Опубликовано в журнале Отечественные записки, номер 2, 2002
О школе
Совершенно ясно, что тот информационный мир, в котором мы во многом неожиданно для себя очутились, будет вносить свои коррективы в школьное образование. Поэтому задача школы — готовить человека по модели не того, что было, а того, что может быть. Ведь сегодняшние дети — это завтрашние взрослые, которые будут жить уже в совершенно ином мире. Таким образом, первый общий вывод: школа должна сочетать элементы консерватизма, основанные на традициях нашего образования и менталитета, с теми изменениями, которые появляются с развитием сегодняшней культуры.
Огромный недостаток сегодняшней школы в том, что она пытается копировать систему высшего образования. Главной целью школы становится подготовка ученика в вуз. Однако априорно ясно, что школа не должна быть вариантом репетиторства и что ученик должен в ней получать более широкие знания, чем те, которые нужны для поступления. Взаимоотношения школы и вуза — это, конечно, особая проблема, и она существует во многих европейских странах. Решить ее можно, если между школой и вузом ввести некое третье образовательное звено, помогающее школьнику специализироваться в избранном им направлении — техническом, естественно-научном или гуманитарном. В Европе такое звено уже давно существует — в Германии, например, это гимназия, во Франции — лицей. В Германии ввуз идет только выпускник гимназии, а им становится отнюдь не каждый.
Мне представляется, что школьное образование можно было бы представить как последовательное прохождение трех основных этапов.
Начальный этап: школа свободы самовыражения. Этот этап необходим, чтобы с ходу не отбить у ученика желания учиться. Здесь большая роль должна отводиться игровым компонентам образования, аудиовизуальным средствам. Здесь ребенка учат свободному общению и самовыражению.
Основной этап — школа необходимости. Нельзя перейти в жизнь играючи. Вжизни часто надо делать то, что не очень хочется и не очень нравится, но необходимо. И этому также надо учить. Это период освоения сложных дисциплин, ведущих к начальной дифференциации интересов личности. Здесь очень опасно избрать неверный путь, так как, ошибившись в основах, трудно исправить следствия.
И наконец, продвинутый этап — школа свободного творчества. Период синтеза знаний естественных и гуманитарных. На этом этапе вырабатываются основы гармоничного мировоззрения.
На всех уровнях школьного образования необходимо наличие гуманитарной компоненты. Суть ее не в усвоении готового знания, почерпнутого из гуманитарных наук, а в формировании особого миропонимания. Перефразируя древних греков, простая совокупность знаний уму не научает — необходимо изменение сознания. Разумеется, гуманитарные дисциплины, изучаемые в школе, должны давать и положительные знания, но в этом смысле они не отличаются принципиально от дисциплин естественно-научного цикла, и не в этом их главная задача.
Если попытаться емко и кратко сформулировать, в чем специфика гуманитарного отношения к миру, то в качестве таковой выступает понятие «человек». Апоскольку человек не является изолированным существом, то речь идет о совокупности людей, т. е. социальных группах, об обществе в целом. Поэтому главная цель образования — научить людей общаться и совместно выполнять общие для них задачи на основе полученных знаний. Я бы сделал здесь вывод, который шокирует, может быть, учителя физики или математики: без гуманитарной компоненты огромный массив естественно-научных знаний оказывается излишним.
Сопряжение гуманитарной компоненты с естественными дисциплинами заключается прежде всего в понимании того, что естественные науки — элементы общечеловеческой культуры. Именно осознание последнего, как мне представляется, позволит школьнику более заинтересованно относиться к той или иной школьной дисциплине. А поскольку источником гуманитарной информации является текст, то школа должна в первую очередь обучать навыкам обращения стекстом. Для этого необходима качественная языковая подготовка в области как родного, так и иностранного языка. (Если бы школа реально взяла на себя обучение языку, то не потребовалось бы, как это обстоит теперь, затрачивать огромное время на его освоение в вузе.) Гуманитарная компонента школьного образования— это в первую очередь изучение языка (конечно, вместе с литературой, втом числе и на других языках). Знание языков — это и основа диалога культур, и возможность более глубокого понимания собственной культуры.
Но только на филологической культуре, т. е. на овладении языком (в широком смысле), гуманитарную компоненту образования фундировать невозможно. Необходима еще и философия. Однако в школе ее не следует изучать как некую отдельную дисциплину в ее университетском варианте. Ее назначение в школе втом, чтобы обеспечить развитие синтетичной культуры мышления. Конечно, речь не идет о преподавании школьникам систематического курса философии всжатом виде. В принципе достаточно взять любую часть философии, чтобы привить навыки синтетического философского мышления. Если в школе лучше дается этика, то ничего иного и не надо, через этику можно дать все. Обобщающие учебники философии в школе будут даже вредны. Лучше заменить их словарями, хрестоматиями. Может быть, этот предмет в школе следует называть даже не собственно «философией», а, например, «основами миропонимания», суть от этого не меняется — философия должна придти в школу.
О преподавании философии
Мы сейчас остались, наверное, единственной страной, в которой философия ввузах преподается в качестве обязательной дисциплины. Как и следовало ожидать, из этого часто делают сам собой, казалось бы, напрашивающийся вывод, что от философии в вузах вообще давно пора отказаться. Но ломать не строить. Не полезнее ли было бы исследовать те возможности, которые дает нам традиция обязательного преподавания философии?
Одна из типичных ошибок — неразличение уровней философского образования. Студенту любого вуза за год пытаются дать тот же материал, что и на философском факультете университета, только в сжатом виде. Это путь кардинально неверный и вредный. Ничего кроме отвращения к философии у студента и не может возникнуть. А ведь еще Кант ввел различение двух уровней философии, выполняющих разные задачи.
Первый он обозначил как школярскую философию, знакомиться с которой следует на ранних стадиях обучения, в школах, гимназиях и лицеях, иначе говоря, в рамках среднего школьного образования. Если школярская философия реализуется в соответствующих ей пределах, в характеристике ее как школярской нет ничего унижающего ее достоинство.
Если сравнить западную и нашу системы образования, без труда можно заметить: на вузы в нашей стране перенесена часть забот, которые на Западе традиционно решаются в рамках школьного гимназического образования, там молодой человек заканчивает школу в 20–21 год. Всем известно, что нам приходится давать студенту в вузе то, что он недополучил в школе. Из-за этого учебные планы вузов перегружены, большая часть времени затрачивается на общеобразовательные дисциплины, изучение языка. А на Западе все это изучается в школе. Тогда понятно, почему в западных вузах курс основ философии не является обязательным (как, кстати говоря, и иностранный язык — его изучение на Западе является предметом личного выбора студента, вуз лишь предоставляет ему возможности для совершенствования).
Философия — важнейший общеобразовательный предмет, и нигде в мире это не подвергается сомнению. В этом смысле курс основ философии предполагает формирование самых общих представлений о философии и ее истории. Это то, что должен знать каждый культурный человек. Сами по себе эти знания учат людей не философии как таковой, а лишь тому, что понимали под философией другие люди. Таким путем человек философствовать не научится, но положительное знание о ней он получить может. Преподавание философии на этом уровне не должно быть систематическим, копирующим университетскую философию, да это и невыполнимо. Нет ничего зазорного в том, чтобы на этом уровне философия преподавалась как некая популярная история.
Однако, возвращаемся мы к Канту, существует философия как особая наука опоследних целях человеческого разума, которая выявляет значение для человека всех других видов знания. Здесь она выступает как философская мудрость. Философ, стремящийся к такой мудрости, должен постигать, насколько знание может способствовать достижению высших целей человека и человечества.
Кант формулирует основные вопросы, на которые должна отвечать философия: Что я могу знать? Что я должен делать? На что я могу надеяться? Что такое человек?
Это высший уровень философии, который должен преподаваться на философских факультетах университетов. Здесь, отвечая на вопрос о границах нашего знания, становится возможным освоение метафизической проблематики, основанной на решении онтологических и гносеологических проблем. Ответ на вопрос: «Что я должен делать?» выявляет этическую сферу. Задается проблема существования абсолютных критериев нравственности. При ответе на вопрос о том, на что человек может надеяться, исследуется феномен веры как одной из фундаментальных предпосылок человеческого существования. И все это в целом дает нам возможность ответить на вопрос о том, что такое человек, каково его место и предназначение в мире.
Но между школярским и высшим уровнем обучения философии находится еще один уровень — общеуниверситетский, который должен быть характерен для нефилософских факультетов университетов. Он гораздо объемнее и глубже уровня школярского (вузовского) и специализирован по профилю соответствующих факультетов, демонстрируя связь философии с фундаментальными науками.
О «кризисе культуры» и месте философии в современном мире
Еще одна проблема, о которой следует сказать особо — это проблема изменения культурного пространства в современном обществе, что, конечно, влияет и на философию.
Современные процессы информатизации общества приводят не только к видимому изменению личностной коммуникации, но и к структурным изменениям во всей культуре. Это вновь заставляет ряд исследователей говорить о кризисе культуры или даже ее гибели.
Мне представляется, что следовало бы говорить о кризисе не культуры вообще, а локальной, или классической культуры. Стержнем этой культуры была прежде всего позитивная оценка научно-технического прогресса. В центре этой культуры стоял Разум, и классической философской формулой, ее выражающей, являлась триада «Разум — Логика — Просвещение». Наука освобождалась от этического измерения, но при этом на нее же возлагались надежды по упорядочению мира. Кстати говоря, организационной формой локальной культуры выступал как раз университет. Эту функцию он выполняет и сегодня, оставаясь связующим звеном между классической и современной культурой, обеспечивая преемственность между ними. И разрушение этого стержня чревато потерей культурной памяти.
Традиционные локальные культуры отличались относительной стабильностью. В каждой из них существовали адаптационные механизмы, которые позволяли индивиду достаточно безболезненно приспосабливаться к инновациям. Такого рода изменения в локальных культурах, как правило, выходили за рамки индивидуальной жизни, поэтому для отдельного человека были незаметны. Каждая из культур вырабатывала «иммунитет» к инокультурным влияниям.
Две культуры соотносились как два языковых образования, и диалог между ними разыгрывался в особом локализованном пространстве, в котором область смыслового пересечения была относительно мала, а область непересекаемого — огромна. Диалог предполагает познание области несовпадения, отчего обе культуры, участвующие в диалоге, обогащаются новыми смыслами. (Отсюда роль знания иностранного языка как фактора познания своей собственной культуры через иную.)
Информатизация общества резко изменяет описанную ситуацию, разрушая как сами принципы, на которых строятся локальные культуры, так и механизмы взаимодействия между ними. На фоне резкого расширения возможности общения между культурами и их представителями меняются качественные характеристики этого общения. Интеграция увеличивается, но на базе не различия культур, а их сходства. А сходство всегда связано с нивелированием культур, что приводит к их смысловому обеднению. При всем внешнем разнообразии возникает царство мертвой тождественности. Так что то, что часто называют «кризисом культуры», есть на самом деле ситуация резкого изменения коммуникационного пространства, в котором границы между культурами становятся все более зыбкими.
Соответственно, в общемировом общении начинает преобладать язык, который в наибольшей степени способен себя распространить в силу политических, научно-технических и других условий. Безусловно, это сопряжено с массой удобств, но диалог между культурами лишается тогда всякого смысла. Возникает опасность, что в новом коммуникационном пространстве возобладают стереотипы — общедоступные, наиболее простые компоненты культуры. В этой ситуации наука также выступает в качестве мощнейшего интегративного фактора. Благодаря новейшим средствам аудиовизуального воздействия значительно суживается область неодинакового в культурах. Либо они подчиняются некой искусственной суперкультуре (например, компьютерной культуре с фактически единым языком), либо менее развитые (в техническом плане) культуры растворяются в более развитой. Разумеется, теперь понять любого человека в любой точке земли становится все проще, но на уровне совпадения или даже тождественности смыслов. Кпостижению новых смыслов это общение не приводит. Это общение со своим двойником в зеркале.
Но о «кризисе культуре» можно говорить и в другом смысле: с одной стороны, происходит резкое увеличение образований, претендующих на статус культурных, а с другой — их адаптация к старым системам ценностей протекает вболее сжатые временные рамки. Наконец, под «кризисом культуры» можно понимать нарушение традиционного баланса между высокой и низовой культурами. «Низовая», массовая культура начинает доминировать, в каком-то смысле вытесняя «высокую».
Аналогичные процессы происходят и в философии, что реализуется в концепциях деконструктивизма и постмодернизма. Они оказались адекватны современному состоянию культуры и являются типичным примером альтернативных классической культуре образований. Постмодернизм в широком смысле слова — это философия, которая адаптирована к реалиям совершенно новой коммуникативной ситуации. Это герой и жертва одновременно. Постмодернизм претендует на «раскрутку» в массах, так как был, да и остается по большому счету неконкурентным в академической среде. Чтобы не раствориться в ряду других философских концепций, он постоянно апеллирует к массе, обыденному сознанию. На что, кстати говоря, получает абсолютно адекватный ответ. Философии постмодернизма чрезвычайно «повезло»: новая коммуникативная система, Интернет, оказывается воплощением многих его положений. Так, «смерть автора» полностью реализована в гипертексте, в котором возможно бесконечное число авторов, в том числе и анонимных. Или взять такой постулат постмодернизма, как «бесконечность интерпретации». Если в классическом тексте сюжет задан раз и навсегда самим автором и именно автор выбирает такое развитие событий, что Анна Каренина оказывается на железнодорожных путях, то в гипертексте можно развивать совсем иную сюжетную линию или даже несколько таких сюжетных линий.
Сейчас человек, как правило, не читает «толстые» тексты, у него нет на это времени, так как оно заполнено фрагментами культурных новообразований. Вполне объясним поэтому феномен «мыльных опер», которые просматривает абсолютное большинство современных людей, причем среди них много тех, кто нисколько не заблуждается относительно художественной ценности подобных творений. У человека нет возможности держать в голове некую идейную конструкцию (как это было в классике), которая разворачивается посредством фабулы. Ему проще заглянуть в телевизор, как в чужое окно, зафиксировав сиюминутный событийный момент, не утруждая себя вопросами о сущности происходящих событий. Наблюдение вместо рассуждения — вот одна из установок современной культуры. Такое фрагментарное, «клиповое» сознание, пожалуй, в наибольшей степени выражает ее сущность.
Таким образом, в сегодняшней социокультурной ситуации вновь и вновь возникает проблема сущности и смысла философии. О ней говорят то с пиететом, то пренебрежительно. Иные готовы вообще запретить философию за ее, как им кажется, полную никчемность. Однако время проходит, а философия остается. Как писал Хайдеггер, метафизика — это не просто некое «отдельное воззрение». Философствование присуще самой природе человека. Никакая частная наука не всилах ответить на вопросы, что такое человек, что такое природа. И сегодня, в рамках возникающего на наших глазах смыслового пространства глобальной коммуникации, резко изменяющей всю систему культуры, лишь философски рассуждающий человек сможет оценить данные процессы, выявив их негативные и положительные аспекты и использовав свое понимание не в качестве носового платка для вытирания слез по поводу гибели культуры, а в качестве стимула для построения новых моделей объяснения, а значит, стимула для действий, направленных на сохранение и развитие культуры.
