Рассказ
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 3, 2015
Илья Лебедев
родился в 1988 году в Москве. В 2009 году окончил биологический факультет МГУ. Там же в 2012 году
защитил кандидатскую диссертацию. Работает научным сотрудником в университете,
немного преподает в Высшей школе экономики и в негосударственной школе «Муми-тролль».
Немногие
написали: так указывает нам Христос. Только одна женщина ответила: я помогаю,
потому что это угодно Аллаху. Большинство же людей откликнулись на Призыв, не зная,
Кто их позвал.
(из разговоров)
1
Андрея А. освободили от призыва в
вооруженные силы на заседании призывной комиссии утром пасмурного осеннего дня.
Заместитель председателя так и сказал: «Вы, Андрей Фомич А., освобождаетесь от
призыва на военную службу в связи с присуждением вам учетной ступени кандидата
биологических наук». И спросил, имеет ли Андрей вопросы.
Перед заседанием он сидел в коридоре и
ожидал своей очереди. Призывников явилось на заседание человек пять, и все они
расселись по пластмассовым стульям, расставленным вдоль стены с плакатом
«Родину любить – родину защищать!», и портретом какого-то советского маршала. В
помещение для заседаний мимо Андрея проходили члены призывной комиссии:
чиновная тетя из управы, лысоватый мужчина – представитель органов образования.
Или что-то в таком роде. Таблички на заседаниях всегда перепутаны, так что
запомнить все должности не получается.
По коридору комиссариата ходил туда и
обратно пузатый начальник
Дугин. Андрей завидовал тому, какой у начальника голос. С этим голосом он
близко познакомился месяцем ранее, когда явился в военкомат лично. У него уже
была степень, но еще не было диплома, и начальник своим замечательным голосом
объяснял Андрею, как отлично Андрей пойдет служить. «Не прикидывайся шлангом, –
говорил начальник Дугин. – Ты, Андрюха, кандидат наук, умный человек, читать
умеешь. Читай, чего написано: диплом требуется согласно закона, документ государственного образца. А
не твоя распечатка компьютерная». Андрей слушал начальника, тосковал и очень не
хотел идти судиться. А хотел Андрей такой голос, потому что таким голосом можно
не только бессмысленно пугать кандидатов наук без диплома, но еще и очаровывать
девушек.
Начальник встал перед призывниками и
спросил:
– В армию есть кто?
И никто не поднял руки. Предыдущий
начальник, полковник Сергиенко, в таком случае сказал бы: «Вот вашу ж мать». Но
начальник Дугин был человеком штатским и респектабельным. Поэтому он просто поцокал языком и стал допрашивать секретаршу, почему не
явился некий Муськин, который должен был явиться и
который как раз в армию.
– Не знаю, Федор Борисович, не знаю, –
говорила секретарша.
– Звоните Муськину! Где эта сука? – спрашивал начальник.
Он все время перемещался по коридору, но
благодаря голосу был повсюду слышен.
– Военком со встроенной громкой связью,
– пробормотал длинноносый призывник слева от Андрея.
Андрей про этого призывника знал.
Призывника звали Борисом Борисовичем Б. Старший брат Бориса Борисовича, Павел
Борисович, приехал из армии в ящике, по каковому поводу сам Борис Борисович
имел право на освобождение от призыва на военную службу. Но убедить в этом
начальника Дугина все никак не удавалось.
Представитель органов внутренних дел, то
есть полицейский, пришел незадолго до заседания. Поздоровался за руку с начальником,
снял форменную фуражку, перед тем как войти в комнату. Андрей совсем не обратил
на него внимания, расслышал только, что начальник и полицейский обсуждали
какой-то «привод» кого-то, который уже должным образом оформлен, и дело теперь,
конечно же, пойдет. «Скоты», – подумал про себя Андрей, будучи скорее
противником призывной системы, нежели ее сторонником.
Перед самым объявлением первой фамилии
начальник еще раз вышел зачем-то. То ли справиться снова о Муськине,
то ли протокол какой-то взять. По пути начальник увидел дедушку в белом халате.
– О, – возгласил он, – здравствуйте,
доктор! Как у нас дела? Все ли видят? Все ли слышат?
– Вше годы к шлюшбе, – ответил старый доктор.
У него не очень хорошо поворачивался
язык, поэтому Андрей не всегда понимал его вопросы на медицинской комиссии. Но
это ничему не помешало – доктор пересчитал Андреевы глаза и уши (имелся полный
комплект) и вполне этим удовлетворился.
Призывников на комиссии вызывали по
фамилиям, отчего-то с конца списка. Но их было немного, и очень скоро Андрей
оказался перед лицом заместителя председателя. Он немножко удивился, когда
увидел, что председателем сидит вовсе не пузатый
начальник комиссариата, как бывало раньше, а какой-то неизвестный
молодой гражданин с несимпатичной улыбкой. Самого же начальника посадили за
школьную парту около входа в помещение, и он писал там какие-то документы. А
выступал в случае надобности тихонько, без применения голоса.
Андрей раскрыл было рот для доклада:
– Я, призывник Андрей Фомич А., на
заседание…
Но заместитель председателя комиссии
перебил:
– Так-так, Андрей Фомич А. Отчество какое – Фомич. У меня кота
зовут Фомич, так он тоже хитрый и сообразительный. Вы у нас, говорят, кандидат
наук? Это правда?
Андрей подтвердил, что это правда, и доложил в ответ на
последовавший вопрос, что в армию он не хочет. Это была даже не проформа, а
такой призывной юмор – призвать кандидата таким порядком нельзя даже при полном
его желании.
– Это вы, значит, биологических. Где вы работаете и кем?
– Я научный сотрудник Московского
университета.
– И чем же занимаетесь?
– Мозгом, – ответил Андрей. – Изучаем
мозг.
– Кто ж это вам дает, интересно? –
спросил заместитель председателя. – Я бы не дал свой мозг изучать.
– Мы работаем на животных.
Справа от заместителя председателя сидел
еще один такой же молодой мужчина с неприятной улыбкой.
– На котиках? – спросил он, неприятно улыбнувшись.
Андрей посмотрел на него.
– На грызунах, – ответил он и показал
руками размер. – На небольших грызунах.
Перед мужчиной стояла табличка, из
которой следовало, что он – мать гражданина, отбывающего в настоящий момент
службу по призыву. Ну есть в
законе такой член призывной комиссии.
– Вы, значит, работаете, чтобы приносить
пользу государству. Чтобы лечить людей, правильно? – Заместитель председателя комиссии
неприятно улыбался. – Чтобы они были годны к службе в наших вооруженных силах,
верно?
– Медицина – важнейшая область
прикладного значения физиологии, – сказал Андрей. Он в свое время отправился
учиться на кафедру высшей нервной деятельности, потому что хотел понять, что
такое человек. Оказалось, однако, что на кафедре занимаются более сложными
вопросами.
Заместитель председателя ответом
удовлетворился и принялся листать какую-то инструкцию. Андрей огляделся.
Призывная комиссия, на полминуты развлеченная обсуждением призывника-кандидата,
вновь скучала. Представительница медицинской комиссии просматривала чье-то
личное дело. Мать отбывающего
службу по призыву усмехался чему-то в телефоне. Полицейский сидел набычившись, ни на кого не глядел и стучал по
столу ручкой.
– Хорош
стучать, – сказал ему мать отбывающего службу по призыву. – Заколебал, все
время стучишь.
Словом, заседание по вопросу Андрея
Фомича А. продолжалось недолго. И его освободили от призыва как кандидата наук.
Дали телефон, по которому через месяц звонить по вопросу оформления военного
билета. Через месяц – потому что такое решение об освобождении от призыва
заочно утверждают наверху.
2
А через два дня у Андрея зазвонил
телефон. С неизвестного номера, как говорится. И Андрей снял трубку. Голос был
хорош. Не такой знатный, как
у начальника Дугина, но в смысле женщин тоже вполне бы подошел.
– Андрей Фомич? – спросили на том конце
провода этим голосом.
Андрей порадовался, что просто по
имени-отчеству, без фамилии. Потому что если и фамилию называют, то дело бывает
совсем неприятное. Например, когда Андрея хотели после выпуска из вуза позвать
на работу в некие «силовые структуры», обещая бронь
от армии и привилегии в жизни, то обращались полностью: «Андрей Фомич А.?»
Кстати, голос был такого же тембра.
Ну а тут просто – без фамилии. И Андрей
подтвердил, что он – это он.
– Это участковый ваш. Вы меня должны
помнить, я был на призывной.
Андрей кинул взгляд на папку, в которой
лежал кандидатский диплом. И сказал, что он участкового помнит. Хотя на самом
деле помнил только, что был на комиссии некто при погонах, стучавший ручкой.
– Можно вас попросить подъехать? Или я подъеду куда скажете. Я хочу
проконсультироваться с вами как со специалистом, так сказать. Вы же мозгом занимаетесь.
Андрей не сразу сообразил, о чем вообще
идет речь. А когда сообразил, пришел в недоумение.
– Я, – сказал он в трубку, – не совсем
понимаю причин и свойств вашего интереса.
Так и сформулировал прямо – «причин и
свойств интереса».
В разговоре выяснилось, что участковый
занимается самообразованием и в личном порядке желает посоветоваться.
– По телефону – это понятно, это одно
дело. Но лично-то – дело другое.
День Андрея был уже расписан. Через
полчаса должен был прийти ученик, а затем Андрей собрался на встречу с
приятелем; предполагалось беседовать о женщинах и успехах в тренажерном зале.
Но участковый оказался настойчив.
– В любое время, – говорил он, – до
девяти часов завтрашнего утра. Я на сутках.
И Андрей договорился с ним на самый
поздний вечер. И пообещал позвонить ближе к делу.
– Как вас зовут? – спросил он
участкового перед разъединением.
Участкового звали Алексеем.
Андрей начал думать. Мысли у него были
путаные, короткие и дурацкие. Например, он сразу же
предположил, что участковый хочет подбросить ему наркотики, а потом
шантажировать. И сразу же подумал гражданственное
– про уровень доверия к сотрудникам правоохранительных органов и про
ассоциации, которые вызывают они у граждан. И еще сразу же почувствовал
совестное – потому что человек ему просто позвонил и хочет посоветоваться, а он
такое думает.
Бесцеремонность происходящего беспокоила
Андрея. Взять телефон в личном деле, настойчиво требовать встречи. Так ведь не
принято. Беспокойство. И Андрей позвонил другу Виктору. Рассказал – вот, мол,
договорились встретиться поздним вечером около церкви.
Друг Виктор выслушал его, а потом
сказал:
– Полицейский из призывной комиссии –
личность вредная и опасная.
Андрей объяснил, что в комиссии заседает
простой участковый, а не специальный призывной полицейский.
– Ну
конечно же, это попытка тебя призвать. Сам посуди: кто же занимается
самообразованием таким дурацким манером? Ты ему скажи
так: извините, я дико занят до конца осеннего призыва. А потом – пожалуйста.
Расценки на репетиторские услуги такие-то, скидка двадцать пять процентов при
условии увольнения из полиции. Я вообще не понимаю, зачем ты согласился.
– Мне неудобно было отказать, – сказал
Андрей. Он не знал, почему согласился.
– Каковы преимущества личной встречи? Ты
имей в виду, в случае чего церковь тебя не защитит.
– Я тоже люблю важные разговоры вести очно, – сказал Андрей, – так что вполне могу его понять. И
потом, вероятность уловки микроскопическая. Призвать меня юридически
невозможно, это нонсенс. Это все равно
что прийти ко мне в квартиру и сказать, что теперь здесь будет бордель, потому
что они так решили.
– Херня
какая-то, – грубо сказал Виктор, – я бы придумал полсотни причин, почему я не
могу.
– Понимаешь, ведь, скорее всего, человек
действительно просто просит ему помочь. И сам готов приехать.
Андрей считал, что людям неплохо бы
помогать друг другу. Он рассказывал это одной из своих учениц на последнем
школьном уроке прошедшей четверти, и теперь ему было неудобно.
– Андрей, – сказал Виктор, – это
полицейский из призывной комиссии.
– Ну и что?
– Ну и то. Это очевидная попытка
призыва. Я тебе объясняю – так самообразованием не занимаются. Это явный бред.
– Бред, – согласился Андрей. – Может, он
мне хочет чего-нибудь подбросить?
Витя помолчал:
– Андрей. У него и без тебя куча
уголовников. А ты у него не уголовник. Ты у него призывник. Слушай, ну в чем
вообще проблема? Неужели ты думаешь, что он обидится, если ты откажешься
приходить к нему?
После разговора с Виктором Андрей
разволновался. Он сообразил, что не хочет приходить к полицейскому поздно
вечером. Андрей перенес встречу с приятелем и позвонил по определившемуся
номеру.
– Алексей, – сказал он, – я тут
переиграл. Давайте не после девяти, а в районе шести вечера.
Алексей мог в любой момент.
Андрей ходил туда-сюда по комнате и
думал все о том же. Ему было одновременно неуютно и почти страшно и вместе с
тем совестно. Потому что реальных оснований для опасений вроде бы не было. Ведь
не было же?
– Это может быть попытка призыва, –
пробормотал он.
Еще можно было позвонить рассудительной
женщине Настасье. Рассудительная женщина Настасья имела обыкновение высказывать
самые здравые суждения, а в случае сомнений привлекать еще и своего до
невозможности рассудительного мужа.
– Ты знаешь, я все могу предположить
сейчас, во все поверить, – говорила Настасья, выслушав его, – после того, что с
нами делали во время той истории с неразрешенным митингом. И после истории с
Галкой, например.
Андрей знал историю с Галкой. Реальных
оснований для опасений в той истории тоже не было. Андрей спросил к слову, есть
ли надежда, что Галка поправится. Но они с Настасьей случились неверующими, а
потому ответить на этот вопрос одновременно мягко и честно было сложно. А
Настасья всегда старалась отвечать и мягко, и честно.
– Но я думаю, что в данном случае ничего
плохого не должно быть. Как-то это было бы совсем уж странно. Я бы поискала на
сайте, есть ли такой участковый.
Участковых Алексеев на сайте было двое –
капитан и майор. Телефон, с которого поступил звонок, однако, соответствовал
участковому Максиму. Андрей решил, что они периодически обмениваются номерами,
а информация на сайте старая.
После разговора с Настасьей Андрею будто
стало спокойнее. Всегда хорошо обсудить с кем-то сложный вопрос. Телефон
зазвонил и показал Андрею эсэмэску
от нее: «Муж говорит разумное.
Лучше пойти без сумки и с минимумом карманов».
Мама если и волновалась, то виду не
подавала. Она выслушала все обстоятельства и все предположения, поудивлялась причудливости правоохранителей в родном
государстве. А потом сказала, что собиралась аккурат в час встречи прогуливаться возле церкви. И,
конечно же, это очень удачное совпадение. Андрей попросил маму прогуливаться
как-нибудь отдельно и независимо.
– Я буду покупать перчатки, – сказала
мама.
– О, – сказал тут Андрей, – а купи
заодно турку для кофе! Там продаются. Нам ведь нужна
турка.
– Нет, – сказала мама, – я стану
покупать перчатки. Я не в настроении покупать турку этим вечером.
– Хорошо, мама, – сказал Андрей, потому
что уважал мамино настроение.
И отправился к церкви.
3
Темная вода закрыла собой небо, но не
проливалась на землю. Сложенный зонтик Андрей упер себе в бок, держась за ручку
рукой в перчатке. Он знал, что со стороны это выглядит нелепо, однако ощущал
себя маленьким маршалом. Мама в магазине неподалеку крутила стоящие в корзине
мужские зонтики-трости. «Правильно, у меня скоро день рождения», – подумал
Андрей. И еще подумал, что из освещенного магазина маме совсем не видно улицу.
Уже подходя к церкви, он позвонил
Алексею.
– Я подойду. Вы по форме узнаете, –
ответил тот.
Однако на остановке как раз случился
зачем-то экипаж с надписью «02» на боку. Полицейские в новых форменных
бейсболках все вместе набились в павильон «Овощи фрукты райский сад» и чего-то
хотели от продавца.
«Ждать заставляет», – еще подумал Андрей
о бесцеремонности Алексея. По осеннему времени было уже темно, темное небо
неприятно давило. Под забором церкви спал бомж. По бомжу шествовала крыса,
ничего и никого не боявшаяся, как и все московские крысы. Когда она поместилась
непосредственно на лице мужчины, Андрей подумал было, что тот не спит вовсе. Но
бомж дернулся спросонья, и зверь лениво отбежал в сторону.
– Это я звонил, – сказал Алексей,
подойдя. Капитан, не майор. – Это я вам звонил, – сказал он и протянул руку. –
Я тут за молоком заходил и задержался. Пойдемте.
«Идем в отделение», – написал Андрей эсэмэску маме. И включил
диктофон.
Алексей шел, широко шагая. И быстро
шагая – Андрей, сам метр девяносто, поспевал с трудом.
– Как наука? – спросил Алексей.
– Ни шатко ни
валко, – ответил Андрей. – Стараемся.
Они прошли через навсегда открытую
поломанную калитку в поломанной же ограде и оказались перед скверно покрашенной
стальной дверью. Внутри таблички «Полиция» задыхалась от старости одна из
трубок дневного света, отчего вся табличка отрывисто мигала в темноте.
Алексей открыл магнитным ключом дверь, и
они вошли. В отделении было совершенно темно, но капитан, конечно,
ориентировался уверенно. Они прошли в боковую дверь, пересекли какую-то темную
прихожую и очутились в светлом кабинете.
– Присаживайтесь, – сказал Алексей
Андрею.
И Андрей сел.
Кабинет был завален хламом, забит
всякими вещами и давно не ремонтировался. Бумаги, папки и коробки с дисками
лежали на столе, на стульях и на единственном шкафу. На привинченной к стене
деревянной полке разложены были милицейские фуражки – еще старые. У Алексея
фуражка была новая, черная и красивая. Словом, в документах, наверное, был
порядок, но в целом обстановка царила самая хаотическая. Андрей теперь мог
разглядеть Алексея – большого мужчину в форме, при погонах. «Чтоб сияли
справедливостью державной». На заседании комиссии представитель полиции
показался видным, а теперь Андрей видел нехороший цвет кожи, одутловатость лица
и совсем непредставительные глаза.
– Вот, – сказал капитан Алексей, – хочу
такое у вас спросить как у специалиста: как память улучшить?
Андрей так себя настраивал, чтобы сразу
же ухватить, о чем вообще пойдет разговор. На каком уровне, чего захотят у него
узнать. По этому первому вопросу Андрей понял все не
совсем правильно. Он подумал, что капитан принял его за кого-то вроде
врача-невролога. И ищет секрет средства, которое улучшит его память. Капитан –
человек серьезный, результата ждет ясного и измеримого.
И Андрей сказал капитану, что обратился
тот не по адресу, к сожалению. И что Андреева наука о полевках да мышах не
имеет средств для улучшения капитановой
памяти. И, признаться, другие естественные науки тоже пока не очень. Только что
в нечистоплотной рекламе или в кино про спецслужбы.
Капитан слушал и кивал:
– Мне вот вообще интересно, как
способности мозга улучшать. Даже, знаете, не по службе, а просто в жизни нужно.
Допустим, препараты какие-то. Упражнения.
– Наша физиологическая наука вам такого
не подскажет. Тут, скорее, психология, наверное. Вот будет на комиссии
призывник-психолог – к нему и обратитесь.
Андрей постарался сказать это так, чтобы
капитан не обиделся. Капитан был большой мужчина в форме, а отделение полиции
было погружено во мрак. Все это настраивало на уважительный лад.
– Видите ли, мы с вами живем в эпоху
деятельной интеграции различных областей знания. Скажем, мозг изучается с самых
разных позиций, и вот теперь люди стараются объединить все эти знания в единую
непротиворечивую картину.
– Да? Я думал, наоборот. Все
разветвляется.
Андрей к дискуссии о философии науки был
не готов, а про интеграцию различных областей знания сказал, чтобы капитан не
обиделся.
– Нет-нет. Напротив, люди стартовали с
разных точек зрения и теперь идут к единой картине. Тем не менее
единая картина пока не выстроена, и физиология дает нам ограниченный набор
практически полезных приемов.
Андрей внутренне сказал себе дурака. Физиология дала человечеству обширный арсенал
практически полезных приемов, однако ни один из них не подходил к этому случаю.
– Ну и в любом случае по возможности
лучше пользоваться путями естественными. Например, тренировать память с помощью
упражнений, вести здоровый образ жизни.
Капитан поднялся и поставил чайник:
– Я вот в школе учился плохо. Но сейчас
я понял про себя, что люблю учиться. Читать люблю. Но не могу разобраться. Вот
скажите, какой есть способ разобраться? Я имею в виду – в потоке информации.
Такой поток сейчас информации. Как улучшить способность мозга анализировать
информацию?
Андрей не знал как. Предмет разговора
был ему близок, однако сказать в ответ оказалось решительно нечего.
– И вот вообще, – говорил капитан
Алексей. – Я вот человек не очень умный. Я хочу способности мозга улучшить. Я
склонен к самообразованию, я читаю. Вот у меня книга.
Капитан читал отпечатанный на мусорной
бумаге огромный том макулатуры под названием «Секреты ума». Андрей поглядел
содержание. От Шри-Янтры до тринитаризма,
от речи животных до Господа Бога. Благодарности объявлены автором как приличным
людям, известным ученым, так и отъявленным фрикам.
– Я читаю вот эту книгу, книга
интересная. Но как-то пока я из нее, честно говоря, не могу главное извлечь для
себя. Ну, может, потому что читаю всегда уже когда
устал, после суток.
Андрей затосковал. Его собственные мозги
сделали попытку отстраниться от происходящего. Вечером, в участке, в освещенном
обшарпанном кабинете, окруженном темными коридорами,
он сидит с капитаном полиции и тот спрашивает его, Андрея, как стать умнее.
Потому что давеча на заседании призывной комиссии Андрея освободили от призыва
на военную службу, так как Андрей – специалист по мозгу. Логика капитана была
безупречной. Он не мог разобраться в потоке информации и потому считал себя
неумным. Чтобы стать умным, он читал книгу про ум. Не
находя в книге ответа, он стал искать, с кем посоветоваться. И на заседании
призывной комиссии увидел Андрея Фомича А., специалиста по мозгу.
И теперь специалист по мозгу сидел у
него в кабинете и тосковал, потому что никакого способа объяснить капитану
нужное у специалиста не было.
– Вот видите, я выгляжу на тридцать пять
лет.
Капитан выглядел под сорок.
– А мне двадцать восемь. И я вот хочу со
здоровьем поправить.
Он раньше курил и много пил, но теперь
бросил. Андрей эти изменения одобрил, но указал, что еще у капитана работа нервная
и спит он нерегулярно. Что вредит капитанскому здоровью ничуть не меньше
спиртного и сигарет.
– А правда ли то, что нервные клетки не
восстанавливаются?
Андрей как умел
рассказал про возможности восстановления мозга и про возможности постепенной
компенсации его повреждений. Алексей обрадовался.
В кабинет неожиданно вошла женщина в
форме и в огромных роговых очках. Она раскрыла было
рот, чтобы что-то сказать, но увидела Андрея и осеклась. Видимо, вид его был
или непривычен, или отчего-то неуместен в этом месте и в этот час.
– Добрый вечер, – сказал Андрей.
– Добрый вечер, – сказала женщина, и
оказалось, что у нее нет голоса.
– Дозвонились? – спросил сотрудницу
Алексей.
Пока они обсуждали между собой дела,
Андрей оглядывал кабинет и размышлял, кто обычно оказывается на занятом им
стуле. Навряд ли преступники. Скорее, граждане,
пришедшие к Алексею за помощью. Интересно, хорош ли он как участковый?
Эффективно ли защищает вверенных ему граждан от пьяни, хулиганов, мошенников?
Нельзя было сказать. Андрею отчего-то казалось, что Алексей, наверное,
добросовестный. Во всяком случае, привычным ленивым хамством
от него не пахло.
Женщина еще раз взглянула на посетителя
и вышла.
– Вот, работа, – сказал Алексей. –
Работа.
Алексей рассказал, что ранее работал в
другом округе. Но там его как-то «подставили», и он был вынужден взять
больничный.
– И знаете, когда я лежал дома, я понял,
что там мною манипулировали, использовали как бы меня. Пока я работал, у меня мозг
был полностью загружен и я не понимал. А как отдохнул, сразу увидел, что мой
начальник – он как бы не совсем, скажем так, честный.
Что я там за всех работал и за всех виноват вышел.
Андрей хорошо знал ноты этой песни.
Американские психологи вполне изучили этот феномен, используемый работодателями
всего мира. Андрей произнес английское выражение, по которому нужно было искать
в интернете. Капитан не понял, и тогда Андрей отыскал перевод в каком-то
русском блоге.
– Интересно, – сказал капитан.
– Там вообще мыслят более функционально,
– автоматически заметил Андрей.
Капитан, разумеется, опять не понял, и
Андрей осекся. Потому что теперь нужно было объяснить сказанное, а до сих пор
объяснить не удалось ничего, в том числе и куда более простые вещи. Потому что
ни под какие Андреевы слова не было в голове у капитана готового места. И мысли
Андрея не цеплялись за мысли капитана, а производили только эффект малопонятный
и несообразный.
Старый принтер около двери неожиданно
заворчал и выдал лист бумаги.
– О, – удивился Алексей, – сам печатает.
Я не посылал ничего.
Он прошел к принтеру и взял лист. На
листе была напечатана непристойная картинка с непристойной подписью. Капитан
смотрел на нее с веселым удивлением. «Электронные базы с данными граждан в
полной безопасности», – подумал Андрей.
– Ну, представьте себе. Вот мы пишем
научные статьи. У нас, в России, это процесс творческий, философский,
психологический. Предмет искусства фактически. А американец берет английскую
методичку «Как правильно писать научную статью» и действует по инструкции.
– Вот, – обрадовался Алексей, – я и
говорю, вот чтобы инструкция. Вот где мне взять инструкцию?
– А про что вы хотите инструкцию? –
спросил Андрей.
Чайник вскипел и щелкнул кнопкой.
– Ну вот
знаете, вот про все. Я говорю, теперь такой поток информации обо всем и мозг не
успевает обработать.
Алексей говорил в основном не про себя,
а про свой мозг. Андрей поначалу думал, что это специально и служит как
оправдание всего разговора. А потом понял, что и сам обыкновенно мыслит и
изъясняется так же, только выражается чуть менее наивно.
– Я же чего хочу-то. Ну
вот просто как все люди, я хочу счастливым стать, знаете. Ну
обычно, как все люди. Чтобы семья, жена. Как-то понять, как организовать свою
жизнь.
В соседнем доме рассматривала зонтики
мама. Андрей любил слушать, как мама в школе обучает учеников обществознанию.
Мама много говорила им про счастье человеческое, а учитель биологии Андрей
Фомич сидел в дальнем углу класса, перенимал педагогический опыт. Но сам он не
умел как мама, а капитан полиции не был школьником.
Он говорил капитану, что правильно тот
бросил пить и курить. Но вот работа у него нервная, и нехорошо это для мозга.
«Человек меня спрашивает про то, как ему все понять, а я только и могу сказать,
что курить вредно», – думал про себя Андрей.
Нервную работу Алексей оставить не мог.
Он хотел иметь знакомства для будущего маленького бизнеса. Правда, работа могла
закончиться знакомствами, исключающими всякий бизнес. Ну
риск, чего поделаешь.
– Но бизнес-то не главное. Вот я сейчас
работаю, потом еще чего-то будет. Я хочу свое место понять. Даже не знаю, как
это вам объяснить, может, это необычно. Ну вот вообще.
Андрей поднял глаза и посмотрел на
капитана. Большую-то часть времени он глядел в стол. На столе лежал клочок
бумаги. Было напечатано: «оперуполномоченному полиции майа…», а дальше оборвано.
У Андрея не было инструкции «Как
правильно разобраться в жизни». Такой инструкцией, по-видимому, располагали
некоторые другие люди, но они отсутствовали в кабинете. «Почему ты обратился ко
мне? Как повернулось твое ищущее мышление на этом пресловутом заседании, что ты
решил, будто специалист по мозгу мышей Андрей Фомич А. расскажет тебе, как во
всем разобраться?» – мысленно спрашивал Андрей капитана. Он уточнил специально,
часто ли капитан беседует так вот с людьми. Нет, не часто. Только раз и
пришлось. Со специалистом по мозгу.
– Алексей, – сказал Андрей, – вот вам
двадцать восемь лет, а мне двадцать пять. Понимаете? Ваши вопросы – они ведь
больше даже не в области научного знания лежат, не в области научной
компетенции. – Андрей отстранил от вопроса науку и ничуть не устыдился. – Тут
ведь больше вопрос жизненного опыта, общего понимания вещей. Поиска себя, как
говорят. Беспокойства.
4
Андрей вышел из отделения и пошел
обратно к церкви. Там ждала его мама, интересующаяся, чем все окончилось, и,
верно, подобравшая уже и перчатки, и зонтик. Но рассказывать не хотелось. И
непонятно было, как рассказать. И разобраться в собственных ощущениях не получалось.
Андрею было стыдно и совестно. Потому что ни единого слова полезного не смог
сказать он ищущему капитану, желающему стать умным. «Волшебник Изумрудного
города, – думал он про себя, – кандидат кислых щей. Смените работу, обратитесь
к психологу, займитесь какой-нибудь практикой наподобие йоги». Важнейшим
аспектом собственной мыслительной деятельности Андрей всегда считал философское
осмысление происходящего. Может быть, и самым важным. И теперь он ощущал себя провалившим важный экзамен.
Привычное беспокойство овладело им. Над
церковной колокольней в темноте кружились вороны, и ему казалось, что каждая
ворона обозначает вопрос.
Бомжа около ограды церкви уже не было.
Наверное, разбудила его в конце концов крыса или
полицейские из экипажа. Неподалеку около входа в парк толпа мужчин пьяно
распевала какую-то песню о любви.
Андрей медленно шел вдоль церковной
ограды по не очень хорошо освещенному тротуару. Подходило время встречи с
приятелем – часы, пристроенные недавно на колокольню церкви, откашлялись и начали
бить восемнадцать сорок пять. Ворона, сидевшая над циферблатом, была вполне
привычна к этому звуку и продолжала вертеть во все стороны головой. Три
четверти часа, три перезвона. Женщина, проходившая в тот момент тем же
тротуаром, остановилась и начала истово креститься,
кланяясь и бормоча чего-то.
«Это просто часы бьют, дура! Дура!» – подумал про себя
Андрей.