Беседа с Антоном Нечаевым
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2008
Антон Нечаев — известный красноярский поэт, координатор фонда имени В.П. Астафьева, постоянный автор «Детей Ра». Сегодня он отвечает на вопросы редакции.
— Антон, как изменилась литературная жизнь в Красноярском крае после смерти поэта и издателя Романа Солнцева?
— В течение года (конец 2006 — первая половина 2007) Красноярская писательская организация понесла существенные потери. Ушли из жизни классик эвенкийской поэзии Алитет Николаевич Немтушкин, а 17 апреля 2007 года не стало Романа Солнцева (оба 1939 года рождения). Два этих человека просто своим присутствием (не говоря о творчестве) придавали в целом довольно унылой физиономии красноярской литературы то «необщее выражение», за которое собственно красноярская литература и ставилась достаточно высоко в регионе. Алитет Николаевич, из рода шаманов, как он сам про себя говорил, всегда по-северному спокойный, уравновешенный, вместе с тем обаятельный и прекрасный рассказчик, и Роман Харисович, деятельный, эмоциональный, подвижный, в голове — масса идей, проектов (на реализацию которых и ушла большая часть его жизни) — это были два положительных полюса красноярской литературы. Сами знаете, с писателями бывает всякое: могут почудить, поскандалить, выпить не вовремя и не к месту. Но почему-то в присутствии Алитета никому «плохо» себя вести не хотелось (хотя сам Алитет Николаевич был большой любитель «погулять в хорошей компании»). А Роман… Он объединял людей, порою просто несоединимых (недаром со смертью Солнцева практически рассыпалась редакция журнала «День и Ночь» его, Солнцевского, набора). Он был главной движущей и пробивной силой писателей (пожалуй, единственной). Любые награды литераторам, торжества, деньги в журнал или в Литературный лицей — без малейшего преувеличения его рук дело. Коллективные публикации сибиряков, переводы, поездки — к нему. Если он не поможет, не устроит, не похлопочет, то не поможет уже никто. Спустя месяц после смерти Романа Харисовича вышел номер журнала «Стороны света» (Нью-Йорк), посвященный сибирякам, составленный в том числе и по Солнцевским рекомендациям. А во время его болезни пришел польский литературный журнал, со стихами и рассказами красноярских авторов — составитель и главный рекомендатель Р. Х. С. Почему так было? Почему только он этим занимался? У него было огромное желание работать, сотрудничать, помогать, участвовать во всем происходящем. Желание жить. Почему многое получалось? Во-первых, из-за личных качеств: тонкости, мягкости, дипломатичности, умения слушать, видеть и понимать собеседника. Во-вторых, сказывался огромный деловой и жизненный опыт, к слову сказать, и политический (Солнцев в прежние годы был депутатом ВС СССР, работал в администрации края, лично знал многих политических деятелей). Отсюда легкие (по крайней мере, со стороны) и чуть ли не взаимоприятные контакты с Анатолием Чубайсом, с Дмитрием Медведевым, Валерием Зубовым, Ириной Прохоровой. Многие из этих контактов-переговоров закончились реальной помощью журналу «День и Ночь». А теперь… Теперь их нет. Солнцева и Немтушкина. Нет мудрого и спокойного поэта-северянина и сверхъестественно работоспособного поэта Романа Солнцева («родня мне — русичи, татаре»). В этом и состоит вся сегодняшняя проблема красноярских писателей. Нет никого, готового почти бескорыстно заниматься общими, а часто даже просто чужими делами, нет никого, готового «гореть» за эти дела. Нет ни одного в среде литераторов хотя бы в половину с опытом Солнцева. И с именем Солнцева. И нет никого хотя бы в половину с достоинством Алитета. Хотя «половина» достоинства не бывает. Уже на похоронах Романа Харисовича мэр Красноярска прилюдно заявил, что для журнала «настали трудные дни». Действительно, трудные дни настали не только для журнала, но и для всех красноярских писателей. Кто-то из них (из нас), а может и все (хотя бы некоторые) должны стать выше каких-то мелких своекорыстных интересов, как-то: урвать где-то случайную публикацию или грамоту от главы города, или какой-нибудь жалкий «грантик», но должны подумать об интересах цеха, общего литературного дела. Должны придавить хотя бы на время свои амбиции, возможно позабыть распри и… начать работать. С желанием, «огоньком». Как работал Солнцев. Именно это важно сейчас. Журнал «День и Ночь» пока еще выходит, но уже сейчас это далеко не то, что было. Не то, что могло или может быть. Функционирует пока и еще ряд литературных «предприятий», но кажется, постепенно затухая. Конечно, есть еще и почти полное невнимание властей к местным писателям, невнимание, традиционное в нашем регионе, в этом плане, наверное, самым отсталом среди соседей. Томами, которыми Тулеев издает кемеровчан или, как говорят, «нищий» Дальний Восток издает своих писателей, ни один красноярец не может похвастаться. А иногда я думаю, возможно, и сам Солнцев во многом виноват, что замены ему нету: своей активностью свел на нет любую чужую… Да и не только это.
— Есть ли красноярская школа поэзии?
— Один иркутский поэт, как мне помнится, хотел «стать основателем озерной школы». Теперь он в Москве. «Основателей» у нас много, да школы нет. «Школа» подразумевает некую общность — метафорическую, метафизическую, какую-либо другую. И формируется вокруг одного или нескольких (немногих), по меньшей мере, выдающихся поэтов. Десяток, даже сотня бездарей не могут создать поэтической школы. Разве что школу умалишенных. В отсутствии таких (выдающихся) поэтов вся беда местных литератур, не только красноярской. Не столько школа нужна, сколько один более-менее качественный автор со своим взглядом, стилем, независимостью мышления и поэтики. А школа образуется сама — вокруг него. Но… слишком трудно пробивается в России, и в провинции, особенно, все новое, непохожее, независимое, неформатное, нетусовочное, не… не… нетакое. Без толкача, без того, чтоб кто-то явно и доступно объяснил, что к чему и почему что-то должно существовать публично, а что-то не должно даже под спудом, в России не бывает движения-продвижения. И вообще, в последнее время мне кажется: в России практически нет подлинного интереса к литературе, интереса вне объединений, пристрастий. Просто интереса, безусловного, самого по себе. Нас скорее занимает, кто написал, а не что, как и о чем. Все мы заражены то какими-то модными именами, течениями (почти всегда западными), то какими-то придуманными на пустом месте предпочтениями, не основанными на подлинном сопереживании автору, тексту. Нас ничуть не интересует жизнь языка, единственное, что собственно интересно, и что литература призвана развивать, демонстрировать. Мы слишком невеликие читатели. Поэтому и те российские поэтические школы, которые признаны и вроде как действительно существуют, на мой, возможно предвзятый взгляд, во многом сомнительны, если не полностью сочинены из воздуха (без намека на журнал «Воздух»). Кстати, я как-то спрашивал у Анжелы Пынзару, красноярской поэтессы, есть ли у нас в Красноярске школа поэзии? Конечно, есть, — она ответила, — Дурацкая школа поэзии.
— Какие литературные издания выходят в Красноярске?
— На сегодняшний день пока еще выходит журнал «День и Ночь», но, по материалам и по возможностям, это, кажется, судороги. С 2006 года начал выходить журнал «Енисейский литератор», но это издание «за деньги» (авторы платят), как следствие — соответствующие уровень и перспективы. Самый «древний» красноярский журнал «Енисей» несмотря на некоторую поддержку Законодательного собрания Красноярского края почил около трех лет назад без надежды на воскрешение, частично, возможно, и по вине редакции. Фонд Астафьева периодически издает сборники произведений лауреатов Фонда и претендентов на премию, но полноценным журналом это назвать нельзя.
— Есть ли вообще в регионе интерес к поэзии?
— Про интерес я частично уже сказал. Но вот что интересно: у многих людей, посещающих всякие литературные встречи, как правило, вяло пишущих нечто туманное и сокровенное, действительно есть интерес. Но само понятие о поэзии отсутствует (конечно, на мой взгляд). И это, в общем, нормально, такие люди есть всегда, и они, разумеется, должны быть. Но в последнее время эта категория «интересующихся» активно, я бы даже сказал, агрессивно доминирует. В моих поездках по краю я неоднократно с нею сталкивался, почти пострадал (смеется. — Е. С.). Однако, это действительно серьезный вопрос в связи со следующим соображением: в Красноярске, в последнее время понесшем ряд тяжелых писательских потерь (говорил выше), образовалась приличная брешь в среде разбирающихся в литературе. Многие литературные проекты, в том числе журналы, идейно и финансово оскудели. И у сотрудников редакций, по-видимому, одна перспектива: пойти с протянутой рукой по богатеям: авось кто и подаст. А кто может подать? Скорее всего, тот, кого это хотя бы минимально трогает. А если богача это трогает, то с вероятностью семьдесят-восемьдесят процентов, он сам сочиняет чего-то. Вот мы и встретили того самого человечка с литературного вечера, вяло пишущего, но «все понимающего». Только с деньгами. И оказались перед выбором, который, в общем-то, и не выбор вовсе. Потому как или журнал твой будет выходить, и ты будешь получать зарплату, но решать политику будет спонсор, или ты не будешь получать зарплату. Ответ очевиден. Кстати, это может быть не обязательно бизнесмен, может быть и чиновник, или просто какой-нибудь пробивной дуралей с извращенными писательскими наклонностями.
— Расскажите о Фонде Астафьева, сотрудником которого Вы являетесь.
— Благотворительный Фонд имени Виктора Петровича Астафьева основан в 1994 году к семидесятилетию писателя. Фонд был призван поддерживать молодые таланты, чем до сих пор и занимается. Вид поддержки: ежегодное вручение премий имени Астафьева. В разные годы были разные номинации: вручалась, например, премия в номинации «театр» или «журналистика». Но с 2003 года премия стала исключительно литературной и вручается в номинациях «проза», «поэзия», «иные жанры: критика, драматургия», «ранний дебют». Размер премии — тысяча долларов США. Виктор Петрович с самого начала близко к сердцу принимал все дела Фонда, вручение премий проходило неизменно с его участием, после вручения лауреатов везли в Овсянку на родину писателя (тридцать километров от Красноярска). Когда Виктора Петровича не стало (в 2001 году), присуждение было отменено, с 2002 года лауреаты посещают уже его могилу в селе Овсянка. В 2007 году, кстати, премия тоже не присуждалась. Определенной стабильностью жизнедеятельности Фонд обязан во многом друзьям Виктора Петровича, просто неравнодушным людям. Основательно поддерживал Фонд ныне уже покойный глава Красноярского завода цветных металлов В.Н. Гулидов. Все последние годы неоценимый вклад в работу Фонда внесла Евгения Георгиевна Кузнецова, бывшая глава Красноярского пивоваренного завода, лично хорошо знавшая Астафьева. С конца 2006 года Президентом Фонда стал Роман Солнцев. Но долго пробыть на этом почетном посту ему не удалось, в апреле 2007 года его не стало. Собранием учредителей Президентом Благотворительного Фонда имени В.П. Астафьева был избран депутат Законодательного собрания Красноярского края Алексей Михайлович Клешко. Человек он относительно молодой, со свежим взглядом и позитивной деятельной энергией. Меня пригласили поработать экспертом. Я, конечно, с радостью согласился. Виктор Петрович для меня не чужой человек, помимо того, что он стал для меня литературным крестным (предисловие к моей первой книжке, публикации в «Юности», премия его имени), он стал для меня крестным духовным… За этот год мы общими усилиями (в Фонде еще работает Дарья Мосунова, детская писательница, заводной, куражистый человек, Мария Бельтикова, бухгалтер, Дмитрий Юрковский, ответственный за электронику, модератор) освежили сайт Фонда (www.astafiev.ru), привлекли к сотрудничеству новых людей, новые имена. Фонд реально пытается выйти на российский уровень, стать, как минимум, центром культурной жизни региона. Лично у меня ощущение, что Фонд «задышал». Даст Бог, не увязнем, раскроемся.
— Какие федеральные журналы, на Ваш взгляд, отражают реальное положение дел в поэтическом цехе? Есть ли вообще такие?
— Думаю, то, что происходит в наших журналах, и есть положение дел. Хреновое, надо сказать, положение. Много пишущих, но мало ищущих. Много спорящих, но мало думающих (самостоятельно). Много имен, авторов, литераторов, профессионалов, но нет поэтов. Прискорбно сие сознавать. Одна надежда: сидит где-то в медвежьем своем углу девчонка или парнишка и творят что-то всамделишное, настоящее (возможно, не к месту, но и Иосиф Александрович примерно вот так сидел в дремучей Карелии, пока наши поэтические «звезды» развлекались по кабакам, всерьез считая себя литературно-интеллектуальной элитой). Боюсь только, явлен миру будет этот парнишка, а, может, девчонка не через современный российский журнал, а каким-либо иным способом. Дай Бог, если посредством Нобелевского комитета, а то ведь, прости Господи, пырнут ножом, и зарыдает опять вся Россия над безвременно по ее вине ушедшим поэтом.
— Какие поэты незаслуженно забыты?
— Меня поражает до сих пор практически полная неизвестность на широком российском уровне Аркадия Кутилова. Считаю, что по мощи дарования он один из первейших российских авторов двадцатого столетия, его самого темного, лживого и глухого периода — застоя. Мог быть известен и даже популярен с его безыскусными, мудрыми стихами поэт авангардного толка (условно говоря) В.П. Мазурин. Кто еще? Да множество. Незаслуженно забытых, к сожалению, большинство. Во многие разы больше тех, кого «заслуженно» помнят. Не особо выискивая, назову еще Геннадия Лысенко с Дальнего Востока, Ксению Некрасову, Александра Тинякова, Софью Парнок, Анну Баркову.
— А Ваши любимые поэты?
— В данный момент это Фернандо Пессоа, Альваро де Кампос, Рикардо Реис и Альберто Каэйро. Возможно, скоро пройдет.
— Дайте определение поэзии!
— Это иномирная сущность, открываемая избранным индивидуумам в процессе творческого вдохновения. У некоторых из них при этом возникает необоримое желание зафиксировать эту сущность в материальном мире при помощи слов либо еще каких-нибудь средств выражения. Наиболее успешные из этих попыток называют произведениями искусства, а их авторов — творцами, гениями, поэтами. Но сущность в своей невыразимости неизменна. Она не признает ничего земного, вещественного, проскальзывает мимо предметов, мимо любых попыток ее зафиксировать. Посему и равны все поэты, хорошие и плохие, ибо равно далеки они от поэзии, которую чувствуют, ощущают, но не способны выразить, потому что нельзя выразить вечное в преходящем и быть удовлетворенным этим выражением.
— Кто из современных авторов останется в поэзии хотя бы через двадцать лет?
— Я — любитель спортивного тотализатора. Посему ставлю: на Анжелу Пынзару, по крайней мере, к ее стихам лет через двадцать публика будет относиться более адекватно (надеюсь на это). Мне симпатична поэт с Дальнего Востока Татьяна Зима, ставлю и на нее. Не знаю, что будет через двадцать лет, но поэзия Светланы Лавренковой из Ярославля кажется мне живой, цельной. Ей тоже галочка. Поэт Валерий Трофимов (Казань — Санкт Петербург)… Горжусь, что в свое время растолковал главному редактору «Дня и Ночи» достоинства этого автора. Несмотря на ископаемый классицизм Валерию Трофимову несколько плюсов. Также верю во Владимира Пшеничного (Томск), Веру Павлову, Олега Вулфа. Удачи им всем, да и нам, грешным.
— А какая она, поэзия будущего?
— Форма будет иметь подчиненное значение. Поэзию будут пытаться выразить как можно более точно, следственно, как можно более кратко. Авторы будут следить только за тем, что они действительно хотят сказать, не придумывая ничего лишнего. С другой стороны, как и во все времена, лучшие из поэтов будут следовать за текстом, полностью ему доверяя. Отсюда возможны и крупные формы. Но главное, верю в то, что поэты и поэзия будут несмотря ни на что. Не уверен только, что поэзия будет кому-либо интересна. Но все же надеюсь…
Беседу вел Евгений СТЕПАНОВ