(Варвара Бабицкая)
Опубликовано в журнале Октябрь, номер 6, 2011
Екатерина КАЧАЛИНА
В поисках утраченного имени
Екатерина Качалина родилась в Перми. Студентка факультета журналистики МГУ. Как критик дебютировала в этом году в “Октябре”.
В поисках
утраченного имени
Варвара Бабицкая
Основная площадка критика Варвары Бабицкой – проект «OpenSpace.ru». Диапазон немаленький: рецензии, обзоры, интервью, много откликов на разнообразные премии. Спустя три года работы на сайте ушла в «Сноб», где по-прежнему пишет о литературе, но уже не профильно, а в качестве одной из тем.
В рамках общего увлечения приписывать любой тенденции прилагательное «новый», Варвару Бабицкую можно назвать «новым интеллигентом», а еще лучше – «новым интеллектуалом». Попробую объяснить, что имеется в виду.
Бабицкая, если можно так выразиться, интеллигент не по призванию, а по образованию. Ни о какой литературной наивности (с которой в паре идет литературная восторженность), ни о каком «чтении для души» тут речи быть не может. Бабицкая читает «для ума». В традиции у русской интеллигенции – идея о том, что литература непременно должна нести что-то доброе, вечное, учить, развивать, помогать – список можно продолжить. В этом смысле Варвара Бабицкая расходится с Белинским и сочувствующей ему братией критиков. Ей важно, выполняет ли книга функцию, заложенную в нее автором. Эта функция может заключаться в высоких тиражах, а может – в новаторстве языка или специфической корреляции автора и авторского персонажа. На первый план выходит мастерство писателя, а не его идеи.
Благодаря этому Бабицкая способна оценить, к примеру, такого насквозь коммерческого писателя, как Паланик: «”Снафф” – выразительный образец литературной техники. Той самой, которая нам совершенно чужда и которой нам страшно не хватает. В России “каждый пишет, как он дышит, не стараясь угодить”: ремесленный подход к литературе русской душе глубоко чужд. В результате русские романы последнего времени в большинстве своем выглядят как слегка завуалированная публицистика, а герои – как говорящие головы. Изобретательность не входит в число главных достоинств русского писателя; выстраивать сюжет ему не обязательно; знать, что такое саспенс, не нужно, а может, и вредно. В России нет курсов creative writing и всей построенной на них культуры – и в этом смысле новый роман Паланика следует рассматривать как полезное учебное пособие. Влияние, которое оказал на наши умы “Бойцовский клуб”, легко объясняется значительностью произведения, а вот в “Снаффе” мы видим голую схему – и почти ничего кроме».
А вот еще о русских писателях: «Приходится констатировать, что подавляющее большинство русских писателей – очень и слишком local Russians. Или они действительно от сохи и пишут о себе подобных, или принадлежат к образованному классу, но считают своим долгом писать об униженных и оскорбленных – а мы из того же чувства долга читаем их с плохо сдерживаемым умилением и корим себя за снобизм, когда корявый язык и безграмотная стилизация вызывают в нас вспышку раздражения».
Именно как интеллигент, осознавший себя причастным к постмодернистской культуре и цитирующий Всеволода Некрасова, Бабицкая относится к интеллигенции несколько свысока, с нераздражающей иронией. Отсюда специфический стиль – обилие вводных словосочетаний, фраз от первого лица, несколько фамильярное обращение не только с читателем, но и с авторами, о которых она пишет.
Больное место любого критика: у одних лучше получается хвалить, у других – ругать. Из этих двух крайностей выбор очевиден: ругать Бабицкая умеет как никто. Негативное мнение она формулирует так, что только цитировать и цитировать.
«Дружеский совет: пожалуйста, избегайте уменьшительно-ласкательных наименований применительно к неодушевленным предметам и забудьте о них навсегда в том, что касается еды. Не то станете как Дмитрий Липскеров, чья проза по своим стилистическим достоинствам приближается к рекламным речевкам его же сети ресторанов “Дрова”» – это читателю.
«У меня плохая новость: Набоков давно умер. Бунин тоже» – а это уже писателю Ольге Славниковой, плетущей кружева из словесной руды.
Тут уже не просто ирония. Тут, простите за штамп, уничижительный сарказм.
Конечно, есть радикальность, безапелляционность; рецензии Бабицкой – не только разбор, но всегда четкое мнение. Бабицкая не рассказывает о книге, но именно оценивает ее. Можно долго дискутировать о роли критика и о том, какой из двух подходов является правильным (в конце концов, Виссарион Григорьевич Варвару Бабицкую поддержал бы), но нельзя отрицать того, что, даже вынося осуждающий вердикт, Бабицкая умеет быть категорически обаятельной. Обаятельным женщинам, как известно, прощается многое. И – в копилку положительных сторон критика – она не только категорична, но и последовательна. Точно не из тех, кто может сгоряча высказаться, а потом все переосмыслить. Тем более не из тех, кто способен подменить аргументацию водянистыми рассуждениями – о высоком и низком, к примеру.
Большинство рецензий – длинные, развернутые; подход – строго аналитический. Ни в коем случае не сухой: тексты прямо-таки пересыпаны разнообразными анекдотами, присказками, байками. При этом Бабицкая, в общем, не упускает случая блеснуть эрудицией, но выглядит это вполне органично – человеку, который иронизирует над обилием незакавыченных цитат в собственных текстах, кредит доверия автоматически выставляется немаленький.
Любит нон-фикшн и любит делать прогнозы, которые, несмотря на культивируемый ею профессиональный пессимизм критика, нередко оказываются вполне обнадеживающими.
И еще о самоиронии и сопутствующих вещах: Варвара Бабицкая не боится признать, например, что бывает пристрастна (но только к писателям-«глыбам»), что чего-то не знает, о чем-то не задумывалась, чего-то не читала. Это, как ни крути, подкупает. Правда, если копать совсем уж глубоко, то даже в этих случаях чувствуется отголосок не то чтобы превосходства, а скорее некого обобщения: «Известно, наконец, что сам Конан Дойл относился к своему герою довольно пренебрежительно, считая серию детективных рассказов безделкой – в отличие от своих же исторических романов (поднимите руку, кто их читал?)». Как-то сразу понимаешь, что – да, Бабицкая вряд ли читала, но с другой стороны – разве ж это показатель. Действительно, поднимите руки, господа.
На «OpenSpace», кстати говоря, нашлось немало товарищей, готовых при удобном случае поднять руку с зажатым в ней камнем – но таких товарищей Бабицкая либо игнорирует, либо изящно и умело нейтрализует беспроигрышным оружием – вежливостью. Вот, например, реакция критика на вопрос о проплаченности обзора: «Поскольку я люблю психоанализ, отвечу Вам вопросом на вопрос: как Вы думаете, почему первое, что приходит в голову Вам – мысль о коррупции, а не более простое и естественное (на мой взгляд, конечно) предположение о несходстве наших с Вами вкусов?»
Как-то совсем закономерно, что многажды упоминавшийся в текстах критика журнал «Сноб» и «снобская» аудитория в конечном счете стали для Варвары Бабицкой постоянной площадкой и кругом читателей. И правда, куда же еще ей идти – такой ироничной, интеллигентной, образованной, такой пессимистичной? Не будем разбирать сообщество «Сноб» на составляющие – статья все-таки не о современной прессе, – а просто от души порадуемся за Варвару Бабицкую.
А кроме того…
«Русское слово “интеллигенция”, заимствованное всеми европейскими языками, в родном языке практически прекратило свое существование. По-русски оно образует устойчивое, по преимуществу отрицательно маркированное словосочетание “либеральная интеллигенция” и используется только в одном определенном контексте. <…> Нынешний образованный класс потерял свою идентичность и страстно хочет, чтобы кто-нибудь назвал его по имени».
Так и хочется сделать далеко идущий вывод: все дело в поисках утраченного имени.