Опубликовано в журнале Октябрь, номер 5, 2014
Сергей Оробий – критик, литературовед. Родился и живет в
Благовещенске. Кандидат филологических наук, доцент Благовещенского
государственного педагогического университета. Автор монографий «”Бесконечный
тупик” Дмитрия Галковского: структура, идеология,
контекст» (2010) и «“Вавилонская башня” Михаила Шишкина: опыт модернизации
русской прозы» (2011).
Все вокруг (ну хорошо, «все» – это значит коллеги автора, тоже филологи) говорят о кризисе гуманитарной теории. Умы XXI века пока не создали новой универсальной идеи, которая бы дала толчок наукам о тексте. То ли дело век двадцатый: формалисты объяснили, в чем смысл литературной эволюции, Бахтин переосмыслил «диалог», «полифонию» и «карнавал», Лотман придумал структурализм, а Деррида – постструктурализм… но вот мы выбрались в новое столетие, открытое всем ветрам, дальше плодить «посты» нет смысла, и филологи остановились в растерянности. При этом очевидно, что в последние десятилетия литература развивается все быстрее, а значит, и теории должны сменять одна другую. Но этого не происходит: в конце концов, говорят филологи, нельзя переписывать историю литературы с учетом каждого нового романа Акунина.
Все верно, но правда и в том, что а) идеи стали более гибкими: может быть, срок их действия короче, но воздействие сильнее; б) границы между науками стали гораздо более проницаемыми: в наши дни никто уже не воспринимает всерьез конфликт «физиков» и «лириков». Тут-то и кроется решение проблемы: сегодня нужно не писать пятидесятый комментарий к Бахтину – такие штудии напоминают пресловутые поиски монеты под фонарем, потому что там светлее, – а внимательнее прислушиваться к профессионалам из других областей знаний: экономики, социологии, психологии. Ведь и литература – это не только тексты. Словом, вот три книги, написанные уже в XXI веке, наделавшие шуму (порой в мировом масштабе), переведенные у нас, посвященные не литературе, но помогающие, кажется, лучше в ней разобраться.
Первая называется «Мудрость толпы» и имеет длинный подзаголовок «Почему вместе мы умнее, чем поодиночке, и как коллективный разум влияет на бизнес, экономику, общество и государство» (М.: Вильямс, 2007). Автор – американский журналист, постоянный автор «The New Yorker» Джеймс Шуровьески – считает достижения человечества продуктом коллективной жизни. Люди поумнели тогда, когда научились распределять обязанности, и сегодня миром правит разумное разделение труда – мы можем создавать какие-то вещи, смысла которых не понимаем. Знаменитый пример: ни один человек на свете не знает, как изготовить карандаш, это знание распределено между тысячами шахтеров, дровосеков, дизайнеров и фабричных рабочих.
Как это связано с литературой? Случаи, когда количество авторов превышает двух и при этом рождается цельное и увлекательное произведение, по-прежнему редки – из литературных удач 2000-х назовем «Украинский цикл» Генри Лайона Олди, Марины и Сергея Дяченко и Андрея Валентинова, а также «Кетополис» Грэя Ф. Грина, – однако успех литературных проектов «Метро 2033», «Этногенез», «Сталкер» и пр. связан именно с возможностью обживать какой-либо вымышленный мир силами десятков авторов. Сам интернет помогает кооперироваться: «живожурнальная» стилистика активно осваивалась Евгением Гришковцом (проект «ЖЖизнь»), к обсуждению черновых фрагментов своих романов призывает в личном блоге писатель-фантаст Сергей Лукьяненко, а Евгений Попов даже выпустил отдельную книгу «Арбайт. Широкое полотно» (2012), рекламировавшуюся как первый в русской литературе интернет-роман.
Чем мультимедийнее будет изящная словесность, тем больше писателю будет требоваться «техническая поддержка» проектировщиков онлайновых игр и прочих программистов. Ну а в читательском мире «мудрость толпы» приобретает особый смысл: порой двум-трем отзывам на «Флибусте» доверяешь больше, чем снобу-критику.
Любой посетитель книжного магазина, окинув взглядом полки с разноцветными обложками, подтвердит, что число авторов сегодня увеличивается в геометрической прогрессии. Этот факт затрагивает интересы не только литературных критиков, сетующих на засилье графоманов, но в первую очередь издателей, которым нужно ведь продать всю эту прорву книг. Каким образом? Этому феномену посвящена книга Криса Андерсона «Длинный хвост. Новая модель ведения бизнеса» (М.: Вершина, 2008). Она родилась из публикации в журнале «Wired» (2004), ставшей самой влиятельной журналистской статьей последнего десятилетия, и вот почему: если умозаключения Шуровьески затрагивают отдаленную историю общества, то теория Андерсона корреспондирует с сегодняшней интернет-реальностью, а точнее с сетевой экономикой. Раньше, объясняет Андерсон, продавец выставлял на прилавок только хиты, будь то книги, музыка или фильмы, остальной же товар пылился под прилавком. Сегодня на первое место вышли интернет-магазины, в которых найдется место практически любой, даже самой странной вещи. Экономика, основанная на продаже хитов и бестселлеров, здесь больше не работает, ей на смену приходит экономика нишевых продуктов, длинный хвост книг, фильмов, дисков, которые слишком странны либо слишком примитивны, а потому ранее отбраковывались в целях экономии места на прилавке. Что это значит для литературы? Условно говоря, устойчивую прибыль издателю приносит не один роман Пелевина в год, а двенадцать романов Донцовой в год.
Лев Данилкин, назвавший один из своих литературных путеводителей «Нумерация с хвоста», полагает, что в русской прозе теория «длинного хвоста» работает примерно с 2008 года: «Мы движемся не к абсолютной унификации, как предсказывали многие пророки, а, наоборот, к феноменальному разнообразию. Эра массовой культуры, культуры блокбастеров, медленно, но теперь уже неизбежно заканчивается; мы вступаем в мир параллельных друг другу, “нишевых” микрокультур. Из культуры дефицита мы попадаем в культуру изобилия». Это позволяет появляться на прилавкам самым странным книжкам вроде «Дом, в котором…» Мариам Петросян, «Вани Житного» Кунгурцевой или «Гугенота» Хуснутдинова, но в то же время это означает, что прилавки завалены многочисленными книгами в пестрых обложках: «Авантюрный детектив», «Иронический детектив» и пр. Проблема, как видим, в том, что идея Андерсона в равной степени применима как к хорошим странным книжкам, так и к плохой серийной продукции – поди выбери стоящую вещь из сотен наименований!
Как не потеряться в книжном океане, да и вообще в мире, где новости ежедневно сыпятся как из рога изобилия, а разнообразные открытия происходят едва ли не каждую неделю? Тут на помощь приходит Нассим Николас Талеб, американский математик и экономист – еще его называют специалистом по непредсказуемостям. Сначала у нас перевели его книгу «Черный лебедь. Под знаком непредсказуемости» (М.: КоЛибри, 2009), в конце минувшего года подоспело продолжение под названием «Антихрупкость. Как извлечь выгоду из хаоса» (М.: КоЛибри, 2013). Идея «чернолебяжьей» философии такова: маловероятные события, которые никто не брал в расчет, оказывают на мир гораздо большее воздействие, чем вероятные, хотя задним числом могут производить впечатление предсказуемых. Пример – 11 сентября; спрогнозировать такие события невозможно, а вот вероятность появления нужно иметь в виду. Люди могут реагировать на непредсказуемости трояко: прятать голову под подушку («хрупкие»); выдержать удар судьбы и не измениться («твердые»); наконец, «антихрупкие» способны извлечь выгоду из любого форс-мажора, измениться и стать сильнее. Не то чтобы мы сами не могли догадаться о чем-то подобном, однако в том-то и штука, что по своей природе люди весьма инерционны и склонны скорее пренебрегать непредсказуемостями, чем пользоваться ими. Даже бегло пролистав любую из талебовских книг, вы ощутите, что этот человек умеет быть чрезвычайно убедительным, в его распоряжении – десятки примеров из самых разных сфер жизни.
Не обходит он своим вниманием и литературу. В изящной словесности «черные лебеди» – популярная порода, и в прицеле критиков они появляются регулярно (другое дело, что не всякий критик догадается в этот момент нажать на курок). Всем кажется, что все уже написано, но вот молодой помещик садится под своды и пишет на первой странице: «Война и мир»; ну или научный сотрудник «Пушкинского Дома» после шутливой истории про незадачливого историка Соловьева вдруг (это важное слово) задумывает масштабный роман о целителе XV века – и срывает куш. Литература – это же типичная антихрупкая система, из тех, которым творческий беспорядок не просто не вредит, а исключительно помогает; неплохо бы это понять любителям поруководить литературным процессом. Здесь, пожалуй, возможно только одно существенное возражение: помимо энтузиазма одиночек литературе всегда необходим артельный труд – иначе не было бы таких феноменов, как рыцарский и готический роман или, положим, деревенская проза.
Все перечисленные авторы – Шуровьески, Андерсон, Талеб – относятся к числу тех специалистов, чьи теории обладают универсальным воздействием (а потому могут вызвать понятное недовольство у узких специалистов). Объединяет их, однако, вот что: все они помогают нам лучше понять смысл непредсказуемости – этого perpetuum mobile литературы.