Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2008
Дождь
Кто-то любит дождь, кто-то — нет. Дождь? Это просто настроение, которое хочет передать людям небо.
Дождь, холодный на ощупь, падая на ладонь, кажется именно холодным, каков бывает человеческий взгляд — равнодушным, безразличным, непричастным. Рассыпаясь над городом, он остается в кусочках льда, разложенного по стеклянным стаканам ресторанов, рябит в лужах, разбрызганных по белым брюкам пешеходов, течет по капельницам, нанизывается бисером на волосы, капает из-под ресниц.
Если дождь теплый, то сердцем ощущается его теплота — доброта, великодушие, милосердие. Он весело стучит по разноцветным зонтикам детей, струится из душа на веснушки молодых щек, им слезятся уставшие смеяться глаза и текут запотевшие стекла. Иногда в таком дожде может быть капелька грусти, отчего вся вода, капающая на почву, навевает тоску, и сами дождевые капли, как слезы воздуха, крупные, круглые, мутные, скатываются, плющась под собственной тяжестью.
Небесная вода может не капать, а выливаться, литься бурлящей горной рекой с пещерного склона, тогда ливень этот, словно какая-нибудь обида или досада, тяжелым потоком прибьет к земле каждую травинку, а сами капли станут вытянутыми и прямыми, как если бы кто-то без устали стал чиркать по воздуху щедро заправленным прозрачным фломастером.
Не только в злости и боли сила этих родниковых вод: она может олицетворять отраду и счастье, низвергаясь с небес водопадом, барабаня по земле гибкими водяными палочками. Тогда его струи переливаются в лучах улыбающегося солнца и сочиняют музыку.
Как бы там ни было, в дожде всегда есть жизнь, а в каждой капельке его — искорка. Дождь с жарким любопытством наблюдает за людьми своими многочисленными хрустальными глазами.
Октябрьская миниатюра
Внезапно его глаза, не двигаясь, стали видеть совсем иное изображение. Оно менялось с каждым моментом, перемещаясь вверх жалкими миллиметрами. Вместо обнаженных осенних деревьев на аллее в парке он видел облака и кусочки ясного, ярко-голубого неба. Вскоре он уже лежал на земле, с совершенной неподвижностью смотря на то, что было в зените. Солнце ослепило его…
За эти несколько секунд вся жизнь пронеслась перед его глазами. Она вдруг показалась ему бледной страницей. Или такой, как это — вот это, наверху! — бесполезно приторное небо. Всего каких-то несколько секунд назад он был в ожидании. В ожидании ответа судьбы на свои желания. Если бы осуществилась его мечта, совсем скоро он путешествовал бы по свету, преодолевая все препятствующие, противостоящие, сопротивляющиеся ему течения ветра. Ветра, мчащего его жизнь по воздуху…
Но как напрасна и наивна была его надежда. Вместо критической точки эмоций, именуемой счастьем, он несколько секунд, несколько вечных секунд чувствовал непреодолимый страх и нежелание верить в то, что произошло. Он получил удар в спину. Его вырвали из привычного мира, в котором он вырос и в котором жили его самые близкие друзья. Его оттолкнули от себя. Никто не оставил ему пути назад. Сейчас он беззащитен. Сейчас он сирота. Сейчас он на грани смерти. Сейчас…
И она. Она просто наступила на него, наступила на его больное сердце. Она причинила ему боль. Хотя он чуть было не захлебнулся в слезах. Ее слезах… Возненавидев эту осень, она продолжала вбивать острые каблуки ему в спину, продолжала топтать его, выбивая из тела последние силы, а из сознания — остатки рассудка. И после этого она просто ушла. Ушла, отвернувшись, не показывая глаз, резко повернувшись спиной. И больше никогда в нем не нуждалась…
Он один. В этот ясный октябрьский день он падал на землю. Падал в одиночестве. Он летел на твердый асфальт подобно ненужному камню, получившему отказ в ценности и с яростью выброшенному в окно. Подобно хрупкому тусклому камню, который разбился от удара. Разбился вдребезги…
Он не был любим. Он не был согрет лучами жизненного солнца. Он просто летел в неизведанную пропасть. Он падал вниз. Он. Маленький кленовый лист…
От лица вещи
Так странно ощущать себя простой картиной. Никто не всматривается вглубь тебя, никто не видит глубокого смысла внутри этой вычурной деревянной рамки, никто не воспринимает тебя больше, чем плоский и чуть шершавый от краски предмет.
Какая прекрасная пора была — детство. Впервые я выглянула из холста, приподнявшись над мольбертом, в мастерской с высокими потолками и широкими стенами. На них висели тысячи полотен разного размера, и каждая из них была неповторима. Меня создали руки странного человека, но как внимателен он был ко мне с самого рождения, как аккуратны были его движения, как осторожны и ловки были его мазки!..
Только вышло так, что рисунок мой грустен, как бывает грустен одинокий готический замок или хмурая дождливая осень. Но как бы мне хотелось, чтобы во всей этой печали кто-нибудь заметил свет и неясный проблеск смысла, как в окнах заброшенного замка — горящие свечи, а глубокой осенью — тусклое, но все еще светящееся солнце. Пусть этот кто-нибудь отыщет в лесу мой старый город, возьмет меня в свои вечные спутницы.
Только бы он никогда не повесил меня на стену своей лавки снова. Только бы помнил.
Ника Сура (псевдоним Вероники Сурняевой) — поэтесса, прозаик. Родилась в 1990 году в Пензе. Учится в Санкт-Петербургском Университете Кино и Телевидения на факультете экранных искусств, кафедра тележурналистики, специализация — кинотелерепортер. Печаталась в журнале «Другие».