Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 6, 2009
Памяти советского фигурного катания
Советский мир уходит тяжело. Он смердит, надрывно кашляет, впадает в маразм, перестает различать предметы, забывает слова, но уйти совсем он пока не готов. Он отчаянно хватается за любую соломинку. За былое величие. За гимн. За славянский союз. За православие. За Большой театр. За Сталина. За Высоцкого. За русскую литературу. В конце концов, за красоту.
Я не коммунист. Но мне тоже жалко уходящую советскую красоту. Она не спасла ни мир, ни даже Советскую власть. Ее не жалко. Она того не стоит, чтобы ее жалеть. Но ее все равно жалко. Она была неповторима. Она не фиксировалась в супермоделях или кинозвездах. Она была разлита везде. Поэтому она была эфемерна, но все же вполне реальна. Она была сурова, но сентиментальна. У нее были русские глаза и монгольские скулы. Осиная талия, но всегда широкие бедра и всегда широкая спина. Всегда широкие плечи. Тонкие бледные и почему-то слегка надкусанные губы. Низкий лоб и аккуратные кошачьи ушки. Советская красота стеснялась сама себя и поэтому всегда смотрела куда-то вбок. Она всегда была невыразительно одета и подчеркнуто асексуальна. Ее сексуальность обозначалась только в шее, подсознании и речи. Советская красота всегда довольно коряво говорила, но в этой корявости ее сексуальность наконец-то прорывалась наружу. От нее пахло бензином и пороком, но бензином все-таки больше. Ее действительно жалко. Ее сложно забыть.
Советская красота родила себя сама. И сама себя сделала. Она была самодостаточна. Советская красота была сама себе имиджмейкер и сама себе визажист. Сама себе пластический хирург. Иногда она вместе с морщинами отрезала себе голову.
У советской красоты было много лиц и даже положений в пространстве. Она все время ускользала. За ней постоянно нужен был глаз да глаз. Иногда она уходила под землю, одевалась в мрамор и была московским метро. Иногда она росла вверх и тогда становилась Останкинской телебашней. Иногда вширь, и тогда она была Нонной Мордюковой или Людмилой Зыкиной. Или Сергеем Бондарчуком. Иногда она резко худела и тогда уже была Мариной Нееловой или Олегом Далем. Иногда она много рожала детей и была Мать-героиня. Иногда у нее были стальные глаза, и тогда она была Родина-мать. Иногда она летела в космос и тогда была космонавтом Терешковой. Иногда советская красота садилась за трактор и тогда была Пашей Ангелиной. Иногда она уходила в тыл врага и тогда была Зоей Космодемьянской. Иногда она уходила плавать в северные широты и была ледоколом «Лениным». Иногда кувыркалась на бревне и тогда была Ольгой Корбут. Иногда делала успешную карьеру в партии и тогда была министром культуры Фурцевой. Иногда она могла заблудиться в лесу и тогда была Красной Шапочкой. Иногда советская красота раздваивалась и тогда была писателями Ильфом и Петровым или легкоатлетами братьями Знаменскими. А иногда советская красота даже могла разделиться на троих. Тогда она становилась киноартистом Вицин-Никулин-Моргунов. Или хоккеистом Михайлов-Петров-Харламов. Потом она снова объединялась в одном лице, звонко пела с акцентом и становилась Эдитой Пьехой. Потом она обижалась, нервничала, стучала ботинком по столу и тогда была Хрущевым. Потом в нее поселяли много людей, и тогда она была коммунальной квартирой. Потом в ней танцевала Майя Плисецкая, и она тогда была Большим театром. Потом ее подожгли, и тогда она стала Вечным огнем. Потом в нее пустили воду, и она стала Беломоро-Балтийским каналом. Потом ее положили на рельсы, и она стала Байкало-Амурской магистралью. Потом ее растянули над Москвой-рекой, и она стала Крымским мостом. Потом она играла в Театре на Таганке, увлекалась эзотерикой и была Аллой Демидовой. Потом она снимала элитарное кино и была Андреем Тарковским. Потом она снимала массовое кино и была Леонидом Гайдаем. Потом ее долго осваивали, и она была целиной. Потом ее засевали яровыми культурами, и она была пашней. Потом через нее пропускали воду, она давала ток в отдаленные деревни и была Днепрогэсом. Потом у нее росли рога, она давала много молока и была дойной коровой Зойкой. Потом ее разливали по бутылкам, и она становилась водкой «Столичной». Потом ее вынимали из осетрины, и тогда она была черной икрой. Потом в нее положили Ленина, и тогда она была Мавзолеем. Потом она вышла за Ленина замуж, и тогда она была Надеждой Крупской. Потом она говорила с грузинским акцентом, и тогда она была Сталиным. Потом Сталин ее убил, и тогда она стала Надеждой Аллилуевой. Потом у нее появились пять углов, и она была пятиконечной звездой на кремлевской башне. Потом на нее натянули три струны, и она стала балалайкой. Потом на ней обтесали углы и сняли с нее струны, и она стала матрешкой. Потом у нее росли крылья, она преодолевала сверхзвуковой барьер и была самолетом «ТУ-104». Потом у нее росли колеса, и она была машиной «Жигули» пятой модели с комфортабельным салоном. Потом на нее надевали норковую шубу, и она рекламировала русские меха иностранцам. Потом ей делали острый нос, и она была ракетой «Земля-воздух» дальнего радиуса действия. Потом ее зарифмовали, положили на музыку, и она была песней «Подмосковные вечера». Потом она много пила, меняла любовников, швыряла налево-направо бешеные деньги и была Галиной Брежневой. Потом она выходила на Красную площадь, кричала «Долой Советскую власть» и была диссиденткой. Потом она красиво читала вслух стихи и была Беллой Ахмадулиной. Потом она делалась молчаливой, сторонилась людей, собиралась уйти в монастырь и была Анной Ахматовой. Потом она вешалась и была Мариной Цветаевой. Потом у нее росли брови, и тогда она была Брежневым. Потом она лысела и уже была Лениным. Потом она писала стихи и была Пастернаком. Потом она покрывалась броней, становилась танком и танком въезжала в Прагу. Потом советская красота шутила и была Аркадием Райкиным. Потом у нее росла борода, и тогда она была Солженицыным. Потом она тихо пела под гитару и тогда была Окуджавой. Потом она громко пела в Большом театре и была Галиной Вишневской. Потом она становилась поп-звездой и тогда была Аллой Пугачевой. Потом у нее появлялись экстрасенсорные способности, и тогда она была экстрасенсом Джуной. Потом у нее на лбу появлялось пятно, и тогда она была Горбачевым. Потом она разливалась вдоль, вширь и поперек, топила все вокруг и была рекой Волгой в половодье. Потом она становилась Чернобыльской АЭС и тогда взрывалась к е…й матери вся.
Советская красота не стояла на месте. Она стремительно развивалась. Каждое новое поколение советских людей было красивее предыдущего. Но что-то тоже теряло. В двадцатых годах у комиссаров был Маркс, маузер, кокаин, римский нос и кудри. Но они не умели ездить на коньках. У коммунистов тридцатых годов не было римского носа. Он исчез вместе с двадцатыми годами. Но зато был Сталин, Любовь Орлова, Маяковский, греческий нос и томный голос. Но они тоже не умели ездить на коньках. В сороковые годы коммунисты потеряли греческий нос и томный голос, но зато у них появились Клавдия Шульженко, боевые сто грамм и военный профиль. Но и они тоже не научились ездить на коньках. В пятидесятые годы коммунисты были еще красивее. У них были Хрущев, оттепель и космический блеск в глазах. Им уже был не нужен военный профиль. Но тоже все еще не умели ездить на коньках. Но самыми красивыми были коммунисты шестидесятых годов. Тогда советская власть придумала фигурное катание. И тогда советская красота плотно встала на коньки и достигла своего пика.
Тайны коммунистов до сих пор не раскрыты. Мы до сих пор не знаем самого главного. Кто написал «Тихий Дон»? Кто из советских людей до Гагарина летал в космос? Было у Сталина шесть пальцев на правой руке или пять? И про фигурное катание мы ничего не знаем тоже. Кто создал фигурное катание? Кто разработал его идеологию? Мужские шовинисты? Будущие феминистки? Бисексуалы? Трансвеститы? Кто? На что они надеялись? Возможно, на то, что фигурное катание будет колыбелью будущего советского человека. В будущем советский человек станет андрогином. Он будет и мужчиной, и женщиной одновременно, и будет ездить только на коньках. И что же это было такое — фигурное катание? Олимпийский вид спорта? Балет на льду? Или это были ожившие «Рабочий и колхозница»? Или советские инь и ян?
Советское фигурное катание пришло из ниоткуда. В России всегда и плохо танцевали, и плохо стояли на коньках. В России прилично танцевали только цари и русские писатели. Трезвыми русские люди, даже умея танцевать, танцевать стеснялись. Вообще-то русские люди плохо танцевали всегда, и обычно за них это делали балерины, пьяные, украинцы, цыгане и медведи. Придумав фигурное катание, коммунисты закрыли пробоину танца в корабле русской жизни.
Советское фигурное одиночное катание я совсем не помню. Парное катание тоже не помню. Но все-таки помню. Помню несколько пар. Помню Роднину-Зайцева. Помню Пахомову-Горшкова. Помню Белоусову-Протопопова. Помню их тренера Жука. Помню, что Роднина, Пахомова, Белоусова были маленькие, злые и абсолютно неженственные. У них были мужские попы и мужские глаза. Зайцев, Горшков и Протопопов были, наоборот, высокие и женственные. Тренер Жук больше был похож на фигуристку, чем на фигуриста. Он тоже был маленький и злой.
Советские люди не любили спорт. Они не любили сильных людей. Советских людей в их жизни много били, и советские люди знали: чем сильнее человек, тем он может больнее ударить. Но советское фигурное катание советские люди любили. Там все было очень красиво; там были танец, музыка и лед. А танцующий под музыку на льду ударить не может. Если даже ударит, то не так больно, как на стоящий без музыки на земле. Поэтому советское фигурное катание все так любили. Его любили дети, подростки и одинокие мужчины, потому что у фигуристок были короткие юбки. Его любили одинокие женщины, потому что у фигуристов были длинные ноги, и фигуристы крепко держали партнерш на руках. За длинные ноги фигуристов и за то, что фигуристы вообще были более женственны, чем все остальные спортсмены, его любили и гомосексуалисты. Его любили и феминистки, потому что фигурное катание — единственный вид спорта, где женщина существует одновременно и наравне с мужчиной. Его любили и бисексуалы, потому что женщина и мужчина там были в равной пропорции. Трансвеститы фигурное катание тоже любили, поскольку фигуристки были похожи на переодетого мальчика. Его любили и русофилы, потому что танец сопровождала музыка, которую русофилы считали русской музыкой. Его любили и старые большевики, поскольку вместе с советской красотой прошли весь ее сложный и долгий путь до ее воплощения в фигурном катании. Его любили даже диссиденты. Они искренне надеялись, что однажды фигурист не поймает после прыжка фигуристку, и они оба упадут на лед. Упадут и уже не встанут. Вместе с ними упадет и Советская власть.
Коммунисты были мощные продюсеры. Не имея никакого вкуса, они могли подстроиться под любой вкус. Они могли продюссировать что угодно и кого угодно. Они могли представить эталоном культуры такие маргинальные ее сферы, как опера и балет. Они могли навязать как эталон красоты фигурное катание — абсолютно маргинальный вид спорта и априори понятный только для посвященных, где предельно сложные правила, где нет прямого контакта спортсменов, где победа присуждается только по очкам. Но его любили все. Но тайну своего продюсерского дара, как и все свои остальные тайны, коммунисты. кажется, навсегда уносят с собой.
У коммунистов нечему учиться. Но в плане продюссирования красоты есть чему поучиться и у коммунистов.
Игорь Яркевич — прозаик, эссеист. Родился в 1962 году в Москве. Окончил Московский Историко-архивный институт. Автор многочисленных публикаций. Член Русского Пен-Клуба. Живет и работает в Москве.