета Московской консерватории в последний год учебы был сильно занят, много выступал с гастролями. А учебу подзапустил. Придя на экзамен к своему профессору, признался ему, что дипломную работу — симфонию — написать просто не успел.
Профессор отругал студента. Но, вспомнив, что в прежние годы он учился достаточно прилежно, дал ему шанс выйти из ситуации:
— Я подскажу тебе, что нужно сделать, — сказал добрый наставник. — Тебе до защиты диплома осталось еще три дня. Ты все успеешь. Пойди в библиотеку, возьми там какую-нибудь известную симфонию и перепиши ноты с обратной стороны… Увидишь сам: и гармония, и партитура тебя не разочаруют… Все будет нормально. Получишь хорошую отметку.
Делать нечего — студент пошел в библиотеку, долго выбирал, чье бы сочинение пере-писать справа налево. И выбрал. Не мудрствуя лукаво, взял симфонию своего профессора-композитора. Быстренько переписал ноты с обратной стороны.
Потом прочитал, что получилось… Оказалось, это шестая симфония Чайковского…
Владимир Пресняков. История из жизни
— Эта история о том, — рассказывал мне у себя на кухне Владимир Петрович Пресняков, — как можно влюбить в себя девушку, которая не обращает на вас внимания.
Я учился тогда в Свердловском музыкальном училище имени П. И. Чайковского. Познакомился с очень красивой девушкой. Я «подкатывался» к ней месяц. Но она была ко мне совершенно холодна, никакого внимания на меня не обращала.
Тогда я пошел на такую хитрость. Попросил помочь мне цыганку. Заплатив ей двадцать пять рублей (всю свою месячную стипендию), я незаметно показал ей свою возлюбленную и рассказал о ней все, что знал: что зовут ее Зоя Никитина, что отец у нее полковник, что учится она, как и я, музыке.
Я спрятался в кустах. А цыганка тем временем стала приставать к Зое:
— Милая, давай погадаю…
Девушка только отмахнулась — некогда, мол.
И тут цыганка ей вдогонку крикнула:
— А звать тебя на 3. То ли Зина, то ли Зоя. Точно — Зоя.
Зоя остановилась как вкопанная. Цыганка продолжила развивать успех:
— А фамилия твоя на Н. По-моему, Никитина. Точно — Никитина.
Моя возлюбленная, точно завороженная, подошла к цыганке. Сама подала ей руку. Цыганка начала гадать, гуманно пообещав денег с нее не брать. Хотя рубль все-таки потом содрала…
— Отец у тебя военный… — сказала цыганка. — Я вижу погоны… Да, он полковник. Ты занимаешься музыкой. А счастье твое — это человек, которого зовут то ли Владик, то ли Володя… Я это вижу… Вижу: он во что-то дует. Он такой высокий блондин…
В тот же день в училище Зоя пригласила меня пойти куда-нибудь погулять. Я кокетливо и нарочито холодно ответил, что еще точно не знаю своих планов на вечер. Дескать, свободного времени у меня не так много…
Вскоре Зоя подошла опять. Мы поменялись местами — теперь она добивалась моей взаимности.
Наш роман развивался стремительно и бурно. Тайну своего успеха я раскрываю только сейчас.
Пресняков. Еще одна история
— Однажды я напугал жену. Скорчив серьезную мину, я сказал: «Лена (Елена Преснякова — солистка ансамбля «Самоцветы». — Е. С.), мы столько лет с тобой прожили, я должен тебе кое в чем признаться. Я очень долго не мог решиться тебе об этом сказать».
Лена напряглась. У нее окаменело лицо.
Я «признался»:
— Вовка не от тебя…
Потом мы оба долго смеялись.
Мерилин Монро. Вулых
Начало девяностых. Поэт и журналист, мой старинный приятель Сашка Вулых оказался одним из организаторов конкурса двойников. Он по всей стране искал людей, похожих на Ленина и Сталина, Томаса Андерса и почтальона Печкина… В кабинете Вулыха все время трещал телефон. Приходили и уходили «знакомые» персонажи. Сашка устраивал бесконечные просмотры. Двойников оказалось на удивление много.
Но вот отбор конкурсантов был завершен, Вулых сотоварищи уже думал о финальном действе конкурса…
Вдруг опять затарахтел телефон. Звонила незнакомая Вулыху девушка:
— Александр Ефимович, я бы тоже хотела участвовать в конкурсе. Можно?
— К сожалению, нельзя. Скоро финал. Просмотр конкурсантов завершен.
— Но я так похожа… — не сдавалась девушка.
— Нет, нет, теперь звоните только в следующем году — наш конкурс отныне будет проходить ежегодно! — отбивался Сашка.
— Но если бы Вы меня увидели, Вы бы сразу поняли, что я похожа как две капли воды на…
— Девушка, ну я же Вам объяснил… — кипятился Вулых.
— Но ведь я действительно похожа на… — проявляла чудеса настойчивости незнакомка.
— Ну, на кого, наконец, Вы похожи? — сдался Сашка.
— На Мерилин Монро…
Возникла выразительная пауза.
— Ну, что же, ладно! — мягко и нежно проговорил Вулых, — через полчасика можете и приезжать. Обязательно, всенепременно Вас посмотрим.
Чем эта история закончилась — не знаю, но догадываюсь.
Крючков
Павел Крючков несколько лет назад в «Новом мире» (№ 8, 2006 г.) написал:
«А уж про степановско-кедровский литературный «заповедник», на обитателей и декорации которого я то зло, то нежно наскакиваю в своих «периодических» обзорах, и говорить не приходится. Журналы «Дети Ра», «Футурум Арт» и «Зинзивер» (издатель всех — Е. Степанов) более чем благоденствуют, а кедровскому «Добровольному обществу охраны стрекоз» стукнуло, кажется, уж 22 года — самый что ни на есть «маяковский» возраст. Главный стихозавр-метаметафорист (сам Константин Кедров), опираясь на матерых стрекозавров и хрупких, но закаленных стрекоз женска пола, проводит бесконечные фестивали, перемещается по миру и выпускает респектабельный «Журнал ПОэтов» с тематически меняющимися названиями своего детища. Весь этот караван идет себе потихоньку к неясной цели, ни на секунду не останавливаясь. Идет, заметим, весьма безобидно и безущербно для окружающей среды. При всем том самое близкое слово, которое у меня все еще подыскивается для определения их деятельности, — это сектантство».
Итак, то, что мы делаем, по мнению г-на Крючкова, — это сектантство. Более грубой несправедливости представить сложно. Мы-то как раз открыты самым разным веяниям в поэзии. Достаточно прочесть, например, любой номер журнала «Дети Ра».
Более того, тех, кого мы печатали еще много лет назад, теперь печатает и «Новый мир». Например, Евгения В. Харитонова, Наталию Азарову… Теперь вот и нашего постоянного автора Валерия Прокошина они опубликовали. Увы, только тогда, когда замечательный национальный поэт умер.
«Новый мир», как это ни печально, признает хороших авторов с большим опозданием. А вот ругаться он умеет хорошо. Это правда. Но ругательство, как писал классик, — это не доказательство.
Венедиктов
Включил «Эхо Москвы». Журналистка по имени Тоня (кажется, Самсонова) в беседе со своим гостем исчисляла людей штуками. Ее визави изумился:
— Вы что, в самом деле, людей измеряете штуками?
Она:
— Да.
Ей бы извиниться, сказать, что она оговорилась.
Нет — штуками. Вчера, 28 июня, выступал главный редактор «Эха» А. Венедиктов. Комментировал, в частности, эту ситуацию. Смысл его высказываний, как я понял, в следующем. Тоня провела эфир как провела. У них на «Эхе» демократия и множество разных точек зрения. И он, мол, удивлен, что многие слушатели стали Тоню ругать, многие стали защищать. Это, по мнению Венедиктова, ни к чему. Он и без подсказки слушателей ругает своих сотрудников так, что мало не покажется (последние слова цитирую точно).
По-моему, совершенно очевидно, что демократия тут ни при чем. Журналистка сказала глупость. Это надо признать. И главному редактору не грех извиниться перед слушателями за глупость сотрудницы, а не напыщенно разглагольствовать, что г-н Венедиктов, признаем, делает весьма успешно.
Бердяев
Бог, рок и свобода воли.
Эти слова Бердяева мне напомнил Слава Лён.
Слава Лён
Слава Лён:
— Сознательное можно поместить в компьютер. А бессознательное — нет.
Я загнал в компьютер свой словарь, свои версификационные приемчики. Компьютер мог бы за меня стихи писать. Но вот, как в компьютер включить бессознательное — я не знаю.
Бессознательное — это и есть поэзия.
Греф
Греф дает интервью Познеру.
— Что Вы скажете Богу, представ перед ним?
— Спасибо.
Ответ правильный.
Чубайс
Чубайс дает интервью Познеру.
— Приватизация была несправедливой.
Ну вот — теперь это признал и главный приватизатор.
Соколов
1990 год. Я редактор отдела поэзии толстого журнала для подростков «Мы».
Звоню в Переделкино Владимиру Николаевичу Соколову. Прошу стихов. Он надиктовывает их мне по телефону.
Я спрашиваю:
— Вам на визу их привезти?
— Нет, не надо. Если что-то не поняли, добавьте от себя…
Харитонов
Женя Харитонов в свое время продлил мне жизнь.
Несколько лет назад у меня на спине появилась здоровенная опухоль.
Я перепугался и пошел в районную московскую больницу.
Там женщина-врач мне сказала:
— Я не знаю, что это такое. Посоветую вам обратиться к знахарям. Или еще лучше — почитайте какую-нибудь специальную литературу, также в популярных журналах об этом часто пишут. Может быть, вам мази какие-то порекомендуют.
К знахарям я обращаться не стал, побрел, понурив голову, в онкологический диспансер.
Там врач-мужчина мне сообщил, что у меня опухоль не злокачественная. И назвал диагноз по-латыни.
— Будем резать, — вынес он вердикт.
— А когда? — попытался я уточнить.
— Не скоро. Сейчас я очень занят. Слишком много пациентов. Позвони мне недели через две.
Я ушел.
А опухоль стала нарывать. Мне стало больно. Просто нестерпимо физически больно.
Между тем я должен был сдавать в печать очередной номер «Детей Ра». Приходили различные авторы. Пришел и Женя Харитонов — вычитать подборку своих стихов.
Он спросил:
— А ты что-то неважно выглядишь. Болеешь?
Я ему все рассказал.
Он осмотрел меня, точно профессор из ЦКБ, и сказал:
— Это не смертельно. У тебя обычный жировик. Возьми хлебный мякиш, пропитай его солью и приложи к спине.
Потом он объяснил моим сотрудникам, как нужно приложить хлебный мякиш к моей спине. И послал их за пластырем в аптеку.
Через три дня нарыв прорвало. И гной вытек.
Я опять стал веселым и улыбчивым.
Так Женя Харитонов продлил мне жизнь.
Байков
В Питере много разговаривал с милым и в чем-то по-хорошему наивным Пашей Байковым. Он прочитал мой роман «Застой. Перестройка. Отстой.». Удивленно говорит:
— Ты описываешь свою жизнь за границей, а ведь ты в это время был в Москве, мы же с тобой встречались…
Я очень обрадовался Пашиным словам. Он посчитал, что я написал абсолютно автобиографическую вещь, роман о себе. Но это не совсем так. Я все-таки придумал это произведение, взяв, конечно, что-то за основу. Евгений Викторович Жарков (герой романа) и Евгений Викторович Степанов — разные люди.
Шпаков
Гуляю по Питеру — только что приехал. Думаю о Володе Шпакове. Вспоминаю, как в прошлый раз он меня героически провожал до вокзала.
Всматриваюсь в идущего навстречу прохожего — ба, так это Шпаков.
Такие истории со мной происходят довольно часто.
Опять Шпаков
В прошлый мой приезд в Питер (год назад) после презентации журналов мы изрядно поддали. На берегу Невы. В хорошей компании. Все было чудесно. Но я уже опаздывал. Мы поймали с Володей такси и помчались на Московский вокзал. И тут мне приспичило по малой нужде. Ну прямо невмоготу.
Я говорю Володе:
— Мне надо выйти, иначе мне будет плохо. И вам, вероятно, тоже… В общем, еще чуть-чуть — и я совершу самый неприличный поступок в своей жизни.
Володя, сообразив в чем дело, отвечает:
— Старик, терпи. Думай о чем-нибудь постороннем.
Ни о чем постороннем в такие минуты думать невозможно. Возникла ситуация безысходности.
Слава Богу, мое состояние понял водитель. И он полетел по Невскому, точно Шумахер.
Примчались. Высадились у вокзала. И побежали к поезду. Володя бежал все это время со мной. Я вскочил в последний вагон уходящего поезда.
Володя помахал мне рукой на прощанье.
Шпаков — настоящий друг.
Зейтунян-Белоус
Женя Чигрин познакомил меня с замечательной поэтессой и переводчицей Кристиной Зейтунян-Белоус.
Я сказал:
— У нас с Вами много общего.
Она прекрасно улыбнулась:
— Что именно?
— Журнал «Сибирские огни» назвал Ваши и мои стихи мерзостью.
…………………………………………………………………………..
…………………………………………………………………………..
Ну, потом, конечно, мы поговорили с Кристиной и о «Сибирских огнях», и о главном редакторе этого издания Владимире Берязеве, которого она переводила на французский язык. Очень хорошо поговорили.
Инна Львовна
Инна Львовна Лиснянская получила 25 мая в гостинице Ренессанс (милое название!) премию Поэт.
Премия — дело хорошее, но забавное.
Там же, в Ренессансе, я видел других поэтов — Беллу Ахмадулину, Кирилла Ковальджи, Олега Хлебникова, Максима Амелина и других.
Они этой премии не имеют. Получается…
…Я бы давал премию Поэт всем сочинителям без исключения. Написал стишок — премия. Написал другой — медаль. Иначе как-то несправедливо.
Инне Львовне 25 мая воздавали хвалу (заслуженно!) многие достойные люди — Н. Д. Солженицына, С. И. Чупринин, Е. А. Попов, Н. Б. Иванова и другие.
Однако лучше всех сказала сама Инна Львовна.
Она сказала:
— Я не поэт. Я стихотворец.
И в самом конце добавила:
— Простите меня.
Все, что сказала замечательная Инна Львовна, это подлинная поэзия.
Авилов
Однажды в метро я видел гениального актера Виктора Авилова. Он шел куда-то. Шел, шел. И ушел.
Евгений Степанов — литератор, филолог, издатель. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранныхязыков Тамбовского педагогического института и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидат филологическихнаук. Докторант РГГУ, кафедра исторической и сравнительной поэтики историко-филологического факультета.
Публикуется с 1981 года. Печатался в журналах «Вопросы литературы», «Литературная учеба», «Знамя», «Дружба народов», «Юность», «Крещатик», «Волга», в «Литературной газете», а также во многих других изданиях в России и за рубежом. Автор трех научных монографий.