Стихи. Перевод с польского Евгении ДОБРОВОЙ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2016
Перевод Евгения Доброва
Кшиштоф Шатравский родился в 1961 году в Кентшине (Польша). Литературовед, культуролог, поэт и переводчик, президент Ассоциации польских писателей (филиала в Ольштыне), профессор Университета Варми и Мазур. Автор семи книг стихов, романа и сборника рассказов. Переводит с немецкого (Арно Хольц), английского (Уолт Уитмен, Томас Стернз Элиот, Аллен Гинзберг, Чарльз Буковски, Том Уэйтс), еврейского (Иегуда Амихай), русского (Максимилиан Волошин и современные поэты). Обладатель премии маршала Варми и Мазур в области культуры (2012) и премии Президента Ольштыне (2013), лауреат Международной Волошинской премии «За вклад в культуру» (2016).
Если ты Сократ
Если ты тот, за кого себя выдаешь
ты можешь воистину все
но ничего не желаешь
сидишь вечерком в тишине
проплывающей над головами
как гребни облаков, как отголоски улиц
как гомон детских игр, вой полицейских сирен
а может, это неотложка
несется, чтобы
сбить температуру наших безумных мыслей
всех за и против
и тогда
ты думаешь, не
пора, не сейчас
пока еще не в этот раз
и озябшими пальцами берешь чашку чая
и мысль превращается в образ
и он раскрывается
словами, которые канут в забвение
белые голуби садятся на карниз
ходят по подоконнику, гадят на стены
стучат в окно, расправляя ленивые крылья
и если ты один из тех
кого изучают в школе
ты не можешь ничего
что в большей мере возможно, ведь
ты боишься даже желаний
как надежды, которую запиваешь
чаем густым, словно кровь
выжимаешь слезу из лимона
на ложечку с сахаром
будто капли от боли в душе и любого несчастья
как лекарство от жизни
ведь
ты явлен настолько
что тебя почти уже нет
Над полями
я плыл над полями
не встретил никого
на кладбище за деревьями
не нашел и следа нашего присутствия
длинноногие пауки
таились в листве
в бутылках из-под водки
собиралась роса
в поле
красные комбайны
смешивали запах зерна
с криками косарей
гул машин вдалеке
так долго
я сбегал из разных мест
избегал взглядов и слов
которых не хотел понимать
убегал от памяти
какая река может изменить течение
какое время может убить
радость косарей
и нашу надежду
В каком-то году
декабрь или уже январь
кто еще следит за числами
перелистывает страницы календаря
ждет полночи, глядя на часы
они тихо считают секунды
в краю, где дыхание и слова
скрылись в гортани, не поют птицы
а ночи не холоднее, чем дни
мы еще ловим этот миг
или это нам только кажется
упиваемся неуверенностью
и долго танцуем
чтобы кровь не застыла в жилах
потом я сижу на ковре
перебираю пыльные пластинки
танго Вертинского
первые мурашки от Билли Холидей
тихие мелодии двадцатых
я, собственно, уже ничего не жду
разве что поломки
граммофона, который помнит лучшие времена
таких уже не выпускают, значит
вместе с граммофоном исчезнут и пластинки
и песком скрипящая музыка
уже, наверное, январь, и вот
я закрываю глаза, прежде чем меня сморит сон
и никто не видит, как сильно я обнажен
и как немного
как мало это значит
или включаю свет
чтобы в немом остолбенении
смотреть на его ясное одиночество
и это не
отблеск той ясности
которая должна нас вести
и не рассвет какой-нибудь надежды
Понимание
эта девушка, с которой ты столько лет не знаком
так смотрит на стол, словно завтрак
перепутала с ужином, кофе с молоком
ритуал повседневности
а ты никогда не знаешь
как сильно ее ранят мнения
след от ножа на хлебе, отложенный нож
булка, разломленная ее изящными пальцами
кусок, поднесенный
ко рту
случайная улыбка
путаные мысли, которыми она чарует и дразнит тебя
ты закусываешь губу, словно боишься
что-то потерять
а она рассказывает твои желания
словно читает с облаков
естественно, в такой момент
немногое можешь понять
Генетика
разве кого-то еще интересует
что досталось от матери
что живет после отца
в сыновьях и дочерях
сколько поколений
завязло под кожей
и разрастается в нас
разве сможет отец насытиться вкусами сына
и разве от желаний матери
научится дочь мечтать
да что кого интересует
сколько раз любовь
становилась жестокой болью
и губы спотыкались на словах
путая проклятья и молитвы
всех цветов злобы
всех оттенков смутной тревоги
трескучие, как старая пластинка
как тонкий лед под ногами
мы тихо погружаемся на дно
в вечную нирвану
в рай беспотомственности
Телефон
телефон, который звонит –
он как вода, которую я пью
благословенны тихие, мертвые
ибо у них есть вечность
пиво киснет и становится вином
и вино это едкое, как уксус
разве не смешны такие перемены
правда – словно книга без названия
как библия без бога
как тайный номер моего телефона
Бог под названием время
меняет будущее на прошлое
меняет адреса и номера телефонов
хлеб меняет на черствый хлеб
а водку на воду, которую я пью
когда звонит телефон