Опубликовано в журнале Октябрь, номер 7, 2014
Алена Солнцева родилась и живет в Москве. Кандидат искусствоведения. Член Союза
театральных деятелей, правления гильдии кинокритиков и Академии кинематографических
искусств «Ника».
Роман классической, старинный,
Отменно длинный, длинный, длинный…
А.С. Пушкин. «Граф Нулин»
Анализ рейтингов TNS Gallup Russia за 2002–2013 годы показал, что последние 12 лет самым популярным жанром среди российских телезрителей является сериал.
В девятнадцатом веке русские барышни рассеивали скуку, зачитываясь длинными английскими романами. В двадцать первом классическая британская нарративность снова в моде. Жанр телеромана, открытый каналом Би-би-си, стал так популярен, что американское телевидение охотно взяло его за образец, потеснив собственное изобретение – бесконечные и бессюжетные мыльные оперы.
В последние годы телевидение, продолжая гнать сотни серий телемыла, все чаще делает ставку и на качественные дорогие сериалы, выпускаемые по шесть – двенадцать серий за сезон. В СССР такие произведения называли многосерийным фильмом и они были очень успешными, в сущности, «Семнадцать мгновений весны» – именно телероман.
Производят и оплачивают их телеканалы, но по-настоящему они стали востребованы после появления возможности по домашнему компьютеру смотреть их когда и сколько угодно, не прерываясь на рекламу, останавливаясь, где хочется, или вообще не останавливаясь. Именно мобильность их потребления сделала просмотр телесериалов столь модным и популярным занятием для образованных молодых горожан.
Подобно провинциальным барышням, столичные хипстеры сегодня рассеивают скуку и тоску собственной жизни, наслаждаясь жизнью чужой, подсоединяются к иному миру. Современная литература не дает ничего подобного.
«Я убежден, – писал Ортега-и-Гассет в статье «Мысли о романе», опубликованной в 1930 году, – если жанр романа и не исчерпал себя окончательно, то доживает последние дни, испытывая настолько значительный недостаток сюжетов, что писатель вынужден его восполнять, повышая качество всех прочих компонентов произведения».
Знаменитый мыслитель объявил войну «сюжету» и «приключениям», которые считал для литературы необязательными, устаревшими, способными заинтересовать «разве что того ребенка, который сохранился в каждом на правах какого-то варварского пережитка». Вместо романа-сказки должен появиться роман-исследование, повествующий не о внешних похождениях героя, а о его внутренней эволюции.
Телевизионный фильм в этом смысле является антиподом современного романа, но зато он возвращает зрителю модель романа классического, в котором приключения и происшествия снова оказываются на первом плане. Сюжет реабилитирован, в лучших сериалах сегодня увлекательная интрига снова на первом месте.
Интересно, что, впервые появившись в советской культуре, сериалы часто были экранизациями тех романов, что считались литературой не высшего сорта. Можно вспомнить, например, «Тени исчезают в полдень» – очень популярный в СССР сериал 1972 года, «Вечный зов», позже, в перестройку, появились «Петербургские тайны», «Королева Марго», «Графиня Монсоро». Затем настала очередь массового чтива: книги таких авторов, как Маринина, Донцова, Кивинов, и других с разной степенью успеха вскоре воплотились на телеэкране.
Литературная классика тоже была испробована: после феноменального успеха «Идиота» показалось, что найдена золотая жила. Но, увы, ни «Мертвые души», ни «Доктор Живаго», ни «Бесы» не повторили этого успеха, и даже сериал Бортко по любимому роману советской интеллигенции «Мастер и Маргарита» – не преуспел.
В самых рейтинговых российских сериалах для домохозяек («Ундина», «Кармелита», «Обручальное кольцо», рейтинг которых годами удерживает их в сетке телеканала), по существу, нет никакого сюжета, он вытеснен тягучим, скроенным по одним и тем же лекалам телевизионным трикотажем. Эта смесь мелодрамы с шансоном стала чем-то вроде имитации городского фольклора, для которого не имели значения ни автор, ни история.
В российском «мыле» – и мужских боевиках, и в женских мелодрамах – главное мифология, то, что называется архетипами коллективного бессознательного.
Например, героиня – обязательно беспомощная жертва, как сформулировала драматург и сценарист Елена Гремина, жизнь ее ничему не учит, она все время наступает на одни и те же грабли. Поэтому ей необходим защитник – мужчина сильный и с оружием, желательно военный, или милиционер, или хотя бы бандит. Богатые люди обычно коварны и мечтают обмануть жертву, но бывают и среди них герои – главное, чтобы сама жертва не прикладывала никаких усилий к изменению собственной жизни.
У героев этих сериалов вообще ничего не происходит внутри – только снаружи. Они в принципе не меняются, оставаясь ровно такими же, как появились в самом начале, – и это главное их достоинство. Это истинно народное зрелище, которое зритель с развитым индивидуальным сознанием смотреть не может.
Но вот образованная, «чистая» публика, для которой эти бесконечные мыльные оперы с золушками и ментами невыносимы, вдруг – это действительно вдруг, потому что ничто, как говорится, не предвещало, – подсела на качественные британские и американские сериалы. Снятые для кабельных каналов, дорогие, с хорошими артистами, сценаристами, художниками и – даже режиссерами. Работать над ними пошли те, кто еще недавно снимал «настоящее кино». В сериалах появились интересные истории, яркие характеры, занятные и необычные ракурсы.
Эти новые западные сериалы для образованного зрителя заняли ту же нишу, что и обычное телемыло для простой публики. И там, и там они выполняют одинаковую функцию: представляют зрителю готовые стереотипные, привычные схемы, в которые упакованы простые эмоции.
Кстати, именно поэтому так хорошо продается ностальгия по недавнему прошлому: воссоздавая на экране атмосферу сороковых, шестидесятых, семидесятых годов, то есть эпох, экранное воплощение которых было особенно удачным, их создатели возвращают зрителю утраченное кинематографическое удовольствие.
Сложный современный роман требует от читателя труда, в этом смысле он практически и не роман вовсе, ибо не выполняет задачи по переводу в форму искусства насущного опыта. Сериал как раз иммитирует форму классического романа, но в адаптированном и знакомом виде, поэтому он проскакивает легко. А поскольку более-менее развитого адресата развлекает только неожиданность, то сериалы приспособились – в них ставят с ног на голову обычные бульварные схемы, погружая их в очень знакомые, узнаваемые обстоятельства.
Один из лучших и самых популярных американских сериалов, который сегодня охотно смотрят и в России, – «Во все тяжкие». Он шел пять сезонов, уже закончился, и его можно считать своего рода эталоном. У него есть один главный герой, который за время съемок проходит известный путь под названием «превращение». Школьный учитель химии, узнав о смертельном диагнозе (у него неоперабельный рак легких), озабочен перспективами своей семьи – жена беременная, сын-инвалид, дом требует ремонта, денег нет. И он решает заработать, используя свои профессиональные навыки. Однако, став высококлассным варщиком в наркокартеле, герой обнаруживает, что долгое время просто подавлял свои способности, был униженным и безынициативным подкаблучником, жил тускло, скучно. И он начинает получать удовольствие, отравленное, впрочем, сознанием не столько противоправности его деятельности, сколько неодобрением своей референтной группы. И чем он ближе к успеху, тем труднее ему преодолевать это противоречие: начав действовать ради благой цели, он все больше завязает в удовлетворении собственных амбиций.
Роман о герое, который сам себя разрушает, в сериале, где каждая серия должна иметь свое начало и конец, превращается в очень интересную цепь схваток с судьбой, где выигрыш каждый раз означает новое поражение. Этот виртуозный зигзаг не надоедает, авторы умело ведут героя по спирали, каждую серию предлагая ему соскользнуть в пропасть, чтобы потом из нее выпрыгнуть.
Примерно тот же прием используется и в сериале «Родина», тоже весьма популярном. Там главный герой, американский морпех, попеременно оказывается то героем, то предателем. Авторы играют зрительскими эмоциями, заставляя солидаризироваться с человеком, находящимся в столь сложной моральной ситуации, что любая привычная оценка тут же оказывается неправильной. Эта эквилибристика на грани этической допустимости и становится главным сюжетообразующем элементом.
Плохой хороший человек доктор Хаус, или Декстер, или любой другой подобный герой (хоть российский Глухарь) – это сам себе сюжет, его оценка постоянно меняется, и только зритель начинает сочувствовать герою, как тут же тот высовывает язык и дразнит простодушного: мол, вот какая я бяка…
Суперпопулярный сериал «Игра престолов» – тоже, кстати, инсценировка, и если первые серии были экранной копией романа Джорджа Мартина, то чем дальше, тем больше сценарий отличается от первоисточника.
Успех этого фэнтези, где действие происходит в альтернативном мире, в котором появляются призраки, оборотни, драконы, вовсе не в богатой и изобретательной визуальности. Традиционная для фэнтези средневековая Европа, служащая обычно фоном для мистических и невероятных наворотов, в этом сериале чуть ли не ближе к настоящей истории, чем романы Вальтер Скотта, – прообразом войны Старков и Ланнистеров, конечно, является война Алой и Белой розы (Ланкастеры и Йорки).
Но авторы сериала предложили новый аттракцион – в отличие от исторических романов и классических фэнтези, «Игра престолов» глубоко и безнадежно пессимистическое произведение. Именно в том, что всех его персонажей рано или поздно настигает жуткая насильственная смерть – главная изюминка.
Поклонники сериала подсели на постоянное сгущение тьмы вокруг персонажей, требуя от создателей не ослаблять уровень насилия. Как в готическом романе, в «Игре престолов» постоянно пугают, заставляя зрителя, удобно сидящего перед экраном, особенно остро чувствовать свое удовольствие. Третий сезон, закончившийся неожиданным убийством почти всех главных героев, вызвал особенный восторг. Однако образованных зрителей в сериале привлекает не демонстрация казней и расправ, а, скорее, общее состояние мира, в котором сгущается безнадежность.
Интересно, что классические «розовые теленовеллы» родились в Латинской Америке при диктаторских режимах, когда зрители, уставшие от тревоги и напряжения своей повседневной жизни, отдыхали на сказках, в которых не было никаких связей с реальностью. По мере ослабления политического давления латиноамериканские сериалы становились все более реалистическими и жесткими.