Пьеса для чтения
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2017
Действующие лица
МОРГАЙ
УЙДИ
ТАРАРАМ
ДОКТОР
НЕВЕСТА
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ МАССЫ
1
Ночь, узкая улица. Тени всадников
проносятся по стенам домов.
Кони оскальзываются и падают, оставляют
красные отпечатки на белых стенах. Хлопают выстрелы, гремит – поет басом –
далекая канонада.
Всадник в серой шинели с маузером на
огромном коне (макет, скачет на заднем плане) палит во все стороны, кричит:
– Моргай!
К нему с небес спускается гигантский
ствол винтовки – труба диаметром в полметра.
Удар в колокол. На всадника проливается
струя пламени.
Кувыркаясь, он летит вниз.
Лежит на сцене. На нем уже не серая
шинель, а белая рубаха до пят. По белому растекается красное.
К нему подходит Доктор.
ДОКТОР (смотрит в серую папку).
Моргай. Имя, фамилия?
МОРГАЙ. Ни то, ни се, доктор. Меня
по-другому зовут.
ДОКТОР. Пишу как фамилию. Моргай. На имя
не похоже.
МОРГАЙ. Нет такой фамилии, доктор. Я
просто так кричал – моргай!
Я
всегда так ору, когда мы атакуем. Ну вроде – что
зеваешь? Давай,
моргай!
А я те пулю в лоб.
ДОКТОР. Дурной дядя. Но жалко.
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ МАССЫ (пока это,
скорее, предреволюционное облако: темная ткань, в которой шевелятся многие
люди; в ткани – отверстия; в них по очереди выглядывают участники хора).
Отправились на поезде – солдаты на войну – матросы едут посуху – как будто по
воде – идут, бегут блаженные – в счастливую страну – которой не найдут они – ни
там, ни сям, нигде. (В отверстия ткани вместо лиц
высовываются стволы винтовок, кривые сабли, рыло пулемета. Выкрики хора переходят в пение.) Зато они увидели – в
далеких небесах – брильянтовые башенки – в рубинах и крестах – там ангелы
небесные без устали поют – и девы в тонких рюмочках наливку подают.
Рубины и кресты вспыхивают в черном
небе, падают вниз и превращаются в свежеубиенных
воинов. Темная масса, ощеренная винтовками и саблями, ползает взад и вперед по
сцене, подбирая фигурки жертв. Растет на глазах, рычит и стонет, делается
грозной тучей.
МОРГАЙ. Доктор, я живой?
ДОКТОР. Кто тебя знает. Считай, у тебя
туловища нет. Руки, ноги, голова есть, а в середине дырка. Ты как звезда с
пятью концами, гражданин Моргай, только внутри пусто. Я, конечно, вставлю тебе
новую сердцевину, найду что-нибудь. Тут у нас мяса довольно. А живой ты будешь
или мертвый, сам решай. Ты в Бога веруешь?
МОРГАЙ. Да… забыл уже. Все война и
война.
ДОКТОР. Ну, вспоминай, Моргай. Есть еще
новенькие?
Через сцену с грохотом летит трамвай,
полный революционными массами. Вожатый, высунув голову в окно, кричит что есть
мочи: – Уйди!
Доктор что-то пишет в серую папку.
Трамвай летит в обратную сторону. Голова
в окне: – Уйди-и-и!
ДОКТОР. Уйди. Фамилия.
В третий раз летит трамвай, крика не
слышно, только грохот и знакомое пение басом – канонада, бьют пушки, идет
война.
Трамвай проносится, на сцене лицом вниз
остается лежать человек.
Доктор подходит к нему, осторожно
поворачивает голову.
Старик с аккуратно постриженной белой
бородой.
ДОКТОР. Гражданин, вы глухой?
УЙДИ. Это выстрелы.
ДОКТОР. Разумеется, выстрелы. Война!
Иной раз из пушек бьют. Вы не представляете, какие нынче делают пушки. Колеса в
дом величиной. Ствол торчит на сто аршин. Чудовище, дракон, а не пушка. (На
заднем плане выкатывается чудовище пушки.) И из такого монстра пуляют по
городу, канальи. Бах! – и целого дома нет как нет. А вы встали посреди улицы как столб.
МОРГАЙ. Его трамвай задавил.
ДОКТОР. Тем более дикость и глупость.
Зачем вы из дома вышли, отец? Вы пылинка, на вас только дунуть, и вас как не
бывало. Вы одни живете? Вы меня слышите, отец? Не слышит, не говорит. (Пишет
в тетрадь.) Глухонемой. Убивают всех подряд. Детей, женщин, стариков.
Больных, глухонемых, безголовых.
Пушка приходит в движение, катается
вперед и назад, стреляет и поет басом, только без слов. С небес при каждом
выстреле срываются новые порции звезд, рубинов и крестов. Сцену заваливает
телами. Революционная масса растет. Налипает, наматывается на колеса пушки,
скандирует: – Ух ты, ух
ты, прямо в рай! Ух ты, ух ты, прямо в рай!..
Настрелявшись, пушка укатывается за
кулисы. Сцена чиста.
ДОКТОР. Ну что, хватит на сегодня? (Что-то падает в глубине сцены, пронзительный голос кричит:
– Нет, не хватит!) Зачем я спросил? Сам
виноват. (Кричит.) Все, хватит! Довольно! Как же надоел этот… тарарам.
Входит Тарарам, человек с горящим
взором, всклокоченной бородой – смутьян, бунтарь. Несет стул, который с
грохотом ставит посреди сцены. Садится на стул.
ТАРАРАМ. Я – Марат, а не тарарам!
ДОКТОР. Марарат.
Если перевернуть – Тарарам. Это про вас, гражданин революционер. В вашей громозвонкой голове все перевернуто. Поэтому вы – Тарарам.
Таково ваше истинное имя.
ТАРАРАМ. Марат!
ДОКТОР. Ничего не знаю, у меня так
записано. (Показывает серую тетрадь.) Моргай, Уйди и Тарарам.
ТАРАРАМ. А в вашей умнейшей голове все
разложено по полочкам, холодно и мертво. В ней – пустота. Меня ужасает эта
бездна. Я печален из-за вас, я… плачу. (Плачет.) Вы не доктор. Вы –
мертвец.
ДОКТОР. Спасибо. Я в курсе.
ТАРАРАМ. Будь вы доктор, я бы постарался
вас понять. Доктор всюду видит болезнь. А вы ничего не видите, не думаете. В
вашей голове что-то замерло и пошло задом наперед. В ваших извилинах нет хода
новым мыслям. Вы живете, едите, испражняетесь, занимаетесь любовью с девками и ни бельмеса не понимаете!
МОРГАЙ. Доктор, не слушай его. Этого я
на фронте наелся. Приходили, толковали умники. А потом все к черту пошло,
наступили последние времена. Всё гладко говорили умники, а заканчивали одним.
Убей офицера, бросай фронт.
ДОКТОР. Я знаю, Моргай. Здесь та же
играет музыка. Тарарам гремит который день.
МОРГАЙ. Пришить его, и все дела.
ДОКТОР. Нет, неправильно. Хватит
убивать. Хватит убивать, вот и всё.
ТАРАРАМ. Опять глупость. Мертвечина.
Нельзя остановить жизнь, нельзя остановить смерть.
Революционные массы выползают на сцену
острыми темными клиньями. Они живы, Доктор мертв. Мертвыми глазами он
наблюдает, как они проходят мимо. Машет им на прощание серой папкой.
ДОКТОР. Пора ужинать. Представляете,
Тарарам? Мертвецы – ужинают. И хорошо, вкусно, трескают
за обе щеки. Винище хлещут. Сукины
дети. А потом они идут заниматься любовью с такими же мертвыми девками. Соитие с ними ужасно. Английские презервативы
воняют. До войны их смазывали ароматическим зельем. Теперь перестали. Почему?
Деньги закончились? Ерунда. Карл Маркс не велит мазать ароматическим маслом
английские презервативы?
ТАРАРАМ. У вас у самого на голове
презерватив. Ваши мысли не размножаются.
ДОКТОР. Возможно. И вот я, мертвец,
ужинаю, занимаюсь любовью. Потом иду спать. Ложусь, накрываю голову подушкой,
но не засыпаю, а просыпаюсь. Что за чудо? Там, под подушкой, продолжается
обыкновенная, нормальная жизнь. Там не сон, а явь. Здесь – сон. Здесь кошмар и
ад. А там все хорошо. Как же так получается, что каждое утро я встаю и тащусь
сюда, в ад, чтобы лечить вас, идиота и смутьяна?
Справедливо ли это? Есть ли логика в моей перевернутой, идущей задом наперед
жизни? (Переодевается.)
ТАРАРАМ. Вы можете не лечить меня.
ДОКТОР. Не могу! Вот фокус. Каждое утро
я бреду сюда, как каторжник на цепи. Моргай! Ты жив еще?
МОРГАЙ. Не могу знать. А вот вопрос. Ежели у меня отстрелило брюхо, как я теперь с бабами-то? Как
вы, как мертвец?
ДОКТОР. Нет. Я умер по-другому. Я
подумаю, как заменить тебе брюхо. Пришью что-нибудь… для веселья с бабами.
ТАРАРАМ. Не слушай его, солдат. Он ничего
тебе не пришьет. Он только отрезает. Он у тебя отрезал имя. И старику, и мне. Я
– Марат, а он мне – Тарарам. Он живет там, в прежнем времени. Поэтому он
мертвец. В его страшной серой папке собраны мертвые имена. Все – задом наперед.
Его время идет только назад. Ты лучше застрели его и сразу оживешь.
МОРГАЙ. Я скорее тебя застрелю. Ты дурак и балаболка. Застрели
доктора! Ну, ты умен.
ДОКТОР. Ты вот что, Моргай. Не трогай балаболку. Он болен. Он хочет принести себя в жертву
революции. Только и ждет, чтобы его кто-нибудь пристрелил или зарезал. Чертов Марарат. (Тарарам качает головой, машет рукой; Доктор
безнадежен.)
МОРГАЙ. А если мое прозвище перевернуть?
Что выйдет, доктор?
ДОКТОР (смотрит в папку). Я –
гром. Ух ты! Правда, я – гром.
МОРГАЙ. Я – гром! Понял, балаболка? Все правильно написано в его ученой папке.
ДОКТОР. У меня ошибок не бывает. Старик
все молчит?
МОРГАЙ. Уйди? Ни гугу.
ТАРАРАМ. Он отрезан от нас ножом и
вилкой. Будущее время пожирает прошедшее. Оно прекрасно.
Революционные массы, вооруженные ножами
и вилками, нападают на белый город. Режут на куски декорации. Обломки зданий
исчезают в веселом чреве масс. Красные отпечатки лошадей на стенах (кровь,
мясо) добавляют картине характер пиршества – древнего, дикого, римского.
ТАРАРАМ. Смотрите, граждане мертвецы!
Вот жизнь, вот наше будущее. Оно закрыто от вашего ветхого, убогого сознания.
МОРГАЙ. Нет, Тарарам долго не проживет.
Он мне надоел.
ДОКТОР. А мне? Вот здесь уже этот
революционер. Но нужно терпеть, дядя. Терпеть! Война и Тарарам – одно и то же.
Убьешь его, но война-то, война? Она не успокоится. Вспыхнет, выстрелит, явится
новый Тарарам. (Собирается уходить. Сталкивается с Невестой.) А вы куда? Сюда нельзя,
красавица. Здесь помещение для мертвых.
НЕВЕСТА. Я к дяде.
2
Свет погас, включился, на сцене –
интерьер больницы.
Невеста стоит в том же месте, в той же
позе.
Действие идет в хорошем темпе, вторая
часть продолжает первую.
В первой сцене, где рисовалось подобие
ада, все было черно, теперь бело. Обшарпанные стены,
койки, в ногах таблички со скачущей вверх и вниз температурой.
НЕВЕСТА. Я к дяде. Мне сказали, он здесь
лежит.
ДОКТОР. Здесь трое лежат. Если ваш дядя
здесь, найдем сразу. Вам какой подойдет? Боец-кавалерист с маузером,
агитатор-провокатор или глухонемой? (Переодевается в белый
халат. Видимо, когда моргнул свет, прошла ночь
и наступило утро.)
НЕВЕСТА. Мой ни тот, ни другой, мой
старенький. Вчера под трамвай попал.
ДОКТОР. Глухонемой.
НЕВЕСТА. Нет, он разговаривает, только
очень редко. И все слышит.
МОРГАЙ. Как же он под трамвай залез? Ему
вся улица орала – уйди, уйди!
ДОКТОР. Мы его так и записали – Уйди. (Показывает
серую папку.)
НЕВЕСТА. Да с любой фамилией, только бы
живой.
ДОКТОР. Вот правильный подход! Ты понял,
Моргай? Главное, чтобы живой был. Насчет живого дяди, красавица, непонятно. Он то здесь, то там. (Машет рукой: «там» означает
«умер».) Посмотрим, нужно время.
МОРГАЙ. Точно. Мертвец не сразу себя
покажет.
ТАРАРАМ (высунув голову из-под
одеяла). Господи, что за дурачье? Покажите ей
старика. Зачем мучаете девушку?
НЕВЕСТА. Господи, напугал. Страшный-то
какой, косматый. Я думала, он под одеялом уже… уже
там.
МОРГАЙ. С ним, барышня, тоже непонятно.
Вроде говорит, а с другой стороны, такую дрянь несет… У него мозги – там. (Тарараму.) Ты молчи давай. Сам дурень.
Нужно подготовить даму.
ДОКТОР. А ты, я смотрю, опытный в этом
деле, а, Моргай? Утешал на войне родственников?
МОРГАЙ. Сколько раз!
ТАРАРАМ. Ну да. Убивал, утешал…
Моргай
вынимает из-под подушки маузер.
ДОКТОР. Спокойно, солдат. Он тебя
дразнит. Ищет смерти.
МОРГАЙ. Найдет, раз ищет. (Разглядывает
оружие, дышит на ствол, протирает рукавом пижамы.)
Невеста проходит к койке, где лежит Уйди.
ДОКТОР. Ну что – ваш глухонемой?
НЕВЕСТА. Мой. (Улыбается.) Он
живой. Просто задумался. Он и вчера на улице задумался, поэтому и попал под
трамвай.
МОРГАЙ. Ученый, небось.
НЕВЕСТА. Он великий инженер.
Изобретатель.
ДОКТОР. Занятный старик. Ожил, когда вы
пришли. Вы как утренняя заря, будите живых и мертвых.
ТАРАРАМ. Господи помилуй… Гражданка, он
вам зубы заговаривает.
НЕВЕСТА. Нет, с дядей так бывает.
ДОКТОР. Со всеми так бывает. Больные
оживают, когда к ним приходят родные, любимые люди. Помогите повернуть его. Мне
нужно на спину его взглянуть. Да-а-а… Первый раз такое вижу. Синяк, от затылка до копчика.
УЙДИ (сухим неживым голосом, словно
читает по учебнику). Равномерное распределение удара по большой поверхности
лишает его смертоносной силы. Синяк – чепуха. Неглубокий. Все кости целы.
ДОКТОР. Вы что, опыт на себе ставили?
НЕВЕСТА. С него станется.
МОРГАЙ. А я-то думал – стоит как столб
на путях и не шевелится. Ученый. Непостижимый человек.
ТАРАРАМ. Погодите, нелепые люди. А если
наоборот? Если расширение площади удара снижает его убойную силу, то уменьшение
площади должно ее повысить?
УЙДИ. Разумеется. Это очевидно. Пуля.
Острие кинжала или стилета. Точка. Чем она меньше, тем эффективнее удар.
ТАРАРАМ. Вы слышите, пустоголовые
обыватели? Это и есть революция.
УЙДИ. Вопрос в том, что дальше.
ДОКТОР. Дальше – покой, тишина.
Накрываем его, только осторожно. (Укладывают изобретателя в исходную
позицию.)
УЙДИ. Ответ неправильный. Я спрашивал о другом. Если ваша революция есть точка, острый укол
истории, то что дальше?
ТАРАРАМ. Дальше – будущее. После
оздоровляющего укола революции проснутся массы. И тогда уж не один укол, но
тысячи, миллионы вопьются в тело старого мира. И он развалится, уйдет в
небытие.
УЙДИ. Стало быть, давление идеи, ее
острота снизятся. Каждый отдельный участник революции останется глуп, как
точка. Откровение сменится разочарованием. Вас ждет деградация, неизбежная, как
всегда в таких случаях, когда пророк обращается к массам.
ТАРАРАМ. С чего вы взяли? Откуда
возьмется деградация?
ДОКТОР. Оттуда. Из общего размера
синяка.
УЙДИ. Физика, с ней не поспоришь.
ТАРАРАМ. Мы поспорим. Мы действуем
согласно иной науке, физике социума. У нее свои законы.
ДОКТОР (Невесте). Что изобретает
ваш дядя?
НЕВЕСТА. Большие пушки.
Моргай
издает звериный рык, целится в потолок из маузера.
Тарарам садится на койке и смотрит на
изобретателя с величайшим интересом.
ДОКТОР. Прекрасно! Вот зачем он вышел на
улицу. Наблюдал, как работает его новое изобретение.
НЕВЕСТА. Это еще ничего. В прошлом году
он испытывал, как артиллерийские снаряды взрываются в яме с картофелем. Будто
бы снаряды живые, голодные и часть их энергии уходит на поедание картофеля. (Доктор смеется, хлопает в ладоши. Уйди вздыхает и закрывает лицо рукой.) Ну я так поняла, дядя. Или часть энергии уходит на
поджаривание картофеля, как-то так.
ДОКТОР. Господи помилуй, зачем это ему?
НЕВЕСТА. Для лучшей защиты от обстрела.
Взрыв получается не такой сильный. Энергия взрыва в картофельной среде
снижается. И дядя стоял рядом с ямой и смотрел, как в нее падают снаряды. (Показывает,
как рвутся снаряды в картошке – бах! бах! фр-р-р-р!) Между
прочим, один его знакомый генерал поверил ему и обложил свой штаб картофелем. И
повреждения после обстрела были меньше, чем у соседей.
ДОКТОР. Вы шутите.
НЕВЕСТА. Нет, не шучу. Потом этот
генерал целый год снабжал нас картошкой. Правда, это я точно знаю. Я же с ней
возилась. И там были картофелины, как из костра, черные, печеные.
ДОКТОР. Знаете что? Я придумал, что
делать с Моргаем. (Изобретателю.) Ваш
инженерный гений подействовал на меня. (Невесте.) Вы мне поможете? (Уходят.)
ТАРАРАМ. Вы нам очень пригодитесь в
будущем, гражданин гений.
МОРГАЙ. Только не тебе, балаболка. Ты до будущего не доживешь.
ТАРАРАМ. Ты нелепый человек, солдат.
Война повредила твое сознание. Твоей вины в этом нет. Но если бы ты остался
цел, если бы сознание твое не было повреждено, ты бы понял меня. (Моргай целится в него из маузера.) Я уже – в будущем. И оно –
во мне. Я уже там. (Машет рукой куда-то в будущее.) А ты – там. (Жест
в направлении прошлого.) Очень жаль. Ты должен быть Я-гром, таково твое будущее. Но мертвый Доктор
написал – Моргай. И ты остановился между прошлым и будущим. Ты – точка во
времени. Твоя кровь полна черных точек. Бах, бах! Каждая точка – убитый тобой
человек. Ну, давай, стреляй.
МОРГАЙ. А по твоим жилам? Какая кровь
течет по тебе, балаболка?
ТАРАРАМ. По мне течет сияющая лимфа
будущего. Суставы мои смазаны маслом следующей, совершенной эпохи. Я лучший в
мире механизм-организм – что мне тебя бояться? (Изобретатель поднимает
голову и смотрит на говорящего с изумлением.) Вот
видишь? Ученый понимает меня. А ты – нет.
МОРГАЙ. А на мне, стало быть, ты ставишь
крест?
ТАРАРАМ. Ты сам себя перечеркнул,
солдат. Ты не различаешь будущего. Живешь одним выстрелом. Убиваешь – утешаешь.
Ни о чем не думаешь. Запрыгнул на коня и – моргай!
МОРГАЙ. Вот что я решил, балаболка. Я погожу тебя убивать. (Прячет маузер под
подушку.) Сейчас у тебя мозги не на месте. Нужно, чтобы ты понял, за что я
тебя кокнул. За то, что ты чернее меня в сто раз. Я хоть одна точка, а ты – сто
тысяч. Сеешь их вокруг себя, как семена. А ты, ученый человек, не слушай этого
враля. Он аспид, ядовитая змеюка, а не лучший в мире механизм.
ТАРАРАМ. Я задел его за живое. Он не
думает про завтрашний день. Для глупого солдата важно то, что совершается сию
секунду. Дожил до ночи – и молодец! А мы с вами, гражданин ученый, думаем о
грядущем.
УЙДИ. Ошибаетесь. Я о нем не думаю. Мне
даже не день интересен, а одно это мгновение. (Щелкает пальцами.) Как
раз – точка. Выстрел, взрыв. Фокус времени.
ТАРАРАМ. Нелепость! Это не просто
глупость. Вы совсем не глупы. Это – ошибка. Нужна не точка, а то, что растет из
нее. Мир целиком. Новый мир, являющийся разом, как взрыв. Не жалкий фокус, не… (щелчок
пальцами), а общее, победное расширение времени. Вот что нужно вам… и нам.
УЙДИ. Кому – нам?
ТАРАРАМ. Нам, людям будущего… Куда вы?
Уйди
прячется под одеяло.
Входят Доктор и Невеста. Они несут
обрезок трубы, точнее фрагмент ствола огромной
винтовки. На конце ствола торчит мушка.
ТАРАРАМ. Почему он спрятался?
НЕВЕСТА. Кто, дядя? Обиделся. Я что-то
не то придумала с картофелем. Хотя я ничего не придумывала, просто не так
поняла. Он сразу и затих. Теперь от него неделю слова не дождешься.
ТАРАРАМ. Только что со мной говорил.
НЕВЕСТА. Ну
правильно – с вами. А только я вошла, сразу под одеяло.
ДОКТОР. И Моргай
затаился. Эй, кавалерист! Смотри, какой я тебе протез принес.
МОРГАЙ. Я от греха спрятался. Еще
чуть-чуть, и пришил бы балаболку.
ДОКТОР. Вот и молодец, что удержался.
Давай примерять кафтан.
С помощью Невесты осторожно надевает
ствол на Моргая. Мушка оказывается на причинном месте,
отчего Моргай приобретает весьма задорный вид. Все
смеются, в том числе Уйди, высунувший нос из-под
одеяла.
МОРГАЙ. Что ржете? Хороший протез. (На
всякий случай прикрывает мушку простыней.) Так спокойней. Я теперь держусь
крепко, никакие пули не страшны.
ДОКТОР. Ну что, изобретатель, хорошего я
придумал бойца? Против вашей пушки. (Изобретатель рассматривает бойца, машет
рукой.) Ничего, мы еще повоюем. Так, Моргай?
МОРГАЙ. Я призадумался. Этот говорун
зацепил меня. Укорил, что слишком много народу я побил.
ДОКТОР. У него задание такое: цеплять
людей, говорить жгучие слова. У него своя правота, у тебя своя. Ничего, теперь
ты защищен, слова его, как пули, отскочат от твоей брони.
ТАРАРАМ. Слова сильны. Ими я увеличиваю
пододеяльник, поднимаю солнце по утрам, зову зверя революции. Я – Марат. Доктор
не перевернет моего имени.
МОРГАЙ. Ох, говорун. Ладно, живи пока.
Из твоей башки никакой пулей этой глупости не выбить.
Ты сам для себя прав, только об этом и гремишь с утра до ночи.
ДОКТОР. Ты осторожнее, Моргай. Он тебя в
два счета соблазнит своей революционной правотой.
МОРГАЙ. А в чем твоя правота, доктор?
ДОКТОР. У меня нет правоты. (Продолжает
колдовать с протезом Моргая.) Была когда-то. Я
полагал, что знаю что-то. Как же, учился столько лет. Я думал, что знаю, как
устроен человек. Студент, наивное создание. Я был уверен в своей медицинской
правоте. Но чем дальше, тем яснее становилось, что я не знаю главного. Я – рядом
с правотой. Рядом с тайной. Есть тайна жизни, Моргай. Мы тянемся к ней –
умом-разумом, руками, железными инструментами – и не достигаем ее. Я отличаюсь
только тем, что часто мою руки и железки свои протираю
спиртом. Но даже чистыми руками и инструментами я не дотягиваюсь до тайны
жизни. В тот день, когда я это понял, моя правота исчезла. У Тарарама,
агитатора-провокатора, правота есть, у тебя, у изобретателя есть. У девушки
есть. А у меня нет.
ТАРАРАМ. Что же вы не придумали девушке
подходящего имени?
ДОКТОР. Ни в коем случае. Ее нельзя
записывать в мою серую тетрадь.
НЕВЕСТА. Я тоже всегда неправа. Нет у
меня ни знания, ни опыта. Дядю обидела. Про тайну я согласна. Ее знает один
Господь Вседержитель.
ДОКТОР. В этом и есть ваша правда.
ТАРАРАМ. Слабые, жалкие разговоры. Я
думаю про железный костюм, в который вы нарядили Моргая. Если бойца в таком
железе зарядить в большую пушку и выстрелить, что получится? Боюсь,
человеческая плоть выстрела не выдержит.
ДОКТОР. Нет, никогда.
ТАРАРАМ. Ну, насчет «никогда» мы еще
подумаем. На данный момент – нет, не выдержит. Слаба плоть, слаба медицина. С
другой стороны, снаряд глуп. Он не выполнит сложной задачи, с которой справится
боец. Он только взорвется. Стало быть, у нас два пути. Закалять плоть, как
железо, или учить думать стального болвана.
ДОКТОР. Зачем? Выполнять приказы
главнокомандующего Карла Маркса?
ТАРАРАМ. Опять он за свое! Нет одного
командующего. Есть человечество, которое рано или поздно научится думать
сообща. Оно будет отдавать приказы умному железу. Человечество, освоившее
пространство времени, и будет Вседержитель.
ДОКТОР. А с кем будет воевать ваше
железо? С отдельными неразумными людьми?
ТАРАРАМ. Нелепость! Войны не будет.
Революция ее отменит.
МОРГАЙ. Точно. У нас был как раз такой говорун.
Слово в слово: войны не будет! А она, проклятая, только злее разгоралась.
ДОКТОР. В этом состоит их главная
глупость, Моргай. Он, может, и не врет, он честный провокатор. Просто верит в
свою красную ахинею. Медицину обругал. А она, между прочим, эту чушь давно
проверила и отменила. Медицина собирала нового человека сто лет. Соединяла его
со всяким зверем, с растением, только что не с железом. И что? Наплодили ублюдков… Лаборатория будущего. Сами виноваты. Забыли о
тайне, о своем неизлечимом убожестве. Нет, этих иллюзий больше не существует. Есть дураки, которые в них веруют.
НЕВЕСТА. Дядя, ты еще обижаешься на
меня? Прости дуру. Пожалуйста.
УЙДИ. У меня вопрос к
агитатору-провокатору. Допустим, вы вознамерились создать лучшего человека. Которого можно заряжать в пушку, стрелять им куда-нибудь… на
Луну. Ближе нет смысла, ежели на Земле, как вы
говорите, всякая война закончится.
ТАРАРАМ. Да, именно так. Про Луну
отличная мысль.
УЙДИ. Как вы собираетесь растить человека,
который станет крепче железа? Где, в какой-нибудь особой колбе?
ТАРАРАМ. Нет, я не настолько наивен.
Нужно думать об оборудовании общества как большого завода. О социальных колбах,
о высших школах…
УЙДИ. Вот-вот, о колбах. Я именно об
этом. Для работы с этими колбами вам потребуются новые ученые.
ТАРАРАМ. Мудрецы! Небожители, полубоги.
Мы будем искать их повсюду. Мы уже их ищем!
УЙДИ. Отлично. Вы их находите, поселяете
где-нибудь в горах, где идеальный воздух, все как в раю, привозите им чистое белье,
лучший в мире кофе…
ТАРАРАМ. Не только, не только это. Все
условия для умственного труда, библиотеки, картины, музыку. Да, как в раю. И мы
зовем вас – туда. Я зову, сию минуту!
УЙДИ. Тогда идите к дьяволу, гражданин
провокатор. Ничего у вас не выйдет. В вашей райской колбе очень скоро заведется
спесивая сволочь, ни на что не годная, жадная и
жестокая. Никакого лучшего человека они растить не будут, а будут только холить
и лелеять себя. И думать они будут только о том, чтобы так было всегда. Чтобы
остальное человечество их обслуживало, а лучше бы передохло в своих крысиных
норах. Все, достаточно. Уйдите, Тарарам, с вами скучно. Племянница, я на тебя
не обижен, просто задумался. (Закрывается одеялом.
Невеста садится рядом.)
ДОКТОР. Вот вам отповедь, гражданин
революционер.
ТАРАРАМ. Ерунда. Старик меряет свои
теории старым устройством мысли. Он в тупике, вот и прячется в одеяло. Все
гораздо проще: пришло время нового устройства мысли. Ответственной, без всякой
лживой спеси. Без жадности, без денег, будь они
прокляты. Все это старое, ветхое, все – дрянь.
Наши ученые, будь они в горах, хоть в самом раю, никогда не забудут о человечестве.
Только так можно двинуться в будущее. Оно уже пришло, в этом суть настоящего
мгновения.
За окном раздается несколько хлопков-щелчков.
МОРГАЙ. Что там?
ДОКТОР (смотрит на улицу).
Побежали… человек пять. Туда, к дворцу. Это и есть ваша революция, гражданин
Тарарам?
ТАРАРАМ. Пятеро? Более чем достаточно.
3
Революция победила. Праздник.
Площадь, заливаемая лавой революционных
масс.
После черной ночи и больничной белизны –
высокое синее небо.
Проплывает знакомый конь размером с дом,
в этот раз он не грозное чудище, а праздничное, улыбающееся животное. На нем –
огромная кукла Моргая. В одной руке сабля, в другой маузер.
На переднем плане – трибуна для почетных
гостей.
Гости – портреты и бумажные статуи новых
вождей.
Обыкновенных людей на трибуне двое:
Доктор и Уйди.
Революционные массы омывают трибуну,
словно красные волны.
Прием тот же: единая необъятная ткань с
отверстиями для лиц.
ДОКТОР (показывает на куклу). А похож Моргай, неустрашимый боец!
УЙДИ. Я его не помню толком. Только
железную одежду. Фрагмент ствола. И мушка. Куда он делся?
ДОКТОР. Бежал. Моргаю тесно в столицах.
Он – Я-гром. Говорят,
поднимает степь. Но степь – здесь. Здесь пустота. Приливает волнами к самому
сердцу страны.
РЕВОЛЮЦИОННЫЕ МАССЫ. Мы взяли города –
заводы и мосты – но нам нужна вода – и море пустоты – мы грянем на восток – там
чудо-океан – откроется, как стол – как синий великан.
Географические рифмы сопровождаются
пляской новых кукол: тучная дама Сибирь танцует с великаном Океаном.
ДОКТОР. Страна раздвинулась, пошла
ранами и дырами. Родные, знакомые люди потеряны в море пустоты. А что ваша
племянница?
УЙДИ. Укатила в губернию… на букву «я».
Только «я», только мне. Только о себе. Эгоистка. Жениха себе нашла.
ДОКТОР. Вот как. Поздравляю. А сейчас
вообще женятся?
УЙДИ. Наверное. Если вы имеете в виду
церковный брак…
ДОКТОР. Именно его я имею в виду.
УЙДИ. Не знаю. Наверное, где-нибудь в
глубинке. По привычке. Так-то бумагу дают.
ДОКТОР. Нет, бумага меня не интересует.
УЙДИ. Вас интересует тайна.
ДОКТОР. Таинство. Чудо.
УЙДИ. Это не мой словарь. Если я
правильно понял, моя эгоистка на букву «я» намерена венчаться.
ДОКТОР. Хорошая, правильная девушка. Она
мне сразу понравилась.
УЙДИ. В каком смысле?
ДОКТОР. В обыкновенном, человеческом. А
вы о чем подумали? Об этом, что ли?
Пляска Океана и Сибири переходит в
любовную сцену. Революционные массы отвечают веселым гиканьем и свистом. Любовь
великаньих кукол показана с размахом, но при этом
довольно целомудренно. Куклы укладываются под трибуну с вождями и героями.
Перед ними падает занавес. На нем размашистыми революционными буквами написано:
«Море любит небо! Небо любит землю!»
УЙДИ. Нет, это грубо, открыто. Погодите…
(Наклоняется, смотрит через перила.) Закрыто. Они опустили занавес.
Некоторое понятие тайны есть и у них.
ДОКТОР. Бросьте. Какие тут тайны? (Занавес
ритмично колышется, приводя зрителей в восторг.)
УЙДИ. Простые, первые секреты природы.
Соитие должно быть скрыто. Не откровение, но сокровение.
ДОКТОР. Сокровение?
УЙДИ. Да, самое глубокое.
ДОКТОР. Животное!
УЙДИ. Называйте, как хотите. Ваш
церковный брак – та же занавеска. Только она тяжела, расшита золотом и эдак, взад-вперед, не колышется. Это я вам как инженер
говорю.
ДОКТОР. Хорошо, что племянница ваша не
инженер.
УЙДИ. Она трусиха. Математик.
Консерватор.
ДОКТОР. Тогда понятно, отчего она мне
понравилась. Я первый трус и консерватор.
УЙДИ. Это неправильно. Мимо механизма
времени. Нужно слышать его работу, он сильнее пушек и снарядов. Сильнее неба и
воды.
Полог, за которым совершалось соитие
неба и воды, поднимается.
За ним оказываются трое: родители-титаны
и ребенок.
У малыша –
лента через плечо, на которой написано: «Властелин пространства».
Революционные массы подхватывают великанье дитя и начинают качать на красных волнах. Хор
поет: – Плыви, дитя пространства – по воздуху летай – над
лесом и над степью – как солнце рассветай – там
каменные горы – там пропасти долин – повсюду виден гордый – рабочий властелин!
ДОКТОР. Да, это впечатляет. Но я
предпочел бы власть над временем.
УЙДИ. Они отменили время. Я имею в виду
историческое время, эволюцию. Ее отменила революция.
ДОКТОР. Бессмысленная игра слов.
Революция-эволюция. Ни того ни другого нет без одного отдельно взятого
человека. Вот этого, хорошо одетого человека.
На трибуну, лучась от гордости, всходит
Тарарам. Одет с иголочки, только революционные космы
по-прежнему торчат во все стороны.
ТАРАРАМ. Ну что, критиканы?
Посмеялись над нашей пантомимой?
ДОКТОР. Ни в коем разе. Мне понравилось
зрелище.
ТАРАРАМ. Вы лжете, как всегда.
УЙДИ. Нет, он хвалил, в самом деле.
ТАРАРАМ. Ну – праздник! Смотрите: он
начинает превращаться!
Кукла Властелина пространства начинает
вертеть шарнирами-шарами. Ребенок стремительно взрослеет, превращается в
богатыря-пролетария, вооруженного для войны и труда. Пальцы на одной руке
делаются ружейными стволами (большой палец – пулемет), на другой растут
молотки, клещи, сверла.
Революционные массы поют железными
голосами: – Ищи и бей, сверли простор – пали по темным дырам – голодный взгляд ты вдаль простер – ты
будешь править миром!
ТАРАРАМ. Вот – новый герой. Таким он родил
сам себя, перековал, преобразился. Произвел перемену плоти, извержение себя из
себя. В этом суть великой человечьей революции.
Дальнейший разговор происходит на фоне
метаморфоз куклы-властелина. Новый герой по очереди превращается в заводскую
деталь, плуг с сеялкой-веялкой, танк времен Первой
мировой.
Революционные массы выкрикивают названия
фигур.
ДОКТОР. Это устрашающе прекрасно. Но
возникает вопрос.
ТАРАРАМ. Спрашивайте. Сегодня я
неуязвим.
ДОКТОР. Ваш монстр – одиночка. После
рождения от необыкновенных родителей он еще раз родит себя сам. И далее только
солирует.
ТАРАРАМ. Ну и что?
ДОКТОР. А как же массы? Они только
следуют за его индивидуальностью. Они восхищены – и слепы. Он всемогущий
победитель, чемпион во всяком соревновании. Кумир.
ТАРАРАМ. К чему вы клоните?
ДОКТОР. К тому, что это не ваш, не
пролетарский подход. Должно быть наоборот: побеждает коллектив, а не кумир.
Иначе с вашей новой религией ничего не получится. (Тарарам мрачнеет.) Не
гневайтесь, это не мои мысли. Эту чушь я слушал нынче от вашего коллеги,
который, как я понял, состоит в комиссии по новым видам спорта.
ТАРАРАМ. Кто таков?
ДОКТОР. Шут его знает. Маленький,
белобрысый. Бледный, как картофельный росток.
ТАРАРАМ (почернев, как туча). Я
знаю его.
ДОКТОР. Он просто бесноватый. Мой
клиент. Посоветуйте ему хорошее лечение, не то он натворит дел.
ТАРАРАМ. Что он еще говорил?
ДОКТОР. Всякую ерунду – подряд, без
остановки. Он был в восторге. Сверкал глазами, махал руками. Вчера вечером на
своей комиссии они постановили отменить в стране футбол. Вообразите, Уйди.
УЙДИ. Да, глупо. Но это болезнь роста.
ДОКТОР. Это психоз. Они решили отменить
всякую игру, в которой соревнуются индивидуальности. (Тарараму.) А вы
сегодня показываете пьесу, в которой побеждает не просто индивидуальность, но сверхгерой, полубог. Сам себя произвел на свет. Да это контра!
УЙДИ. Пожалуй. Это выглядит неаккуратно.
Противоречит ходу времени.
ТАРАРАМ. Почему я вас сразу не
расстрелял?
ДОКТОР. Потому что мы вам нужны. Даже сейчас
– я предупреждаю вас. Лучше я вам скажу об этом, чем кто-нибудь из этих вождей.
ТАРАРАМ. Нужно поменять сценарий. Я знаю
как. (Убегает с трибуны.)
УЙДИ. Когда-нибудь он расправится с
нами.
ДОКТОР. Со мной. Вы неприкасаемы. Вы изобретаете
большие пушки. Война не закончилась с революцией. Наоборот, гремит еще сильнее.
УЙДИ. То ли еще будет. Теперь они
поджигают земной шар. Все выходит наоборот. В этом парадокс их революции. Войны
не будет? Вот она, растет в квадрате и в кубе. Равенство? Пожалуйте – новые
кумиры и вожди. Глупые, голодные до власти. Значит – неравенство. Братство?
Вражда, ярость, злоба. Нас ждет гражданская война, худшая из всех возможных.
Все вверх ногами, все наоборот.
ДОКТОР. Я ошибся. Вас расстреляют
первым.
ТАРАРАМ (возвращается на трибуну).
Все в порядке, будет вам победа масс.
ДОКТОР. Вот видите, мы вам нужны.
ТАРАРАМ. Наверное, нужны,
ежели до сих пор целы. Но, если честно, я оставил вас в живых по другой
причине. Мы были вместе в то мгновение, когда совершилось чудо революции.
Доктор и Уйди
переглядываются: и этому подавай чудо.
Тем временем кукла-властелин закончила
свои метаморфозы. Настало время подвигов. Ей навстречу выступает картонное
воинство во главе с чучелом царя. Кумир-пролетарий крушит войско старого мира.
Революционные массы воюют вместе с ним. Красные волны ощериваются штыками и
саблями. Хор поет: – Мы двинем дали красные – на жадных и
господ – расскажем Богу басенку – про задом наперед – про голого и барина – солдата и царя –
бродягу подзаборного – держи богатыря!
Неудержимый бродяга-богатырь отрывает у
царя картонную голову. Тарарам на трибуне потрясает воздетыми к небу кулаками.
ДОКТОР. Не помню, где я это читал.
Цареубийство равно самоубийству.
УЙДИ. У французов-роялистов времен той,
великой, революции.
ТАРАРАМ. Червяки, гадюки, жабы! Бормочут
что-то из пустоты, исторического небытия. Их речи полны бессильной злобы. Но
больше всего там яду. В их словах всё смерть.
ДОКТОР. Вы тоже их читали?
ТАРАРАМ. Разбирал по буковкам. Все нужно
знать: и плюсы, и минусы истории.
УЙДИ. Похвально. Но тогда вы должны
знать, что у французов в итоге победила жадность.
ТАРАРАМ. И об этом мы помним. И пока мы
помним, у нас она не победит.
УЙДИ. Тогда для вас чрезвычайно важна
память. Вам важно знать весь чертеж прошлого. (Доктору.) И тут у них
выходит наоборот! Обещали думать только о будущем, и вдруг – память, «мы все
помним».
ТАРАРАМ. Ну, тут вы придираетесь. Для
того чтобы заглянуть в будущее, нужно столь же глубоко посмотреть в прошлое. Вы
инженер, это в вашем научном духе. Зеркало времени. Ага, задумались! Но это
половина дела. Вторая половина такова: мы сегодня на этом празднике монтируем
будущую память народа.
УЙДИ. «Будущая память»? Прекрасно… и
ужасно одновременно.
ТАРАРАМ. Будь
по-вашему. Принимаю вашу формулу. Прекрасно и ужасно – разом.
ДОКТОР. Казнь-праздник.
ТАРАРАМ. И это пригодится.
ДОКТОР. Я о своем, об анатомии.
Взгляните. (Революционные массы мнут и рвут цареву куклу.
Из нее вываливаются атрибуты старого мира.)
ТАРАРАМ. Они препарируют прошлое.
ДОКТОР. Потащили священника. Батюшки, да
он живой!
ТАРАРАМ. Конечно живой. У нас нынче
праздник всерьез. Мы строим новый календарь, сияющий звездой, новым чертежом
времени.
УЙДИ. И что же сегодня в вашем новом
календаре?
ТАРАРАМ. Лето, гражданин инженер.
Максимум солнца.
В руках революционных масс появляются
светящиеся фигуры.
Кукла-властелин разбирает себя на части.
ТАРАРАМ (Доктору). Вот вам отмена
индивидуальности! Герой вливается в массы искрами нового света. Бездна
делается небом, полным звезд. Дикие племена, пьющие воду как время, причащаются
общему свету. Это – чудо прозрения. Новая страна обнаруживает себя. Она – «мы»,
а не «я».
ДОКТОР. Совершивший революцию
кумир исчезает. Я так и понял.
Цареубийство равно самоубийству. (Тарараму, который стоит на коленях, воздев
руки к небу.) Вы молитесь?
ТАРАРАМ. Я верую в революцию. Она –
Вседержитель. Я спокоен за будущее.
ДОКТОР. Вы мне сегодня не нравитесь.
ТАРАРАМ. Что это вдруг? Жалеете меня?
ДОКТОР. Я всех жалею. Профессиональная хворь. Но сейчас я думаю о себе, родимом. Случись что с
вами, я пропаду. Изобретателю все равно. Он делает новые пушки, никто его не тронет.
А мне куда деваться? Искать другого припадочного вождя?
ТАРАРАМ. Ваш язык вас погубит. Не все начальники
готовы такое терпеть.
ДОКТОР. Вот и я об этом. Вы уж,
пожалуйста, поосторожнее.
Возвращаются гигантские конь и всадник,
встают напротив трибуны. Кукла Моргая поворачивает
голову и устремляет грозный взор на Тарарама. Тот все еще на коленях.
КУКЛА МОРГАЯ. Здравствуй, балаболка. Помнишь, что я тебе обещал? (Достает
гигантский маузер.) За перевернутую правду, за братство, что сделалось
лютой злобой, за мир, что стал войной, за кровь невинных
– умри сей момент! Сегодня праздник, тебе не будет больно.
С небес спускается знакомая винтовка.
Удар колокола, пламя проливается на революционера. Тарарам валится с трибуны на
землю.
Революционные массы палят по Моргаю лучистым светом. Корпускулы света отскакивают от
его сияющего протеза. На своем громадном коне он перепрыгивает за горизонт и
исчезает.
Доктор сбегает с трибуны, поднимает
Тарарама.
ТАРАРАМ. Теперь я – Марат? (Умирает.)
ДОКТОР. Теперь – Марарат.
4
Сумрачное голое помещение.
За окнами лес – черно-зеленые ели и
редкие просветы берез.
Северная губерния на букву «я».
В помещении стол и два стула.
За столом – Невеста и Минус-тарарам,
человек, похожий на революционера Тарарама.
Но это не он, герой революции погиб на
митинге в столице.
Время от времени по помещению проходят
люди, почти незаметно, как тени. Иногда они собираются в группы, неустойчивые и
пугливые, словно стаи рыб под водой.
МИНУС-ТАРАРАМ. Поймите, то, что вы
сейчас рассказываете, звучит по меньшей мере
подозрительно.
НЕВЕСТА. Почему? Я говорю как есть,
правду.
МИНУС-ТАРАРАМ. Как раз эта ваша правда и
выглядит подозрительно.
НЕВЕСТА. В чем?
МИНУС-ТАРАРАМ. Во всем. С самого начала.
(Достает серую папку.) Смотрите, по порядку. Вы приехали в городок на
букву «д» совсем недавно и в
общем непонятно зачем.
НЕВЕСТА. Господи, разве речь об этом?
Пропали люди – позавчера, только что. Я пытаюсь разузнать, в чем дело, а вы
достаете какую-то папку и начинаете расспрашивать, зачем я приехала в городок
на букву «д». Я сейчас даже не вспомню, когда я туда
приехала. Люди пропали – разве непонятно? Разве это не главное?
МИНУС-ТАРАРАМ. Нет. Сейчас главное в
том, чтобы я вам поверил. А вдруг вы лжете – с самого начала? Тогда все ваши
слова – фикция, сказка.
НЕВЕСТА. Какая сказка?
МИНУС-ТАРАРАМ. Простая. Допустим, вы
враг, лазутчик…
Тени на стенах останавливаются, и
выясняется, что помещение полно людей. Его заполняют грозные революционные
массы.
Все смотрят на Невесту.
НЕВЕСТА. Лазутчик?
МИНУС-ТАРАРАМ. Я сказал – допустим. Я
обязан как официальное лицо учитывать любую возможность. Особенно сейчас. И вот
вам пример. «У меня в голове хаос, я не помню, как сюда приехала, не помню
зачем». Послушайте сами себя, вы же неглупая, образованная дама. (С
нажимом.) Это очень подозрительно!
НЕВЕСТА. А мы раньше с вами не
встречались? Такое впечатление, что я вас где-то видела. Только прическа у вас
была другая.
МИНУС-ТАРАРАМ. Опять она поворачивает на
меня. Успокойтесь на этот счет, мы никогда с вами не встречались. Если вы
рассчитываете таким образом войти ко мне в доверие, как-то меня разжалобить –
напрасно. К вам возникли слишком серьезные вопросы.
НЕВЕСТА. Это плохо, потому что я
растеряна и напугана. У меня душа не на месте. А вы мне – серьезные вопросы. И
никакое ваше доверие мне не нужно. Просто показалось, что у вас знакомое лицо.
МИНУС-ТАРАРАМ. У меня незнакомое лицо.
Считайте, у меня вообще нет лица.
НЕВЕСТА. А ваши серьезные вопросы для
меня все равно что несерьезные.
МИНУС-ТАРАРАМ. Вот как! Почему?
НЕВЕСТА. Потому что на
те и другие я отвечаю одинаково. Честно, все, что знаю.
МИНУС-ТАРАРАМ. Это замечательно. Я
повторяю вопрос. Зачем вы приехали в городок на букву «д»?
НЕВЕСТА. Я приехала к жениху.
МИНУС-ТАРАРАМ. Отлично. Проверим вашу
честность. (Открывает серую папку.) Два часа назад другому нашему
сотруднику вы сказали, что познакомились с женихом в этом самом городке «д». Стало быть, до этого вы его не знали. То есть: ехали вы
сюда с другой целью. С какой?
НЕВЕСТА. С той самой. Познакомиться с
женихом. Найти жениха. Ну как вам это объяснить? Вы ведь тоже образованный,
неглупый человек. Девушка ищет жениха. Что в этом дурного? Мне только неловко
говорить об этом.
МИНУС-ТАРАРАМ. Почему?
НЕВЕСТА. Господи! Почему взрослой, уже
не юной девушке неловко признаваться в том, что у нее нет жениха? Вам и это
нужно объяснять?
МИНУС-ТАРАРАМ. Нет, это как раз понятно.
НЕВЕСТА. Тогда о чем вы спрашиваете?
Зачем я сюда приехала? Найти себе жениха. Мне удобнее сказать – к жениху. Не
все ли равно? Где тут моя нечестность?
МИНУС-ТАРАРАМ (некоторое время
смотрит в бумаги, собираясь с мыслями). Какая-то выходит муть. То одно, то
другое. Неловко ей. А я, значит, грубый, невоспитанный человек.
НЕВЕСТА. Я бы так не сказала. Поэтому и
удивляюсь: зачем я вам объясняю очевидные вещи?
МИНУС-ТАРАРАМ. Погодите. Спрошу
по-другому. Вы приехали в город «д» с целью найти
себе жениха. Так?
НЕВЕСТА. Нет, конечно.
МИНУС-ТАРАРАМ. Вы только что это
сказали!
НЕВЕСТА. Я вам сказала результат. Я
преподаю математику.
МИНУС-ТАРАРАМ. При чем
здесь математика? (Смотрит в серую папку.) Это вообще следующий вопрос…
НЕВЕСТА. Математика здесь при том, что нужен порядок в мыслях. Сейчас я расскажу все
по порядку. Только попробую хоть чуть-чуть успокоиться, потому что… я не за
этим сюда пришла.
МИНУС-ТАРАРАМ. Зачем вы сюда пришли, я
знаю. У меня самого скоро ум зайдет за разум.
НЕВЕСТА. Только не перебивайте.
Обозначаю главное. (Глубокий вдох.) Произошла революция. (Тени
сгущаются по стенам.) Я решила строить новую жизнь. Как множество других людей.
Тут нет ничего удивительного. В Петербурге и в Москве, где я жила у родных, я
не видела такой возможности – начать все заново. Мои родные в эти мечты не
верят. Они вообще хотят, чтобы я стала врачом. И я уехала. Как когда-то моя
бабушка-народница. Господи, вы первый, кому я все это рассказываю. (Переводит
дух.) Кстати, она поехала именно в эти места. Получается, я отправилась
вслед за ней. С той же целью – учить детей. Крестьянских. Можете мне верить, можете нет, мне все равно.
МИНУС-ТАРАРАМ. Я вас слушаю очень
внимательно.
Люди в помещении обступили стол и так
же, очень внимательно, слушают невесту.
НЕВЕСТА. Вот и хорошо. Я приехала сюда и
встретила человека, такого же, как я, учителя. Он тут работает давно, еще с
тех… прежних времен. Встретила – и полюбила. По-вашему, так не бывает? Кто-то в
таких случаях говорит, что это судьба. Ну, это не мой словарь. Я просто поняла,
что так и должно было сложиться. Все получилось правильно. И я, когда меня
спрашивают теперь, зачем я сюда приехала, отвечаю – к жениху. Потому что это
правильный результат, итог. Вот вам моя математика. И еще… так проще. Если
начать все излагать по пунктам – революция, новая жизнь, учить крестьянских
детей, – получается длинно и как-то… неправдоподобно. Как в книжке. А если
ответить – к жениху, все коротко и ясно.
МИНУС-ТАРАРАМ. Да, теперь примерно
понятно. Цель вашего путешествия обозначена. (Делает отметку в бумагах.)
НЕВЕСТА. Путешествия?
МИНУС-ТАРАРАМ. Из Москвы и Петербурга –
к нам, в глубину лесной страны.
НЕВЕСТА. Вас именно это сейчас
интересует?
МИНУС-ТАРАРАМ. Меня интересует все. Не
волнуйтесь, я помню о том, зачем вы сюда пришли. Мы сами очень встревожены. Тем
более в свете последних событий, о которых, я надеюсь, вы уже знаете.
НЕВЕСТА. Каких событий? Я ничего не
знаю.
МИНУС-ТАРАРАМ. Хорошо вам живется в
городке на букву «д».
НЕВЕСТА. Нам живется очень непросто. Но
– хорошо. Так что случилось?
МИНУС-ТАРАРАМ. Давайте закончим с моими
вопросами. Они совсем не странные, вы потом сами поймете. А пока мы будем
двигаться последовательно. Как на уроке математики. Вы ответите на мои вопросы,
а я вам расскажу, что случилось. Обещаю.
НЕВЕСТА. Хорошо, давайте попробуем. Хотя
мне будет непросто отвечать про мое путешествие, о котором я и думать позабыла,
когда тут… все трясется.
МИНУС-ТАРАРАМ. Да уж, тут трясется.
Похоже, они по-разному понимают это
слово. У Невесты трясутся руки и все в душе, собеседник же имеет в виду нечто
внешнее, политическое, революционное.
МИНУС-ТАРАРАМ (открывает папку).
Вы сказали, что поссорились со своей семьей, когда отправились в наши темные
леса.
НЕВЕСТА. У вас так там написано?
МИНУС-ТАРАРАМ. Нет, конечно. Тут… разные
попутные бумаги.
НЕВЕСТА. С семьей я не ссорилась.
Собственно, от семьи остались только я и дядя. Он инженер. Фанатик точных,
сложных вычислений. Он всегда смеялся над моим интересом к математике. «Это не
женское дело, ступай лучше в медицину. Серьезного врача из тебя не получится,
но сестра милосердия выйдет отличная. Научишься уколы делать…» и так далее. Я
ответила ему, что сама решу, что делать с моей жизнью. И уехала. Мы не
ссорились.
МИНУС-ТАРАРАМ (достает из папки
фотографию, показывает Невесте). Это он?
НЕВЕСТА. Да, это мой дядя. Откуда у вас
его фото?
МИНУС-ТАРАРАМ. Ну, он известный человек,
большой ученый. Стало быть, вы его не послушали.
НЕВЕСТА. Нет, не послушала. Странно.
МИНУС-ТАРАРАМ. Что странно?
НЕВЕСТА. Эта фотография. Вы были готовы
к разговору о моей семье. Что-то заранее узнали обо мне.
МИНУС-ТАРАРАМ. Разумеется. Я хочу
разобраться в этом вопросе как следует. Это очень важно для меня.
НЕВЕСТА. Мы точно никогда не
встречались? Скажите честное слово, что нет, никогда.
МИНУС-ТАРАРАМ. Честное слово – нет,
никогда. Но знаете, случаются порой какие-то… узнавания. Вам что-то почудилось
в моей внешности. Для вас, математика, или для вашего дяди это какие-то химеры.
Но я скорее гуманитарий. Я допускаю то, что мы с вами никогда не виделись, но –
узнаём друг друга. Мне, кстати, понятно, отчего вы разошлись с дядей. Другой бы
сказал, что это глупости, при таком дяде можно было бы жить в столице припеваючи.
НЕВЕСТА. Вы не знаете моего дяди. Он
никогда в жизни не использовал свое служебное положение. И мне не стал бы
помогать. Да я бы и не приняла помощи.
МИНУС-ТАРАРАМ. Я об этом и говорю. Мне
это как раз понятно. Теперь я примерно представляю, что вы за люди.
НЕВЕСТА. Обыкновенные люди. Кстати, если
вас это действительно интересует, для полноты картины, тут есть еще одна
история. Моя бабушка, о которой я вам говорила, которая приехала когда-то в эти
края учить детей…
МИНУС-ТАРАРАМ. Народница.
НЕВЕСТА. Да-да, она. Так вот, это она
для меня бабушка, а для него-то – матушка. И тот ее отъезд в ваши темные леса
оказался для дяди в свое время серьезным ударом.
МИНУС-ТАРАРАМ. Да что вы!
НЕВЕСТА. Конечно, ударом. Она не взяла
его с собой, оставила у родственников мужа, а муж погиб, когда он только
родился… Ох, зачем я все это вспоминаю!
МИНУС-ТАРАРАМ. Говорите, говорите, это
важно.
НЕВЕСТА. Не знаю зачем. Я словно с ума
сошла. Что, кстати, неудивительно. Ну ладно, раз начала. Бабушка оставила его в
столице, по сути, у чужих людей, словно он был сиротой. Он вырос, но не просто
вырос, а выстроил, рассчитал себя сам. И получился – ходячей машиной. И
разошелся с матерью. Потом она еще раз вышла замуж, пошли новые дети, потом я
родилась… А дядя так и остался один. Вот так все и
рвется в нашей жизни. И представьте теперь, что он почувствовал, когда я
собралась ехать по тому же маршруту, вслед за его матерью. За моей бабушкой. С
той же целью. То есть – опять… Получилось, он еще раз
осиротел. Старик-сирота. Иногда сижу и думаю, что же я натворила? Но я такая же
– деревянная, железная. Простите, я не хотела вас разжалобить. Вы сами
спросили.
МИНУС-ТАРАРАМ. Да, это я виноват. Зато
теперь все выяснилось, тем более в таких жизненных деталях – как вы здесь
очутились, зачем, почему. Это стало психологически очевидно. Значит,
матушка-народница не нашла общего языка с сыном-ученым.
НЕВЕСТА. Не нашла. Они и потом, уже
взрослыми людьми, все спорили. Не сходились ни в одном вопросе. Мать с сыном.
Ни в жизни, ни в этой вашей политике. Они умудрились поругаться даже в вопросе
о здешних племенах.
МИНУС-ТАРАРАМ. Племенах?
Очень любопытно.
Тени на стенах шевелятся: тут водятся
разные племена.
НЕВЕСТА. Вы давно здесь живете?
МИНУС-ТАРАРАМ. Да нет, недавно. Пока
осматриваюсь.
НЕВЕСТА. А вас никто не спрашивал –
зачем вы сюда приехали, почему, с какой целью?
МИНУС-ТАРАРАМ (смеется). Да, с
вами непросто. Сразу видно учительницу математики. Отвечаю. Я маршрут не
выбирал. Меня послала партия. Куда направили, туда и поехал.
НЕВЕСТА. Понятно. В каком-то смысле и
меня послала партия. Другая, внутренняя.
МИНУС-ТАРАРАМ. Возможно. Внутренняя
партия. Такого определения я еще не слышал. Что же говорили ваши
дядя и бабушка о здешних племенах?
НЕВЕСТА. Ну, это отвлеченные материи. Но
интересные. Дядя считал эти места минус-пространством.
(Минус-Тарарам встает, идет вдоль окон, заглядывая в каждое, как в бездну.)
Левый, низкий берег Волги. Земля язычников, лесной хвойной тьмы. Я думаю, он
приезжал сюда из принципа, даже какие-то инструменты привозил, взвешивал
воздух. Только чтобы научно возразить матери.
МИНУС-ТАРАРАМ. И каков у него вышел
здешний воздух?
НЕВЕСТА. Воздух? (Она думает о
своем.) Странный воздух. В нем будто бы много пустоты, но она почему-то
тяжела, эта пустота. И у дяди получалось, что средний вес воздуха обыкновенный.
В нем много тяжелой пустоты.
МИНУС-ТАРАРАМ (садится). Он судил
предвзято. Здесь отличный воздух.
НЕВЕСТА. Да, отличный, очень чистый. Еще
он записывал разные местные обряды, непременно страшные, дикие. Наверное, чтобы
напугать нас с бабушкой. Но она ничего не боялась. А мне было только интереснее
думать про эти места.
МИНУС-ТАРАРАМ. На днях мне рассказали
про один такой обряд. Свадебный. Жених после первой ночи с невестой остается в
постели, прикидываясь мертвецом. Вся деревня оплакивает его, примерно сутки.
Затем он как бы оживает, но это уже другой человек.
НЕВЕСТА. Зачем вы мне это рассказали?
МИНУС-ТАРАРАМ. Не знаю. Просто к слову.
А как вашему дяде возражала бабушка?
НЕВЕСТА. Она говорила, что он ученый дуралей и ничего не понимает в
здешнем народе. Здесь проживает самый грамотный, спокойный народ. Он знает
дисциплину и уважает закон. Слово его правильно и крепко. Это народ будущего и
так далее.
МИНУС-ТАРАРАМ. Они оба правы. Здесь
проживает два народа. На самом деле больше, но для начала понимания этого…
мира… нужно различить два. Племена перемешаны между собой. Вы должны были
заметить это.
НЕВЕСТА. Да, они перемешаны. Как воздух
с пустотой. (Закрывает лицо руками.)
МИНУС-ТАРАРАМ. О чем вы думаете? О своем
женихе?
НЕВЕСТА. Да, о нем. Обо всем. О городке
на букву «д». О Пелагее.
МИНУС-ТАРАРАМ. Кто это? (Смотрит в
серую папку.)
НЕВЕСТА. Крестьянка. Моя подруга. Она
как раз из этого грамотного, черченого народа. Умная, смешливая. Живет
неподалеку, в деревне. Толстого читает. Какие-то места у него знает наизусть.
Знаете что? Она с самого начала была за революцию. Как и вся ее деревня.
Представляете?
МИНУС-ТАРАРАМ. Очень хорошо представляю.
Здесь не одна такая деревня. Это обнадеживает.
НЕВЕСТА. Да, они всей душой за
справедливость. За чистые законы, за правильные числа.
МИНУС-ТАРАРАМ. Поэтому революция победит
непременно.
НЕВЕСТА. Да, победит. Однажды она
сидела, чистила картошку и пела: «Вихри враждебные веют над нами, темные силы
нас злобно гнетут…»
Тени в помещении тихо допевают вслед за
Невестой: «…В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще
судьбы безвестные ждут…»
НЕВЕСТА (поверх тихого революционного
пения). Мимо проезжали военные, на черных лошадях. Один повернулся к
Пелагее и сказал – смотри, допоешься, носатая. А у нее
нос заметный, с горбинкой.
МИНУС-ТАРАРАМ. Почему вы вспомнили о
ней?
НЕВЕСТА. Ее жених пропал, как и мой. Я
не сейчас вспомнила, я все время об этом думаю.
МИНУС-ТАРАРАМ. Хорошо, давайте поговорим
об этом. Что случилось в деревне у Пелагеи, где живет умный, спокойный народ?
НЕВЕСТА. То же, что и у нас, в городке.
Неделю назад пришел приказ из губернии. Собрать отряд в тридцать человек, не
менее. И отправить в центр. Наши схватились, побежали, насилу собрали по уезду
человек двадцать. Может, меньше. Вы же знаете этих людей. Если власть
приказывает, они выполняют приказ. Потому что так нужно, таков закон
общественной, государственной жизни. Почему вы молчите? (Минус-Тарарам, не
отвечая, внимательно смотрит на нее.) Наши, как
могли, выполнили этот приказ. Из Пелагеевой деревни
прислали двоих. Один сбежал, ее жених остался. И мой. Их отправили, как было
приказано, сюда, в губернию. И по дороге они… пропали. Исчезли. Вот что
случилось. На другой день Пелагея прибежала ко мне в слезах. Говорит – езжай в
губернию, узнай, что с ними сталось. Я приехала – к вам. И спрашиваю – что
случилось?
МИНУС-ТАРАРАМ. Хорошо. Я обещал вам
рассказать, что смогу. Пока не все известно, разбирательство еще идет. Слушайте.
Неделю назад здесь произошел мятеж. Большой, настоящий. Контрреволюция взяла
власть. И разослала по местам тот самый приказ. Собирать ополчение, идти на
Москву.
НЕВЕСТА. Там ничего не было написано про
Москву. Я читала приказ.
МИНУС-ТАРАРАМ. Разумеется, такого там
написано не было. Просто – собрать людей. Ваши собрали. Честно, правильно, как
вы и говорили… об этом народе. Затем было следующее. Мы взяли власть обратно.
Разбили мятежников. И отправили по местам команды – остановить незаконные
сборы. Ваших перехватили на товарной станции.
НЕВЕСТА. Как мятежников?
МИНУС-ТАРАРАМ. Мы разбираемся – как.
Здесь, там, на местах. Везде. Идет следствие.
НЕВЕСТА. Но они ни в чем не виноваты.
МИНУС-ТАРАРАМ. В этом как раз и
разбираемся. Стараемся вникнуть во все детали. В дело замешаны многие, не
только местные… герои, но и внешние агенты и враги. Вплоть до иностранных
послов. Поэтому я вас расспрашивал сначала – кто вы и откуда, зачем явились
сюда? И ваша путаница и нервы показались мне очень
подозрительны. Я вам прямо об этом сказал.
НЕВЕСТА. Да, теперь я понимаю. Лазутчик…
МИНУС-ТАРАРАМ. Да, вы сложный человек. И
дядя ваш непрост. Всё вместе – странный случай. Мне было поручено подробно вас расспросить.
НЕВЕСТА. И что же вы решили?
МИНУС-ТАРАРАМ (достает часть бумаг из
папки). Ничего я не решил. Я поверил вам. Просто поверил. Забирайте эти
бумаги. Это все, что касается вас и дяди. Вас не существует в этом деле.
Спрячьте это, а лучше сожгите. Бумаги должны исчезнуть. И вы должны исчезнуть,
поэтому уезжайте отсюда, незаметно и немедленно.
НЕВЕСТА. А как же мой жених, как
Пелагея?
МИНУС-ТАРАРАМ. Этим занимаются другие
люди. Думаю, что со временем вы все узнаете. Но действуйте максимально
осторожно. Как невидимка.
Странным образом он сам исчезает.
Перелистывая бумаги, Минус-Тарарам превращается в невидимку.
Невеста сидит за столом одна, с пачкой
опасных бумаг в руке.
За окнами на фоне леса выстраиваются две
шеренги одинаково одетых людей. Одна шеренга поднимает колючий ряд винтовок и
по команде невидимого офицера стреляет в другую. Треск, звон стекол в окнах.
НЕВЕСТА. Это выстрелы. (Падает в
обморок.)
В комнату входят Доктор и Уйди. Доктор толкает перед собой больничную каталку. Вдвоем
они укладывают Невесту на каталку. Колеса начинают вращаться, но едет не каталка,
а стены помещения. Они плавно уходят в сторону. Обнажается лес с фигурками
лежащих людей на опушке.
Они лежат по-прежнему, шеренгой.
Другая шеренга распалась на отдельных
людей с винтовками. Они ходят, рассматривают убитых.
Лес медленно скользит, обозначая ровное
движение каталки.
Постепенно она превращается в
железнодорожную дрезину. Доктор и Уйди садятся в нее.
Невеста лежит неподвижно.
Под колесами чертятся рельсы.
Беглецы едут и едут в неведомое будущее.
5
Степь разворачивается максимально широко.
По ее покатым холмам скачет
Моргай на своем громадном коне. Протез его сверкает, маузер палит во все
стороны.
Его преследуют механические монстры,
клоны Властелина пространства, рождение которого мы наблюдали в третьей части.
Идет гражданская война.
Доктор и Уйди
наблюдают ее спазмы, сидя в тени полуразрушенного плетня.
ДОКТОР. От этого не спрятаться ни в
воде, ни на суше. Нигде – ни в столице, ни здесь, на пределе мира. И за
пределом! Всюду эта чертова война. Приятель мой, судовой врач, пишет из Алжира
– там колония наших эмигрантов. Они перегрызлись между собой, как дикие звери.
В пустыне! На берегу темно-синего моря… Даже там, в библейском
раю, воюет сам с собой наш безумный соотечественник.
Очень далеко, на горизонте, продолжается
сражение Моргая с механическими обломками Властелина
пространства.
УЙДИ. В этом и причина, что сам с собой.
Это война первоэлементов, которые спрятаны внутри нас. Правое грызет левое,
верхнее – нижнее. Одна половина – другую. Здесь – внутри! (Стучит кулаком по
груди.) Не все ли равно, где ты, в степи, в лесу или в Алжире?
ДОКТОР. Тогда революция – трещина между
правой и левой половинами страны. России, как человека. По ней прошла трещина.
Распалось большое тело.
УЙДИ. Это поэзия, это ваше.
ДОКТОР. Мое –
анатомия. Трещина сверху донизу. Болит и болит, собака.
УЙДИ. Я вижу инженерную катастрофу.
Революция есть поломка сложного механизма. Это – мое, так мне понятно. Есть
одна версия, она мне интересна. Два огромных колеса времени вращаются в большом
механизме России. Так мне объяснил знакомый историк. Я понял его – по-своему,
конечно. Одно колесо – римское, европейское, вертится с запада на восток. Время
первого Рима течет по широте. Ну, это просто. Ровная история. Понять ее
нетрудно. Другое колесо времени вертится в Константинополе, Царьграде. Второй
Рим – это уже непросто. Там время идет по вертикали, с юга на север. (Показывает
в воздухе, а затем на поверхности своей груди течение потоков времени.)
ДОКТОР. Там турки.
УЙДИ. Там все сразу – толчея, вокзал
всех времен. Ух! Толпа, хаос. Я в первые дни просто
потерялся. Но колесо времени вертится, я понял тогда моего историка. Вертится!
Я это видел своими глазами. Меня не обманешь. Гонит воду по Босфору, гонит
время.
ДОКТОР. Колесо времени. Вы сами поэт,
Уйди.
День стихает. Солнце, тишина, отсутствие
времени. Герои философствуют неизвестно где, неизвестно когда.
УЙДИ. Нет, это не поэзия, это именно
механика. Там, в Царьграде, у меня захватило дух. Я стоял на набережной, позади
новый дворец султана, решетка, как в Летнем саду, ей-богу. Вода у ног разом
стоит и влечется. Я чуть не заплакал. И увидел – колесо. Загребает воду-время и
гонит к нам на север.
ДОКТОР. А в Петербурге – на запад.
УЙДИ. Да, на запад. Задание в том, чтобы
русские колеса работали согласно. Да, мы Третий Рим,
мы спор между первым и вторым. Меня захватила эта теория. Но вышло так, что
этот исторический размах привел к взрыву.
ДОКТОР. Два колеса столкнулись.
УЙДИ. Сшиблись.
Заклинило. Все пошло не так. (Показывает в воздухе, а затем на своем
тщедушном теле историческую катастрофу.) Все пошло на слом, сверху донизу.
Большое устройство распалось. Две его половины вцепились шестеренками
друг в друга. Вот вам гражданская война. Но это – точка зрения инженера. Глупого, наполовину обученного – только физике, только механике.
ДОКТОР. Что же делать? Просто так –
сшить – не удастся. Это я вам как анатом говорю.
УЙДИ. Все сложно. Нужна другая инженерия
времени, другое устройство истории, чтобы все понемногу пошло на лад.
ДОКТОР. Революционная поломка была
закономерна?
УЙДИ. Абсолютно
закономерна! Мы не справились с римскими колесами. И – взрыв.
ДОКТОР. Горизонталь не сошлась с
вертикалью. Да, это страшная анатомия. (Встает на краю степного мира.) А
вы были в Риме? Я-то, ленивый человек, дальше Крыма на юг не выбирался.
УЙДИ. Был. В Риме интересно. Там не
вода, там все по-другому. Как на почте, передают коробки из одной эпохи в
другую. Сначала – снизу вверх. Я с этим быстро разобрался. В центре все раскопано,
глубоко, до самого дна времен. Дома как будто разрезаны, я целый день ходил,
заглядывал в трубы. А земля вокруг коричневая, как картон на почте. И вот…
посылки времени идут вверх. (Показывает в воздухе вертикаль.) Рим
рассылает их по всему свету. (Горизонталь.) Все выходит довольно
складно. Рим – почтамт времен.
ДОКТОР. Да, так выходит складно. Вокзал,
почтамт. Два колеса – все понятно. Но это модель. Стоит в вашей лаборатории на
большом широком столе и все показывает. А выйдешь на улицу – война, хаос. В
России почтамт истории закрыт. Есть ли у нас хоть одно покойное, разумное место?
УЙДИ. Ну, у нас все по-другому. Москва
как будто хороша, в ней много навязано узлов и нитей времени. Но она
неподвижна, вся переплелась, стянула нити, вязнет сама в себе. Что-то шепчет,
Богу молится. Спит. Вопрос-то в чем? В слаженной работе всех колес механизма.
Движение необходимо. Движение – жизнь. Лег на спину, замер – и смерть. (Ложится на спину, Доктор смотрит на него с подозрением: не
собрался ли помирать инженер-философ? Тот
продолжает.) Здесь, в степи, хорошо. Здесь все – движение. Но – нет
плоти. История тут почти не задерживается. Только ветер веет: фых, пых! (Показывает руками ветер.) Пролетел, и нет
ничего.
ДОКТОР (смотрит на горизонт).
Что-то стихла канонада. Не угробили, часом, нашего
бойца?
УЙДИ. Моргай бессмертен. Он – существо
из трещины. Из самого бездонного ничто. Скачет как безумный дух между двух колес.
На свободе, в пустоте. В нас во всех живет эта вольная пустота. Не Моргай, так
кто-нибудь другой. Этот тип в России не переведется никогда.
ДОКТОР. А за границей такой тип никогда
не заведется. Там, где мой друг, хирург с корабля «Меркурий», жарится в
пустыне. В эмиграции пустотелый русский человек растворяется. Исчезает, умирает
от этого ничто вокруг себя. Там нет его. Он дырка в дырке. И никогда он
мирового пожара не разожжет. Ересь все это. Пустота в пустоте. Странно. Я вслед
за вами в этой степи скоро сделаюсь философом. (Вдыхает полной грудью.)
Все из-за ветра. Залетает в рот и далее, до самого желудка. Заносит в организм
новые дикие слова.
УЙДИ. Да, здесь воздух полон. А в Алжире
пуст. Для нас. Мы же не бедуины, мы… северяне.
ДОКТОР. Вы и там побывали?
УЙДИ. Где я только не бывал. По долгу службы. Приглядывал за
кораблями по всему свету. Вплоть до Мадагаскара.
ДОКТОР. Батюшки!
УЙДИ. Да… наглотался пустоты. Кстати, с
кораблем «Меркурий» я знаком. Красавец корабль. Пропадет ни за грош, как и все
мы. Не в этом ли наша беда? Мы путешествуем по всему свету, читаем на всех
языках, наши головы распухли до великаньих размеров.
Но приходит время, и выясняется, что мы не помещаемся в собственной стране.
Да-да, в России. Необъятной, поместительной – не помещаемся! Наши головы, наши
мысли размером во весь мир. А тут – царь, дворяне, какие-то костюмы, перья.
Старая, ветхая оболочка. Размеры не совпадают. Человек-Россия рвет на себе эту
тесную оболочку. Ткань бытия трещит. Это выстрелы. Льется кровь. Идет война.
Зачем я выучился на инженера? С матерью поссорился…
ДОКТОР (садится обратно в кружевную
тень плетня; нужно отвлечь старика от мрачных мыслей). Правда ли, что вы
всюду взвешивали воздух?
УЙДИ. Нет, все это племянница выдумала.
ДОКТОР. Красиво выдумала. Она вас любит,
рассказывает про вашу жизнь легенды и романы.
УЙДИ. Да. Кому-то. Только не мне. Теперь
и вовсе умолкла. Раньше я молчал, теперь она. Я понимаю ее. Мы с ней одно и то
же.
ДОКТОР. Да, она теперь словно камень.
УЙДИ. Потеряла жениха. Теперь она ничья
невеста. Дырка в дырке. Что с ней делать?
ДОКТОР (после долгого молчания).
Пусть она будет моя невеста. А что? Научу ее уколы делать.
УЙДИ (помолчав в свою очередь). Я
– за. Всю жизнь уговаривал ее пойти в медицину. Но она
не согласится. Ослиное упрямство.
ДОКТОР. Попробовать-то можно.
УЙДИ. Попробуйте. Вон она идет. Может,
вымолвит… хоть словечко.
Входит Невеста. Останавливается на
порядочном расстоянии.
Стоит, кусает губы, не знает, как
связать слова.
УЙДИ. Здравствуй, племянница. Скажи
что-нибудь.
НЕВЕСТА. Там, в подвале, Моргай. Лежит,
видимо, умирает. (Вытирает слезы.) Приполз, я не заметила как.
Они спускаются вниз на один уровень,
сразу от плетня, словно шагнув под землю.
Моргай
лежит на авансцене в своем сверкающем протезе, мушкой вверх.
МОРГАЙ. Здорово, городские! Не ждал вас
тут увидеть. И вас выгнала взашей гордая столица.
ДОКТОР. Здравствуй, Моргай. (Садится
рядом с раненым.) Столица, говоришь… Где она, столица? Бардак, пустыня.
Мы бежим от пустоты. А ты, я смотрю, все воюешь? Один, со всем пространством.
МОРГАЙ. Неправда, доктор. Ошибаешься.
Оно за меня. Оно – степь. Я, как сюда попаду, сразу оживаю. Там мертвый, здесь
живой.
ДОКТОР. Ну, ты не очень-то живой.
Смотри, как уложили тебя железные машины. Строго горизонтально.
МОРГАЙ. Прижарили, сукины
дети. Они теперь лучами жгутся, кусают, как степные волки. Отец, это ты им
такое оружие придумал?
УЙДИ. Нет, у меня старое железо.
Снаряды, бомбы, пули.
МОРГАЙ. Это правильно. Это по-людски. А
то – лучами. Или газом, это уж совсем… как в аду. Дьяволы, антихристы!
ДОКТОР. Лежи спокойно. Еще нужно
придумать, как лечить эту новую дрянь.
УЙДИ. Никак. Теперь само время жжется.
Революция.
МОРГАЙ. Не согласен. Революция тут ни при чем. Мы сами виноваты. Мы разные, нас много, она одна.
УЙДИ. Одна? (Берется
за голову. Новая инженерная мысль?)
ДОКТОР. Он, кстати, прав. Революция тут
ни при чем. Лучи и газы выдумали раньше.
МОРГАЙ. Революция, она не газ, а ветер. Сообрази
это, ученый. А ты, доктор, не мучайся. Лечить эту дрянь просто. Нужно накопать земли почище,
ближе к реке. Я скажу где. (Похоже, он начинает бредить.) Насыпать мне
за протез, я повожусь в ней, как пес, и оживу.
ДОКТОР. Ты дикарь, Моргай. Там же одни
микробы.
МОРГАЙ. Сам ты микроб! Думаешь, что
образованный человек, а народной мудрости не ведаешь. Льва Толстого не читал.
ДОКТОР. Господи помилуй! Он-то здесь при чем?
МОРГАЙ. При том.
Он, как народ, все наперед знал. Он многое что понимал – про землю, про воду.
Он писал, что нужно найти последнюю реку, поближе к ней живой земли, вывозиться
в ней, и спасешься.
ДОКТОР. Что у тебя творится в голове?
Лучом, наверное, попало. Толстого вспомнил!
УЙДИ. Мы с ним, кстати, виделись
несколько раз.
МОРГАЙ. Да что ты! Расскажи, отец, я
хоть умного человека напоследок послушаю.
УЙДИ. Вы, голубчик, лежите спокойно. И
слушайте доктора. И не нужно никакого «напоследок». Про Толстого я вам потом
расскажу. Он, кстати, обругал меня, и очень зло, за то, что я придумываю новые
пушки.
МОРГАЙ. Ну, тут он кое-чего недопонял.
Артиллерия – важнейшее дело.
ДОКТОР. Он, кстати, был артиллерист.
МОРГАЙ. Да ладно… артиллерист. Подносной фейерверкер. Видали мы таких.
Писатель – другое дело. (Точно, он бредит.)
НЕВЕСТА (подходит, садится рядом с Моргаем). Где тут последняя река?
МОРГАЙ. Вот правильный вопрос. Все
поняли? Медсестра и то умнее доктора.
НЕВЕСТА. Какая медсестра?
МОРГАЙ. Ты и есть… сестра. Кто же еще? А
как по-другому? Сестра милосердия.
НЕВЕСТА. Вы что, сговорились?
Три мудреца качают головами. Никто не
договаривался.
МОРГАЙ. Сестра, конечно. Ты как вошла, у
меня глаза открылись. Слушай, не перебивай, времени мало. Мне до утра нужно
уйти отсюда, чтобы не навести на вас эти… горячие лучи. Слушай. Последняя река –
за огородами, потом еще бахчи, они сейчас затоплены, пойдешь по щиколотку, не
бойся. И в самом конце – река, небольшая, черная. Прячется от солнца, вы, городские,
сразу и не заметите. Река-тайна, вся в кудрявых деревах, как у бабы между ног…
НЕВЕСТА. Ну конечно! Пошел сравнивать.
МОРГАЙ. Не перебивай меня, лучше
поторопись, видишь, я уже бредить начинаю. У этой реки найди теплое место, там
и копай. Холодного не бери, от него я не оживу, а наоборот, окоченею – и
прощай. В одно мгновение. Господь сожмет меня в горсти… и нет
пространства. (Теряет сознание.)
Невеста, Доктор и Уйди
производят таинственные процедуры.
Протягивают по краю сцены узкую
прозрачную пленку (река), затем полосу черной шелковой ткани (земля), осторожно
вынимают Моргая из оружейного ствола, оборачивают его
рекой и землей и упаковывают обратно в железо.
Боец открывает глаза.
Стремительно светает. Революционное
время движется скорым темпом. Степь звучит на утренние голоса.
Является героический
конь Моргая.
Героя усаживают в седло. Он снова готов
к борьбе за победу революции.
ДОКТОР. Ну, прощай, герой. В общем… мы пока здесь. Потом когда-нибудь вернемся в столицу.
Она очнется, оживет. Это неизбежно. Хотя и хорошо у вас тут. Пространство
свободно. Когда переедем, дадим знать. Тогда приезжай. Только без маузера. А то
прискакал тогда, устроил гражданскую войну.
МОРГАЙ. Ты о чем, брат? Я не был там уж
сколько лет.
ДОКТОР. Здравствуйте! А на демонстрации,
тогда, на праздник. Тарарама грохнул.
МОРГАЙ. Что – на праздник? Какой? Я бы
запомнил. Я не убивал балаболку. Мы же договорились.
УЙДИ. Погодите. Я тоже так тогда
подумал. Там был кто-то в вашей маске. Это теперь обычное дело. Новое
начальство делит власть. Пока они половину своих не
угробят, не успокоятся.
МОРГАЙ. Вот гады!
А все на нас валят. Паразиты, вши, микробы.
УЙДИ. Ну их
совсем, не обращайте внимания. Они очень малы. А мы велики. Так велики, что страна на нас трещит и лопается, как детская
рубаха. Давайте, голубчик, обнимемся. (Обнимается с героем.)
МОРГАЙ. Ты понял, доктор? Это был не я,
а маска.
ДОКТОР. Понял. Прощай, Моргай.
НЕВЕСТА. Слушай, Моргай, у меня к тебе
просьба. Если вдруг тебя… если ты окажешься – там. Ну,
мало ли. Если встретишь моего бывшего жениха, передай, пожалуйста, привет и все
такое. Я его помню, мы помним. Пожалуйста.
МОРГАЙ. Это обязательно, сестра, об этом
я никогда не забуду. Но ты тоже, смотри, не забудь. Как переедешь в город,
сразу в медицинский.
Она машет на него рукой.
Моргай
обнимается с ней и Доктором.
Усаживается покрепче на своем грозном
коне, с громом выволакивает саблю из ножен.
МОРГАЙ. Ну, сукины
дети, марсиане. Где там ваши волшебные лучи? Я – гром! Я вам покажу войну в
пространстве. Морга-а-ай!
Устремляется к краю земли, сизому,
наполовину скрытому в утренней дымке. Раздаются выстрелы. Из-за покатых горбов
земли навстречу герою поднимаются боевые вышки, в самом деле
чем-то напоминающие треножники марсиан из романа Герберта Уэллса.
Но им не справиться с
Моргаем. Ветер сносит их нелепые конструкции.
Доктор, Невеста и инженер Уйди машут вслед Моргаю, смеются, каждый по своему поводу.
Перед ними обнажается голая
революционная земля, открытая далеко, до самого горизонта.
•
Федор Фокин – автор пьес для чтения, историко-философских
исследований.
Публикации: «Балкон» (1986),
«Корпускулы (1989, премия Министерства культуры СССР), «Люди лучше, чем газеты»
(1992, журнал «Драматург», 1994), «Дроктульфт, или
Воздушные тревоги» (1995), «Паломник» (1997), «Время начинать убираться»
(2003).