(Сергей Тимофеев. Синие маленькие гоночные автомашины)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 9, 2011
Денис Ларионов родился и живет в Клину. Окончил Тверской медицинский колледж. Стихи и проза печатались в журнале «Воздух», альманахе «Акцент», сетевом альманахе «Text only», критические статьи публиковались в журнале «Новое литературное обозрение». Лонг-лист премии «Литературреннтген» (2009, 2010). Стихи переведены на сербский язык.
Денис ЛАРИОНОВ
Закрытый показ
СЕРГЕЙ ТИМОФЕЕВ. СИНИЕ МАЛЕНЬКИЕ ГОНОЧНЫЕ АВТОМАШИНЫ/ ПРЕДИСЛОВИЕ Ш. АБДУЛЛАЕВА. – М.: НОВОЕ ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБОЗРЕНИЕ, 2011.
Это шестая книга Сергея Тимофеева (р. 1970), вышедшая через восемь лет после сборника «Сделано» («НЛО», 2003), куда вошли избранные тексты из сборников девяностых годов.
Герои ранних стихотворений Тимофеева – тени персонажей актуальной европейской прозы и кинематографа: потерявшиеся во времени писатели-сюрреалисты, существующие в разных речевых регистрах любовники. В них заметна ключевая для литературы девяностых тема обнаружения или конструирования собственной идентичности из подручного материала. Процесс поиска или конструирования переживается как захватывающий детектив, финал которого неизвестен и, кажется, необязателен. Из огромного потока подобных текстов стихи Тимофеева выделяет изящнейшая игра с культурными кодами прошлого и настоящего, а также тревожная интонация и напоминание о «самом простом сюрреалистическом жесте»:
В кармане я бы носил
маленький револьвер
с перламутровой ручкой –
но, как правило, саспенс разрешается ироничным финалом, как это принято в европейских мелодрамах:
и иногда колол бы им орехи
для дам,
занятых своими длинными сигаретами.
Кинематограф упомянут не случайно. Думается, на Тимофеева повлияла не только поэзия – неподцензурная русская (прежде всего петербургская, сам Тимофеев говорит о влиянии Константина Вагинова и Аркадия Драгомощенко) и американская (влияние которой бессистемно), но и зарубежный кинематограф: Альфред Хичкок, Микельанджело Антониони, Шанталь Аккерман, Джим Джармуш – в общем, те режиссеры, которые в своих картинах так или иначе касаются темы исчезновения, иллюзии реальности. Ограничусь одним примером. В творчестве Антониони достаточно часто возникает ситуация «пустого знака», как правило связанного с исчезновением того или иного персонажа – как в фильме «Приключение» (1960). Для беззаботных персонажей «Приключения» так называемое «трагическое событие» (исчезновение отдыхающей на острове девушки и последующие поиски) является поводом для демонстрации условности самой «реальности». Исчезновение, «пустой знак» концентрирует вокруг себя множество различных подробностей (политических, психологических) , по законам жанра складывающихся в картину тревоги и напряженности, которые отличают кинематограф Антониони в целом. Так происходит и в его более позднем фильме «Блоу-ап» (1967).
В своем исследовании поэтических стратегий девяностых Илья Кукулин так характеризует поэтику Тимофеева: «Не упоминаются связи между событиями и их объяснения, гораздо важнее их сопоставление, приобретающее характер притчи или метафоры. Образы и жизненная история, рассказанная в стихотворении, состоят из своего рода движущихся вспышек-намеков. За каждым из таких намеков угадывается символически значимый эмоциональный опыт, движение этих вспышек образует атмосферу»[1]. В сборнике «Сделано» примерами кинематографического подхода были тексты «Амату 6», «Вентилятор», «Резкость». Надо сказать, в рассматриваемой книге подобным текстам уделено не так много места (ведь уже в сборнике 1996 года Тимофеев обратился к «чистой» нарративности). Один из наиболее ярких примеров – стихотворение «Листья, обёртки»:
Когда осень
торопится как разбитое стекло
На месте, где пытались обменяться атомами два автомобиля,
И заталкивает мне в горло все эти листья и обертки от
Мороженого, как будто второпях пытаясь избавиться
От доказательств, от лишнего шороха, и я давлюсь всем этим
Изобилием под какой-то скамейкой, и случайная кислородная
Маска не налезает на лицо и паспорт потерян, и парни,
Двадцать пять лет топтавшиеся по вечерам на детской площадке,
Скрываются в подъезде как процессия униженных рыцарей,
И закрывают за собой двери, и становятся старше, и пьют больше
Жидкости, в которой меньше спирта, и я понимаю, что остывает,
Остывает реактор и температура падает, и заиндевевшая перчатка
Валяется на металлическом полу, и кто-то произносит: «пустышка».
Другой, гораздо более важный ориентир Тимофеева – музыка. Думается, дело здесь не только в том, что музыка – его основное занятие (Тимофеев известен также как DjTimJugla), но и в том, что его тексты (как ранние, так и вошедшие в рецензируемый сборник) содержат множество скрытых и явных цитат из известных и не очень известных поп-песен. Необходимо оговорится, что Тимофееву в первую очередь интересна поп-музыка с ее приятием повседневности в противоположность провиденциализму и бунтарству классического рока. Норвежский культуролог Ларс Свендсен считает, что «Поп-музыка эксплуатирует банальности повседневности, она пытается описать эти банальности таким образом, что обещает разрыв со скукой повседневности. В поп-музыке формулируется надежда, что эти банальности могут быть чем-то значительным. Например, можно найти любовь, которая высвобождает нас от тяжелой ноши жизни или, наоборот, от невыносимой легкости. И в отсутствии этого решения поп-музыка может увести из плена избыточного времени, потому что «there’sstilltimetokill»[2]. «Пока звучит музыка, скука нам не страшна, но музыка, конечно же, не вечна»[3]. Ди-джей, герой одного из центральных текстов сборника «Караоке Satisfaction», включает культовую композицию группы «TheRollingStones» и сокрушается по поводу того, что аудитория, сплошь состоящая из топ-менеджеров крупной компании, не считывает того смысла, который был у этой песни в шестидесятые, а просто
едят свою картошку фри и
тусуются в своих майках, мрачно и по-хозяйски обхватив
жён и подруг и слегка подталкивая их ленивые движения,
как будто все они вместе падают, но так бесконечно,
что это и становится манерой перемещения.
I can get no. Oh, no. no. no. Hey, hey, hey.
That’s what I say.
«Импровизированное дионисийство» увлекает и героя, постоянно повторяющего, что он не может не быть удовлетворен этим party: одним из месседжей текста является призыв к принятию жизненных стратегий и сценариев, отличных от собственного, колеблющегося между вновь вошедшей в моду эстетикой шестидесятых и мировоззрением среднего европейца, ставящего во главу угла жизненный комфорт. Как это было и ранее, тексты Тимофеева пестрят названием брэндов, разного рода топонимов и цитат, то есть материала, приглашающего к интерпретации – именно по такому пути пошел автор предисловия к книге Шамшад Абдуллаев, в свойственном ему медитативной манере проводя параллели с искусством модернизма. Но, с другой стороны, настойчивая ориентированность на отражение наличного бытия не может не натолкнуть на мысль о том, что каждый их этих текстов не нуждается в дополнительной интерпретации, а смыслы существуют – как и в артефактах поп-культуры – исключительно на поверхности, ожидая реакции, которую часто называют «непосредственной». В своем программном, вышедшем в 1966 году эссе «Против интерпретации» Сьюзан Зонтаг пишет: «Прозрачность сегодня – высшая, самая раскрепощающая ценность в искусстве и критике. Прозрачность означает – испытать цвет самой вещи, вещи такой, какова она есть»[4]. Через полвека поклонник американской культуры, поэт Сергей Тимофеев, последовательно отрицая тезис о симуляционной природе реальности, пишет:
В вечернем
Воздухе они мелькают яркими майками. Иногда
Велосипедисты даже улыбаются, завидев какую-нибудь
Особенно балдёжную кошку. Но что характерно –
В их руках никогда не заметишь фотоаппарата.
Они просто лавируют по времени, которое
Тоже едет куда-то, то обгоняя его, то поджидая
В каком-нибудь переулке.
[1] Кукулин И. Фотография внутренностей кофейной чашки // «Новое литературное обозрение», 2002, №54.
[2] Строка из песни американской поп-группы «Pet Shop Boys».
[3] Свендсен Л. Философия скуки/ Пер. с норв. К. Мурадян. – М.: Прогресс–Традиция, 2003.
[4] Зонтаг С. Против интерпретации // «Иностранная литература», 1992, №1.