Опубликовано в журнале Октябрь, номер 12, 2012
Чемодан
социальных вещей
Когда-то Сергей Довлатов написал книгу под названием “Чемодан”. Она состоит из новелл, каждая из которых носит название предмета, условно лежащего в условном чемодане. Это, конечно же, метафора: как чемодан выступает хранилищем вещей, так каждая вещь в свою очередь хранит в себе одну или несколько историй, любую из которых “владелец чемодана” может при желании развернуть в рассказ. Ведь вся человеческая культура – это по большому счету коллекция артефактов, в каком-то смысле огромный чемодан “ненужных вещей”, если воспользоваться образом Юрия Домбровского.
На волошинском фестивале мы предложили авторам написать короткое эссе, взяв на выбор вещь из “социально ориентированного чемодана”. Выбрали мы следующие темы:
Большие вещи Малые вещи
Библиотека Толстый журнал
Музей Телефон
Поезд Игрушка
Клуб Кошелек
Ленточка
Однако открыть новую рубрику мы решили поэзией, а не прозой. В конце концов, поэтический взгляд на предметный мир – залог жизнеспособности всей человеческой культуры.
Лучшие из присланных эссе мы будем публиковать в течение следующего года.
Станислав МИНАКОВ
Всюду – вещи
Секстина
Приношение Петрарке
Франческо, знай, что и за семь столетий
Ничто не изменилось в человеке,
Не вышло воплощения другого.
Как прежде, он охоч и жаден множить
Вокруг себя не доброту, а вещи –
Тоскливые, бессердные предметы.
Он детям завещал любить предметы,
Решив, что посреди эпох, столетий
От мира лишь одна защита – вещи;
Чем больше их висит на человеке,
Тем больше он способен вещи множить
И тем – всевластней над судьбой другого.
А можно ль было ожидать другого,
Мой брат Петрарка? Вот они, предметы:
Дома, машины, тряпки… Список множить
И множить можно в череде столетий;
В хотящем чреве чрева, в человеке,
Они растут как монстры – шмотки… вещи…
Везде, куда ни сунься, всюду – вещи.
Себе прибавить, вычесть у другого –
Таков талант – от веку – в человеке.
Кто счет придумал, чтобы счесть предметы,
Тот знал закон спешащих в ночь столетий:
Дели чужое, чтоб свое умножить!
Но даже если очень мало множить,
Всё постепенно покрывают вещи.
И память, озирая склеп столетий,
Не извлекает ничего другого –
А лишь неисчислимые предметы,
Сжирающие Бога в человеке.
Франческо, я скажу о человеке:
Сей создан для того, чтоб приумножить
Не свет, не милосердье, а предметы;
Лишь вещи, пожирающие вещи, –
Чтоб не осталось ничего другого,
Когда Господь закончит ход столетий.
Нет в мире человека, есть – предметы.
Размноженные алчностью столетий,
Ждут вещи Суд Пришествия Другого.
Тарелка
Что хуже праздников? Ну разве – выходные.
С тобою разлучен, забьюсь в своем углу,
И на невинных, подходящих на два шага,
Взъярюся несусветным лаем, ором,
И, сам себе дивясь, себя кляня,
Ощупаю пространство вкруг себя:
Как можно, не меняя декораций,
Из рая перетечь в постыдный ад?
(И ад, и рай – внутри, а не снаружи.)
…Все дело – в этой аглицкой тарелке,
Которая так тронула тебя.
Ее ты долго обсуждала с мужем
В музее, в зале старого фаянса.
Чего бы мне
вас сразу не покинуть?
Черт подери всех этих мастеров!
Прав мудрый Лао-цзы: мешает жизни
Лишь красота. Хотя при чем тут мастер?
Когда водил художник тонкой кистью,
Не ведал он о том, что неврастеник
Лет через сто
вдруг станет ревновать
К творению его жену чужую.
Тарелка, к слову, тоже ни при чем.
Мой ужас – в вашей общности. Пока
Вы о тарелке этой говорили,
Вы оба были в облаке одном,
Одним объяты нимбом, и тогда
Я понял: злые вещи, что тебя
В квартире вашей жадно окружают
(Не знача ровным счетом ничего
Пред высшею материей), тебя
Уже не отдадут. Они – повсюду,
Куда б ты ни стремилась, дорогая.
Их бесконечен и незыблем ряд –
Шкатулки… блюдца… стулья… фортепьяно…
И что им до желанья моего
Лежать с тобою под тяжелым пледом,
И трепетать, и гладить бровь твою.
Ты – им принадлежишь. И нет помина
Меж ними о каком-то чужаке.
С чего бы, собственно?
Не тронь чужих миров!
А что до стихотворца – он возвышен
И кое-что еще, но в интерьер
Он вряд ли мог быть вписан, и вообще,
Такие зрелища (полеты стихотворцев)
Спокойней наблюдать со стороны.
…Такая белая. И краской голубой
На ней написан замок. Там когда-то
Мечтательная девочка жила…
Веревка
Из цикла
“Война. Фрагменты общей памяти”
Повешенный
на балконе второго этажа,
видимо, был невысокого роста,
потому что
до нашей форточки
а на левом –
доставали только его ботинки.
И когда
его разворачивало ветром,
было видно,
что на правом его ботинке —
тонкий коричневый шнурок,
а на левом —
обычная бельевая веревка…