Опубликовано в журнале Октябрь, номер 10, 2015
Юлия Подлубнова
родилась и живет в Екатеринбурге. Кандидат филологических наук, доцент
Уральского федерального университета. Как критик публиковалась в «НГ Exlibris», журналах «Октябрь», «Урал», «Новый мир», «Гвидеон» и др.
Похоже, что известная американская славистка, исследовательница творчества Набокова, активно издававшая русскую литературу в США в 1970–1980-е годы, Эллендея Проффер Тисли, написала филологический бестселлер. Ее книгу «Бродский среди нас» (пер. с англ. Виктора Голышева; М.: АСТ: Corpus, 2015) охотно обсуждали в литературных кругах, ее фрагмент публиковали на сайте Colta.ru, появились многочисленные рецензии в прессе и отклики в соцсетях. Стало ясно, что «Бродский среди нас» вызывает неоднозначную реакцию, а это и есть несомненный признак бестселлера.
Причины возможного превращения биографической книги в бестселлер очевидны. Основная причина, конечно, сам предмет разговора – крупнейшая поэтическая фигура ХХ века, занимавшаяся в том числе мифотворчеством, обросшая мифами, которые, как водится, скрывают истинное лицо поэта, подменяют его тщательно смоделированным художественным образом. Наверное, такова участь каждого крупного поэта, Бродский лишь подтверждает общее правило. Его талант, харизма, биография, в которой важное место занимают непростые отношения с властью, имеют несомненное притягательное свойство: читателей у Бродского меньше не становится, даже наоборот. Культ поэта ширится и растет, что в том числе заметно на фоне определенного сдержанного молчания со стороны нынешней власти, продемонстрированного, к примеру, по поводу недавнего семидесятипятилетнего юбилея Бродского, который вопреки неубедительным попыткам перекодировать поэта в имперца оказался практически пущенным на самотек (сужу в сравнении с намечаемым на 2017–2018 годы юбилеем Солженицына, сама двухгодичная продолжительность которого, зафиксированная в бумагах, присылаемых из официальных инстанций, показательна, равно как показательны требования к культурным учреждениям уже сейчас запланировать мероприятия в рамках празднования этого юбилея).
Проблема всякого культового автора в том, что культ рано или поздно порождает столкновение двух взаимоисключающих (правда, только на первый взгляд) тенденций в освещении его биографии: панегирическую и критическую. В первом случае запускается процесс идеализации автора, возвеличения его фигуры, подмены мифами фактов. На выходе имеем биографии-мифологии, которые могут быть вполне живыми и убедительными, вроде блестящего по исполнению «Бориса Пастернака» Дмитрия Быкова, но не подвергают сомнению авторские мифы и интерпретации биографических событий, хотя каждый серьезный исследователь подтвердит: то, что писатели и поэты говорят о себе, не всегда соответствует действительности. Во втором случае, предполагающем исключительно критический подход, получаем реакцию на необоснованные или не всегда обоснованные мифологические построения. Культ нередко раздражает, заставляет искать изъяны у объекта почитания, порождает желание написать что-то альтернативное и злое – не буду приводить всем известные примеры подобного рода биографических книг. Проблема в том, что и такие биографии по большому счету работают на привлечение внимания к фигуре поэта или писателя, а это лишний раз свидетельствует о его важности для литературы и культуры в целом, – автор зря старается в своей критике, критика не ведет к забвению, лишь подтверждает значимость критикуемой фигуры. Обе тенденции – панегирическая и сугубо критическая – опасны, и всякий раз радуешься, когда биографическая книга получается вдумчивой, не оперирующей крайними точками зрения, в чем-то мифологизирующей, в чем-то развенчивающей. Скажем, для меня подобными образцами жанра являются «Жизнь Георгия Иванова» Андрея Арьева или «Сергей Есенин» Олега Лекманова и Михаила Свердлова. Книгу «Бродский среди нас», честно признаюсь, поставила бы в этот же ряд, хотя жанр ее не сводится к биографическому исследованию.
Так вот, вторая причина потенциальной популярности воспоминаний Эллендеи Проффер – живой взгляд мемуариста, любящий и одновременно видящий недостатки объекта любви. Автор нашел точный подход к фигуре Бродского, рассуждая о несомненном даре поэта и его значении для русской поэзии и тут же вспоминая о его огромном честолюбии и нелицеприятных поступках вроде отрицательной рецензии на аксеновский «Ожог» или негативной характеристики на Евтушенко (история стала широко известно благодаря самому Евтушенко, поделившемуся ею в третьей части телевизионных диалогов с Соломоном Волковым). По сути, Эллендее Проффер удается воссоздать целостный феномен Бродского, столь разного в своих ипостасях поэта и человека, и именно эта разность в книге становится смысловым и конфликтным ядром, а где есть конфликт, там читать не скучно.
Немалую часть рассказа американской славистки занимает столь необычная для русской литературы история успеха поэта за рубежом. Можно отследить ключевые вехи на пути Бродского к большой славе. Первой будет, разумеется, суд над молодым ленинградским «тунеядцем» и ссылка в Норенское – большой подарок Бродскому от советской власти, сделавшей его известным в кругах советской интеллигенции и – отчасти – на Западе. Именно такой Бродский привлекает внимание молодых американцев Карла и Эллендеи Профферов, полюбивших русскую литературу настолько, что они однажды приезжают в СССР, а после уже не мыслят себя без подобных ежегодных поездок. На Бродского первоначально им указывает Надежда Яковлевна Мандельштам, затем супруги самостоятельно начинают общаться с поэтом и возникает желание помогать ему – желание, руководившее ими долгие годы. К примеру, тот же Набоков, которому Профферы увлеченно рассказывают про Бродского, решает дать денег, чтобы они купили ему в подарок джинсы – всего лишь деталь, но она показательно предвосхищает все то, что Профферы сделали для поэта, что описано в книге без самолюбования.
Профферы существенно помогли Бродскому с отъездом из страны. И здесь остановимся на важнейшем моменте, который содержит книга и который не совпадает с персональной мифологией поэта. Как мы помним, Бродский трактовал свою эмиграцию как принудительный шаг, «высылку». Однако, как пишет Эллендея Проффер, Бродский очень хотел уехать из страны, его антисоветизм был более выражен, чем это принято думать (история про письмо к Брежневу), и потому, собственно, и была выбрана Америка. «Иосиф не собирался ехать в Израиль, не хотел и жить ни во Франции, ни в Англии – он хотел переехать в великую антисоветскую державу».
Профферы сделали так, что отъезд Бродского и его пребывание в Вене привлекли внимание западной прессы – еще один шаг к известности за рубежом.
Кстати, об известности. Бродский, не имеющий привычки к адекватной самооценке, впрочем, и не обязанный ее иметь, был склонен преувеличивать собственную славу, по крайней мере, в разговорах плюсквамперфектум – вспоминая о доэмигрантском периоде, когда появились его первые заграничные публикации. Понятно, что молодого ленинградского поэта знали за рубежом в весьма узких литературных кругах – это точно не та известность, которой ему бы хотелось. Более того, ссылка в Норенское и «высылка» из страны не сделали из него звезды мирового масштаба. Эллендея Проффер вспоминает, как сложно было устроить Бродского на должность приглашенного поэта в американский колледж: его просто никто не знал. Настоящая известность, которую Бродский щедро экстраполировал на свое прошлое, пришла к нему уже после долгого пребывания в Америке, когда он начал осознанно выстраивать жизненную стратегию, нацеленную на вхождение в американский истеблишмент, и когда как результат получил Нобелевскую премию. Наверное, это было самое нелегкое время в общении Профферов с Бродским, ведь он стал весьма щепетилен в вопросе, на кого тратить обаяние и энергию, а Профферы, не принадлежащие к элите, неизбежно казались пройденным этапом. Именно в последних главах Эллендея все больше смотрит на поэта отстраненно, но, надо отдать должное, предельно честно, без унижающей обе стороны иронии. Да, автор воспоминаний выстрадал право утверждать, что Бродский не был мучеником и подвижником от поэзии, а был непростым человеком и не лучшим другом.
Есть еще один неожиданный нюанс в биографии Бродского, проясненный в книге. Эллендея Проффер полагает, что практически всю сознательную жизнь, за исключением последних счастливых лет в браке, Бродский любил только Марину Басманову, первую жену, родившую сына Александра и по своей воле оставившую поэта, что было для него тяжелейшей травмой. Ей он посвятил значительную часть любовной лирики, в том числе созданной по ту сторону океана. Сложно судить, насколько права автор воспоминаний в этом вопросе: у Бродского было много женщин и среди всех этих «шведских вещей» вряд ли находились те, кто занимал его воображение так, как Марина Басманова, однако мы знаем, что биографы часто занимаются интерпретациями, исходя исключительно из собственного жизненного опыта, а ведь Эллендея Проффер – и это прописано в книге – долгие годы сильно любила своего мужа Карла и продолжала любить после его смерти…
И здесь хочется немного задержаться на другой стороне воспоминаний, связанной с самими Профферами, американскими энтузиастами, влюбленными в русскую литературу и готовыми посвятить ей жизнь. В главах содержится немало существенной информации об их круге общения, отнюдь не ограниченном Бродским, и о деятельности профферовского издательства «Ардис». В конце книги даже прилагается список изданий на русском и английском языках, выпущенных «Ардисом», и этого достаточно, чтобы оценить масштаб «частной инициативы» и его вклад в русскую культуру.
Наверное, правильно было бы говорить, что «Бродский среди нас» – книга очень личная, книга о людях и отношениях, тем не менее воспоминания свидетельствуют и о большем: о силе русской литературы, способной вызывать настоящую любовь вне зависимости от языка и культуры воспринимающего, любовь, которая в свою очередь превращается в дело жизни.