Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 6, 2012
В этом году при реконструкции площади в городе Барнауле снесли памятник В. И. Ленину и на его месте установили памятник крестьянину-переселенцу конца XIX — начала XX века.
По-разному оценили жители города эту акцию. Но некоторые журналисты, претендующие на лидерство в общественном мнении, усмотрели в этом ни много ни мало как оккупацию города деревней. По их мнению, город Барнаул был заложен Акинфием Демидовым как горнопромышленный центр, а сегодня в стране он известен как место, где можно хорошо покушать. Я это говорю к тому, что у человека есть две естественные потребности — питание и сон, без которых он не может жить, тем более воспринимать все остальное в жизни. Так что на памятник крестьянину во всем мире людям надо вставать на колени и молиться, тем более в Алтайском крае, который во все времена был житницей страны, а до лихих 1990-х годов в алтайской деревне проживало более половины населения нашего региона.
Должен сегодня сказать о том, что на моих глазах, когда я работал министром в правительстве Виктора Черномырдина, усиленно насаждалось негативное отношение к отечественному сельхозтоваропроизводителю и к самой российской деревне. Господин Чубайс на мои требования поддержки села любил говорить: «А зачем нам вообще сеять и пахать, если дешевле купить зерно, молоко, мясо за рубежом».
На фоне указов президента о реформировании колхозов, совхозов, о передаче земли в частную собственность покупали и продолжают покупать для населения России более половины продовольственных ресурсов за границей — от Аргентины до Белоруссии. Самое страшное, что абсолютное большинство населения России не видит в этом ничего плохого.
Я не собираюсь своей статьей переубеждать молодое поколение, интеллигенцию, хочу только сказать о том, что здоровое, трезвое общество никогда не станет покупать возобновляемые ресурсы, каковым является продовольствие, в обмен на то, что создано природой и имеет свойство заканчиваться.
Алтайский край располагает самыми большими площадями сельскохозяйственных угодий в нашей стране. Только пашни в крае более 7 млн гектаров. Это 3 гектара на каждого жителя города и деревни, малого и старого. При всех недостатках социалистического хозяйствования аграрный сектор экономики края из пятилетки в пятилетку развивался поступательно. В полеводстве кроме зерна твердых и сильных пшениц производились все крупяные культуры, масличные — подсолнечник, лен, рыжик. Это единственный регион за Уралом, где развивалось промышленное садоводство, возделывалась сахарная свекла.
В 1972 году край произвел более 9 млн тонн зерна и в продовольственный ресурс продал 23 % от всего заготовленного страной.
Экономический закон аграрного сектора требует, чтобы в объеме товарной продукции любого товаропроизводителя было не менее 60 % животноводческой продукции. Край производил до 1990-х годов около 2 млн тонн молока, 450 тыс. тонн мяса в год, в общественном секторе 20 % всех твердых сыров, производимых в стране, были алтайскими. В крае было сформировано одно из лучших стад тонкорунной овцы в стране, пантовое мараловодство было известно во всем мире.
На фоне этого укреплялась алтайская деревня. Я много поездил по стране и могу уверенно говорить о том, что алтайское село по уровню социально-экономического, культурного развития было на две головы выше, чем в Центральной России. Говорят, что Нечерноземье, Центральное Черноземье были подорваны освоением целины в Сибири, Казахстане. Не берусь об этом судить, ибо я это время еще не воспринимал осознанно в силу возраста.
Бывший первый секретарь Алтайского краевого комитета КПСС Александр Васильевич Георгиев говорил: «Сила Алтая, слава Алтая, гордость Алтая — хлеб!» и, естественно, политика партийных, советских органов была направлена на поддержку, укрепление деревни и аграрной отрасли. Были жесткие требования к руководителю колхоза (совхоза) строить в год не менее десяти квартир, которые выделялись не только работникам, специалистам хозяйства, но и врачам, учителям, работникам культуры.
Практически в каждом селе функционировали школа, детский сад, участковая больница или врачебная амбулатория, Дом быта, Дом культуры или сельский клуб. Люди ощущали полноценную жизнь, и это было главным условием сохранения села, куда возвращалась молодежь после получения специальности. В крае действовали более тридцати сельских профессиональных училищ, где готовили механизаторов, водителей автомобилей, мастеров машинного доения коров, швей, поваров.
Особую роль в системе сельского уклада жизни играли районные центры, где до 1990-х годов сохранялась вся система государственных учреждений (банки, почта, военкомат, районный Дом культуры, районная библиотека, районная больница, финансовые учреждения, строительные, снабженческие организации), и в большинстве из них работали женщины с высшим или средним специальным образованием, а это основа сельской семьи. Для жителей сельских поселков и деревень районный центр был серьезным промежуточным звеном между селом и городом. Многие «прелести» города, куда сейчас устремилась сельская молодежь, в какой-то степени мог удовлетворить райцентр.
Все это я описываю для того, чтобы показать без предвзятости сегодняшнюю ситуацию в аграрном секторе производства Алтайского края и социальный спектр алтайской деревни.
Справедливости ради надо сказать, что промышленность в крае, да и в целом по стране, разрушена еще сильнее, чем сельское хозяйство. Она умирала и умирает молча, население как бы не замечает этого. Ни одного из гигантов машиностроения, предприятий легкой промышленности в крае не сохранилось, а ведь все они были в городах. Город остался без рабочих мест, связанных с материальным производством, а население города растет, и все находятся при каком-то деле: зарабатывают деньги, покупают товары и услуги. Город забит легковыми автомобилями. Возле высших учебных заведений — сотни персональных студенческих авто. А ведь эти студенты, окончив институт, университет, уйдут в никуда, останутся без работы по специальности.
А что же деревня? Она продолжает из последних сил пахать, сеять, убирать урожай, растить скот, доить коров. Главное, что характеризует село — это его обезлюживание. Население в сельских районах края за 20 лет уменьшилось на треть, и если еще, с учетом новой высокопроизводительной сельхозтехники, механизаторов как-то «наскребают», то в животноводстве работать абсолютно некому — это одна из причин резкого сокращения поголовья всех видов скота, в том числе и в личных подсобных хозяйствах.
Несмотря на все попытки центральной и краевой власти оживить эту отрасль, ни молоко, ни мясо в производстве не растет, и Микояновский мясоперерабатывающий комбинат для своего производства по-прежнему использует 60 % импортной говядины. Попытки закупить за рубежом технологию и племенной скот ничего не дали. Надо вместе с коровами покупать и тех, кто их будет доить, — труд животновода везде одинаков. Я был на фермах Германии, Канады, США и видел, как там работают люди.
На ферме у немецкого фермера дочь в 17 лет доит коров, между дойками трактором ворошит скошенную траву, убирает стойла для коров.
Давайте честно признаемся сами себе: не будет этого делать наша семнадцатилетняя девочка-подросток. Канадский фермер, работающий на откорме крупного рогатого скота, с которым я встречался будучи министром, от ежедневного труда — без подмен, без выходных — выглядел очень измученным человеком. Сейчас у нас так работать никто не желает, и уже в сибирской деревне пасут и доят коров таджики, узбеки.
Не знаю, думает ли кто-то в стране о том, какую роль для будущих поколений сыграет введенная с позиций популизма биржа труда. Ведь это институт для бездельников. Неужели нельзя найти механизмы поддержки действительно нуждающегося человека? На ферме, в поле некому работать, а сотни здоровых мужиков и женщин стоят в центрах занятости и ежемесячно получают пособие. Их сегодня уже не интересует заработная плата, не думают они и о пенсии. Да что говорить об Алтае! Я под конец рабочего дня проезжал в Москве мимо так называемого микрорайона Москва-Сити. На улице тысячи уроженцев Средней Азии, которые строят этот Сити. А чем же заняты те десятки миллионов, которые живут в Москве? Знаете, мне было очень стыдно за нас, за страну.
Если не изменим ситуацию с занятостью в стране, если труд на хлебной ниве не будет в почете и в то же время необходимостью для жизни, не знаю, кто будет кормить российский народ.
Конечно, есть сегодня на Алтае десятка три сохранившихся колхозов, совхоз, где руководитель оказался способным удержать коллектив от зуда перестройки. Там сохранилось производство, сохранены и обновляются производственные фонды, социальная сфера. В прошлом месяце отметил 120-летний юбилей своего села Подсосново колхоз им. Кирова Немецкого национального района. Большая часть коренных немцев выехали в Германию, но на их место приехали немцы из Средней Азии. Крепкий руководитель А. Я. Гагелганс сумел сохранить порядок и на производстве, и в прекрасном селе в степной Кулунде.
Колхоз им. Кирова Шипуновского района возглавляет П. И. Павлов. В свои 73 года он сохранил и наращивает производство, внедряет новые технологии на полях и фермах, село в этом году признано лучшим по благоустройству в крае. Родители за ребенка в садике платят символические 20 рублей в месяц, все жилье отапливается электричеством с компенсацией каждому, кто работал и прилично сейчас работает, за счет хозяйства. Но таких не более двадцати-тридцати, а было до 1990 года более тысячи.
Конечно, сегодня уже никто не говорит о том, что каждый, кто хочет, может стать фермером. Фермерство оказалось совсем не таким, как его рисовали отцы перестройки. Поскольку все отечественные машиностроительные заводы разрушены, технику крестьяне покупают за рубежом. А она вся рассчитана на большой объем работ, поэтому фермер это тот, у кого не менее 4—5 тыс. гектаров пашни. А такие как Апасов из Усть-Пристани, Устинов из Косихи, Гуков из Ключей и другие обрабатывают более 10 тыс. гектаров каждый. Конечно, для таких объемов нужен наемный труд. Поэтому фермеры в основном занимаются только полеводством, где требуются сезонные работники. Осенью они увольняются и идут на биржу. Животноводством никто из них не занимается, а те, кому от колхоза, совхоза достался скот, его дорезают — работать-то некому.
Деревню подорвали указом о реформировании колхозов, совхозов. Никто не подумал о том, что каждое хозяйство это «градообразующее» предприятие в своем населенном пункте. На нем все — от кладбища и пожарной охраны до школы, больницы, детского сада. Государство того периода не могло взять на себя содержание всей инфраструктуры села, и она оказалась ничейной. В сельском совете бюджет и сегодня состоит из заработной платы председателя и секретаря. Правда, сейчас в крае пошел призыв объединять сельские советы, чтобы сократить расходы, ну а если в селе нет власти, нет школы, нет клуба, нет детского сада, кто в таком селе будет жить. Главная задача родителей — любой ценой выпихнуть детей после школы в город, неважно куда, главное, чтобы не возвращались домой. Я часто думаю: если нет средств на пенсию, зачем бездельникам платят пособие по безработице, если на сельскую власть нет денег, зачем семь или сейчас восемь федеральных округов с таким аппаратом? Кто-то в стране должен над этим задуматься.
В 1995 году мне, будучи министром, удалось в ГД принять и подписать у Б. Н. Ельцина закон «О закупках и поставках для государственных нужд сельскохозяйственного сырья и продовольствия». Смысл и цель этого закона — гарантировать товаропроизводителю в рыночных условиях справедливую цену на основные виды продукции: зерно, сахарную свеклу, молоко, мясо, яйцо и шерсть. Не может крестьянин работать, когда цена на зерно колеблется от 9 тыс. рублей за тонну в этом году до бросовых 1,5 тыс. рублей в позапрошлом году. Но закон не выполнялся и не выполняется, а так называется товарная интервенция государством — это больше шума, чем дела. Влиять на рынок интервенция может при условии, что она изымает с рынка 25—30 % товарной продукции, а у нас больше 5 % никогда не закупали. Надо было сохранить в государственной собственности элеваторы и иметь там годовой запас продовольственного зерна, а это 20—22 млн тонн. Тогда крестьянину не надо было бы платить 9 тыс. рублей за тонну, но и не душить его бросовыми ценами. Алтайский губернатор Александр Карлин обратился в правительство с предложением, кому и как продавать зерно из интервенционного фонда, а два года назад алтайские фермеры грозились привезти зерно и свалить на крыльцо администрации из-за отсутствия сбыта. Рядовому гражданину через средства массовой информации настойчиво навязывают мнение, что до 1990 года страна закупала зерно за рубежом, а сегодня грозятся выйти на второе место в мире по экспорту зерна, и даже в этом засушливом году экспортный потенциал — на уровне 14—15 млн тонн. Правда, выйти на уровень производства тонны зерна на каждого жителя страны не получалось, хотя такая задача и ставилась в СССР, но за 1985—1990 годы Россия производила в год 101 млн тонн в среднем, и покупали зерно, в основном фуражное, у других стран. Возникает вопрос: 101 млн тонн не хватало, а в этом году произведем 70—75 млн тонн и будем продавать соседям? Дело в том, что зерно использовалось на корм скоту, а сейчас скота нет, мяса нет, и зерна не надо. А тем, кто вспоминает о пустых прилавках, я могу сказать, что на крупнейшем Бийском мясоконсервном комбинате на Алтае, который обеспечивал мясом, колбасой, консервами потребителей от Свердловска до Магадана, неснижаемый остаток мяса был 15 тыс. тонн. Сегодня на его месте даже запаса мяса не осталось. Зато в Барнауле, Бийске, Рубцовске идет невиданное строительство огромных торговых центров крупнейших компаний «Метро», «Лента», «Мария-Ра», «Холидей», «Аникс». Они заваленыпродовольствием, но алтайского там практически нет. Есть пословица: «Голодному надо давать удочку, а не рыбу», вот я и думаю: когда же мы возьмемся за удочку? Израильтяне опресняют морскую воду, этой водой поливают в пустыне картофель и продают в супермаркетах на Алтае. Я такого даже в страшном сне не мог бы увидеть: три гектара пашни на человека, а картофель — из Израиля!
На Алтае в свое время серьезно занимались строительством всей инфраструктуры
для орошения земель в степной Кулунде. Была осуществлена грандиозная стройка: кулундинский водоканал для подачи воды на поля шести
степных районов с забором ее из реки Обь в районе города Камня-на-Оби.
Протяженность его — более
Я родился и вырос в деревне. Как и все, мы тогда держали корову, овец, поросенка, кур, огород 25—30 соток. Мне известен любой сельский труд. В 14 лет обо мне писала районная газета как о хорошем работнике на отвозке зерна от комбайна на лошадях. В осознанной жизни я прошел путь от разнорабочего колхоза им. Фрунзе Романовского района Алтайского края до министра сельского хозяйства и продовольствия РФ в правительстве В. С. Черномырдина. В 1987—1991 годах я возглавлял АПК Алтайского края. Я знаю почти каждое село в таком огромном регионе, знаю многих сельских жителей, тем более руководителей и специалистов. И сейчас, несмотря на то что я нахожусь на пенсии, я часто бываю в сельских районах на полях и фермах. Говорят, что каждый кулик свое болото хвалит. Не подумайте так обо мне. Я не приукрашиваю то, что было, и не хочу очернять то, что есть сегодня.
Когда в 1988 году ЦК КПСС затеял очередную перестройку системы управления сельским хозяйством, я с первым секретарем крайкома партии Ф. В. Поповым присутствовал на совещании в Кремле. Господин Горбачев перед каждым новым выступлением говорил: «Ну вы согласны, что специалисты сельского хозяйства — главные враги перестройки? У них машины, заработная плата. Им ничего перестраивать не надо». И когда на трибуну вышел Назарбаев, и Горбачев снова начал городить эту чушь, я встал с места и сказал генеральному секретарю в глаза, что это его ошибочное суждение. Это была невиданная дерзость с моей стороны, но я не мог согласиться с надуманным обвинением тех, кто с механизаторами и животноводами был на полях и фермах. Спасибо Нурсултану Абышевичу, он поддержал меня. Но нашему секретарю крайкома на второй день устроили серьезный разговор в ЦК.
Сейчас мне больно смотреть в каждом селе на разрушенные фермы, мастерские, гаражи, магазины, дома быта.
В Романовском районе, где я вырос и был первым секретарем РК КПСС, население с 20 тыс. за 20 лет уменьшилось до 14 тыс. человек, а в райцентре не стало почты, отделения связи, Сбербанка, военкомата, отделения милиции, налоговой службы, санэпидемстанции, сельхозтехники, агроснаба, автотранспортного предприятия, межколхозной строительной организации. А ведь в каждой из этих организаций нуждалась сама жизнь.
Будучи депутатом ГД, министром, членом СФ, я старался защитить интересы аграрного комплекса, российской деревни, самих селян. Когда министр экономики г-н Ясин и Чубайс отказались завизировать программу развития АПК России, принятую на расширенной коллегии Министерства сельского хозяйства с участием главы правительства В. С. Черномырдина, я швырнул им в лицо этот документ и был вынужден уйти с поста министра и без сожаления вернулся на Алтай. Не приучены у нас крестьяне законно отстаивать свои экономические и социальные права. Я два раза был во Франции, когда в Париже фермеры, недовольные политикой своего правительства, перекрывали Елисейские поля. В 1993 году мы вместе с советом колхозов, агропромсоюзом создали, зарегистрировали Аграрную партию РФ и в декабре на выборах в первую Государственную Думу получили 51 депутатское место. Фракцию в Думе возглавил М. И. Лапшин, я стал председателем профильного комитета в ГД.
Первая ГД избиралась всего на два года, а уже во вторую партия не преодолела пятипроцентный рубеж. Я никого не обвиняю, наверное, мы не дошли до сельского избирателя, проголосовавшего за ЛДПР, лидер которой пообещал каждой женщине по мужику, а мужикам — по бутылке водки. После провалов на выборах в партии началась чехарда с руководителями, и последний председатель АПР Плотников сдал партию, и она была поглощена «Единой Россией».
С уходом В. А. Стародубцева практически прекратил существование Аграрный союз России. На ладан дышит профсоюз работников АПК. То есть все институты политической, экономической, профессиональной защиты крестьян ликвидированы, и виновных в этом кроме самих крестьян нет.
Вступление России в ВТО безусловно ухудшит экономические, финансовые условия внутри страны для российских крестьян. Замкнутый региональный рынок для алтайских фермеров еще более сузится, поддержка со стороны государства по требованию ВТО совсем исчезнет. В этой ситуации памятник на Октябрьской площади Барнаула крестьянину-переселенцу действительно станет памятником алтайскому крестьянину. Боюсь, что сбудется мечта Чубайса: «Зачем на Алтае пахать и сеять?». Страшно только, что купить продовольствие будет не у кого.