(Александра Петрова. Аппендикс)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2017
Мария Закрученко – прозаик,
критик, сценарист, редактор. Родилась в Самаре, окончила Самарский государственный
университет по специальности «юриспруденция» и Московскую школу кино по
специальности «сценарное мастерство». Участница Форумов молодых писателей России
2009, 2010, 2013, 2014 годов. Публиковалась с прозой и критикой в газетах и
журналах, в сетевых изданиях. В «Октябре» печатается впервые. Живет в Москве.
АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВА.
АППЕНДИКС: РОМАН. –
М.: НОВОЕ
ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ, 2016.
Идея мультикультуры
на международном уровне провалилась, заявляют мировые лидеры. Мигранты, в том
числе и вынужденные, оказались не нужны ни коренному населению, ни тем более
государству. Чужаки – причина безработицы, разгула криминала, перенаселения и
общественных беспорядков. Жаль, что, делая эти выводы, избранники народа забыли
спросить сам народ. Или его представителей – писателей. А им есть что сказать. Тема культурной и межрасовой коммуникации, попытки личности
идентифицировать себя и интегрироваться в общество на глобальном уровне сегодня
все громче звучит в мировой литературе. И роман Александры Петровой «Аппендикс»
говорит об этом на языке страны Яилати.
«Аппендикс» нельзя отнести к эмигрантской прозе. В
Риме, который становится не только местом действия, но и одним из героев
романа, Александра Петрова живет уже больше двадцати лет, и размышлений о новой
родине у автора скопилось предостаточно. В сборнике «Вид на жительство»
выходили стихотворения и эссе, темы которых продолжаются и переосмысливаются в
«Аппендиксе». Сам роман Петрова вынашивала и писала долго – отрывки начали
появляться в печати с 2009 года, и только в прошлом, 2016-м, издательством НЛО
был выпущен этот восьмисотстраничный том. Уже
отмеченный премией Андрея Белого, а в 2017 году попавший в лонг-лист «Большой книги» (к сожалению,
не в шорт), «Аппендикс»
является принципиально новым видом романа, который только возникает в новейшей
русской литературе. Это роман-метаморфоза, роман, порождающий новый тип высказывания
и новый язык.
«Аппендикс» – не строго сюжетная история, это путешествие
мысли и языка без начала и окончания. В основе сюжета лежит переплетение судеб
в Риме, где оказались заблудшие души. Детективная история, чьи следы то
появляются, то снова теряются на страницах романа, становится фоном для портретов
на фоне вечного города. Уникальность романа в атмосфере постоянной трансформации,
где частная история вытекает из общей и смешивается с жизнью и плотью Рима в
выходе за пределы камерности к широкому мировому пространству, в котором герои
борются за жизнь и ищут себя.
«Чувства крутятся вокруг нами же выдуманного центра,
который нас притягивает, как водосток – легкий мусор». Выброшенные в неизвестность по своей воле или чужой, граждане Яилати в первую очередь лишаются точки опоры и ориентиров.
Героиня описывает собственный опыт: сначала «впрыгивает» в город как в пору
подошедшее летнее платье, но осознает свою ошибку, чувствуя, что поймана в
кольцо, и камнем идет ко дну. «Отсутствие центра ранит тех, кто к нему привык».
Она остается в Риме, имея возможность вернуться, в отличие от многих своих
собеседников, но решает идти «по искаженному свету своей путеводной звезды»,
ставит над собой эксперимент. Застряв между Яилати и
Италией, она старается обустроить настоящее и примириться с прошлым. Даже от
любимых книг приходится избавляться, они рассовываются по друзьям и знакомым до
обретения очередного временного жилья. С памятью сложнее. Она норовит выскочить
из-за угла напоминанием об утраченном. «...корни –
это и было главное, чего мне не хватало. Но как только появлялась пусть даже
теоретическая возможность их пустить, мне хотелось, пружинисто оттолкнувшись от
земли, шагать куда глаза глядят… Счастлив тот, кто
едет в дальние края, смотрит в открытое море, и существование корней,
устойчивого мира за спиной четко отделяет для него одно пространство от
другого». Потерянность – общее чувство для всех утративших корни героев
Петровой.
Отделение от прошлого болезненно, но необходимо. Этот
путь даже буквально начинается с операции – отторжения, отрезания себя
от предыдущей жизни. Для главной героини потеря аппендикса, заключавшего в себе
ее тайный мир, оборачивается потерей важной части себя, но обретением взамен
«крыльев Меркурия» и началом новой судьбы. «Аппендикс
был мой, бусины и страницы из сказок братьев Гримм внутри него были моими, но я
теперь не имела на них права. Прошлая жизнь была бесповоротно отрезана. В
новой, с одной стороны, начались фантомные боли от ампутации того, на что
прежде можно было положиться… С другой – я ощутила
новую легкость».
Среди беженцев, эмигрантов, бомжей героиня Петровой –
странница. Она пристально вглядывается в мир, пытаясь выстроить в нем иерархию
для себя и своего окружения. В главе «Скитальцы» Петрова выводит четкие
определения гражданам страны Яилати: «…странник и
скиталец может даже никуда не идти, но он все равно будет странником. В его
системе мира нет центра и конкретной цели, но она и не линейна, как дорога
охотника или кладоискателя».
Через личные и подробные истории персонажей
выписывается образ современного человека в большом городе – одинокого,
травмированного, в поисках ключа к себе и к городу. Жители страны Яилати – это в основном потерянные души: бывший учитель и
археолог, трансвестит, русская бомжиха, порвавший с
прошлым участник леворадикальной группировки, а еще люди из прошлого главной
героини, живые в ее воспоминаниях. История каждого передана со скрупулезной
достоверностью, но безоценочно. Петровой удается
приподняться над своим текстом, позволяя героям говорить через странницу.
Контраст воспоминаний о другом мире, контраст с тем, кем герои были и кем
являются сейчас, доказывает, что даже в собственном прошлом нельзя быть
уверенным. Поэтому и возвращение к прошлому у каждого из персонажей – это
своеобразная попытка разобраться в нынешнем мироустройстве, в себе самих, как
они такими стали. Воспоминания не ностальгичны, это
подробно записанная хроника событий, переработанная странницей в отстраненной
форме. Прием последовательного детального описания у Петровой отточен до
остроты. Вещи названы своими именами, подробно описаны физиологические процессы
и яркие картины насилия. Но в интонации нет надрыва, оценки. От этого картинка
становится еще более выпуклой, размываются границы между литературой и жизнью.
При этом разницы в подаче между личной историей детства героини и чужими
историями нет. Все это части одного целого. Так повествование отходит от
камерности частной истории, пространство для поиска идентификации теперь – весь
мир, которому задана отправная точка.
К необычным людям странницу притягивает не только
любопытство, искренний человеческий интерес, но череда случайностей, которые
складываются в закономерности. «…любое
пересечение может оказаться судьбоносным и откорректировать участь. Однако я не
понимала, что продолжала вращаться по тому же кругу и все мои настоящие встречи
должны были происходить с людьми, которые в главном были на меня похожи».
Каждая встреча странницы предопределена счастливым или несчастным случаем. С
трансвеститом Лавинией героиня сталкивается трижды,
тем самым запуская «детективную» цепочку романа с поиском и нахождением людей и
обретением новых смыслов в этом взаимодействии. Символична встреча с Ольгой, в
этой женщине героиня встречает собственное альтер эго,
утраченное в детстве. «Надуманное чувство одиночества разбивается о случайно
появившегося двойника».
Ольга, как и странница, тоже активно пытается нащупать
тайну города. Ее поиск происходит на сакральном уровне, подсмотренном у местной
истории и обычаев, он основан на вере в чудо. А героиня следует за
«непрактичным любопытством», «впадает в жизненные перемены», пытаясь
переродиться, да все не до конца, ищет и плывет по течению. «После первого
чувства потерянности и неуюта я все более
запутывалась в точках отсчета. И все же, как и миллионы людей до меня, ступая
по театральным мосткам, которые, несмотря на кирпичную костяковость
и основательность города, готовы были обрушиться под хохот и визг публики в
любой момент, я верила, что непременно смогу вытянуть свою карту».
Тема Рима у Петровой звучит по-новому не из-за того,
что автор выбрала подход с изнанки, не глянцевый, туристический. В «Аппендиксе»
ценна попытка сопоставить личный опыт с опытом веков. Душа Рима – его история и
истории людей, живших и умиравших здесь тысячелетиями, они продолжаются в новом
поколении. «Со временем я открыла, что город жил сам по себе, помимо обитающих
в нем людей, и что он был намного сильнее их, как корни его платанов, разрывающих
асфальт, как его река, коварная и мощная осенью, умеющая казаться змеей летом». В этом и состоит часть его загадки,
«кодов», которые невозможно подобрать.
Каждый из героев по-своему соотносит себя с Римом. Тем
интереснее оказывается результат, ведь все персонажи – нетипичные жители
города, а значит, лучше понимают его изнанку. Приезжая сюда кто за свободой,
кто за работой, надышавшись и отравившись его воздухом, люди оседают в вечном
городе, потому что дороги назад нет, и пытаются выдумать себе новые способы
существования. Сумма отсутствия того, что героям пришлось отбросить, порождает
их связь, преображает каждого из них. При этом важна не сама механика процесса,
а осознанный результат. Путь становления каждого героя проходит через отказ от
своих корней, пола, идентичности, а заключительная метаморфоза происходит в
Риме. Именно это перерождение и связывает героев друг с другом, и образует
новую языковую связь. Этот переход в метаязык, перевод его в прозу и есть
находка Александры Петровой.
Население Яилати знает, что
Рим с древних времен всегда принимал беженцев и иммигрантов. Так Ольга,
скрываясь в чужой стране от пережитого горя, выводит свою философию, веру в
энергию слова. «Попросить всегда стоит… А вот отрицание
энергии просьбы как раз и ненаучно! Вера в то или иное – просто рычаг. Запомни,
что сейчас идет создание новой религии. И она будет получше
прежней…». Мигрант Флорин, окопавшийся – буквально – в подземном Риме,
видит, насколько он бесконечен, а значит, может приютить каждого: «Рим
всегда выбирал жизнь, ему не к лицу быть просто музеем… Рим – это тебе не
антикварная лавка, а дышащий хаос. Долой музеи, – добавил археолог».
Особенно важен в книге эпизод, где жители Яилати во время празднования Нового года дают названия
улицам подземного Рима. Героиня присваивает название улицы Герцена, на которой
жила в детстве, одной из улиц в подземной и тайной части Рима, примиряя свое
прошлое и настоящее. «Город, в котором зарождались воспаленные сознанием нереализовавшегося историка и археолога улицы, его общественные
здания, кажется не предполагающие никакого реального населения, и чуждые сны
оседали во мне».
Поиск энергетического центра соединяет все мысли и
идеи в ритуальном жертвоприношении. Банка с аппендиксом героини, похищенная
Олей с родины для ритуала высвобождения энергии, разбита самой героиней.
Содержимое пропадает в древней канализации, и все прошлое странницы, все ее
тайны, проглоченные бусины и странички любимых книг смешиваются с настоящим
хаосом Рима, метаморфоза свершается, и история продолжается без конца.
Роман «Аппендикс» – взгляд из толпы, внезапно задевший
и не отпускающий долгое время, путешествие не по городу, а по закоулкам
неприкаянной бродяжьей души. Еще одно определение – проза поэта. Нарратив завораживает и увлекает в атмосферу нуара, из которой трудно выплывать. Петрова ловит воздух,
впускает его в книгу, и та оживает. Эту воздушность трудно описать, именно
поэтому многие рецензенты ругают автора за отсутствие внятного содержания,
замену его блестящей стилевой игрой. Да, это игра, но уникальная в своем роде.
По самобытности Александру Петрову можно сравнить с
зачинателем традиции нового русского романа Михаилом Шишкиным, особенно с его
«Венериным волосом». И у Петровой, и у Шишкина – собственный обретенный язык и
стиль. И темы, волнующие обоих, похожи: потерянность в чуждой, а зачастую
враждебной среде, переработка травматического опыта, проблемы межкультурной и
межъязыковой коммуникации. Сходство даже на внешнем уровне: и Шишкин, и Петрова
оба экспаты и пишут, хорошо чувствуя свои родины, и
оба нашли свой тип прозы, переработав родной язык и пропустив через себя чужой.
«Аппендикс» не заканчивается, а закольцовывается и
может продолжиться сотней историй. Недаром своеобразной концовкой становится
концерт молодого музыканта Диего. Хотя в музыке и в текстах звучит скорбь и произносятся имена позабытых жертв «верхнего» Рима,
это все же не реквием. Наоборот, это гимн жизни, которая не заканчивается. Гимн
памяти, неприкаянности и надежде. Энергетический обмен состоялся, на свободу
выпущена сила, для которой пределов не существует.
Мир оказался лишенным не только центра, у него нет еще
и границ. Те, что навязаны внешне – государствами, другими людьми, правилами и
условностями, призваны уничтожить и ограничить личность, поскольку сама мысль
об отсутствии внутренних преград якобы угрожает чужой целостности.
Но слишком многие стали различать письмена, скрытые по
обратную сторону лозунгов. Потеряло всякий смысл утверждение «где родился – там
и пригодился», потому что в итоге человек оказывается в одиночестве, не нужный
никому и нигде. Дорогая родина выбросит как отработанный материал, отрезанный
ломоть, аппендикс, и на новом месте придется заново сооружать себя из обломков
прошлого, в котором уже нет уверенности, и настоящего, в котором ничего не
понятно.
И в этом мире, как никогда громко, звучит высказывание
Александры Петровой. «Реальная карта тоже перекраивалась прямо под ногами».
Это происходит не только со странами, но и с людьми. Все перемешивается.
Перекраивая границы собственных биографий, свой язык, внешность, люди создают
новую коммуникативную структуру, осознаваемую на внутреннем, первобытном, а
потому – универсальном уровне. На языке человечности. И на этом языке нужно
учиться разговаривать, поскольку внутри молодые силы стремятся к полному
уничтожению центра и границ. Ощутив огромность мира, невозможно воспринимать
его по-другому. Скоро все мы заговорим на этом универсальном языке, хотим мы
того или нет.