Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2016
Федор Ермошин родился и живет в Московской области. Кандидат филологических наук.
Пишет прозу, эссе, сценарии. Печатается в журналах «Октябрь»,
«Знамя», «Новый мир», «Вопросы литературы», «Киноведческие записки», на сайте
«Татьянин день». Финалист литературной премии «Дебют» в номинации
«Эссеистика» (2010).
Фильм Романа Либерова «Сохрани мою речь навсегда» (2015) о жизни Мандельштама – отчасти анимационный, отчасти документальный, отчасти кукольный микс – странное сочетание жанров, «сочинение для кинотеатра со зрителем». Удивительно, что картина, столь сложная по технике, снималась без привязки к юбилейной дате, практически своими силами, с миру по нитке, что уже своего рода подвиг. Но нельзя не сказать и о тех проблемах, которые фильм Либерова по-новому высветил.
Воссоздать на экране образ Мандельштама, который весь – «пропущенные звенья», – возможно ли это в принципе? Приблизить к нам поэта, от которого остались в лучшем случае дюжина фотографий и десяток скрипучих, еле слышных записей на фонографе (только острый голос, тонущий в шуршании), – у кого такое получалось? Визуализировать жизнь гения, столь разного в различных воспоминаниях о нем, поражающего то мужеством, то простодушием, подвижного, изменчивого, напоминающего исчезнувшую птицу, – зачем? Он жил в эпоху слова, погиб за слово и остался в нем. Чем могут быть полезны его стихам подпорки кино?
«Сохрани мою речь» в какой-то момент пленяет ненаигранной любовью к Мандельштаму. В каждом кадре видно стремление найти фактуру эпохи, услышать «шум времени», который был ему столь дорог. Тут и солнечные камни древнегреческих развалин, снятые с поразительной резкостью, и облитые дождями поверхности петербургских набережных, и «твердыня Notre Dame» – своего рода акмеизм в кино…
И все же образ художника за работой – задача, которая удавалась единицам. Так, у Тарковского в фильме «Андрей Рублев» мы не увидим великого иконописца за написанием икон, и это неслучайно – слишком трудно в таком случае приходится актеру: как сыграть вдохновение? – да и приходит оно не всегда в самый кинематографичный час. Тем более если речь идет о художнике слова. Возьмите, к примеру, фрагменты фильма «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину» (2009), картины Хржановского о Бродском, на которую Либеров безусловно ориентировался и где роль поэта играл хороший актер Григорий Дитятковский. С одной стороны, в первую секунду возникает поразительный эффект: будто режиссер откопал откуда-то уникальный архивный материал. Но во второе мгновение любая неточность в гриме, в интонации, в мелочах отзывается саднящей болью: это все-таки фейк.
Всякий раз автору нужно находить в таких случаях свою меру условности. И то, что Мандельштама в фильме Либерова олицетворяет кукла на леске и шарнирах, – блестящее художественное решение. Кукла Мандельштам на берегу моря, сидящая к нам вполоборота, кукла Мандельштам с удивительно живым, открытым, несмотря на неподвижность, лицом, идущая вдоль застывшей толпы по Москве 30-х годов… Каждый раз подобные мизансцены сразу обозначают смену эпохи, одушевляют ее и ты забываешь, что все это миниатюрно, сделано чуть ли не «на коленке» и вызвано к жизни лишь силой фантазии авторов.
То же самое можно отнести и к изображению в целом – в «Сохрани мою речь» оно и правда поэтично. Экран становится то рябой поверхностью канала, то дрянной волокнистой бумагой, на которой писались великие и блаженные стихи, то бетонным блоком, где чернеют граффити с классическими строчками.
Однако всему этому можно порадоваться лишь при одном условии: если выключишь звук. Утрирую, конечно, но все же закадровый текст создает в фильме ощущение чрезвычайной избыточности, будто автор решил любой ценой включить в картину все мандельштамовские greatest hits. Но и это не все. То и дело сменяют друг друга цитаты из воспоминаний, писем, агентурных донесений, фразы и фразочки, острословья и присказки: «бежит волна-волной, волне хребет ломая». И если кукольный Мандельштам на шарнирах, и игрушечная Ахматова, и такие же трогательные Гумилев и Хлебников, сидящие все вместе под абажуром и затевающие стихотворную перекличку, создают ощущение внезапной телепортации в ту эпоху, то заэкранный гул текста, как ни странно, замысел Либерова рушит. Можно принять даже отделяющие каждую главу заставки, сделанные в супрематическом духе, хотя Мандельштам и Малевич – не самая очевидная параллель. А вот стихи самого Мандельштама – удивительное дело – в фильме часто звучат «не в тему». И, кажется, проблема здесь не в переборе словесного начала, которое всегда губит искусство кино, а в интонации чтеца.
В «Сохрани мою речь» главную роль озвучивает Виктор Сухоруков. Он – первоклассный актер, который создает свой образ восторженного, полубезумного, залихватского Мандельштама, но данный типаж неуловимо расходится с тональностью жестких, резких, трагичных стихов поэта. Это особенно заметно, к примеру, в случае со стихотворением «Куда как страшно нам с тобой…», которое Сухоруков, начиная с полустрочки, читает чуть ли не как песнь о домашнем уюте. Визуальный ряд подгоняется соответствующий, но стихи-то, полные почти психопатологического ужаса перед надвигающейся судьбой, все равно сильнее, их не переупрямить.
Гораздо более «прозаически», без пафоса, и, на мой взгляд, безупречно озвучивает фильм актриса Мириам Сехон. В самых бытовых репликах, при каждом вспоминаемом ею эпизоде частной жизни («бумажку о браке мы потеряли моментально») слышится понимание и приятие будущего, неприкаянность, смелость, печаль. В созданный ею образ жены Мандельштама веришь безоговорочно. Еще одно интересное режиссерское решение Либерова – в том, что этому голосу вторит другой – Инна Чурикова озвучивает роль Надежды Яковлевны в старости, – и финал, где мы слышим их последнюю перекличку, пронзителен до слез.
И все же аудитории, даже подготовленной, воспринять этот фильм будет непросто. Конечно, есть своя нелепость в том, чтобы сетовать на немассовость фильма, повествующего о самом сложном русском поэте ХХ века. «Цитата есть цикада. Неумолкаемость ей свойственна». Но, чтобы удалось вслушаться в обилие этих отсылок к якобы всем известному, зрителю требуется давно забытая, неинтернетная вдумчивость. «Жизнь людей в моих руках, подпишу бумажку – через два часа нет человеческой жизни» – то, что эта фраза принадлежит Якову Блюмкину и сказана Мандельштаму в личном разговоре, из фильма вы не поймете.
Однако нежелание упрощать и разъяснять – осознанный принцип Либерова. Как говорит сам режиссер в одном из интервью: «Вообще люди ходят в кино развлекаться. Но мне бы хотелось, чтобы на моих фильмах они совершали некоторую умственную работу»[1]. И все же, как ни крути, когда смотришь фильм о Мандельштаме, интенсивность смены разнородных закадровых реплик, превращающихся в дайджест, то и дело вызывает желание «погуглить». Непосредственная эмоция тормозится постоянным разгадыванием викторины: а кто же именно сейчас за кадром говорит?
В том-то и дело, что Либеров в своей работе всегда отталкивается именно от произносимого слова: «Когда основное звучание фильма становится представимо, мы сочиняем под него изображение, которое потом еще долго-долго снимаем и монтируем»[2]. Эта обратная последовательность, как мне кажется, предопределяет конечное восприятие фильма: это – в первую очередь – аудиоспектакль, а изображение в лучшем случае движется с ним параллельно, в худшем – входит в конфликт.
Вот и получается, что главное – слышится эхом; безвозвратно ушедшее, которое мы мучительно пробуем восстановить и вообразить. Но и это не всё. В «Сохрани мою речь навсегда» Либеров перекидывает мост в наше время, и вновь за счет характерного голоса, теперь уже нынешней эпохи. Одним из саундтреков фильма оказывается рэп, прочитанный Noize MC по мотивам заглавного стихотворения Мандельштама: за основу взято лишь первое четверостишие, а дальше хип-хоп исполнитель пускается в свободное плавание…
Можно сказать, что в самой избыточности использованных Либеровым средств чувствуется поиск – а может быть, отчаяние. «В процессе работы над картиной у меня было ощущение, что Мандельштам от нас постоянно ускользает. И чтобы его поймать, нам и понадобился монтажный эквилибр»[3], – поясняет режиссер.
Тем не менее главные его удачи – в сценах, сделанных простыми средствами, на междометиях, вздохах, шепотом, где автор отпускает героев на волю. Прекрасен эпизод семейной размолвки из-за того, что Надежда Яковлевна не может правильно записать стихи мужа со слуха… Очень мощно решен разговор Пастернака со Сталиным (роль поэта озвучивает Евгений Стеблов): камера просто панорамирует на стилизованный телефон, а долгий закадровый разговор тем временем тяжелеет и тяжелеет.
В финале совсем исчезает прерывистость, дробность, и фильм становится совсем другим. Последний арест показан одним кадром, как взгляд из окна. Мы целиком слышим сначала письмо Мандельштама и с ужасом ждем последней фразы, а потом – прощальные слова его жены, которой вторит ее же голос, только пожилой. И нет ничего лучше этого простого цитирования. Этим голосам неумолкаемость обеспечена – столько в них горя и любви…
[1] Рома Либеров: «Снимаешь всегда то, что сам хочешь увидеть» (беседовал Дмитрий Осташевский) // Hollywood Reporter, 22.10.2015 / [Интернет-ресурс]: http://thr.ru/cinema/roma-liberov-snimaes-vsegda-to-cto-sam-hoces-uvidet/
[2] Там же.
[3] Коллажи, анимация и музыка Noize MC: Рома Либеров снял фильм о Мандельштаме // [Интернет-ресурс]: http://www.m24.ru/articles/87520